***
Элиот потёр переносицу и одним волевым усилием заставил себя продолжить работу. Время шло к обеду, подполковник ушёл, так и не допив чай, зато, уходя, напутствовал: — Если кто-то будет ломиться, шли куда подальше. Принесут бумаги, смело посылай обратно до моего возвращения. Телефонные звонки позволяю игнорировать, эти завалы надо разобрать как можно скорее. Удачи, лейтенант! Крайт порадовался, что лишней нагрузки в первый день не будет, но напрасно — помимо заданий оказалось немало причин устать и вымотаться. Прежде всего, морально. Рабочий день начался как-то внезапно. Без какого-либо перехода этаж наполнился шумом, хлопаньем дверей, голосами работников и стуком каблуков по старому паркету. Ожили телефоны, забегали сотрудники, зашуршали страницы. Элиот вёл себя тихо, стараясь создавать иллюзию, что в кабинете Хьюза и правда никого нет. Однако, несмотря на мнимую пустоту и тишину, многие отчего-то были уверены, что подполковнику обязательно нужно что-то доложить, зайти по очередному важному делу, передать что-либо или просто задать вопрос. Телефонные трели быстро стали действовать на нервы, стук в дверь вскоре начал вызывать приступы гнева, а гул голосов из коридора усыплял в периоды затишья между всеобщими попытками связаться с подполковником Хьюзом. — Дело привычки. Привычка вырабатывается за месяц. В худшем случае за три. В моём случае даю две недели и ни днём больше. Когда они уже наконец заглохнут, чёрт бы их всех побрал. Надо заказать наушники. Как у телеграфиста. Или выпросить разрешение на беруши. Заткнитесь вы уже все, любить вас всех единым скопом… — однотонно бормотал себе под нос алхимик, перекладывая очередную папку в одну из девяти стопок. Изредка его тирада прерывалась стуком и тогда он давал себе волю громко и чётко доложить, где подполковник, к кому и как стоит обратиться, чтобы его увидеть, и куда следует пойти с документами. Отвечал он, естественно, строго по форме и по делу, оперируя исключительно уставными формулировками, но отчего-то назойливых «стукачей» быстро уносило подальше от двери. Когда в приёмную ворвался Хьюз и резко захлопнул за собой дверь, Элиот от неожиданности едва не выронил из рук стопку личных дел. — Трудишься? Ого, а неплохо! — Сейчас не в работе, проверил по реестру, — Крайт широким жестом обвёл лежащие в углу коробки. — Сдать самому или связаться с архивом? — Я им сам позвоню, — ответил подполковник и злорадно улыбнулся. — Они давно требовали всё назад. Вот и получат. Он усмехнулся и исчез в кабинете. Спустя секунду из-за двери раздался приглушённый крик: — Меня нет. — Понял, — кивнул сам себе лейтенант и переложил одну стопку на другую.***
— Объявляю конец рабочего дня! — громко оповестил пустую приёмную Хьюз. Он потянулся и обвёл комнату удивлённым взглядом. Пустое кресло, ворох документов на столе, полная горячего чая кружка. На вешалке висели обе шинели. — Не сбежал. Ну-ка… Спустя пару минут он толкнул дверь самого дальнего кабинета и опёрся о дверной косяк. — Угадал. — Виноват, — обернулся Элиот и встал, ожидая получить выговор или, на худой конец, очередное поручение. — Забудь, работа на сегодня окончена. Считаю, что для первого дня достаточно, но ещё есть, куда стремиться, — улыбнулся подполковник. — Я домой. Ты тоже не задерживайся. Не хочу через неделю искать нового помощника. Понял? — Так точно, подполковник Хьюз. Разрешите выполнять? — Погоди, — задумался на секунду он. — Хотя нет. До завтра! Он махнул на прощание рукой и вышел, прикрыв за собой дверь. Элиот расслабился и повернулся к окну. Крайт ещё в обед сумел вычислить это место. По всем признакам здесь когда-то была не то механическая мастерская, не то лаборатория. Учитывая специфику заведения и интерьер, Элиот склонялся ко второму варианту. Это был тупик коридорчика, прилегающего к основному. Во время своей короткой разведки Крайт забрёл сюда, предполагая, что найдёт здесь очередные кабинеты или туалет, но внезапно для себя обнаружил кладовую, а рядом с ней комнату, вероятно, не используемую, но и не запертую. Пол, выложенный кафелем, серо-зелёные стены. Слева и справа от входа — высокие длинные стеллажи со всем подряд. Книги, ящики, аппаратура, приборы, лабораторная посуда — видимо, нынче в комнату стаскивали самый разнообразный хлам, сложенный, правда, в аккуратно подписанные коробки. Правым стеллажом комната отделялась от входной двери, его следовало обойти и только тогда можно было попасть в просторное помещение, используемое для работы. Параллельно стеллажу — глухая стена с железными вытяжками, нависающими над заваленными и заставленными разнообразным хламом столами, больше напоминающими верстаки. Высокий, как и во всех кабинетах, потолок был почти скрыт за сложной системой вентиляционных шахт. Осматривая комнату, Элиот понял, что, возможно, это единственное место на этаже, где он сумеет спокойно, не боясь устроить пожар или вызвать чье-либо недовольство, курить в одиночестве. Крайт счёл это место подарком судьбы. Здесь было прохладно, даже холодно — в щели оконных рам задувал зимний ветер. В помещении не было ничего, что нельзя было бы легко потушить или без особых последствий сжечь по неосторожности. Вентиляция явилась приятным бонусом — дым никого не потревожит. Но самым главным достоинством была достаточная удалённость комнаты от коридора. И, как следствие, долгожданная тишина. Ти-ши-на. Элиот решил позже выяснить у Хьюза, что это за место и для чего было сохранено после того, как сюда переехал следственный отдел, а пока использовать комнату для редких счастливых минут уединения. Вероятно, только она и помогла ему избежать сумасшествия в первый рабочий день. Естественно, прятаться тут от работы он не хотел, но собирался извлечь из этого места максимальную пользу, раз уж нашёл, и использовать комнату в любой подходящий момент для занятий, требующих максимальной концентрации. За те три раза, что он сюда отлучался, его никто не потревожил и даже не спросил по пути, куда и зачем он направляется, из чего Крайт сделал вывод — ни он, ни эта комната никому не нужны, а значит, идеально подходят друг другу. Вот и сейчас он стоял у подоконника в темноте и разглядывал улицы, утопающие в снежном зимнем вечере. В пятнах света от фонарей люди торопились домой со службы. Изредка мимо проходили случайные пешеходы, порой проезжали служебные и гражданские машины. Наблюдая за подрагивающим оранжевым огоньком в отражении, Элиот пытался проанализировать сегодняшний день и свои ощущения. Изредка огонëк взмывал ввысь и вспыхивал — Крайт затягивался горьким дымом. Он никак не мог определиться с тем, что чувствует. Головную боль и усталость, понятное дело, он старался не брать в расчёт. Элиот пытался понять, нравится ли ему то, во что он ввязался на этот раз. Не зря ли он отказался от осточертевшей, но привычной службы и выбрал нечто совсем иное, требующее других навыков и склада характера. Да, однажды он уже работал в подобном месте, пусть и недолго, но всё же Следственный отдел являл собой более крупную и сложную систему. И должность он получил куда более ответственную. Немалых усилий ему стоило сюда попасть, не один моток нервов он оставил, казалось, в каждом кабинете этого департамента. Слишком долго решались даже самые незначительные вопросы об организации перевода — кому он будет подчиняться, как будет выполнять приказы высшего руководства, как совместит службу и обязанности алхимика, какое, в конце-концов, будет жалованье и оставят ли возможность получения грантов. Голова кипела весь тот месяц. Когда же вопросы наконец разрешились, Крайт думал, что самое сложное позади. Но теперь он стоял у окна, стряхивал пепел в какую-то колбу, которую нашел тут же, и думал, нужно ли было прилагать столько усилий ради того, чтобы теперь разбирать бумажные завалы, печатать или писать вручную бесконечные отчёты, сталкиваться с особенностями новой для него профессии, а затем день за днëм, год за годом утопать в рутине. Если бы он ещё до конца понимал, в чём будет заключаться его работа… Но сейчас он имел весьма смутное представление о том, что попросит подполковник завтра или через неделю. Не превратится ли он в автоответчик, телохранителя или официанта — с каждым новым часом возникало всë больше вопросов о будущем. Приносить подполковнику чай, разбирать и составлять документы, поддерживать связь с архивом, следить за расписанием, сопровождать в поездках и отвечать на звонки — этим его служба и ограничится? Элиот отчего-то в этом сомневался, хотя не мог точно сказать, почему. Или просто не хотел верить, что так и будет. Он был не в силах признаться себе, что боится тихой и мирной жизни, потому что последние полтора года убеждал себя в обратном.***
Он вернулся поздно. Стряхнул снег, взъерошил мокрые волосы, присел на пуфик и потянул за шнурок, собираясь снять надоевшие сапоги, как вдруг вспыхнул свет. — Мне-то всё-равно, а ты, кажется, ни черта не видишь, — негромко проговорила старушка. — Задержали? — Увлёкся. Простите, не успел к ужину, — виновато произнёс мужчина. — К ужину как раз успел — на тебя накрыто, всё горячее. — Ого. — Раздевайся, вояка, — хмыкнула Доут, не обращая внимания на удивление в его голосе. — Как у вас? Всё спокойно? — наигранно бодрым голосом поинтересовался Элиот, тяжело поднимаясь с пуфика. — Если ты о Марте, то она не сердится. Хватило ума не усложнять тебе жизнь ещё и поиском жилья, — пожала плечами Доут. — Но лучше лишний раз её не провоцировать. А так всё, как всегда. — Не страшно, поселился бы в общежитии. — Да хватит тебе. Всё устроилось, никто теперь не выгонит. — Генри не баловался? — Куда там, — хмыкнула она, усаживаясь в своё кресло у стола. — Возился со своими железками… В ученики его, что ли, кому отдать, как подрастёт? Правда, весь день вопросами заваливал. — О чём? — А ты как думаешь? Об армии. Хорошо, что он вечером тебя не застал, иначе не уложили бы. Впечатлился, увидев военных в доме. — Ещё бы не впечатлился, — усмехнулся Крайт, припоминая утреннего курьера, притащившего коробку с формой прямо посреди завтрака. Тогда, глядя на испуганное лицо Марты и восхищённое — Генри, алхимик едва удержался от пары сотен едких комментариев в адрес бедолаги. Обещание молчать о службе, данное Доут, было нарушено.***
Шли недели. Зима понемногу исчерпывала свои резервы — с каждым днём хоть и не становилось теплее, но снегопады понемногу прекратились и солнце вставало всё раньше и раньше. Дела сменяли друг друга, менялись задания, номера папок и фигуранты. Крайт снова пришёл раньше, чем полагалось. С тихим щелчком включил свет в приëмной, привычно повесил пальто на крючок и прикрыл дверь кабинета Хьюза. Взглянул на часы — почти сорок минут до начала рабочего дня, должен успеть разобрать всё, что осталось со вчерашнего вечера. Элиот сделал шаг в сторону своего стола и внезапно замер. Прикрыл глаза, пытаясь понять, откуда взялось это непонятное напряжение и чувство неправильности. Что-то он упустил из виду. Нечто, на которое стоило бы обратить внимание. Он прикрыл глаза, вспоминая, в каком виде оставлял приёмную, покидая рабочее место. Понемногу цепь событий восстанавливалась. Лейтенант вышел на перекур, но надолго в заброшенном кабинете не задержался. Он уже уничтожал окурки, когда к нему заглянул Хьюз и попрощался. Элиот проводил его до лестницы, вернулся в приёмную и ещё полчаса провёл на рабочем месте. Так ли лежали стопки документов на его столе, когда он уходил? Да, порядок тот же. Где находилась коробка с папками для архива? Там же, где стоит сейчас. Была ли заперта дверь кабинета подполковника? Да, иначе Элиот закрыл бы её сам. И хоть ключ от неё только у Хьюза, Крайт догадался бы элементарно её захлопнуть, не настолько уставшим он уходил со службы. Тогда отчего она оказалась сейчас приоткрыта? Подполковник возвращался? Иных вариантов не было и не могло быть — на дверь поставили новый замок после того, как один из сотрудников пытался выкрасть личные дела из отдела. То происшествие многих заставило напрячься и почти все замки в отделе сменили. Теперь оба ключа — оригинал и дубликат — были только у подполковника. По рассеянности Хьюз мог забыть запереть дверь, и сквозняков никто не отменял. Но что-то Крайту не давало покоя, сбивало с толку, заставляло развивать мысль дальше. Что-то не стыковалось. Элиот подошёл к столу, вытащил из вороха бумаг те, что дожидались подписи подполковника и зашёл в кабинет. Скрипнула дверь, вспыхнул свет. Крайт никогда не жаловался на зрительную память, пусть глаз с годами остался лишь один. Ему повезло от природы иметь неплохую способность чётко запоминать свои действия вкупе с окружающей обстановкой, мгновенно указывать места, куда убирал те или иные предметы хоть вчера, хоть месяц назад; точно воспроизводить отрывки текста, визуально запоминая отдельные страницы и расположение текста на них. В Ишваре ему пригодился этот навык для работы с картами и схемами расположения отдельных объектов и баз. Обстановка располагала к тренировке памяти и внимания, потому в те годы он мог с точностью определить, заходил ли кто-то посторонний, пока его не было, научился прятать ценные бумаги и вещи в ему одному понятные места, затем безошибочно находя их, а в самых редких случаях угадывать по оставленным в комнате следам, что именно искали, но так и не нашли. Когда не было работы для него, как для алхимика, Крайта приставляли к любому делу, пользуясь пониженным званием. Вероятно, сначала хотели просто унизить или наказать, но выходило неинтересно — на провокации он не поддавался, откровенно бесполезные задания и обязанности ловко делегировал младшим по званию, а с серьёзными задачами разбираться приходилось редко. Вскоре выяснилось, что ему абсолютно плевать, чем заниматься, и поручать ему самые разные дела просто вошло в привычку. Но чаще всего в те несколько месяцев, что он был отстранён от командования, Элиот коротал свободные часы за любым занятием, которое мог найти: таскал носилки, стоял ассистентом у малочисленных медиков, проводил группы подкрепления через сложную местность, правил карты — лишний человек, которого можно приставить почти к чему угодно. Конечно, в перерывах между активными фазами зачистки. Но успехи его не радовали. Впрочем, если бы были серьëзные неудачи, то они бы его не огорчали. С самого издания указа о мобилизации алхимиков он перестал интересоваться чем либо, кроме прямых приказов руководства. Так было проще. Он ежедневно учился применять свои способности к самым разнообразным вещам и вычислял, где ещë это может пригодиться, потому что знал — кроме алхимии, памяти и способности к анализу обстановки у него ничего нет. Больше он ничего не умел и не мог, лишь каждый раз выкручивался благодаря этим трëм своим возможностям. Равнодушие вкупе с характером, с каждым днëм становившимся всë более невыносимым для окружающих, отвращало людей. Его всë чаще начали посылать на разведку, поручать составление карт или вылазки в стан врага. Элиот не жаловался и с каждым разом находил всë больше плюсов в ситуации. Первые месяцы по сравнению с этим были просто адом. Ближе к концу войны вся его служба свелась к одиночным заданиям на длительные сроки, что сильно повлияло на дальнейшую жизнь — он буквально нашёл себя в разведке. Однако, тогда судьбе он не был особенно благодарен, в основном из-за одиночества. Часто, слишком часто так было проще, но теперь его привычки оборачивались против него же самого — в департаменте ежедневно приходилось общаться с огромным множеством людей, и порой приходилось туго. Но тогда, ещё во время кампании, это казалось единственным верным решением — оставаться одному, на это намекала словно бы сама жизнь. Служба и закончилась бы в полном одиночестве, не найди его тогда бывший подчинённый, которого на тот момент он не видел уже много месяцев. Взрыв, ранение, реабилитация, несколько лет общения лишь с парой человек, а затем всë вернулось на круги своя, разве что восстание уже было подавлено. Однако, проблема войны до сих пор стояла остро — три приграничных государства никуда не делись. Обстановка была напряжённой, кому-то было необходимо работать и там. Крайт, уже было отказавшийся от лицензии, вдруг решил вернуться и согласился взять на себя ответственность перед фюрером лично. Он сделал себя его пешкой по собственной воле, желая лишь остаться в среде, к которой привык — других вариантов и не было. Во времена кампании он видел, как другие солдаты и офицеры, уходя на задание или сидя перед наступлением торопливо царапали послания близким, кто-то даже ухитрялся состряпывать завещания, хотя это полагалось делать до отправки на фронт. Элиот ничего никогда не писал. Отец погиб в Ишваре за два года до того, как туда отправился его сын, сестрёнки — лучика надежды для них обоих — не стало ещё раньше. Он до последнего считал и надеялся, что умрëт при исполнении, но отчего-то никак не мог встретить смерть, хотя раз за разом всё больше рисковал. А затем что-то изменилось. В окружающем мире всё было не так, как он привык, он начал замечать вокруг всё более и более странные вещи и больше не мог это игнорировать. Тогда на предложение одного из старых товарищей попробовать перевестись в центральный штаб на интересную должность Крайт и ответил согласием. Это было ожидаемо — Элиот многократно повторял на публике, как его всё достало. И это было прекрасной возможностью выйти из-под прямого контроля фюрера, к которому на тот момент он испытывал… весьма противоречивые чувства. Сейчас, на совсем новой работе, требующей иных способностей, он успел уже решить, что перемены ему примерещились, что больше в его жизни эти навыки не понадобятся, однако, ему не дали времени забыть старые привычки и принципы. Не успела зима кончиться, не успел он отметить два месяца службы — снова всë то же самое, будто никуда не уходил. И это тоже казалось странным — в первое время на новой службе он скорее отдыхал, не воспринимая всерьёз всех сложностей адъютантской работы. В отделе никогда не было тихо и спокойно, но здесь царила будто бы абсолютная безопасность. По сравнению с предыдущей работой он попал в настолько прекрасное и понятное место, что уже успел забыть, что именно его сюда привело. И только теперь, когда что-то снова сходило с места, появлялась даже не непонятная возможная угроза, а лишь предпосылки к ней, которые могли и не оправдаться, где-то очень глубоко в душе Элиот вдруг испытал облегчение и наконец очнулся ото сна. Он будто вновь нашёл важную часть себя, ведь только это на самом деле заставляло его жить всё это время. Элиот чувствовал, что что-то не так, но теперь это не угнетало, а побуждало к действию. Он подошёл к столу Хьюза. Неубранная со вчерашнего вечера чашка, стопка бумаг, перьевые ручки в старомодной подставке — всё было будто в порядке. Крайт положил папки с документами поверх остальных бумаг, аккуратно поднял со стола чашку с блюдцем. Она стояла на самом крае, там, где зеленоватое стекло не закрывало ткань. Элиот мысленно чертыхнулся, но не стал даже задерживать взгляд на мокром пятне, расползшемся по сукну прямо под блюдцем. Вместо этого он неторопливо вышел, выключил свет в кабинете и прикрыл за собой дверь. Он ополаскивал чашку, отмечая про себя, что и она, и блюдце целы. Теперь становилось понятно, что тревога возникла не на пустом месте — в кабинете подполковника явно кто-то побывал. Даже, пожалуй, чересчур явно. Крайт приступил к работе. Полчаса он прислушивался к тишине кабинета, дописывая отчёт по завершённому делу и подшивал к нему необходимые бумаги. Тревога, почему-то нарастающая тем сильнее, чем дольше он старался не думать о находке, никак не хотела покидать его. В конце-концов он устал её подавлять. Алхимик вышел на перекур. Холод и тишина брошенной лаборатории приводили в чувство, а сигаретный дым отсеивал лишние мысли и давал время спокойно подумать. Версий у него было лишь две — планирование покушения и шпионаж, но слишком уж открыто неизвестный (или неизвестные?) демонстрировал ему неуловимость и способность проникнуть в место, доступное далеко не для всех и неплохо охраняемое. Возникало ощущение, что кто-то устроил спектакль для него — картина проникновения была составлена будто напоказ. Открытая дверь, безусловно, для привлечения внимания. Пятно под блюдцем, несомненно, попытка показать, что кто-то неосторожно копался в бумагах. Таких неловких шпионов и разведчиков не бывает, в этом Элиот не сомневался. Представление определённо разыгрывалось с каким-то намерением. Но чего ради ему всячески пытаются показать, что происходит что-то тревожное и странное? С каждым выдохом в серьёзные версии верилось всё меньше, а в спектакль — больше. Если это и был шпион, то какой-то странный. А если кто-то хотел разведать обстановку, чтобы спланировать покушение… Бред сумасшедшего. И дураку понятно, что Хьюза проще всего устранить на гражданской территории — дома или по дороге домой. Для этого такие заморочки не нужны. Нет, что-то не сходилось. Всерьёз рассматривать версии не выходило, оставался только один вариант. Но чего ради этот цирк? Разве что показать, что за ними присматривают. В таком случае возникает только один вопрос — кто конкретно? Как бы не обстояли дела на самом деле, к приходу подполковника Крайт был почти уверен, что всë это чушь и здравых объяснений происходящего у него нет. — Утро! — жизнерадостно поприветствовал его Хьюз, ворвавшись в кабинет точно вовремя. — Ты что, не уходил? Подполковник оглядел пустой стол адъютанта и повеселел. Он уже привык, что у Крайта это символизирует полную свободу от дел, а значит, можно было перекинуть на него что-то из собственных. — Здравия желаю, подполковник Хьюз. Пришёл пораньше, решил разобраться с картотекой, — Элиот кивнул на стеллаж, возле которого стоял и зачем-то начал отчитываться, забивая тишину: — Порядок перепутан, в последнее время не хватало времени разобрать. Также нужно сдать дела за этот месяц, приложить отчёты, а к некоторым подшить сопроводительные… — Ладно, дерзай, пока у нас тихо. Подполковник небрежно скинул пальто и стремительно подошëл к двери. Элиот вздрогнул от звука повернувшегося в замке ключа и замер, слушая, как Хьюз убирает связку в карман и хлопает дверью. Крайт проводил его задумчивым взглядом. Мысли в голове никак не хотели укладываться во что-то логичное и рациональное. Он всерьёз начал опасаться, что либо спятил, либо происходит нечто, требующее незамедлительной реакции, но сделать ничего не мог. У него на руках были только факты, о которых больше никто не мог знать. Разве что подполковник увидит пятно на столе, но обратит ли он внимание на него и на то, что чашка исчезла? Спросит ли адъютанта об этом? Крайт уже знал ответ — Хьюз, занятый своими делами и мыслями, предпочитает не обращать внимание на бытовые мелочи и с лёгкостью, присущей любому занятому человеку, ничего не заметит и не скажет. Через полтора часа Хьюз вышел из кабинета, положил ключи поверх бумаг, с которыми работал Элиот, и приказал: — Убери в сейф, запри тут всë и спускайся. Машина у главного входа. — Есть, товарищ подполковник. Хьюз выскользнул в коридор, прихватив верхнюю одежду. Крайт быстро собрал документы, сунул в сейф. На ходу проверил кобуру с табельным оружием, накинул шинель, взял в руки папку с бумагами. Дважды повернул ключ в замке двери кабинета и дëрнул ручку на себя. На секунду ему пришло в голову, что замок мог быть сломан, но всё оказалось в порядке. На всякий случай оглядев свой собственный стол, Элиот выключил свет, запер приëмную, убрал ключи подполковника во внутренний карман к своим собственным и, чеканя шаг, заспешил к выходу.***
Он закрыл дверь за Хьюзом, стряхнул с ботинок снег и сел в машину. — Позволь ознакомиться, — попросил полковник, протягивая руку. Элиот повернулся и отдал папку с бумагами, которую брал на выезд. Подполковник нашёл среди пустых бланков и чистых листов форму, которую Крайт начал заполнять на месте. Он вытащил из внутреннего кармана ручку и что-то молча правил в описании. — Сразу в морг, подполковник Хьюз? — поинтересовался шофëр. — Да, в этот раз придётся поприсутствовать лично, — ответил он, передавая бумаги обратно адъютанту. Элиот взглянул на документ, изучая правки. — Снова тебя подводят термины, — усмехнулся подполковник. — То, что ты назвал диффузией, в нашем случае называется агрегацией. — Виноват, исправлюсь. — Охотно верю, — жизнерадостно ответил он. — И в перечислении наложений не упомянул почву. — Была почва? — нахмурился Крайт. — Ты просмотрел. Тело тащили в том числе по земле. Ничего, после экспертиз много добавится, не заморачивайся. Тем более, ты не эксперт, тебе вообще не обязательно этим заниматься. — Мне интересно, товарищ подполковник. — Ну, ещё протокол вскрытия вести, успеешь насмотреться. Хотел бы я знать, что такого важного и срочного в этом случае, — задумался Хьюз и внезапно спросил: — Лейтенант, ты за рулëм сидел хоть однажды? Водить умеешь? — Никак нет, товарищ подполковник, — честно ответил он и, не удержавшись, добавил: — Это проблема? — Да. И тебе придëтся еë решить. — Есть.