Исповедь полноценного идиота

У Куникиды точно не повернулся бы язык заклеймить себя Его лучшим другом, если бы он не попытал удачу помочь с разрешением возникшей из ниоткуда проблемы. И ведь именно поэтому сейчас он крепко держится обеими ладонями за обжигающую кожу кружку и поджимает околевшие пальцы на ногах в надежде собрать какие-нибудь крупицы тепла в этой чертовой дыре. У Него нещадно дует с окон, а по полу ползет наглый сквозняк, и это не дает мыслям собраться воедино. Доппо думает, что жить тут еще хуже, чем в их университетском общежитии. — Ну, чисто гипотетически, — начинает он, когда друг наконец забирается на табуретку напротив и громко, отрезвляюще, бьет дном кружки о стол, — можно занять эти деньги у кого-то из наших. По принципу «с мира по нитке» мы могли бы наскрести нужную сумму к концу недели. — К концу недели? — Его тонкая темная бровь, словно живущая своей жизнью, резко поднимается вверх. — Сегодня четверг, чел. Его взгляд неподвижен, а мозг судорожно пытается продумать все варианты и пути, которыми Он мог бы пойти после отчисления. Например, можно уйти с бесполезной работы и устроиться работать медбратом по суткам. Возможно, ему удалось бы накопить денег на последний год обучения и он смог бы восстановиться и не просрать возможность получения высшего образования. А с другой стороны, при таком раскладе… В прочем, ладно. Проще решать проблемы по мере их поступления. Все варианты, предложенные Доппо, Он пропускает мимо ушей и только делает вид, что крайне заинтересован. Чай в кружке остывает слишком быстро. Быстрее, чем Он мог бы согреться в собственной квартире. Черт. В какой-то момент запал Куникиды пропадает, и они какое-то время сидят в гробовой тишине, нарушаемой только размеренно капающей водой из крана на кухне. Скоро это начинает действовать обоим на нервы. — В любом случае, знаешь, — срабатывает эффект неожиданности и Он заметно вздрагивает, когда широкая ладонь друга опускается ему на плечо в утешающем жесте, — никто не помешает нам попытаться. Отчисляться — последнее дело. А потом, словно молнией ударенный, Доппо хлопает ладонью по столешнице, и тут, кажется, уже даже кран пугается и перестает капать. — Ты не думал попросить Федора об одолжении? Знаю, у вас довольно натянутые отношения. Да погоди ты, не перебивай! — перед Его лицом вырастает ладонь, заставляя заткнуться на полуслове. — Ты можешь попросить его поговорить с дядей, может, тебе дадут лишнюю неделю… Он не дает Куникиде договорить, вмиг подскакивает с табуретки и упирается обеими руками в стол. И без того грозивший развалиться, он угрюмо пошатывается под чужим напором. — Куникида, ты!.. — липкие ладони обхватывают чужое лицо и заставляют парня неприятно поморщиться. — Ты чертов гений, ты в курсе? Твою мать, как я сам до этого не додумался, а?! — Э-э-э, чего? Его карие глаза горят воодушевлением, и Он начинает метаться по кухне, перекрывая воду, убирая посуду, еще и вырывает недопитую кружку с давно остывшим чаем прямо из ладоней друга под его громкое «Эй!». Все напряжение как будто ветром сдувает, оставляя место только горящим идеей глазам и нервно потирающимся друг о друга ладоням. — С ума сошел? — Доппо следует за Ним из кухни, когда тот вылетает из нее, и внимательно наблюдает за тем, как друг натягивает на себя не первой свежести футболку, скрывая с глаз потрепанные бинты. — Ты так уверен, что Достоевский подсобит? Когда Он устремляет на друга два обезумевших огромных глаза, Куникида начинает чувствовать себя редкостным идиотом. — Эй, Доппо. — Что? — ткань на груди проминается под давлением чужих пальцев. — Ты бы шел домой, а? Я на работу опаздываю. Понимание того, что надоедливая трель в голове — не последствие тяжелой смены на работе и даже не симптом так невовремя разыгравшейся мигрени, приходит не сразу. Рука тянется с кровати и падает на будильник, пальцы пытаются вслепую найти кнопку выключения, но, деревянные после сна, они не слушаются, промахиваются, нелепо скользят по поверхности, и противный звон становится практически невыносимым. Он устало трет покрасневшие глаза: сегодня задержали как никогда сильно, и на сон времени оставалось ничтожно мало. Точно меньше, чем хватает среднестатистическому студенту для того, чтобы чувствовать себя живым человеком. Сегодня себя Он таким точно не чувствовал. Забив на утренний душ, парень натягивает на себя первые попавшиеся вещи и разбирает пальцами спутавшиеся за ночь волосы. Состояние слишком сильно напоминает ему первый курс университета, когда бессонные ночи он проводил либо в окружении книг по анатомии, либо в обществе очаровательных однокурсниц, не забивая себе голову проблемами. Да, точно напоминает, но с некоторыми нюансами. До университета он добирается в считанные минуты, то и дело поглядывая на покоцанные наручные часы. Опаздывать не хотелось: задержишься хоть на минуту, и Куникида сразу распознает это как сигнал к откручиваю головы. Он приходит точно к тому времени, когда Доппо, выжидая друга в курилке, начинает бегать глазами по страницам зажатого в замерзших пальцах учебника. Когда две узкие ладони опускаются на плечи, парень заметно вздрагивает от неожиданности и поворачивает голову, недовольно щуря желтые глаза за линзами очков. — Придурок, — вырывается у него невольно. — Доброе утро, Куникида! — Его голос нарочито радостный и воодушевленный, что не может не раздражать. — Сегодня такой прекрасный день, а ты стоишь с лицом, будто тебе говна не додали. — Удивлен, что ты не с таким, — Доппо вновь утыкается глазами в раскрытую книгу. — У тебя видок такой, будто ты не проснулся, а воскрес. Кстати, сегодня сдача заданий, помнишь? Он отмахивается, задвигая нахлынувшую тревогу. — Плевать. Сигаретой не угостишь? Пока парень хлопает себя по карманам в поиске пачки, Он скользит глазами по окружающим, надеясь выцепить в толпе курильщиков белую макушку меховой шапки. — Достоевского не было еще? — тянет Он равнодушно, только нервно дрожащее запястье выдает с головой, и Ему приходится спрятать руку в карман светлого пальто. — Не приходил вроде. По крайней мере, я его не видел, — Куникида протягивает другу сигарету и подкуривает своей зажигалкой после того, как Он моментально зажимает ее в зубах. Доппо снова возвращается всем вниманием к учебнику, то и дело вставляя в слух ремарки и зачитывая Ему ключевые моменты, свято надеясь, что это сможет помочь его другу не словить очередную отработку, и совершенно упуская из виду, что Его внимание абсолютно рассосредоточено. Выцепить белую шапку в толпе разношерстных курильщиков оказывается проще, чем кажется с самого начала. Он замечает Федора, когда тот только появляется в курилке в привычной компании, и, хлопнув Куникиду по плечу, мол, не теряй, проскальзывает мимо толпы первокурсников, вышедших подымить перед парами. — Доброе утро, мой дорогой друг! — Он виснет на чужом плече и расплывается в широкой улыбке. — Давно я тебя не видел. Все никак не выловлю, знаешь. Как жизнь молодая? — Снова ты? — Достоевский делает вид, будто это не он только что испугался внезапного нападения, и сжимает пальцами переносицу, всеми силами демонстрируя свою усталость от надоедливого знакомого. — Оставь ненужные разговоры, умоляю, и скажи сразу, что тебе от меня нужно. — Может, я хочу наконец зарыть наш топор войны и позависать вместе, м? — Он тянется к Федору узкой ладонью, пару раз хлопает того по плечу, вызывая тем самым гамму недоумения вперемешку с отвращением на чужом лице (чертово отсутствие времени на душ). — Хотя вижу, что ты от этой идеи совсем не в восторге. Достоевский выглядит настолько озадаченно, что пробирает смех, и Он в моменте упивается этим зрелищем. Не показывая открытого довольства происходящим, Он растягивает губы в самой что ни на есть доброжелательной улыбке из своего арсенала доброжелательных улыбок и заглядывает прямиком в блеснувшие интересом красные глаза. — Слушай, пес, — друг Федора, кажется, не выдерживает их долгих перемигиваний и вставляет свои недовольные пять копеек, — время перерыва не бесконечное. — А, да, конечно, — Он незаметно для остальных опускает слабо подрагивающие руки в карманы своего потрепанного светлого тренча и промакивает потные ладони о внутреннюю подкладку. — Не хотел отвлекать вас от столь важного дела, как курение, но… — Я уже слышал о твоей ситуации. Дядя мне все рассказал, — Достоевский дергает ладонью в сторону и морщит нос, а в его взгляде столько детского самодовольства, что к горлу невольно подкатывает. — Не утруждай своими сказками ни меня, ни себя. Что ты хочешь? — Возможно, я мог бы предложить небольшую услугу за твою неоценимую помощь, — начал Он и быстро оборвался, заметив взгляд, полный незаинтересованности. — Вернее, не так. Спор. Абсолютно любой спор. Как смотришь на это? Какое-то время они оба молчат и в упор смотрят друг на друга — ни один из них не решается отвести взгляд. Федор прерывает затянувшееся молчание первым, не в силах удержаться от такого соблазна. — Ты столько динамил меня с моими играми, — тянет он, — а теперь сам сдаешься. Сколько ты хочешь? — Семестр. Только один. — А ты, я вижу, серьезно настроен, — Федор протягивает руку и растягивает губы в подобии улыбки. — Спор любого рода? Он крепко пожимает протянутую ему ладонь и смотрит парню прямо в глаза, ни на секунду не отрывая взгляда. — Ты удивишься, на что я в принципе сейчас готов. Улыбка Достоевского моментально озаряет лицо. Он подтягивает Его ближе к себе за протянутую ранее руку. Развернув к себе спиной и слегка прихлопнув по плечу, Федор склоняется к чужому плечу и одним только кивком указывает на стоящего поодаль от курящих студентов рыжего маленького выскочку, зажавшего в руке бумажный стакан с чаем. Его новый одногруппник Чуя Накахара. — Видишь того низкорослого в шляпе? У него острый язычок, — он тянет, а в голосе отчетливо слышатся смешинки. — Такому палец в рот не клади — откусит по локоть. — И что ты хочешь? Чтобы я его побил? — Он проговаривает это, совсем не скрывая собственную насмешку. — Он похож на ребенка. — Нет, если бы я хотел тебя убить, то придумал бы что-то пооригинальнее. Этот ребенок точно тебя прикончит, если ты задумаешь устроить с ним драку, — Федор хмыкает и разворачивает Его к себе лицом. — Хочу, чтобы он скулил как маленькая девочка от любви к тебе. Интересно посмотреть, как такой типаж людей ведет себя в подобной ситуации. Устроишь для меня представление? Он резко отшатывается от Достоевского и пихает того ладонями в грудь, упуская из виду, как заметивший перепалку Куникида возникает за его спиной. Играет момент неожиданности — он прекрасно знает, что идеи, возникающие в голове одногруппника, достаточно специфичны. Одному Богу известно, зачем Федор занимается этими игрищами с людьми. — Ты предлагаешь мне трахнуть парня? — Он не говорит, нет, Он кричит на своего оппонента шепотом, и тот победно улыбается. — Ну это уже на твое усмотрение. — Какой тебе от этого прикол, не пойму, — Он закрывает глаза и пальцами трет переносицу. — Сделаю все, что в моих силах, окей. — Просто скучно. У тебя месяц. Не справишься — взыскивать буду с процентами. Достоевский сваливает вместе со своим компаньоном, моментально переключаясь на телефон и беседу, а Он только устало выдыхает и думает, что самый неприятный момент на сегодняшний день остался позади. Эта мысль быстро улетучивается, когда на его голову опускается рука Доппо и притворно нежно лохматит волосы. — Позволь уточнить, ты сейчас на полном серьезе это? Ты решил с ним поспорить? — Видишь другие варианты? — Да, черт возьми! — друг очевидно злится, понимая, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. — Я вчера не для того распинался, чтобы этот малодушный пижон вынул из тебя душу забавы ради. Она оба молчат какое-то время. Куникида хмурится, явно недовольный, протягивает еще одну сигарету своему другу и сам пытается прикурить. Его взгляд фиксируется на рыжем коротышке, осматривает со всех сторон, изучает досконально до тех пор, пока их взгляды не сталкиваются, а Он не отворачивается в сторону друга, пойманный с поличным. — Думаю, это будет до смерти интересно, — бледные губы улыбаются и прихватывают фильтр. — «До смерти» — это ты точно сказал, — Доппо стряхивает пепел Ему на ботинки и поправляет очки. — Потому что я уверен, что после всего этого дерьма причин умереть у тебя прибавится.