***
— И что же? — психиатр взглянул проницательным взглядом, и карандаш чуть не выпал из заточения между тонкими пальцами — только тогда он отвлекся от разглядывания пациента, — Что он ответил? — Отверг меня, — почти что прошептал Достоевский, нервно перекидывая ногу на ногу, — И после того странного случая, о котором я Вам уже говорил, мы больше не общались. Федор сидит в этом душном помещении уже с час, когда как время приема оплачено как за два — время на исходе, следовательно. Он большую часть заработанных денег отвалил в карман этого врача, потому что тот обещал действительно помочь, а не как все те «специалисты», через которых он прошел. И Федору казалось, что этот мужчина впрямь поможет ему. Один разбор бардака в голове чего только стоит! А они уже активно работают над этим, и Достоевский чувствует явные изменения. Ну, как минимум, ему просто стало легче от того, что нашел силы сходить сюда ещё раз. А уж помогут ему или нет — дело ситуации. — Ты не пробовал идти на контакт с ним? Может, пытался связаться первый? Достоевский не пытался. Он просто ждал, когда Осаму сам приползет с извинениями. Прости меня, Федя, за то, что ты стащил с меня штаны в уборной и увидел больше дозволенного. Прости, Федь, за то, что ты влез в мое личное пространство. Так, да? — А с какой стати, извините, я должен проявлять инициативу? Достоевский и вправду не понимал, с каких пор от него так много требуется. Вопросительное выражение лица врача сменилось скучающим. Заметно было, что его достало разбирательство в судьбах других людей. Особенно, конечно, таких, как Федор. Слепых и упертых. — Твое право, — нехотя соглашается психиатр и с восьмым за минуту вздохом открывает ящик стола, — Пропей для начала вот это, — протягивает одну бумажку, — Там курс понедельный, я один пропишу, — достал ещё одну бумажку, — И вот это тоже. От бессонницы. Поговорим сразу, как первый курс пройдешь. Атмосфера кабинета психолога-психиатра довольно сильно отличалась от всей остальной больницы. Взять хотя бы ненавистный многими типичный запах больниц. Никакого намека на его присутствие в этом кабинете не было! Да здесь, блин, даже стены не белые, а темно-зеленые, и ковер большой прикольный. В общем, Федор поставил ему десятку из десяти возможных. Даже, скорее, не так движет им желание что-то менять в своей жизни, как постоянное нытье матери по вечерам о том, что «бедный мальчик, что с тобой становится!», которое уже успело стать не традицией, а целыми будничными типичными событиями. Потому что мать звонила каждый вечер, и ни разу не обходилось без ее упрека касаемо ментального здоровья сына. Эта женщина по природе своей паникерша и за сына боялась всегда, а уж в другую страну отпустила с величайшим трудом. Что взять с бедной матери, чей сын понабрался огромных нерешаемых проблем по самую глотку и свалил непонятно куда, которая даже подойти и по голове погладить не может из-за расстояния? Точно. Федор не хочет ничего менять, просто за него хотят. Он лишь угождает прихотям родителей. Ему просто будет нечем заниматься в свободное время, если мозгоправы починят все барахлящие механизмы. Ему будет не о***
— Все, Федор, я устал, — Николай встретил его прямо у двери, — Мы расстаёмся. Достоевский даже не заметил, как живущий с ним на одной территории человек постепенно перетащил все свои вещи из их дома. — Нет-нет, Коль, это Я тебя бросаю, — ответил так, будто ему всё равно, и прошел в сторону кухни, оставив Гоголя в недоумении застывшим в дверном проёме. Ладно, ему действительно все равно. И Николай, тяжело вздохнув, вышел, даже не хлопая дверью. У него просто не осталось сил на какие-либо эмоции.***
Федор забрал свои таблетки в самый последний день действия рецептов. Почти за пару минут до закрытия аптеки просто вломился туда и напугал фармацевта до усрачки, но зато вышел оттуда с пакетом в руке и булыжником на душе и сердце. Даже нет — айсбергом, который начинал таять, и вся эта оттаявшая каша стекала на сердце и душу, из-за чего становилось ещё более отвратно, чем обычно. Федор взял с себя обещание забить и начать вести себя по-взрослому, подобающе возрасту хотя бы. А то сейчас единственным, с чем он может себя напрямую сравнить, оказалась какая-нибудь впервые влюбившаяся дольше, чем на двое суток девочка. И это, блять, никак не подходило к его двадцати трем годам, хоть и есть фраза «первые сорок лет мужчины обычно самые сложные». Нет-нет. Не-а. И Дазай ему теперь кажется более взрослым в сравнении с собой, потому как тот, по его мнению, очень даже вряд ли сейчас валяется в темной из-за ночных штор комнате и плачет под депрессивную музыку. А. Конечно, Федор. Неужели ты правда так думаешь? Ха. Осаму — не Гоголь. Прими это уже. И вот, через пару дней настроение уже было намного выше среднего, долги по учебе были сданы, а гордость за себя брала верх над здравомыслием. Федор, как и всегда по вечерам, шел со своей подработки домой, особо никуда не торопясь и засматриваясь на чуть заметные в темном небосводе звёзды. Людей на улице практически не было, да и то последний паренёк попался ему на повороте в жилой квартал, а уж дальше Достоевского сопровождало одно только одиночество. Он думал о своем коте. Да, наверное, это странно — думать о своем питомце, когда пищи для размышлений накопилось по самое горло, но именно это отвлекало. Федор ни в какую не хотел думать о чем-то другом, что было бы более важным и от этого пугающим. И вообще, Мармелад — лучшее, что происходило с ним за последние пару лет. От одной только мысли о том, что сейчас этот пушистый комок подбежит к его ногам с привычным для него истошным воплем (потому что скучал один дома), становилось невероятно тепло. Ничто так не согревает душу. Интуиция, конечно, вопила где-то в глубине рассудка, но Федор ее не слышал. Было тихо. И спокойно. Ничего не предвещало беды в ту ночь. — Эй! — его окликнула соседка. — Извините? — честно, Федор даже вздрогнул и резко развернулся к женщине, — Оу… Вам помочь? — А? — женщина будто бы не услышала его. Ну, возможно, не совсем поняла, — А… Нет-нет, не нужно. Я просто хотела сказать, что не следует оставлять окна открытыми. Конечно, район спальный, но мало ли что, верно? Федор уже не слушал, не слышал, не думал об этой женщине, нет. Он бежал. Он несся галопом, ничего перед собой не видя. И он готов был признаться, что почти молился, чтобы все обошлось. Он верил, что все обойдется. Но у него не было слов — все они застряли комом в глотке. Нет-нет-нет! Здесь только он, распахнутое настежь окно, кусты и кучка кирпичей в них где-то внизу — под окнами. Соседка только подходила к дому, когда навстречу вылетел Федор, чуть не сваливший ее с ног, и свернул в кусты. Дважды чуть не убился от столкновений с балконами, но не останавливался — бежал вперёд, едва держась. Он умер вместе с ним тогда. Он закончился рядом с пушистым безжизненным телом. И никакой сочувствующий взгляд пожилой соседки не помог бы ему уже никогда.***
Осаму обычно дома ничего не делает и только залипает в телефон, поэтому старается как можно дольше не возвращаться в эти душные четыре стены, но каждый раз приходил даже до комендантского часа. Намного задолго до него, хоть и обещал себе вернуться аж с опозданием, но нет. Иногда может показаться, что если Осаму постоянно отвечает на сообщения в ту же минуту — он не расстается с телефоном. Да, это так. Он сразу же нажал на уведомление о новом сообщении и пожалел, что не прочитал заранее, от кого же оно, потому что этому человеку отвечать вот совсем не хотелось. Никакого желания не возникало. dostoevsky_ Привет. Прости за беспокойство, но можешь отмазать от препода завтра? А вот это уже интересненько. Пришлось отвечать, к сожалению._lovecrabs_ окей _lovecrabs_ случилось что?
Ответа не было настолько долго, что Осаму успел сделать вид, будто бы забыл об этом, а потом ещё несколько минут строил из себя занятого, хотя просто сверлил взглядом висящее уведомление. Настроение было такое, что невозможно не развести цирк для самого себя. dostoevsky_ Мой кот погиб._lovecrabs_ и все? это не повод прогуливать, чувак заведи нового кота в чем проблема? так и скажи, что нашел себе ебаря и всю ночь будешь его обслуживать как будто в этом есть что-то постыдное
dostoevsky_ Че за хуйню ты несешь? Можешь просто сказать преподу, что я, например, заболел? dostoevsky_ Уверен, врать и убеждать ты научился раньше, чем ходить. Осаму хотел ответить колкостью на колкость и даже настрочил огромный текст с миллиардом подколов, но так и не отправил его, вместо этого бросив короткое:_lovecrabs_ удачно поебаться
И все на этом.