***
Очередная крыса оказывается высосана досуха. Без толку. Сосать крыс – всё равно что пытаться наесться канапешками на официальных встречах. Дима не ожидал, что придётся снова заниматься подобным спустя сотню лет. Лазанье по канализации и ночлежки с местными бомжами остались в памяти лёгкой пеленой – вроде было, но никаких конкретных воспоминаний в голову не приходит, остаточные обрывки сглажены и расфокусированы. «Жизнь циклична», – думает Дима и сверяется с картой питерских отстойников, выменянных у Носферату на Серёжину флэшку, которую ему со строгим указанием «отдать только вот этому парню и более никому» передал мальчик, назвавшийся Пашей. Гули ему в последний раз давали указания ещё совсем по Диминой молодости. Жизнь циклична, и, видимо, не-жизнь тоже. Хорошо, что ему не нужно дышать, потому что узнать, как от него несёт, ему очень не хочется. Наружу он выбирается вблизи Морских ворот, но и тут фортуна ему не благоволит. Не проходит и часа, как из Екатерингофа его выгоняет парочка неонатов. Непонятно, из тех ли, что обильной сетью окружили город в попытке добиться признания князя, или просто решили поохотиться на нейтральной территории. Дима решает не рисковать и перебирается в садик неподалёку: переждать угрозу, – но и там его поджидает разочарование в виде третьей, рыскающей по округе, вампирши. Всё-таки пасут его? Вышли на охоту всей котерией? Похоже, аромат канализации сегодня всё равно его настигнет. Дима вглядывается в тёмные аллеи садика, стараясь уловить признаки бледных аур и борется с нестерпимым от заполонившей нос вони и нереализуемым желанием выплеснуть из себя недавний скромный ужин. Его страдания вознаграждаются: со стороны стадиона он замечает, как сюда движется четвёртый. Осторожно ступая, Дима покидает свой наблюдательный пост и выбирается дворами, пробираясь мимо встречающихся на пути охотников.***
Стоя на пустыре и глядя на возвышающуюся впереди громаду заброшенного цеха, он запоздало понимает, что в распределении неонатов была система. Они – с разных концов пустыря, подходят всё ближе, сжимают кольцо вокруг, и, самое обидное, ни один из них не представляет серьёзной опасности, но их много, а он – один. Может, будь у его радара для аур больший радиус, не попался бы так позорно. Погибать нужно достойно, решает Дима, неторопливо проходит внутрь здания и пытается прикинуть, откуда ждать подвоха. Единственный источник света – начинающая убывать луна и множество звёзд на ночном небе, заглядывающие через пустые оконные проёмы. Корить себя за то, что не сторговался с Носферату ещё хотя бы на заточку уже слишком поздно, и пару мгновений Дима серьёзно размышляет, как можно использовать в грядущей потасовке свой новогодний подарок. Под ногами у него припорошенный снегом мусор и полусгнившие деревяшки. Бесполезно. Четверо заходят сзади, ещё столько же – спереди, и по трое с боков. Дима поочерёдно переводит взгляд на своих преследователей, одного за другим, пытаясь определить главаря. Юного Тореадор он узнаёт сразу – Фомин Женя, вместе с Гангрел эта колоритная парочка – явные полевые командиры, координаторы охоты, но сбоку его сверлит взглядом, иначе чем Саша и не скажешь – из самого синего льда, девушка из Молвинского сада. Этих троих нейтрализовать надо в первую очередь, решает Дима, взывая через свою кровь к их чувству ужаса перед ним. Запаса не хватит, чтобы суметь управлять ими всеми, но энтузиазма он им поубавит. Со второго этажа доносится грохот, и Дима едва успевает сместиться вбок, прежде чем мимо него пролетает кусок стены и валится на голову одному из охотников. Бедняга складывается как гармошка, а рядом с ним приземляется темноволосая девушка. – Свалили отсюда! – кричит она, выпрямляясь во весь рост, и кидается в толпу. Ножом она вспарывает Фомину брюхо. Дима бы никогда не поверил, что такое возможно, но вот – видит своими глазами. Могущество, понимает он. Грубой силой преодолела сопротивление тканей: скорее порвала, чем порезала. Недолго думая, он кидается к ней на помощь. Рукой он перехватывает биту, уже летящую девушке в голову сзади, и бьёт точно в челюсть. Таких, как они, этим не уронить, но юнец выпускает биту из рук – теперь у Димы есть оружие. Они с его случайной спасительницей сталкиваются спиной к спине, и он скорее чувствует, чем видит, как она ему кивает. Он сбивает битой остатки болтающейся челюсти своему неудачливому противнику, добавляет ещё парочку ударов – для верности. Пытается не выпускать девочку из виду, и она – молодец – тоже его позицию мониторит. Вдвоём у них появляются хорошие шансы выйти из драки победителями. Птенцы берут количеством, но техника у них хромает, видно, что впервые столкнулись с сопротивляющейся добычей. Сократить дистанцию, ударить, отскочить. Выстроить их в одну линию. Ему заезжают по скуле. Ещё пару раз туда, где должны быть давно отсохшие селезёнка и почки. Ничего серьёзного. Диме хочется прочитать им лекцию о грамотном нападении пока он вгоняет биту прямо в темечко опрокинувшему девушку на землю типчику: эти молодцы друг другу больше мешают. Ногой она отталкивает от себя обмякшее тело, вскакивает на ноги, и, даже толком не разогнувшись, таранит ещё одного, подкравшегося к ним сзади. Очередной молодчик влетает в Диму сбоку и вместо славы и почёта ему достаётся перелом колена. Слева раздаётся карканье: мальчишка-Гангрел пытается призвать стаю воронов, но получает в висок точным ударом ноги и грузно оседает вниз. Нокаут. Заканчивается всё быстро и позорно, их безоговорочной победой. Оставшиеся в сознании – и при своих не-жизнях – в панике несутся кто куда. Особо усердствует выбравшийся из-под камня. Некоторое время Дима провожает их взглядом, и оборачивается на треск, сопровождаемый чвакающим звуком раздавливаемого мозга. Последнего несчастного девушка добивает с особым вкусом. На голову снова и снова опускается нога в тяжёлом берце, превращая череп в кровавое мессиво. – Ебаные! Уроды! – между ударами кричит она. – Весь вечер мне испортили! Суки! Кожа вампира темнеет, истончается и вспыхивает, как бумага, и за ней будто карточный домик, складываются и прогорают мышцы и кости. Так стремительно, что занесённая для очередного удара нога вместо осколков костей и серого вещества опускается в подтаявший снег. – Думаю он уже совсем мёртв, – замечает Дима. Девушка встряхивает ногой в попытке сбросить с ботинка желеобразные остатки мозга и поднимает на него полный скепсиса взгляд. «Да ладно блядь», – произносит она себе под нос. Дима роется в карманах куртки, выуживая из них платок, и протягивает его своей спасительнице. – Спасибо, – говорит она, оттирая берцы. – Неплохо мы их отделали. Меня Лилей зовут. Дима в сомнении разводит руками. Гордости за избиение младенцев он не чувствует. Особых сожалений, правда, тоже. – Дима. – Да, я в курсе. Слышала призыв, стало быть. Возможно, и запись видела. Плохо. – Если в курсе, почему помогла? Лиля пожимает плечами, всё продолжая остервенело тереть обувь. – Они залезли на мои угодья. – Не помню, чтобы эти места кому-то принадлежали, – задумчиво говорит Дима и понимает, что допустил стратегическую ошибку. Надо было оглушить её и сбежать. Она хоть и сильнее физически, но он – быстрее. Но Лиля только кидает на него раздражённый взгляд. – Поэтому я пришла и взяла их. Немного нелегально, но что ты мне сделаешь, опальный принц? Отведёшь к шерифу? Этот удар ниже пояса Дима предпочитает просто перетерпеть. – Я ведь тоже сюда влез. – Ага, – легко соглашается она. – Но знаешь, я больше уважаю, когда один против четверых, чем четырнадцать на одного. – Ты поверишь, если скажу, что на видео не я? На лице у неё отражается разочарование. Неужели считает, что те несчастные сами напросились? – Вот блин. А я-то думала. Но что сделано, то сделано. Лиля с досадой пинает носком мерзлую землю. – Теперь придётся уйти отсюда, – и протягивает обратно безнадёжно испорченный платок. Дима осторожно берёт его двумя пальцами, стараясь не касаться размазанных по ткани склизких ошмётков. – Камарильские шавки понабегут на шум. – Ты из Анархов, Лиля? – Что тебя сподвигло на такой вывод? То, что я Бруха? Или то, что ваши порядки в рот ебала? – Немного этого, – соглашается Дима, – немного того. Лиля обходит поле недавней битвы в поисках своего выпавшего ножа. Руки она прячет в карманы куртки. – Я не с Анархами. Больше нет. Она поворачивается к нему и добавляет: – И это значит, не только тебе повезло сегодня на меня наткнуться. В неясном свете вышедшей из-за туч луны Дима замечает металлический отблеск на снегу. Головой он указывает туда Лиле. «Ага!» – победно восклицает она и прячет нож в ножны на поясе. – А ты хорош. Для вырожденца, – она не говорит «для Камарильской шавки», и уже хорошо. – Спасибо, наверное. За то, что вмешалась – тоже. – А, – отмахивается Лиля. – Наверное, пожалуйста. Было весело. Не спеша она шагает к выходу, оставляя его гадать, нашёл ли он Игореву родственную душу по адреналиновой наркомании или это просто клановая особенность. – Ты чего встал? – не оборачиваясь, вдруг кричит она. – Думаю, – честно отвечает Дима. – Как дальше быть. – А ты думай меньше, а больше за мной шагай! Покажу классное место. И продолжает идти. В такие подарки судьбы Дима мало верит, даже на Новый год, но хорошие предложения на дороге не валяются. В пару прыжков он нагоняет её. – Такое же как это? – интересуется он, указывая в сторону пустого цеха позади них. Лиля хмыкает. – Да ладно. Романтика заброшек. Тыжхудожник. И то верно. Воротить нос ему в ближайшее время явно не с руки. А может, и права будет Лиля, где ещё встретишь такую красоту: осыпающийся кирпич, потрескавшаяся отделка, грязные, изрисованные граффити стены, разбросанные бутылки, и всё это освещается мягким лунным светом сквозь дыры в кровле – атмосфера декаданса. Дарёному коню, в конце концов. Лиля достаёт телефон. «Дорогуша, – говорит она в трубку, – ты можешь подъехать на Стачек?», – и поясняет ему, одними губами: «тут далековато». Когда она отключается, объявляя, что скоро приедет карета, Дима решается всё же задать наводящий вопрос: – Лиль, а ты мне скажи, – он чуть не сбивается, ловя её внимательный взгляд, но продолжает. – Чисто гипотетически, какие бы ты испытывала эмоции при драке с оборотнем?