***
– Я схожу за тебя к Зильченко, – предлагает он на следующую ночь. – Не надо к нему ходить, тем более за меня. Это тупик. Они едут в офис: какая-то херня случилась с поставкой. «Раз Паша твой такой со всех сторон превосходный, – ворчит Птица, – как он это прошляпил?». «У него много работы, – отвечают ему, – это раз. Это не его прямые обязанности – это два», – и, сдаётся, кто-то слишком снисходителен к своему гулю. В конце концов, кто должен отвечать за проёбы подчинённых? – Именно этим мы и занимаемся, – говорит Серёжа, отпивая кровь из бумажного стаканчика для кофе. Выпендрёжник. Птица просит Сири включить плейлист для драки с отделом снабжения, когда его посещает гениальная мысль. Серёжа, соглашаясь, кивает: – Сделаем. Хорошо, когда тебя понимают с полуслова.***
На третью ночь он не выдерживает. До рассвета домой уехать не получается, и им приходится пережидать день на работе. В офисе нет солнцезащитных жалюзи, но, по счастливой случайности, в кабинете Паши нет окон. Остальные окна на этаже приходится завешивать плотной тканью, Серёжа ворчит, что они портят продуманный интерьер, но Птице не по себе даже после таких предосторожностей. – Я скажу, что у меня светобоязнь из-за мигреней развилась, – говорит Паша. – Никто не станет открывать окна, чтобы проверить, насколько я страшен в гневе. Птица подавляет рвущийся наружу смех, и вовремя. Каким бы нелепым ему ни казался гуль «в гневе» – парня сейчас лучше не обижать. С десяти и до четырёх всё, что требуется, чтобы их уничтожить – лишь немного отодвинуть шторы. Серёжа беспокойно интересуется: – С каких пор у тебя мигрени? – Да давно. С самого нашего знакомства начались. Ох чёрт. Неосознанно – а может, как раз наоборот, не зря ведь этот хитрый лис вызывает у Птицы массу подозрений – парень давит Серёже на больное: его сраную эмпатию. – Возьми отпуск, – предлагает он Паше, пока их диалог не перешёл в отвратительный акт самоуничижения. Предсказуемо, тот отказывается: они ведь только начали взбираться в гору. Пожимая плечами, «нет так нет, смотри, мы пытались», Птица уводит Серёжу в кабинет без окон. Спать тот сегодня вряд ли будет, а это значит, к вечеру будет довольно просто захватить тело под свой безраздельный контроль. Зильченко допросить необходимо. И раз уж ни гора, ни Магомет не идут на сближение, придётся прикатить её к его ногам.***
Встречу Зильченко назначает на Обуховском заводе, несмотря на всяческие реверансы вроде «примите мои извинения за то, что отрываю Вас от дел…» и тому подобную ересь: мразь хорошо понимает, что Серёжа пока что не в том статусе, чтобы диктовать ему условия. Это временно, а значит, поправимо, времени-то у них в избытке. Чего мразь не понимает, так это того, что разговаривать к нему придёт совсем не пай-мальчик Серёжа. В затылке, вторя его мыслям, неприятно настойчиво шкрябает, и Птица от неожиданности подпрыгивает, чуть не влетая лбом в косяк. Твою ж. «Завали, тряпка, – шипит он, – убивать я его не собираюсь.» Что он, дурак какой? Они правда просто поговорят. На случай, если переговоры провалятся, он подменяет потоки в камерах видеонаблюдения на месте встречи на отснятые заранее. Если пройдёт гладко, никто и не подумает глядеть в записи, если же нет... его в здании и не было никогда. В карман Птица суёт микрофон для записи разговора, ещё один кладёт в другой – подбросит в кабинет. Примоген Тореадор встречает его фальшивой улыбкой и распростёртыми объятиями. Видно, что он привык к пускающим в глаза пыль ритуалам, движения отточенные, но в них – ни грамма настоящей теплоты, широкая улыбка не затрагивает глаз. Все они одинаковые, эти высокопоставленные фуфелы. – Серёженька, – лопочет он. – Какая честь. Птица подыгрывает. Он даже старательно расшаркивается. – Думаю, Вам хорошо известны причины, побудившие меня встретиться с Вами. Это больше похоже на игру, чем на реальные переговоры. Зильченко пытается вывести разговор в ничем его не обременяющее русло, Птица же в сотрудничестве и вовсе не заинтересован. Он как может незаметно давит на чужие мысли, проебётся – их сметут в эту же ночь. – Я вполне разделяю Вашу точку зрения на политику сети. Однако, на мой взгляд, целесообразно обсудить раздел территорий. Зильченко отрывается от вычищения грязи из-под собственных ногтей (спасибо, Птица уловил метафору) и смотрит – прямо ему в глаза. Теперь он его заинтересовал. – Высоко метишь, неонат. – Это инвестиции в будущее. – Чего ты хочешь? – Собственный домен в районе Лахты. Птица пожимает плечами. Это проект в разработке. Он вообще не думал, что Зильченко заинтересуется. – Сколько подаришь акций? – Пять. Зильченко смотрит, склонив голову, почти ощутимо у него крутятся мысли-шестерёнки. Сейчас. Проницательностью Серёжи он не обладает, но вглядеться в самую суть собеседника можно попытаться. Он всматривается в хитросплетение узора. Олег просил таким не увлекаться, наплёл с три короба про свою Ткачиху, про безумие и Змея, но Олег не понимает, что они в этом безумии уже давно свои. А может понимает, но не хочет принять. Цветные нити оплетают всё в этой комнате: живое, неживое и немёртвое. Их мягкие завихрения завораживают. Таким Серёжа видит мир? Или его сумасшествие выглядит по-другому? Птица пытается не отвлекаться на посторонние нити и сконцентрироваться на одном Зильченко, но это сложно – тут всё связано с ним. Старые связи – одни крепкие, другие расползаются, расплетаются волокнами. Связи в настоящем – толстые как канат. Будущие – еле различимые, шерсть вместо пряжи. Диаблерист. Неудивительно. Искренняя привязанность к дитя. Неожиданно. Где же Дима? «Давай, скотина, – думает Птица, – покажи мне Диму».***
Птица уходит от примогена за час до рассвета. Хорошая новость: домен у них будет. Плохая: Серёжа оказался прав – Зильченко действительно ни при чём. Птица садится в машину и откидывает спинку сиденья, морально готовясь к нескольким дням выедания мозга чайной ложечкой на тему «я же говорил». Немного времени на передышку у него есть. Главное теперь – не застрять в пробке по пути домой. – Сири, – просит он. – Врубай плейлист для споров с занудой. И надеется, что этот косячный кусок кода ему осталось терпеть недолго.