***
Закончили, когда солнце скрылось за горизонтом. И то не сразу. Облагораживать сад пришлось под искусственным освещением — фонариками на солнечных батарейках. Кенма, выкапывая корни травы, старался не наколоться о шипы розовых кустов. Когда стемнело — пытался не думать о том, чтобы оставить на лепестках капли своей крови. Да и странно это так было — в тени сентябрьского вечера заниматься подобными вещами. Нори наоборот помещала в землю какие-то цветы, любовно поливая саженцы из лейки и что-то приговаривая. Кенма ни слова не различил, однако был уверен, что это не молитва. Интернет не ловил. Сеть, если и появлялась, то слабая-слабая, даже сообщения не отправлялись. Причина в оборванных проводах. По крайней мере, в этом уверила тётушка, и хоть как-то опровергать её правоту у Кенмы не хватило смелости. Вдруг, и правда: те же разы ловило, в том числе и в доме, о котором тоже стоит сказать. Женщина не то чтобы обманула, услугой за услугу не отплатила, но ощущение, что Кенмой попользовались, посетило. Сказала, что слишком устала и предложила остаться с ночью. Вернее, принудила, на все аргументы найдя противовес. Самым убедительным было: «Без меня ты ни за что не разберёшься», и вот и думай теперь, что она имела в виду. Кенма ставит на свою психологическую беспомощность: по нему и без всяких эзотерических знаний это видно. Потому им так легко манипулировать, и что ни скажи — всё впопад окажется. А ждать конкретики — неизвестно сколько. Парень закрылся в комнате, что наверху, в самом конце правого крыла, если стоять спиной к лестнице: здесь не так пугливо. И есть о чём подумать. Свет от свечи вместе с тенями рисует на стенах картины. Кенма не сразу понимает, что это перед глазами проносятся воспоминания. Очередные. Среди них и хорошие — согревающие. И те, что неприятны до дрожи — ужасающие. Теперь и ночь сомнениями грызёт, не только вечер. И холодно так, будто за окном метель. По ощущениям — герой «Until Dawn», откуда-нибудь сейчас выпрыгнет вендиго, и этой жизни настанет конец. И если вой показаться мог, то скрежет — нет. Кенма отвлекается от каждой мысли, что, словно колокол, бьёт по вискам. Становится не до этого. Что-то дёргает дверную ручку, и если секундой ранее можно было спихнуть эти царапания двери на Вараши, то сейчас сама мысль, что кошка способна на такие приколы, кажется абсурдом. Хочется спрятаться. Сныкаться, например, под кровать, ведь, как показывает игровая практика, мобы там не ищут. Однако дверь со скрипом открывается, когда нервы лопаются, как воздушные шары, а за ней показывается Нори с бутылкой вина в руках. — Испугался? — спрашивает она, смеясь. — Обосрался, — испуганно произносит Кенма. — Ты чё вообще творишь? — Подтруниваю над тобой, — забавляется, — выпьешь со мной? — Что, прям из одной бутылки? — намекает на отсутствие бокалов. — А, это, — засматривается на бутылку, — так сейчас наколдуем. Женщина проходит к шкафу, доставая с одной из полок две самые обычные кружки. Кенма ожидал увидеть изящные фужеры, но тётушка удивляет и тут. Действительно, какого хера посуда хранится в гостевой комнате? Нори разливает вино, чертыхаясь про себя, что ничего не видно. Свечки эти только портят глаза, однако альтернативы нет: электричество обещают наладить к завтра. Подходит к Кенме, протягивая ему кружку, и усаживается рядом. — Оно не отравлено? — морщит нос парень. — Пф, магазинное же, отрава ещё та, — отвечает тётушка, тут же принимаясь за вино. Выпивает содержимое залпом. Кенма никогда не видел, чтобы бабушки так пили. Но поддержать её — поддерживает. Так же, до последней капли. Вкусно становится на душе, моментально делается легче, и то, что остался на ночь у чокнутой бабули, больше не кажется странным. Да и не то чтобы казалось. Кенма там, где и должен быть: в доме с привидениями, ведьмой и домовым, материализовавшимся в кошку. Ещё — без интернета, с дырой в душе и потерянным во всём смыслом. Тётушка Нори, к слову, с нитками пришла. Таким людям отчего-то сразу склонен доверять. Ну, через отрицание это, конечно, не приходит, но на стадии принятия — с ними очень комфортно. И Кенма, пользуясь магией напитков Богов, что уже искрит в кружках, кастует вопрос: — А как ты стала… ну… как бы это сказать… — Гадалкой? — очень обобщая, заканчивает за него. — Мне хочется назвать тебя ведьмой… ничего не могу с собой поделать… — Ведьма — та, кто ведает материей. Сочту за комплимент. — И как ты научилась ей ведать? Женщина тяжело вздыхает. Заметно грустнеет, точно также обращая взор к теням, которые и перед её глазами рисуют картины. — Только самый отчаянный человек пойдёт на такое осознанно, — начинает она. — Я бы всё отдала, чтобы не знать и не видеть всего того, что я знаю и вижу. А что чувствую… Я ж ведь и людей лечу. Я на этот свет сюда пришла за этим — чтобы не пропадал человек, чтобы демоны его душой не кормились. А приняла я это не сразу. Когда-то давно ехала к старшему сыну в поезде, а пожилая цыганка подсела ко мне, протянула пустую чашку из-под кофе и спрашивает: «Что ты видишь?» А я тогда впервые увидела Смерть. И не ту, что на картинках рисуют обычно. Она другая совсем. А сын мой болел и… умер сразу же, как я приехала. Я тогда сидела и смотрела, как Смерть уводит его за руку. Не плакала даже. С тех пор я провожаю так других людей. Меня пытались лечить, и я верила, что у меня просто котелок течёт из-за стресса, посттравматический синдром, во. Потом женщина с мужчиной снились. До чего красивые, слушай… а что снились — предлагали с ними пойти. Ну я и пошла. А к колдуну после этого ходила, так он сказал, что мне нужно принять смерть сына и что дар у меня. Складно говорил так. А меня всегда к такому вот тянуло, к картам, там, всему такому тёмному и потустороннему. Начала учиться. С сыном стала видеться во сне, всё прощение просила, что не приехала раньше. Тьфу! — прерывается, — в этих материальных ведениях чёрт ногу сломит. Кенме хочется закурить. Тоскливо так становится. «Только самый отчаянный пойдёт на такое осознанно», — имеет смысл. Перед счастливыми людьми грани мироздания не открываются. Связи нет, если ты не где-то между. И дай Бог находиться вне зоны доступа всяких астральных сигналов. Кенма вправе считать тётушку Нори сумасшедшей, но иметь в виду нечто иное. — Что, загрузила я тебя? — с улыбкой спрашивает женщина. — Немного, — не скрывает этого парень. — Приятно, что ты в меня веришь, — отчего-то вдруг произносит. — Вы это о чём? — сам не замечает, как обращается уважительнее. — Ну… ты пришёл ко мне за ответом. — Я просто… запутался. — Ещё бы, малыш, ещё бы.***
Как отрубило после вина — сам не заметил. Так и знал, что оно отравлено, ведьмам нельзя доверять. Однако… Кенма чувствует себя бодрым, отдохнувшим. Кошка дремлет на углу кровати, шевеля ушками, когда парень приподнимается на локтях. — Ты сон мой охраняла? — спрашивает он шёпотом. И удивляется, что Вараши не с хозяйкой. Гладит её по голове, пока даётся. И кошка отвечает на ласку лаской. Связи по-прежнему нет, телефон почти разряжен, а на экране даже время — не обед. Чуть больше десяти. Поправив подушку, Кенма спускается вниз, на слух ориентируясь, в какой из комнат тётушка Нори. Застаёт её на кухне, нарезающей ломтиками форель. В тостерах подпрыгивает хлеб — женщина завтрак готовит. — Не знал, что ведьмы умеют пользоваться техникой, — подшучивает Кенма, усаживаясь на стул. — Дуру из меня делаешь? — по-доброму ему отвечает, заваривая кофе. — Ну ничего, пускай. Я на тебе за это отыграюсь. — Не-а, — мотает головой, — не отыграешься. Я сам из себя дурака уже сделал. — Почему? — спрашивает, ставя перед парнем кружку. Многозначительно улыбается. — Ну как — почему. Тут, понимаешь ли, обстоятельства такие… — пытается оправдаться. — Нет. Я не про это. Кенма видит на её лице бесстыдный оскал. Понимает, что сейчас будет так же горько, как после глотка кофе, в который не добавили сахар. — Ну-ну, руби правду-матку, — морально готов к ахую. — Почему ты остановился, когда должен был уйти? Ну вот, чего и следовало ожидать. В программе утра вместо шоу талантов — шоу глубочайших разочарований. И Кенма не понимает, почему должен думать об этом опять. — Не знаю… — протягивает, тяжело вздыхая. — Знаешь, — загадочно улыбается тётушка Нори. — Нет. — Да. Ты прекрасно знаешь ответ. И он ждал от тебя именно этого — чтобы ты произнёс это вслух, потому что тоже сомневается. И хочет верить, что поступает правильно. — Ждал, что я скажу это вслух?.. — Ага. Теперь-то пазл складывается во что-то различимое. Плёнка жизни отматывается к тому самому дню, когда всё рухнуло, разбилось вдребезги на маленькие частички, больно впивающиеся в сердце. И день тот — и есть ответ, вокруг которого накрутились нити сомнений. — О, чёрт… — пряча лицо в ладонях, шепчет Кенма. — Да-да, милый, — сочувственно произносит Нори, поглаживая парня по плечу. — А тот, который на него очень похож? — бурчит себе под нос. — Что ты имела в виду? — А это я так, от балды ляпнула. Логично же — влюбляться после разрыва в похожих. Я тебя просто предупредила: не влюбляйся ни в кого другого, здесь ещё не всё кончено. Снова говорит загадками. Кенма — самый бездарный человек, ведь на две из них ответить не может: что значит «здесь ещё не всё кончено» и «ляпнула от балды». Выходит, Энни — не более чем совпадение. И что всё-таки ждёт с Куроо, разрыв или счастливое будущее, которое они пытались построить, у Кенмы тоже ответа нет. Зато есть то самое, за чем ехал к тётушке Нори. Можно теперь спокойно выпить кофе и после вызвать такси: чайник и тостер работали не по чужому хотению — электричество наконец-то наладили.