От бывших к нынешним

Это утро идеально. Ни больше, ни меньше. Лёгкий мандраж перед игрой забрал весь сон, однако Бокуто чувствует себя бодрым. Сражение в финале против «Орлов» кажется особенно интригующим, ведь за титул лучших в Японии придётся бороться с Кагеямой, Ушиджимой и Коураем. Обойти четырнадцать команд было проще простого. Да и сейчас Бокуто в победе ни капли не сомневается, ведь состав его команды поистине поразителен. Собираться ещё рано — времени всего-то идеальных восемь утра. Лежать на руках, сцепив их за головой, и наслаждаться каждой секундой — истинное блаженство. Оно растекается по телу теплом. Перед закрытыми глазами яркие картины, нарисованные выбрасывающими из реальности ощущениями. И хорошо с приставкой «слишком»… Однако всего через пару мгновений состояние нирваны сменяется беспокойством, и Бокуто истомно произносит: — Акааши, подожди… я сейчас кончу… Акааши выбирается из-под одеяла, убирая его от тела Бокуто прочь. Рукой придерживает пульсирующую причину чужого негодования, ведя ладонью вверх, и подтягивается выше, умещаясь на крепком напряжённом плече, чтобы обжечь шёпотом ухо: — Кончайте, Бокуто-сан. Поцелуи в шею совсем сбивают с толку. Быть во власти Акааши — нечто неповторимое, не сравнимое ни с чем. Противостоять ему крайне сложно, близко к невозможному, особенно когда пальцы ласкают уздечку, а губы уже соскальзывают к соскам. — С-стой… подожди… — Бокуто останавливает Акааши, одной рукой запуская пальцы в чёрные волосы, другой — сжимая несильно его запястье, чтобы замедлить. Внизу становится ещё горячее. Предвкушение оргазма разливается по телу чем-то невообразимым. Полный похоти взгляд и игривая ухмылка ускоряют появление волны экстаза, и Бокуто закрывает глаза, чтобы ещё хоть сколько-то продержаться. — Я не хочу ждать, Бокуто-сан, — своевольничает снова, теперь целуя низ живота. — А если все мои силы уйдут, и я не смогу играть? — почему-то сейчас думает именно об этом. Но Акааши это раззадоривает всё больше. А Бокуто — не сопротивляется. Не может. Сдаётся ладони, которая с каждым скользящим движением начинает водить вверх-вниз быстрее, специально потирая головку, чтобы подразнить. — Уверен, вы будете играть лучше всех, — шепчет Акааши, прикусывая кожу на шее. — Котаро, ты будешь лучше всех… Бокуто весь сжимается. Мышцы пресса и груди напрягаются чересчур красиво. — Еб… ах… ать… Тёплая жидкость стекает с пальцев, и Акааши улыбается: доволен своей работой. Пока Бокуто жадно глотает воздух, стараясь прийти в себя, парень стаскивает с подушки футболку, что оказалась беспощадно стянутой с крепкого тела не больше получаса назад. Использует её в качестве салфеток или полотенца. Перелезает через подрагивающие бёдра, чтобы отнести испачканную вещь в ванную, но тут же оказывается прижатым к Бокуто, который отпускать любимого без удовлетворения не намерен. — Не так быстро. — Простите, Бокуто-сан, не быстро не получится. Я уже на пределе. Невинный взгляд и бархатный голос выдают все желания. Бокуто знает, чего хочет Акааши и как. Маленькие шалости легко сравнятся с большими, а где-то даже и превзойдут. Например, в интимности момента, когда можно воспользоваться лишь пальцами снаружи, чтобы отправить любимого в мир экстаза. Когда знаешь чужое тело лучше своего собственного, а он — так же знает твоё. Ладони широко оглаживают спину. Акааши податлив и на каждое касание реагирует особенно. Не отвлекается от губ Бокуто, начиная тереться о его живот, будто бы упрашивая сделать это быстрее. И дразниться — нет, совсем не хочется. Изводить — не та ситуация, а потому, перевернув Акааши на спину и нависнув над ним сверху, Бокуто разрывает поцелуй, чтобы в следующий момент примкнуть губами к взмокшей шее. Не медлит и со стягиванием белья. Можно и с ним, но без — эффект лучше. Оглаживает подушечками пальцев грудь, опускаясь ими к животу и скользя вниз, к паху. Бёдра Акааши зажимают руку Бокуто между: не протестуя — фиксируя. Своей же ладонью — сжимает у основания, начиная плавно толкаться в кольцо пальцев, когда любимый с первого раза находит нужную точку на промежности, принимаясь её массировать. Маленькие шалости действительно сравнимы с большими. Особенно по утру, когда ленивая нега продолжает дарить ощущение полудрёма, возвращая в состояние такого приятного сна, реализуемого в реальности. И по ощущениям этот раз, как первый, когда неопытен, когда возбуждён и так бесконечно влюблён, что горишь от каждого касания, каждого поцелуя и ощущения тёплого дыхания на коже. От поцелуев в шею мурашки, но и мысли нет лишить себя этого. Наоборот, только под них подставляться и свободной рукой обнимать Бокуто, прижимать его к себе сильнее. А когда наслаждение достигает пика — тихо выстанывать его имя, от которого голова кругом. От Бокуто голова кругом и чувств к нему, что переполняют. Футболка оказывается испачканной дважды — ещё одно продуктивное утро в копилку прекрасно начавшихся дней. А если день начался прекрасно, то и закончиться обязан так же. И закончится. Акааши в этом не сомневается. Наконец-то свободно направляется в ванную, спрашивая у Бокуто: — Что приготовить на завтрак? — На поесть — тамагояки, на попить — кофе без сливок, на десерт — тебя. Не одевайся, пожалуйста, ты прекрасен.

***

Это утро для Кенмы было волнующим. Как и для Хинаты, который всю ночь предвкушал встречу с друзьями — с Кагеямой в первую очередь — и делился переживаниями о том, что у Ойкавы на игру не получилось приехать: с аргентинским тренером вопрос не удалось уладить. Но оно, однако, к лучшему. По его личным, Хинаты, соображениям. Кенма сравнил эту ситуацию с положением Тендо, который в их общей беседе начал юлить и искать поводы, чтобы не приходить на игру. И дело «конечно же, не в Ушиджиме», только ряд фактов безбожно утверждал, что в нём. Да Кенма и сам был рад остаться дома, чтобы лишний раз не пересекаться с Куроо, но какая-то его часть, заключённая в сердце и называемая верой, на присутствии настояла. Плюс — это важно для Бокуто. А раз это важно для Бокуто, то априори важно для Акааши. А если это важно для Акааши, то… Нет, Кенма всеми руками и живыми частями ног — вчера оставило на коленях гематомы, а в мышцах конкретную боль, — согласился приехать не из чувства долга перед другом. Всё же главная причина в том, что на игре будет Куроо. И не то чтобы парень рассчитывает на диалог или банальное «привлечь внимание», хотя в последнем всё же имеется свой сакральный смысл, как и в первом. Просто у Кенмы всё хорошо, и ничего не случилось. А пропускать столь важное для друга событие, именуемое борьбой за первое место на национальных, только потому, что на трибунах придётся сидеть в одном ряду с бывшим, — такое. Даже Тендо по итогу героически объявил о своём решении. И Терушима поменялся сменами со своим хорошим знакомым, лишь бы поддержать Бокуто, а после финала сыграть со всеми в «настоящий мужской волейбол»: Яку тоже в ожидании этого события. Утро, всё-таки, действительно наполнено впечатлениями. На удивление и началось хорошо. С сообщения Акааши, что он заедет за парнями на «Кашкае»: Бокуто забрал Мия в районе десяти. Около одиннадцати Кенма с Хинатой уже ехали на пассажирском сзади, чувствуя возрастающее по мере приближения к арене напряжение. Даже Акааши почему-то им от них заразился, начав постукивать пальцами по рулю. И если у друзей более-менее получалось справляться с волнением расспросами-рассказами о Бразилии, то Кенма пытался спасаться мыслями о предстоящей встрече с менеджером «UNDERCOVER»: предложением действительно заинтересовался. Однако научиться плавать в потоке путаницы собственной черепной коробки во многом оказалось бесполезно, и парень в какой-то момент понял, что очень даже рад отсутствию пробок. Когда «Кашкай» припарковался у арены, Коноха, Терушима, Тендо, Яку, Семи и Ширабу уже ждали ребят у входа. Кенма подумал, что кое-кто задерживается и с минуты на минуту обязан присоединиться к фан-клубу «Косплей на нормальных болельщиков», но Акааши тонко намекнул, что Куроо уже внутри, а потому толпиться у автоматических дверей и пранковать их тем, что никто через них не проходит, более смысла не имело. Сюр. Мем. Непозволительное озвучивание фактов. Ошарашивающая новость — что Куроо, такой дохуя важный, не стал никого ждать и наверняка занял самое злачное место только себе. До сей минуты всё было прекрасно. Однако, начиная с этой секунды, Кенма неимоверно злится. И злится потому, что среди болельщиков не может найти Куроо. На трибунах народу полно. Кажется, люди просто сливаются, и поэтому заметить среди них бывшего проблематично, но, даже осматриваясь через плечо, парень видит лишь незнакомцев. В суете и шуме появляется смущение: неловко спрашивать про Куроо у Акааши. Да и друг, к тому же, увлечён Бокуто, который, стоя в паре с Инунаки, либеро «Шакалов», тренирует нападающий удар. Хината ёрзает на месте, то и дело задевая Кенму плечом. Понятно, ему не терпится всего и сразу, он рад видеть друзей, ему никак не утешить свою энергичность, зато заставить в чужом сердце пылать раздражительность проще простого… Ещё и мудрость аса: «Во-первых, образ аса должен вдохновлять своих союзников…», срывающаяся с языка, как мантра, походят на безумие, ведь Кенма никогда настолько сильно не любил волейбол, и вообще, весь этот шум давит, суета телевизионщиков заставляет вспоминать поражение «в битве на мусорной свалке», кек на вторых в жизни национальных, знакомство с Ви-Ви, обещание однажды затусить с ним в Германии; первую пройденную игру, первый «неуд», первую поездку на велосипеде… Блять! Почему именно сейчас вся жизнь перед глазами проносится? — Во-вторых, ас — это тот, кто может обрушить любую стену, — в очередной раз проговаривает Хината, и Кенма старается быть тактичным. — Крикни ему уже, чтобы он тебя заметил. — Я не хочу его отвлекать… — Ты его наоборот обрадуешь. — Да? Кенма кивает, постигая дзен. Сегодня он — самый главный фанат отчаяния. Не «Шакалов». Хината тем временем приподнимается и, не жалея горла, кричит: «Бокуто-сан! Ас должен ударить мяч так сильно, как только он может!» Наконец-то утешается, спокойно усаживаясь, и слышит в ответ: — Хей-хей-хей! Мой лучший ученик! Смотри, как я покажу всем! Смотри внимательно! Кенма усмехается, ехидно улыбаясь. Пока Хината ловит взгляды Кагеямы, он поворачивается на Акааши и тихонько, так, поддразнивая, произносит: — Бокуто сегодня в отличной форме, не так ли? — Он всегда в отличной форме, — поджимая от смущения губы, отвечает парень. — Ага, особенно в последнее время. Даже завидно, — вероятно, искренне признаётся, но в следующий момент глотает чайную ложку неловкости тоже. — Кен, правда, — Акааши кладёт ладонь Кенме на колено, — если бы не Бокуто, я бы тоже привёл тебя в отличную форму. Но если хочешь, можем напиться и поцеловаться, как тогда, в клубе. — А потом подрочить каждый себе в туалете, — не теряется, однако, парень. — О чём говорите? — вмешивается Хината, и Акааши с Кенмой отвечают на его вопрос смехом. Особенно Кенма отвечает. Только смущается ещё больше, вспоминая бразильские авантюры. И вдруг интересно становится, будет ли продолжение у токийских. Однако со свистком, обозначающим, что игрокам пора разминать подачи, улыбка с лица сама по себе сходит: Кенма замечает на площадке Куроо. И брови от удивления непроизвольно поднимаются непонятно почему. Дело то ли в чёрных брюках, идеально сидящих на бёдрах, то ли в безупречно выглаженной рубашке, заправленной внутрь, то ли в том, с каким почтением Куроо жмут руки представители комиссии, тренеры и судьи. Бейдж на синей ленте. Нерушимая уверенность на лице. Обворожительная улыбка. И пронзительный взгляд, безошибочно цепляющийся в этой толпе зрителей за Кенму. — Пиздец… — еле перебираемое губами. Даже вряд ли отчётливое, потому что, кажется, забыл напрячь голосовые связки. И неуютно. Кенма не был к такому готов. Ни к появлению Куроо в рядах почтенных, ни к тому, что он слегка улыбнётся и поднимет руку, как бы здороваясь. Ни к чему. А когда звук свистка слышится в очередной раз, оповещая о необходимости игроков построиться по разные стороны от сетки, Кенма вспоминает их с Куроо первую встречу, первый поцелуй, первую близость, всё предшествующее и последующее хорошее, вмиг очерняемое плохим. И жизнь перед глазами снова проносится, только теперь намекает, что они теперь друг другу чужие. Гласно. Негласно. Всё осталось там, в целой жизни с ним, что кончилась месяцем ранее. Сейчас — без него продолжается. Только в этих секундах тишины она будто останавливается. Будто весь мир замер, а время рассыпалось по бесконечности маленькими песчинками, обещая больше никогда не собраться во что-то целое. Эгоистично развеялось для всех. Жаль, все не рассыпались песчинками. Золотыми, блестящими, сверкающими в свете звёзд. Такими прекрасными… А Кенма рассыпался бы пылью. Серой, скучной. Засыпал бы пустоту, а не бесконечность, собравшись снова во что-то непримечательное в своём бесформенном отчаянии, где мягкость придают только гласные перед согласными. Остальное — углы. Некому сглаживать. А Кенма и так рассыпался. И собрался снова, позволив осколкам души соединиться воедино, как в обратном воспроизведении. Только главное опять на «play» не нажать. Лучше просто убрать от кнопки руки, и когда в следующий раз Куроо снова взглянет на Кенму, — просто ему помахать. Всё-таки, чужие они друг другу гласно. Негласно — до сих пор друг для друга целая жизнь.