Цепи для Энн Ширан

Потоки воды безжалостно бьются о железный поддон, жаля израненное тело холодом. Надрывно плачу, не в силах остановить истерику, главенствующую надо мной. Вжимаюсь в кафельную плитку лбом, обломанными ногтями царапаю стены, что травят, душат, убивают. Кричу в пустоту, содрогаясь в болезненных судорогах. С остервенением тру, сдирая кожу, пытаясь избавиться от его запаха, рук, семени. Не могу… Я НЕ МОГУ! На мне не осталось ни единого здорового участка кожи. Едва могу пошевелить пальцами, не ощущая въедливой боли, раздирающей меня на кровавые куски. В голову лезут отвратительные мысли. Он не тронул. Пока еще не тронул меня полностью, но я едва могу пережить то, что он уже со мной сделал, страшась представить, что ждет меня дальше подле него. Эти мысли разъедают мое нутро, разлагая разум. Отравляют все мое естество, вынуждая браться судорожной дрожью, пропадая в отчаянии перед неизбежным. Обнимаю себя тонкими, отдающими синевой руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Покрываюсь гусиной кожей от ледяной воды, струящейся по старым трубам. Поднимаю глаза к потрескавшемуся потолку, всматриваясь в тусклый свет одинокой лампочки. Меня что-то тревожит, но мне так трудно соображать. Мозг словно отключился. Взял тайм-аут и ушел в бессрочный отпуск, в поисках лучшего владельца. Хмурюсь, рассматривая ветвистые трещины. Кажется, этому зданию осталось недолго существовать. Может мне даже повезет и оно вскоре обрушится, а мне удастся сбежать. Губы сами по себе складываются в тень безнадежной улыбки и я вновь ощущаю привкус металла на языке. Касаюсь подушечками пальцев надрыва, долго рассматриваю капельки алой крови. Одной баночки, выделенной мне доктором, явно будет недостаточно. Ничего не будет достаточно. Железная дверь звякнула, пропуская зверя внутрь. Я вжалась спиной в плитку, отползая как можно дальше от него, исподлобья наблюдая, как он хмурится и переключает воду. — Решила воспаление подхватить, — грохочет он, стягивая с себя джинсы, забираясь в душевую кабину. Горячие потоки воды тут же принялись омывать его тело, а я попыталась подняться, чтобы уйти, но он не дал мне этого сделать, грубо схватив чуть выше локтя, дернул назад. Лопатки обожгло от столкновения с плиткой, и я скривилась, пытаясь слиться со стеной, отвернувшись в сторону, не в силах встретиться с его взглядом. Облитое кровью сердце вновь грозилось проломить грудную клетку от нарастающей внутри паники. Дыхание участилось, и я стала задыхаться, чувствуя, как легкие начинает печь. — Посмотри на меня, — потребовал наемник, выставляя обе свои руки с двух сторон от моей головы, нависая сверху. — Не надо! Пожалуйста! Отпусти, — крепко зажмурившись, взмолилась я, сжимая тонкие пальцы в кулачки. Еще чуть-чуть и истерика прорвется наружу. Он сломает меня. Окончательно и бесповоротно разрушит. Разве зверь не насытился? Разве я не дала ему то, что он хочет? Почему он продолжает мучить меня? ПОЧЕМУ? Грубые пальцы по-свойски обхватили мой подбородок, разворачивая мое лицо, запрокинув голову вверх. Я испуганно уставилась на него, широко распахнув глаза, наблюдая, как на дне его радужки плещется что-то жуткое, темное, лишенное всего человеческого. Монстр внутри него смотрел прямо на мою обнаженную душу. Мне от него не спрятаться, не скрыться. Я даже толком пошевелиться не могу, с ужасом отмечая, как он сокращает расстояние между нашими лицами, а его губы практически касаются моих. Осознание обрушивается смертоносной лавиной, заживо погребая меня под собой. Он не касался меня подобным образом раньше. И я сама совершенно упустила эту деталь, в обычном мире казавшуюся такой незначительной, но сейчас имеющую совсем другую ценность. Клер всегда в подробностях рассказывала мне о своей личной жизни, начиная с первого неумелого поцелуя. Объясняла, что да как, но в моем случае, ничего и никогда не складывалось. Ощущение чужого языка и чужих слюней были способны вызвать во мне лишь рвотные рефлексы. В своей жизни я целовалась с тремя парнями. И никто из них явно не подходил мне, хоть последние два вызывали во мне какое-то странное чувство симпатии. Словно неполноценное. Но я бы сделала все, чтобы вернуться в те времена и терпела бы их так долго, как только бы смогла, только чтобы зверь не касался меня. От давящего напряжения я ощущала как кровь шумит в ушах. Чувствовала каждую каплю, бьющуюся об мое тело, хоть зверь нависал надо мной, прикрывая от потока. Он медлил, растягивая удовольствие, питаясь страхом, что казалось, пропитал собой воздух. Он дышал глубоко, и я отчетливо видела, как вздымается его грудь при каждом вдохе, как вздулись провода вен на его руках, как выступали покатые мышцы на его усеянном шрамами теле. Я не знала, откуда во мне взялась эта толика храбрости, но он делал то же самое, будто заново изучал меня, неотрывно рассматривая. Его дыхание прямо на моих губах и я шумно сглатываю, ягодицами сильнее вжимаясь в плитку, ощущая, как жгут лопатки от свежих ссадин при любом легком трении. Мои зрачки мельтешат в зеленой радужке, с прожилками янтаря. Кажется, я не дышу. Воздуха не осталось, его выжгло всепоглощающей энергией, которую породил зверь. Он вытеснил собой все, пригвоздив меня к извергающей холод стене. Мысли в моей голове полны отчаяния от осознания патовости ситуации. Мы обнажены. Стоим в нескольких сантиметрах друг от друга. Мне нечем себя защитить. Мне не убежать, не скрыться. Остается только сдаться, но я все еще полна решимости бороться, пока он не нарушает последние границы и его жесткие губы не накрывают мои. С силой упираюсь в его грудь ладонями, пытаясь от себя оттолкнуть. Крепко сцепив челюсти, протестующе мычу. Меня в ужасе колотит и я из последних сил оказываю сопротивление, яростно ударяя его по лицу, оставляя алые царапины тем, что осталось от моих ногтей. Отдергиваю руку назад, в паническом испуге замираю, сталкиваясь с осколочным льдом в глазах хищника. Потоки воды стекают по его лицу, смешиваясь с проступающими капельками крови. Он немного отклоняется от меня и склоняет голову набок, подставляя поцарапанную щеку, выкручивая вентиль в обратную сторону, добавляя прохлады. Его губы кривятся в оскале, и я вижу, как его взгляд наполняется ожесточенным безумием. В неконтролируемом порыве страха я ощущаю, как в глотке бьется пульс, а кровь шумит в ушах. Сердце не бьется — оно выламывает кости, разрывая свою плоть. Я делаю шаг, единственный и такой решительный, но зверь ловит меня, в очередной раз впечатывая в стену. Он больше не церемонится и от боли у меня перехватывает дыхание. Не уверена, что после удара у меня все впорядке с головой. Глухой звук очень походил на то, как могла расколоться моя черепушка. Но я все еще в сознании. Все еще смотрю на него. На разъяренного, дышащего яростью зверя. Он пальцами касается своей щеки, на ощупь оценивая степень повреждения. Царапины неглубокие, но заживать явно будут долго. Неплохая отметина для насильника, вот только я не уверена, что она стоит моей жизни. — Извини, — надломлено шепчу я, пребывая в абсолютном ужасе. Не понимаю, что я делаю и почему прошу у него прощения. Он монстр! Энн! Очнись! Перестань так нещадно в ужасе трястись! — Повтори, — еле слышно потребовал зверь, вновь сокращая расстояние между нами. — И-зви-ни, — по слогам выдавливаю я, чувствуя, как глаза жгут слезы. — НЕ УБИВАЙ МЕНЯ! — истерично взвизгиваю, замечая, как надо мной заносистся его тяжелая рука и замирает. Он запрокидывает голову назад, и я вижу, как вибрирует его горло от откровенного хохота. Я надрывно хватаю воздух ртом, не могу сделать ни одного нормального вдоха. Еще немного и я лишусь сознания или рассудка. Даже не знаю, что из этого было бы предпочтительней для меня. Может, все же смерть? Вот только я до помутнения боюсь ее. Боюсь так сильно, что готова отдать ему все, что он попросит. Все, чтобы еще хотя бы раз увидеть своих родных. Чтобы знать, что Клер больше ничего не грозит. Что она в безопасности. А потом… нет, я не готова расстаться с жизнью. Не так. Никогда не так… Зверь всецело снова отдан мне. Он щурится, рассматривая меня с высоты своего роста, и я вновь ловлю себя на мысли о том, что он чрезмерно огромный. В нем кроется столько силы, ярости и жестокости, но сейчас она растворяется в нем, и я вижу просыпающийся интерес. — Даже мыслей таких не было, смазливая, — тянет он, а его жесткие губы кривит усмешка. — Так, незначительные моменты с дрессировкой. Мне нравится твое бессмысленное сопротивление, — склонясь ко мне, выдыхает. Я шумно втягиваю воздух, наблюдая, как в его глазах плещется что-то совсем неведомое мне. Его взгляд испытывающий, всепоглощающий, притягивающий и отталкивающий одновременно. Меня трясет и я не в состоянии унять эту чудовищную дрожь, что кажется, добралась до мозга костей. — Коснись меня. Сама, — то ли требует, то ли просит он, не отрывая взгляда от моих глаз. Пытаюсь отвернуться, предпринимая попытку разорвать зрительный контакт, но он наклоняется вслед за мной, не давая возможности избежать пресса своего давления. — Давай, девочка. Я не такой страшный, как тебе кажется, — иронично подначивает он, закидывая руки за голову, демонстрируя всего себя. — Уважь дядю. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — с усилием проталкивая слова, спросила, чувствуя, словно они раздирают мое горло до крови. — Прояви фантазию. В его голосе я слышу откровенную насмешку, от которой меня коробит изнутри. Едва сдерживаю себя, чтобы вновь не разрыдаться, а по телу накатом снует дрожь. Я совсем не узнаю свои руки. Они какие-то длинные, несуразные, обтянутые кожей кости. Мужчина напротив меня расслаблен, но каждая мышца его натренированного годами тела выступает стальным бугром. Я не смотрю на то, что ниже пояса, куда ведут косые мышцы живота. Я вовсе пытаюсь на него не смотреть, но так отчетливо чувствую, как макушку жжет его внимательный взгляд. Он наблюдает, как дикий зверь выжидает, когда его добыча будет особенно уязвимой, а ведь от меня уже практически не осталось ничего. Я раздавлена, сломлена, разбита, но все еще пытаюсь бороться, словно это какой-то остаточный посмертный рефлекс. Мои мысли обрываются мгновенно, когда я подушечками пальцев касаюсь твердой кожи, бессознательно исследуя давно заживший шрам от пули. Веду ниже, по выступающим кубикам стального пресса, вновь натыкаясь на шрам, но уже на совсем другой. Продолговатый и с рваными краями, будто оставленным каким-то очень странным ножом или другим острым предметом. Аккуратно перемещаю пальцы выше и немного вбок, теперь останавливаюсь на трех пропорциональных отверстиях. Ума не приложу, как после такого можно выжить. Хмурюсь, и позволяю своей руке спуститься ниже, касаясь грубого рубца. Мысленно черчу для себя границу и медленно перемещаю руку, чувствуя, как глухо бьется сердце зверя. Монстр человек и я только что это почувствовала. Его можно ранить, можно убить. В нем течет та же алая кровь, как и в любом живом существе. У монстра есть сердце. Замираю, шумно выдыхая, и скольжу ладонью дальше, столь увлеченно и самозабвенно, что совершенно не замечаю, как зверь меняется, вновь возвращая первенство себе. Он без труда перехватывает мою кисть и ловит вторую, тут же запрокидывая их над моей головой, резко вжимая в кафельную плитку. Едва успев немного успокоиться, я вновь ощущаю бешеный всплеск адреналина. Я в ловушке и я полностью обездвижена. Рейк с легкостью удерживает мои руки одной своей ладонью, вжимаясь в меня бедрами так, что я животом ощущаю его эрекцию. Мой взгляд полон ненависти и отчаяния, а его окутан тьмой. Зверь сжимает мой подбородок, пальцами надавливая на впалые щеки. Изучает, неторопливо сокращая расстояние между нашими лицами, словно дает мне время подготовиться или же привыкнуть. Инстинктивно хочу дернуть головой, чтобы прогнать все предательские, отвратительные мысли, что так назойливо отравляют мой разум, но он фиксирует мое лицо, и я замираю, проваливаясь в глубину его темных, как сама бездна глаз. Жесткие губы вновь настигают мои, только теперь я отчетливо чувствую, как он сдерживается. Все его тело напряжено, взвинчено. Я вижу каждую бугрящуюся мышцу его тела. Вижу, как вздулись вены на его массивной шее и руках. Вижу, как он держит себя самого на ментальной привязи. Ведомая страхом и едва ли не паническим ужасом, зажмуриваю глаза, полностью отдаваясь во власть ощущениям. Не хочу противиться. Уже успела уяснить, что так причиняю себе лишь больше боли. Поцелуи всегда были для меня отвратительными, так что ничего нового он для меня не откроет. Вот только я отчего-то по глупости, дурости или откровенной неопытности, так отчетливо и ярко вспоминаю умелые руки, которые касались меня, сопротивляющуюся душой и телом, но все же оказавшуюся побежденной. Не могу и не хочу признавать свою слабость. Как же отвратительно, мерзко, а сейчас его губы словно ставят на мне клеймо. Он пробует, кусает. Обводит ровный ряд зубов языком. Словно пьет меня или пытается съесть. Странные чувства. Не понимаю. Утопаю в пропасти смятения, осознания, что никогда до этого поцелуй не был с такими режущими гранями. Зверь точно знает, что он делает. Он ведет. Подчиняет. Уничтожает. Крепко удерживает меня под прессом своего тела. Он пробует, раскатывает мой вкус на своем языке, пока я пребываю в высшей степени оцепенения. Не знаю что делать и должна ли. Я нерушимо стою прикованная к стенке. Не отвечаю. Совсем не двигаюсь, пока он прикусывает и оттягивает мою нижнюю губу, и жжет мое лицо пробирающим до самых внутренностей взглядом. Чувствую, как затекли руки, и как ужасно саднят не успевшие зажить раны на запястьях. Пытаюсь хоть как-то уменьшить его давление, и в порыве, всего на мгновение приоткрываю губы, позволяя монстру проникнуть в мой рот. Он завладевает. Так быстро, сокрушительно, что меня вновь трясет. Он завладевает моим языком, и я резко выдыхаю. Чувствую, как он кривит губы и вынуждает подчиняться. Зверь ведет, и я почти не сопротивляюсь. Отчего-то меня тревожит его вкус, немного отдающий табаком, но в остальном особенно приятный. Поцелуй становится каким-то удушающе глубоким. Жадным. Такое чувство, что он из меня пьет и никак не может напиться. Ладонь аккуратно стекает на мою шею, несильно сжимая. Он отпускает мои руки, и притягивает меня за талию ближе к себе. Ведет по бедру, резко приподнимая и притягивая, вынуждая меня испуганно вскрикнуть прямо в его рот, а он тут же это поглощает. Мои руки на его плечах. Не могу ни сжать, ни удержаться. Его мышцы словно каменные. Такие твердые на ощупь, как и то, что так настойчиво все это время упирается в меня. Кажется, я даже отвечаю, просто не до конца понимаю. Его язык ведет со мной ожесточенную борьбу. Он завлекает, кусает, вынуждает подскакивать пульс и я уже едва ли соображаю, ахнув, когда ладонь сместилась с моей шеи и сжала грубо волосы, оттягивая мою голову назад. Его губы скользнули вниз, прикусывая так нещадно бьющуюся жилку. В маленьком помещении совсем не осталось воздуха. Душно и так тяжело мыслить. — Видишь? Я совсем не страшный, — насмешливо тянет зверь, выдыхая в мою шею. Он губами втягивает кожу, так сильно, остро, что я вскрикиваю от боли, начиная трепыхаться в его грубых, наделенных немыслимой силой руках. Но твердая ладонь удерживает меня на месте, не давая совершить никаких лишних действий. — РЕЙК, МАТЬ ТВОЮ, ТЫ ЗДЕСЬ?! У НАС ДВА ГРЕБАНЫХ БЕГЛЕЦА! ТЫ МНЕ НУЖЕН! Тонкая металлическая дверь звякает от нескольких сильных ударов. От неожиданности я вскрикиваю. Не понимаю, как кто-то смог пройти через входную массивную дверь. Вижу, как зверь мгновенно напрягается, молниеносно закрывая мне рот размашистой ладонью. — Тише, девочка. Ни звука, — твердо говорит он, отпуская меня, лишая всего воздействия. Он срывает огромный халат и кидает его в меня, приказывая одеться. Сам же обматывает полотенце вокруг бедер, а после уверенным шагом направляется к выходу, жестом указывая перекрыть воду. Покрутив вентиль, забираюсь с ногами на унитаз, плотно кутаясь в махровую ткань. — Что за хрень с твоим лицом? — отчетливо слышу грубый голос визитера. — Побрился неудачно. — Слишком острая бритва попалась? — Ты за меня не переживай. Лезвия быстро тупятся. Что случилось? — Некогда обсуждать, по дороге расскажу. Поехали. Мужчины больше не разговаривают, я лишь отчетливо слышу, как звякает пряжка ремня, застегивается военная куртка и перезаряжается оружие. По моим подсчетам прошло не более двух минут, как тяжелая металлическая дверь закрылась с характерным звуком. Дышу глубоко, надрывно, пытаясь вернуть себя. Не хочу и не могу анализировать то, что только что случилось. Едва заметно раскачиваюсь из стороны в сторону, крепко обнимая ноги. Меня по-прежнему трясет. Чувство отвращения к себе и к тому, в какой ситуации я оказалась, в болезненном спазме скрутило желудок. Мучительная тошнота подступила к горлу, вынуждая меня подскочить и тут же выплеснуть съеденное за сегодня в унитаз. Измученное тело пробирает озноб, порождая тысячи мурашек следующих прямо по позвонку, рассыпающихся на тысячи стаек в попытках найти укрытие. Поднимаюсь и на негнущихся ногах плетусь к раковине. Полощу горло, тщательно избавляясь от жуткого привкуса во рту, старательно избегая своего отражения в зеркале, но все цепляюсь за него взглядом. Это не я. Это не может быть мной. Худое, осунувшееся лицо, с глубокими синяками под мертвыми глазами, смотрит прямо на меня. Мокрые, русые волосы обрамляют его словно щупальцами. Губа разбита и из нее вновь тонкой струйкой сочится алая кровь. На скуле багровым наливается синяк, а шея вся усеяна отметинами от грубых пальцев. Израненное тело выглядит не лучше. Оно все, вдоль и поперек, покрыто десятками ссадин и крупными подтеками. Тонкие кисти страдали едва ли не больше всего, на них словно браслеты темно-фиолетового оттенка, несколько сантиметров в ширину. Я похожа на труп, привезенный на каталажке после страшной аварии, над которым определенно придется потрудится танатокосметологу, чтобы представить родственникам хоть в мало мальски приемлемом виде. “И как это можно хотеть?” — проносится в моих мыслях, а от жалости к себе хочется выть подобно смертельно раненому животному. Отхожу от раковины и прижимаюсь спиной к стене, медленно стекая вниз. Глаза наполняются слезами, а душа с хрустом рвется на части от едкого чувства безысходности. Рассматриваю безликие серые стены, поднимаю свой взгляд чуть выше, к потолку, следуя за извилистой трещиной и каменею от вида старой вентиляционной решетки. Меня бьет словно током от мыслей пронзивших сознание. Вот он выход из логова зверя, через который я точно пройду. Резко поднимаюсь, подавляя очередной приступ боли, игнорируя настойчивое чувство головокружения. Едва не падаю, путаясь в длинных полах халата, но вовремя успеваю удержать равновесие. Подбегаю и приподнимаясь на носочки, пальцами ощупывая решетку, внимательно осматривая шаткие, проржавевшие болты, на которых она держится. Сломать не удастся, хоть они и выглядят довольно хлипкими — только открутить. Нужно что-то острое и небольшое, а еще понадобится какой-то стул, чтобы забраться выше. Тут стена идет на сужение, словно комната монстра расположена в части близкой крыше или здание с фасадной стороны имеет какую-то отличительную конструкцию. В груди нещадно бьется сердце. Радостно и как-то так легко. Надежда на побег теперь не кажется такой призрачной и далекой. Мне нужен план. Нужно все хорошенько обдумать. Я пересмотрела столько фильмов про выживание, что в лучшие времена могла бы написать целое пособие. Все, что от меня требуется, это вспомнить все, что я знаю, не упуская ни малейшей детали. Составить план и стараться следовать ему, покорно выжидая подходящее время. Зверь уже отлучался, когда привез меня сюда. Возможно, есть шанс, что он отлучится еще раз, и тогда, я буду готова. Если бы я только могла узнать где мы. Все стало бы намного легче. Я обязана узнать название страны. Спрашивать зверя не имеет никакого смысла, но тут наверняка найдется кто-то более болтливый. Нужно слушать и смотреть. В фильмах всегда выживали только те, кто вел себя осмотрительно. И мне необходимо сначала осмотреться. Хотя бы приблизительно понять где я. Если я смогу выходить из его логова сама, то лучшей возможности и не предвидится, чтобы все тут осмотреть. Но мне нужно будет быть предельно осторожной, тихой и незаметной. Мучителю сразу донесут на любую мою оплошность.  Я смогу.