Find love

Встреча Тринидад с Джоном проходит спокойно, как Томас и ожидал. На его памяти Джон всегда встречал любых гостей с миром, добродушием и приветственным ужином, лишь потом, смотря на поведение гостя, Джонатан делал выводы и либо выводил человека на улицу, либо оставлял. Такое уже было, когда к лосю приходили в гости девушки. Том в такие моменты дёргал ушами и уходил наверх, потому что те особы сразу показывали своё «фи»: дом маленький, улица какая-то не такая, Джон живёт с братом и вообще каким-то левым парнем... И так далее, и тому подобное. Это был не звоночек, а целый колокольный звон, после которого девушек осторожно выпроваживали — выкинуть их за шкирку Джонатан не мог из приличия. Единственным, кого Джон терпел из всех сил, был Алекс. Лосю он казался крайне наглым и никак не вписывался в их сугубо оленью компанию со своими когтями и клыками. Но есть тыквенный пирог он согласился и мяса не требовал — всё ради Лиама и Тома, а также их дружбы. — Так... — начинает Тринидад, оглядывая комнату и в особенности окна, поочерёдно выглядывая в каждое из них, — вы не братья? — Нет, — качает головой Лондон. Многим так кажется, потому что они олени и живут вместе. Это логично, но всё же не так. — Мы с Лиамом подружились, и он отказался меня бросать одного в Лондоне, поэтому уговорил родителей оставить его с братом, а после кое-как уговорил и моего приёмного отца. Вот так я оказался здесь и в такой компании. — Интересно, — искренне удивляется девушка, распушив перья. — Пушехвостик опустил ту часть, где он около недели орал, что не хочет бросать папу и вообще я очень плохой олень, — Лиам делает шаг назад, чтобы не наткнуться носом на недовольного таким высказыванием Тома. Потому что это почти правда. Именно, что почти. Ему действительно было тяжело и страшно куда-то ехать, но отец обещал его навещать, что он и делал, но в последние года он делает это всё реже и реже, поэтому сам Томас к нему приезжает, чтобы увидеться. Но Лондон точно не орал неделю, плакал разве что, но и то недолго. Его же увозили не в другую страну на другой континент, а просто за пару километров от дома. Автобусом добраться можно. — Почему мне кажется, что единственный, кто истерил — это ты? — фыркает Тринидад, глядя на вапити. Тот пожимает плечами. Он не истеричка, это известно всем. Он может вести себя как истеричка, но не более того. Родители таким уж воспитали, игнорируя детские истерики без уважительной причины. Одно дело, когда он хотел, чтобы ему купили машинку, и другое дело, когда у него резались рожки. — Время доставать детские фотографии? — предлагает Томас, доставая телефон. Не для поиска фотографий, а для проверки сообщений от Гила. Пока что ничего. Это одновременно грустно, но в то же время это успокаивает. Значит у Гилберта всё идёт по планам и он скоро вернётся. Американец будто почувствовав, что Лондон делает, незаметно поскальзывает под бок, глядя прямо в экран и удобно уложив голову на чужое плечо, скользя взглядом по экрану. Зная Тома, он может сказать, что никаких интимных подробностей в тексте искать незачем, пошлых фотографий — тем более. Пара грязных словечек, разве что. С кучей нелепых смайликов и мысленным «О, Господи». — Скоро приедет? — На следующей неделе, если повезёт, думаю, — пожимает плечами Томас, игнорируя чужой взгляд. Это Лиам, ничего удивительного. Даже если он что-то и увидит, то вряд ли будет кричать об этом на всю округу. Какие-то бытовые мелочи из детства он может рассказать, что-то важное и личное едва ли. Рот на замке, потому что в ином случае Джон даст ему подзатыльник, а рука у него тяжёлая. — А что? — Устроим вечеринку по поводу его возвращения, вот что. — Я бы повременила с вечеринками, — разрушает чужую идиллию телохранительница. — В большой толпе легко могут спрятаться те, кто хотят навредить Тому, а этого допустить я не могу. В последний раз где и когда ты видел тех двоих? — У Алекса на вечеринке, — отвечает Том, чем только подтверждает чужое утверждение. Если в первый раз его спас Гил, во второй раз то, что это была территория Алекса, то нет никакой гарантии, что третья встреча не произойдёт где-то на улице, куда он выйдет подышать после компании накуренных и пьяных студентов. Утащат в подворотню, и больше не будет Томаса Алана Лондона. Будет... Даже не хочется думать, кто будет. Потому что ничего хорошего в таком случае не будет, те двое это очень хорошо показали ещё тогда, в клубе. Тринидад переводит многозначительный взгляд на Лиама, заставляя того пожать плечами и кивнуть. Да, придётся отложить вечеринку до спокойных времён. Ну или опять провести её у Алекса, что он едва ли одобрит. Он, конечно, герой, но не самоубийца. Один раз Том попался на вечеринке — это случайность, два — уже подозрительно, да и есть вероятность, что те двое сделают пару фото, видео и придут с этим в полицию. И накроется свинцовым тазом весь бизнес Волка, как и сам волк. Потому что с такими свидетельствами мать его не спасёт — фото, видео и аудио материалы, к тому же наверняка там будут указания на наркотики и алкоголь, а это... семь или восемь лет тюрьмы. Или... О, да, хуже. Пожизненное. Он же их не просто хранил, а продавал. Вот насчёт употребления вопросы, по крайней мере ни Лиам, ни Том не видели, как волк употреблял что-то опаснее анаши. — О чём задумался? — Томас мягко тычет локтем в чужой бок, приводя обратно в бренную тушку. — О запрещёнке, — отвечает Лиам, а затем уточняет, о чём именно, в чужое ухо при помощи шепота, заставляя и Лондона задуматься. Только ограниченный круг лиц знал некоторые подробности бизнеса, которые Алексис не то чтобы скрывал, просто не упоминал всуе. Поставщиков он не называл, места сбыта и добычи тоже, просто ставил перед фактом запачканных порошком рук. Но ничего нелегального им он не предлагал. Анаша, пиво, грюйт, изредка алкоголь покрепче. Никаких амфетаминов, мескалинов и искусственной наркоты. Примерно также он вёл себя и с новичками на своих вечеринках и «молодняке», который изредка к нему попадал. Таким наркотики выдавать было бы преступной халатностью. К тому же именно подобные индивиды по-пьяни пытаются залезть туда, куда нельзя и разломать то, что трогать запрещено. Томас так разбил страшную на вид фарфоровую — вроде бы фарфор, но может что-то другое — фигурку то ли слона, то ли бегемота. Её было не жалко, а Алекс сказал, что это его детский шедевр лепки, которым очень гордилась мама. Как будто без этого чудовищного порождения волчьих лап гордиться было нечем. — Мне кажется или вы что-то скрываете от меня? — Тринидад внимательно смотрит на парочку оленей, которые чуть ли не синхронно кивают. — Как-нибудь потом расскажете, верно? — Просто мы боимся, что с такой информацией ты вызовешь полицию и нашего дорогого друга увезут. — Алексиса, который незаконно торгует различными препаратами и веществами? — зелёный перьевой хвост поднимается, распушаясь в гордости своей хозяйки за такие знания. — Э-э... — тянет Лиам. — В университете шептались, а у меня хороший слух, чтобы сложить такие факты, как его неприязнь к полиции и тусовки с чем-то "ценным", — она делает кавычки пальцами. — Не следует беспокоится, меня его проблемы с законом интересуют в последнюю очередь и ровно до тех пор, пока они не мешают моей работе. — Это так? — спрашивает Том, чувствуя некоторое облегчение. — Да. Но и при мне, попрошу, никаких запрещённых веществ не принимать. Не хочу становиться соучастником. — Ужин готов! — кричит с первого этажа Джон, а спустя несколько минут открывает дверь в комнату, повторяясь. — Ужинать. Джонатан окидывает Тринидад нечитаемым взглядом. Пусть их знакомство и прошло мягко, но вот понять, что неизвестно откуда пришедшая девушка будет некоторое время жить с ними гораздо сложнее, чем просто познакомиться. Даже несмотря на то, что лосю на руки выдали даже её паспорт и представили, как телохранительницу. Никаких предубеждений по поводу этой работы, просто непривычно. Томаса от ужина отвлекает телефонный звонок, на который он резво подскакивает из-за стола, нервно виляя хвостом, неудобно шевелящимся под одеждой. От радости, никак иначе. — Алло? — Лондон нажимает зелёный значок, вслушиваясь в звуки телефона. — Guten Abend, Hasi, — голос у Гилберта хриплый, как после сна. — Как твои дела? — Хорошо. Познакомился с Тринидад, она обещала следить за моей безопасностью. Даже устроилась спать на матрасе на полу, — эта фраза вызывает улыбку своей правдивостью. — А ты как? Всё хорошо? — Делаю свои дела, стараюсь побыстрее выбраться, но не пускают. Если управлюсь за неделю, то прилечу как можно быстрее, — Том мысленно шикает на довольные оленьи части, которые всеми своими движениями выражают радость от чужих слов, отдающую где-то под сердцем уютным теплом. — Хочешь я расскажу, что я делал всё это время? Томас кивает, но затем, исправившись, выдыхает «да», чтобы сесть на кресло, поджав под себя ноги, вслушиваясь в чужой голос и рассказы о том, что Гил делал. Именно в этот момент Гилберт и раскрывает ему небольшой кусочек своей жизни, рассказав, что по сути он не на работу приехал, а на очередную процедуру для поддержания себя в хорошем состоянии и настроении. Ничего угрожающего для жизни, как себе ожидаемо придумал Лондон, просто пара капельниц и осмотр врача с посылом обратно куда-то там, куда обычно Байльшмидт уезжает. И не сообщал он об этом Тому до отъезда для того, чтобы он не надумал себе всякого заранее, отпустив с лёгкой душой и спокойными мыслями. — Это больно? — в какой-то момент перебивает Томас. — М? — Все эти капельницы и осмотры. — Я с детства к ним привык, так что не больнее обычного укола. Просто двигаться нельзя, чтобы не вскрыть себе каким-то чёртом вены, — отвечает Гилберт, незаметно для Тома потирая угол локтя, чуть выше иглы. Будь его воля, он бы не таскался на родину ради всей этой тягомотины, но это нужно. Причём даже не ему, а другим людям, для которых он приносит пользу. — Ты ужинал? — Ну... Мы как раз собирались. — Иди ешь, а то Уилл всё съест, и ты останешься голодным, — Лондон мысленно соглашается. Лиам может съесть самое вкусное, оставив Тому только не настолько вкусное и скорее всего более полезное, чем съел сам вапити. Парадокс. Невкусный, но всё же. — Напиши, как соберёшься спать. Спою тебе колыбельную. Какую попросишь, но только на читаемом языке. Вряд ли я способен спеть что-то на каком-нибудь тайваньском. Томас довольно хихикает в телефон, представляя, какие страдания испытают его уши и горло Гила. Слушать такое не хочется. — Хорошо, я напишу. До следующего звонка. — Bis bald, — прощается Гилберт, кладя трубку и оставляя Тома наедине со своими мыслями и намекающим на то, что пора бы поесть, желудком. Любовь любовью, а калории нужны всем. Особенно таким влюблённым оленям, как Лондон. Ему нравится это общение, хотя он чувствует себя не так, как когда Гил рядом. Когда он рядом ощущения совсем другие. Всё тело напрягается, готовое делать что-то, но мозг говорит ему замереть и смотреть, как послушная мышь, глядящая в пасть гадюке — бежать в принципе некуда. Только Тому есть куда бежать, от кого бежать, но причин для этого нет, ведь Байльшмидт ему не навредит. Он спасёт, поможет и позаботится, но точно не навредит. Примерно те же отношения Лондон наблюдал у Лиама с Алексом, только язвительности и тычков гораздо больше, но это даже мило, потому что Алекс всегда называл себя не беспокоящимся о поле партнёра волчарой, а Лиам — строго гетеросексуалом. Непонятно, как они сошлись. Но это и не забота Тома. Сейчас его больше заботит то, что нужно поужинать до того, как Лиам всё съест.