Осенний цветок

1. — Эй-эй, смотрите, как она шипит. — Ва-а-ай!.. Как красиво! — Интересно, как долго ещё она будет так в воде бултыхаться. — Да долго, видишь, какую большую ты бросила в стакан. — Большая, чтобы Вы поскорее выздоровели, госпожа Акиха…ну и шипеть будет много. — Эх, вот бы всегда давали шипучки, когда я болею. Не люблю эти горькие сиропы и порошки. — Вы такая милая, госпожа, у-ху-ху! — Эй, не вгоняй так в краску! — Ладно-ладно, в любом случае, не всякое лекарство может стать шипучей таблеткой. — И то правда, да я уже привыкла. Только малыши воротят нос от лечения или плачут, когда им делают уколы.       Какой же это был непринуждённый и весёлый разговор между двумя девочками: одна с тёмными и длинными волосами также, как и много лет спустя лежала в постеле поздним вечером, укрывшись одеялом, с бледным-пребледным лицом, а рядом с ней стояла с улыбкой её с короткими малиновыми волосами и большим синим бантом на затылке. На ней надето светло-коричневое кимоно, подвязанное бордовым оби, а поверх него — белый фартук с оборками. Однако у этой девочки в форме горничной пока плохо получалось притворяться весёлой: её улыбка всё ещё была такой мрачной, что вот-вот и расплачется, будто скрывает ото всех, как ей больно и душно. Так мне подсказывала моя проницательность. Даже и так, но в этой девочке было что-то такое, что тянуло меня к ней… 2.       Это произошло давно, спустя пару дней после того, как Шики попрощался с особняком и переехал к Арима подальше отсюда. Я всё ещё оправлялась после того происшествия: в тот день потратила так много сил, чтоб спасти брата, который защитил меня ценой своей жизни.       Скоро я уже оправлюсь и смогу вернуться к учёбе, однако, похоже, я уже никогда не стану прежней и так же, как ШИКИ, начну сходить с ума от демонической крови. Такова судьба всех, кто был рождён Тоно, и я не исключение. Так рассказал мне мой отец. И это жестокое знание, сродни Силеновой мудростью, заставило меня позврослеть раньше моих лет. Каждый день может оказаться последним: однажды утром могу проснуться монстром, для которого все близкие люди — не больше, чем лёгкий перекус, аппетитнейшая сырая плоть и горячая с металлическим привкусом кровь. И эта боязнь за собственное будущее шла за мной по пятам, увижу ли завтра утренний рассвет, или… Свихнуться и стать жутким неприкаянным демоном. «Наилучшее для тебя вполне недостижимо: не родиться, не быть вовсе, быть ничем. А второе по достоинству для тебя — скоро умереть».       Эти пугающие слова, что мой отец процитировал из одной книги, впечатались в мою память как суровое напоминание о моей судьбе, о судьбе всех Тоно, о судьбе любого, кому уготовано жить в стенах этого дома на границе мира земного — и Ада. — Слушай, Кохаку, если я также буду буйствовать, как мой отец или братец ШИКИ, то ты останешься со мной? Поможешь мне прийти в себя? — Конечно, — чуть было не всплакнула она с горькой, но добродушной улыбкой. Столько искренности и чистейшей любви… но в то же время в её янтарных глазал отражалсь тайная и святая злоба на весь род Тоно. Ох, если б могла в следующей жизни родиться самой простой девочкой в самой обыкновенной семье. И даже тогда повстречаться с той, в кого переродится Кохаку, и быть с ней и в горе, и в радости. 3. — Эм… добрый день, госпожа Акиха. С этого дня я буду присматривать за Вами как Ваша личная горничная. Чего Вам будет угодно? Не стесняйтесь в Ваших приказах.       Вот так в самый первый раз поприветствовала меня Кохаку: растерянное детское личико, дрожащие плечи и слегка замутнённый светло-жёлтый, словно янтарь, взгляд. Так милая девочка с синим бантиком на затылке и красивыми малиновыми волосами, но что-то в ней было странное, пугающее и в то же время загадочное и манящее к себе. Впервые её вижу, но так похожа… — Слушай, а ответишь на вопрос: вы с Хисуи сёстры-близняшки? — Д-да… — А почему тогда с нами не выходила гулять? Тут я поняла, что задела своим вопросом. Она тут же впала в замешательство, опустила глаза на пол и что-то лепетала своими детскими тоненькими губками, пытаясь что-то ответить. На самом деле однажды мне Шики рассказывал, что видел в окне одну очень грустную девочку с янтарными глазами, один в один — копия Хисуи. Но я тогда проворчала, что кроме нас детей больше нет, и приняла его слова за фантазию. И затем… маленькая горничная внезапно озарилась какой-то неестественной улыбкой и со смехом выпалила: — Я тогда много болела, а сейчас поправилась, хи-хи. — Ну… ладно, — пробубнила я.       Всё-таки мне кажется, что Кохаку о чём-то таком умалчивает, о чём не хочет ни с кем делиться. Наверно, это что-то гложет её. Я была в растерянности, не знала, что могу сказать, но пока что смогла только: — Что ж, надеюсь на хорошую работу! 4.       Вечер того же дня. Мне стало на сон грядущий похуже: снова поднялась температура и участился кашель. Моё тело охвачено сильным жаром. Так что я попросила свою новую служанку принести мне лекарство. Эх, а за окном та же почти мертвецкая тишь, как и внутри. Солнце уже садилось и окропило небосвод густой и тёмно-красной кровью. Тот очень грустный день до сих пор у меня как на ладони. То происшествие всё ещё перед глазами. Даже сейчас всё как будто в алом цвете, противно пахнет металлическим запахом крови. Вдали чирикали сверчки мрачную фугу Баха. Хотелось открыть окно и выдохнуть, а ещё лучше — убежать куда-то на улицу. Ду-у-ушно! И так тяжко, совсем в сон не клонит, как бы долго ни закрывала глаза. Эта разлука гложет меня. Это прощание… на долгие года. — Вот… я пришла, — медленно зашла маленькая, робкая и ещё неуклюжая горничная с медным подносом, на котором стояли хрустальный стакан с водой и таблетка.       На самом деле мне жутко не нравится болеть, даже не из-за того, что надо постоянно что-то пить, чтобы выздороветь, просто так и не могу привыкнуть к заботе, которую мне проявляют окружающие. А также напрасно пропускаю время, которое могла бы уделить учёбе. — У-у-у, да на твоём лбу хоть яичницу жарь, — ласково проехидничала она с добрым смешком. — А теперь так бросим, и…       Таблетка зашипела, погружаясь на дно стакана. В первый раз я вижу нечто такое завораживающее. Столько пузырьков, и ещё они то пенятся, то вместе шикают, то сама таблетка бултыхается в стакане, пытаясь выплыть, но мешает серебряная ложка. А посмотришь в стакан, это как калейдоскоп. И так вместе с Кохаку увлечённо смотрели и смеялись, что навсегда этот случай врезался мне в память. С такой теплотой на сердце. Это был первый день, как началось наше знакомство (которое, может, переросло в нечто большее). Можно сказать, что свершилось — великое чудо!