Find love

Гилберт приезжает через почти сорок минут, злобно ударяет водительской дверью, а затем идёт к уже приготовившимся умирать подросткам, сидящим на ступеньках крыльца. Томас сидит с ними, но по приближению Байльшмидта встаёт, пошатываясь, и идёт навстречу, обнимая его, едва Гил оказывается в достаточной близости. — Что случилось? — спрашивает мужчина, на что Том отвечает мутной улыбкой и блеском в глазах. — Ты пьян? — Буп! — вместо ответа Лондон прикасается подушечкой пальца к кончику чужого носа, довольно хихикая. Закрытый очками взгляд падает на сидящих, а из горла вырывается удивлённое шипение: — Сколько он выпил? — Примерно бутылку джина, — пожимает плечами Алексис. — Вряд ли что-то ещё. — А оно было, значит? — на интонацию вопроса Алекс прижимает уши к голове, а хвост к телу, проглатывая скулеж. Лиам прижимает уши к голове тоже, на всякий случай. Если уж Большой Б попытался стать маленьким, лишь бы ему не отгрызли лишние выступающие части. — Что ещё было на вашей вечеринке? — Перечислять полностью? — Да. — Ящик водки, два ящика самогона, несколько бутылок травяного пива и литров десять обычного... — начинает волк, понимая, что смысла отпираться нет. — А ещё у вас было два пакетика травы, семьдесят пять таблеток мескалина, пять марок мощнейшей кислоты, пол солонки кокаина, а также гора возбудителей, успокоительных и всего такого всех цветов? — Хм, — пожимает плечами Алекс, — почти так, да. Только пакетиков около десяти, мескалин лишь для одной суицидальной личности, кислоты нет, а кокаина гораздо больше, чем половина солонки. Гилберт молчит, прижимая к себе пьяного Тома, чтобы он не сбежал. Всё это не звучало как шутка, больше как настоящая правда, и если это так, то нужно вызвать полицию. Желательно было бы, но тогда появятся вопросы к Томасу и к самому Гилу, что поведёт за собой проблемы не только с полицией, но и с администрацией университета. Потому что гораздо легче выкинуть помеху, чем разобраться с ней по всем фронтам. Проблемы похуже этой появляются, когда Лондон, чем-то сильно недовольный и слишком пьяный — если это его первый раз и он в этот первый раз выпил залпом бутылку джина, то завтра, даже уже сегодня, ему будет очень и очень плохо — добавляет Гилберту давления на грудь и выскальзывает из рук, цокая копытами по брусчатке, громко по-оленьи пища и дёргая чёрными хвостиком и ушками. Мордой он упирается Байльшмидту в живот, почти ощутимо создавая волны радости. — Пиздец, — констатирует Гил, почёсывая довольного оленя, который точно хочет к нему на руки, но мужчина просто не поднимет такой вес. Сил не хватит на поднятие трёх сотен оленьей тушки. Ну, Томас может весит меньше, но факт есть факт: он наверняка тяжёлый. А ещё у него мокрый нос и он всё ещё пьян. — Мы не знали, что он напьётся. Алекс оставил ему косяк, но Том ведь не курит, так что это было дохлой затеей. И Том не пьёт вот так, максимум пара бутылочек пива, но это его до такого не доводит, — оправдывает и оправдывается Лиам, нервно почёсывая щеку. — Может его кто-то попытался споить? — предполагает Гилберт, на что американец качает головой. — У Алекса на вечеринке? Невозможно. Разве что какой-то смертник решил нарушить правила этого волчары, — на «волчару» Алексис скалится, обнажая острые клыки, но вапити просто показывает ему язык, не боясь от слова совсем. — Потому что в таком случае возможность прохода на другие вечеринки закрывается, а за насилие над приближенными к нему ещё и появляется угроза огрести от всей его стаи. — Стаи? Алексис кивает. — Отлично, ещё и какая-то банда, — закатывает глаза Байльшмидт, потирая переносицу и хватая пытающегося уйти по своим оленьим делам Тома за рожек. Оглушающее недовольное «ме!». — Нет, ты никуда не пойдёшь. Мы домой. И вы со мной. — Эм-м... — Лиам с Алексом переглядываются. — Этому дурачку маму завтра встречать, нужно дом убрать. — Меня не волнует, — улыбка Гилберта полностью выражает все его эмоции, среди которых превалирует жажда убийства. — Bydd Mom yn fy lladd... — тянет волк, шипя от тычка под рёбра. — Давай без эльфийского, пожалуйста. — Это валлийский, невежа. — И без валлирийского тоже, — Лиам, довольный своей выходкой, довольно дёргает ушами, а после тискает морду непонимающего Томаса, который от всех этих тисканий и сюсюканий чихает и прячется за Гилбертом в поисках защиты. — Как мы Тома посадим в машину? — Методом, который ты никогда не видел, — отвечает Гилберт, вспоминая старые уроки брата. Лондон фыркает, перебирая дрожащими ногами и позволяет чесать себя под подбородком, пока Гил вспоминает, где приблизительно у оленей находится грудина. Несколько массирующих движений по болезненной точке вынуждают Томаса стать обратно человеком и свернуться в комочек, чтобы его не трогали. Этот комочек Байльшмидт и берёт на руки, усаживая на переднее пассажирское сидение, пристёгивая ремнём безопасности. Гил всё ещё помнит, как брат делал это не только с детьми, но и со взрослыми, которые каким-то образом умудрились застрять в звериной форме. Для обратного оборота нужно было лишь принести достаточно острую боль в район, где зверь не мог бы себя защитить. Живот, спина, обратная сторона шеи — от такого организм сам выталкивал хозяина в человеческую форму, которой хватало подвижности избавиться от боли. Ведь боль это хороший стимул. Главное не переусердствовать и не причинить реальную боль. Правда, Гилберту ещё давно сказали, что лучше такой навык держать подальше от всеобщих знаний. Многое построено на том, чтобы делать что-то в звериной форме и есть преступники узнают, что обычных полицейских можно вывести ударом в спину, то количество преступлений вырастет в геометрической прогрессии. — Что ты сделал? — интересуется Лиам, склоняя голову к плечу. — Поговорил, погладил и чмокнул в лоб, а теперь сели в машину, — волк и вапити выполняют приказ, садясь сзади и пристёгиваясь. — Кстати, пока я не забыл, — Гилберт смотрит в зеркало заднего вида прямо на заметно напрягшегося волка. — Как тебя зовут и кто ты вообще такой? — Алексис Кидвелл, — пожимает плечами Алекс. — Студент. — Не тот ли Кидвелл, которого собираются пнуть из университета? — Это я, да. — И это твоя мать приходила твою шкуру защищать перед преподавателями, оправдывая тебя тем, что ты болеешь? — волк снова кивает. Это она. Как самая настоящая волчица она готова защищать своего щенка от любой угрозы, даже несмотря на то, что он уже не щенок, а подросток, который сам должен нести за себя ответственность. Это пытался матери доказать отец, который как истинный лис пытался научить сына самостоятельности. Не получилось. Алекс ещё не готов к самостоятельной жизни. Не с еженедельными алкотрипами. — Ему хана? — задаёт вопрос Лиам, шкрябая ногтями по коже ремня. — М? — Алексу. Это уже не первая туса с наркотой. — Я ничего не видел, не слышал и не знаю, — отвечает Гилберт. — Только ставлю условие, чтобы в следующий раз, если о произойдёт, вы за Томом следили. И найдите мне тех, кто мог споить его. — Найдём, — соглашается на такую сделку Алексис. — Кстати, пока я не забыл, — волк довольно улыбается своему повторению, — кто ты такой? — Гилберт Байльшмидт. — Тот самый..? — американец хихикает от подозрительной интонации, которая подразумевает попытку сбежать после получения ответа. — Тот самый, — Байльшмидт бросает взгляд на бузящего Томаса, который спустя несколько попыток выйти из машины криво сдвигается на бок лицом к водителю и, кажется, засыпает. Гилберт делает ему мягкий «буп», проверяя реакцию. Ни писка, ни визга. Действительно спит. Гил бы тоже хотел поспать — он и спал, пока ему не позвонили, — но придётся потерпеть. Лиам и Алекс переговариваются между собой всю дорогу, изредка поглядывая в окна, чтобы увидеть, что Гилберт заезжает в самый дорогой район и охрана послушно пропускает его вроде бы неприметный автомобиль, не задавая лишних вопрос и не тормозя. Из подземной парковки они поднимаются на лифте из подвала на самый верх, и если студенты удивлены, то Гил клюёт носом, умудряясь держать спящего Лондона на руках. Выглядит отчасти комично, но ровно до того момента, как мужчина не уснёт и не уронит их обоих. Попадая в квартиру Алексис присвистывает, видя огромную площадь квартиры, а затем оборачивается к Лиаму. — Нихрена ж себе... — Привыкай, — пожимает плечами вапити. — Гил, а где— — Ванная по коридору налево, спальня на втором этаже, найдёте, — отвечает Байльшмидт, унося свою добычу к себе в комнату. Маленький хаос из десятка одеял, грелки и упавшей на пол подушки приходится спихнуть ногой, чтобы уложить Томаса на освободившееся место и накрыть его единственным оставшимся одеялом. Лондон тут же сворачивается в клубочек, прячась под одеялом полностью. Гилберт не мучается долго, скидывает лишнюю одежду и, оставшись в нижнем белье, ложится рядом, вздрагивая от голода и цепляя с пола пару одеял, под которыми уже не так холодно. Терморегуляция ни к чёрту, тем более он спал, а значит успел «остыть». Объятия злобного комочка немного помогает. От мыслей о том, как бы его, этот комочек, обезопасить — нет. В голове как минимум одна идея, которую можно было бы осуществить. И желательно, потому что календарь тонко намекает на то, что послезавтра Гилу придётся уехать ненадолго. Взять с собой Тома не получится, а значит с ним может что-нибудь случиться. Ведь точно случиться, потому что Лондон умудряется находить себе приключения на пушистый хвостик даже там, где с обычными людьми ничего не случится. Томас действительно необычен. В данном контексте это даже плохо, потому что Гилберт не готов пить успокоительные каждый раз, когда ему звонят и говорят, что с его оленёнком что-то случилось. Это точно нужно решить хотя бы на время. Но утром. Сначала сон. Нормальный и здоровый сон. С такими мыслями Гил стягивает очки, промаргивается, привыкая к собственному зрению, а затем убирает очки на тумбу и закрывает глаза. Завтра. Всё завтра. Утро начинается не с кофе, а от ощущения взгляда на лице. Рефлекс хочет открыть глаза, но до Гилберта быстро доходит, кто это и он сжимает веки. Очки он носит не просто так, а потому не так просто покажет причину их ношения. Том недолго шуршит тканью одеяла и простыней, чтобы после небольшой заминки осторожно поцеловать Байльшмидта в щеку и убежать. Это вызывает улыбку. Мило. Даже несмотря на то, что у Томаса сейчас скорее всего похмелье. — Утра, — приветствует шуршащий на кухне Алекс, переворачивающий на скворчащей маслом сковородке оладий. Неожиданно. — Лиам пытается помочь Тому не умереть, а я готовлю завтрак. — Вижу. Аптечку нашли? — Гил встряхивается, стряхивая с себя мурашки. — Нашли, вскрыли, забрали всё, что помогает при похмелье и отходняке, — оладий отправляется на тарелку к своим собратьям. — Лиам взросленький, справится. Ему же детей растить. — Каких ещё детей? — интересуется Гилберт, доставая из шкафчика пачку шоколадных лапок, а из холодильника — молоко. — Наших с ним, — Алексис глупо улыбается, довольный своей шуткой. Гил только фыркает, засыпая лапки в тарелки и заливая им молоком. Томасу точно нужно что-то лучше, чем оладьи. Хотя, сухой завтрак на одной ступени с ними. Но молоко лучше. — Псина, не ври! — злобно раздаётся из коридора, а после оттуда выходит полуживой Том, который садится на стул и гордо получает ложку, которой олень медленно звенит в тарелке, изредка съедая немного завтрака. — Серьёзно? Kellogg's? — Да, серьёзно, — отвечает Гил, садясь завтракать. — Если не нравятся сухие завтраки можешь подраться с Алексом за оладьи. Второй вариант Лиам принимает всерьёз, а потому подходит к волку, который на такое поднимает уши и ставит хвост палкой, но позволяет вапити взять несколько оладий. — За моральный ущерб, — ухмыляется Лиам, откусывая край выпечки. В ответ на это Алекс ловит его за подбородок и ворует из приоткрытого рта кусочек теста. — Бе, ты такой противный. — За это ты меня и любишь, — ехидничает Алексис, а затем бросает взгляд на смотрящего на них Гилберта, успевшего съесть завтрак, заварить кофе в кофемашине и покормить Тома с ложечки. Ни разу не романтично, скорее как маленьких детей кормят, постоянно вытирая им рот салфеткой. — Эм-м... — Только у меня в доме не ебитесь, пожалуйста. А так делайте что хотите, — весь вид Байльшмидта показывает, что ему действительно плевать на чужие отношения. Почему это его должно в принципе волновать? Вот именно, причины нет. Единственное, он действительно не хочет, чтобы они занимались сексом в его доме. Потому что стены достаточно тонкие, а у Тома слабая психика. — Мы и не собирались. Он просто дебил, — вапити пихает волка локтем в бок, заметно смущаясь. — Я всё ещё гетеро и всё ещё хочу себе женщину, которая будет готова меня любить и содержать. Данная псина содержать меня не готова, так как всё ещё живёт с мамой. — Из тебя гетеро, как из меня страус, — отвечает Алекс. Контраст между ними заметен даже больше, чем между Лиамом и Томом. Если между оленями разница была в том, что один канонический блондин с синими глазами, а другой просто очаровательный черноглазый брюнет с бледной кожей — которая очень хорошо меняет цвет на розовый в неудобный для хозяина момент, — то вот между Лиамом и Алексом выглядит до смешного странно, начиная от того, что волк чуть выше и заканчивая тем, что выглядит он как крашенный, хотя, Гил в этом не уверен. Интересно, как они выглядят в звериной форме? Наверняка ещё более смешно, учитывая разницу размеров почти взрослого самца оленя и волка. — Бл... — первое слово медленно трезвеющего Томаса не имеет логичного конца, но Гилберт ставить на самое простое и логичное в этом случае «-ядь». — Приходишь в себя? — интересуется Байльшмидт, наливая кофе под недовольное лиамовское «мне тоже!». — Угу... — Что ты помнишь и как себя чувствует по шкале от одного до десяти? — М-м... — Том задумывается, прижимая ноги к телу и обнимая колени. — Помню как мы пришли к Алексу на вечеринку, поболтали немного, они с Лиамом пошли курить, а я остался и подошли те двое из клуба... — Гилберт старается сохранять нейтральное выражение лица, но все его эмоции выдаёт совсем тихий треск кружки с кофе, которую он сжимает со всей силы. — Они хотели меня увести, но побоялись сталкиваться с Алексом и ушли, — Лондон сглатывает, прижимая ушки к голове. — Я испугался, заметил оставленную бутылку джина и... — Дальше мы знаем, — прерывает его Байльшмидт, а затем подходит и обнимает Тома. С этим нужно что-то делать. Для начала можно сказать спасибо Алексису, потом позвонить по одному известному номеру, а затем найти тех двоих и покарать. Желательно так, чтобы больше они Томаса обходили по огромной дуге. — Мы найдём этих ублюдков, обещаю. Том кивает. Он верит Гилберту и тому, что Гил его защитит от всего, чего только можно. — Давайте не будем грустить раньше времени, а? — просит Лиам, обнимая Лондона с такой силой, что тот пищит, шипит и матерится сквозь губы и зубы. — Пушееехвооостииик! Мы за тебя волновались! В следующий раз с нами пойдёшь. Будем тебя охранять. — Нет, спасибо, не хочу курить марихуану и смотреть, как вы взасос целуетесь у стены. Лиам на это обмирает, бросает взгляд в сторону поедающего оладьи Алекса, а затем фыркает, отмахиваясь: — Мы играли в цыганочку. — Угу-угу, верю, — вся интонация медленно оживающего от похмелья Томаса показывает, что нет, не верит. Гилберт с ним полностью солидарен. — Лекс, подтверди! Алексис на это лишь глаза закатывает, принимая команду. — Я проверил его на гейство. — И сколько процентов? — спрашивает Гил, игнорируя то, что у волка хвост ходуном ходит. Никто на это старается не обращать внимания. Моветон. Ещё в школе учат, что хвост это интимная часть, на которую не стоит смотреть, пока не попросят. — Все двести, — Алекс прижимает уши под громкое «Идиот!» и подзатыльник. Слабый, но всё же. Слегка даже любящий. — Мудила, — фыркает Лиам, стараясь выглядеть как обычно. Уши торчком, правда, выдают его с головой. Томас пьяновато хихикает на это, а затем ойкает. — Алекс. — М? — Сходи в аптеку. Деньги в левом кармане белой куртки, найдёшь. — А если я возьму деньги и сбегу? — Тебя остановит охрана, а потом заберёт полиция, — нейтрально-будничным тоном отвечает Гил. — Если я позвоню, то ещё могут по почкам ударить пару раз. — Пиздец садизм, — удивлённо свистит волк, доедая оладьи и вставая из-за стола. — Ладно. Сейчас сбегаю. — И Уилла с собой возьми, он тоже проштрафился. — А я-то за что?! — За оставление оленят в опасности, — Том показывает другу язык, всё ещё пародируя мёртвого и перебираясь к Гилберту на колени. Не от большой любви, а от того, что он хороший, добрый и Томас точно помнит, что ему чесали носик. Правда, если он сейчас станет оленем, то они оба упадут и убьются. А нос можно и так почесать. — Он уже ехидничает, всё с ним нормально. — Hasi, с тобой точно всё в порядке? — спрашивает Байльшмидт. — Нет, мне плохо и я умираю. Хочу пончиков и лежать под одеялом, чтобы смотреть нетфликс. — Алекс! Ещё пончиков сходи купи! — громко сообщает мужчина, на что из коридора раздаётся достаточно громкое ответное «я не курьер!» Томас тихо хихикает. — А ты, Уилл, проследишь за тем, что Алекс всё купит, понял? Тебе я хотя бы доверяю, — Лиам рад такому доверию, ведь по сути он должен был его потратить полностью. Начиная с того раза в клубе и заканчивая событием на вечеринке. В обоих случаях это могло бы кончится плохо. Очень и очень плохо. Спасибо Гилу и Алексу, которые помешали тем ублюдкам в обоих случаях. — Ладно. — Можешь даже себе что-нибудь купить на оставшиеся деньги. Это дополнение к заданию радует вапити и он ускакивает вслед за Алексисом, собираясь его ограбить на пончики и клубничный сок. Главное задание выполнить, а клубничный сок, который Лиам любит, подождёт. Немного. — Что теперь? — интересуется Томас. — Теперь мы решим ещё одну проблему без лишних пушистых ушей, — пожимает плечами Гилберт, ощущая хрупкие ладони на них. — Для начала я должен тебе сказать, что мне послезавтра необходимо уехать. Том старается сохранить нейтральное выражение лица, но глаза, блестящие слезами, всё выдают, отчего Гил треплет его между ушек, почёсывая кожу головы. — Не беспокойся, это всего лишь на недельку. Нужно решить кое-какие дела. И взять тебя я не могу, как и оставить одного. — Я не один, у меня есть Лиам и Джон. — Они оба показали свою профнепригодность в этом вопросе, поэтому завтра я позвоню и найму тебе телохранителя. Лондон хмурится, поднимая уши и чуть выпячивая нижнюю губу. Так дети обычно выражают своё недовольство тем, что им не купили игрушку, которую они хотят. — Мне не нужен телохранитель. — А мне нужен. Не хочу нервничать всю неделю и мучить тебя ежесекундными звонками. Побереги мои нервы, я слишком стар для такого. — Не ври, ты не настолько стар, — Гилберт выглядит лучше, чем большинство мужчин его возраста. Может потому, что он не старается жаловаться на новое, цепляясь за прошлое. Он следует моде и потому выглядит так, как выглядит. Тем более белые волосы скрывают любое проявление возможной седины. А для всего остального у него есть татуировки, пирсинг и эта смешная розовая прядь. Любой бы посчитал его студентом, но никак не преподавателем. — Могу начать ныть на больную спину и импотенцию, — в противовес своим словам Байльшмидт двигает бёдрами вверх, многозначительно оттираясь о сидящего на нём Лондона. Тот краснеет, закусывая губу. Очаровательно. — И всё же мне не нужен телохранитель, — Том не теряется. Собирает себя в маленькую кучку и стоит на своём. — Потерпи недельку, как умный оленёнок, — короткий чмок в кончик носа выглядит как подкрепление просьбы. Так будет легче, по крайней мере самому Гилберту. Телохранитель как минимум сможет отогнать тех двоих, которые от Томаса точно так просто не отстанут, пока не получат своё. Хотелось бы взять Тома с собой для полной безопасности, но нельзя. — Я буду глупым оленёнком и отказываюсь терпеть, — а в глазах согласие. Хитрый какой. — Ты всегда такой храбрый после бутылки джина? — Не знаю. — Потом как-нибудь проверим твою храбрость в постели после бутылки чего-то не настолько крепкого. Томас краснеет ещё сильнее и отводит взгляд, заставляя Гилберта широко улыбнуться и на секунду отвлечься, чтобы поправить очки на переносице. — Завтра я пришлю тебе фото телохранителя и его имя, чтобы ты сразу знал, как он выглядит. Если он будет себя странно вести — звони мне. — Хорошо, — кивает Лондон. Главное, чтобы этот охранник не мешал ему учиться и жить. Большую часть остальных вещей Том готов перетерпеть, чтобы Гилу было легче. Он ведь действительно волнуется и беспокоится за безопасность своего особенного студента. Так звучит гораздо лучше, чем любовника и так он напишет при нанимании какого-нибудь мужчины метр семьдесят. Потому что никто и никогда не выдаёт в самоохрану двухметровых бритоголовых бугаев. Во-первых, такие обычно не идут работать телохранителями. Во-вторых, они привлекают слишком много внимания, а внимание это последняя вещь, которая нужна в их работе. Так что никто не заметит, что с Томасом ходит телохранитель. Так, обычный студент или студентка, которому или которой олень показывает их университет. Только если начнут копать, то найдут несостыковки, но в таком случае их найдёт Гилберт, даже несмотря на то, что он в тот момент будет находится в Австрии. От мыслей отвлекает шуршание пакетов и щелчок двери, который сообщает о том, что посланные за важным Лиам и Алекс вернулись. — Пойдём их приветствовать? — И воровать пончики? — с надеждой произносит Том. — И воровать пончики, — кивает Гил, поднимая Томаса с колен. Сначала пончики, потом всё остальное.