Vale*

***

      Дьюк находит Добермана на крыше уже после, как обшаривает все остальные закутки.       Доберман курит, привалившись спиной к коробу генератора и в глазах у него пустота. — Тебя пятнаши искали, — сообщает Дьюк. Садится рядом и сразу чувствует: с Доберманом что-то не в порядке, — сказали: хозяин распорядился проводить к себе, хотел с тобой поговорить. А я так и подумал, что ты влез опять куда не надо. Решил, лучше я тебя найду, чем они. — Какой хозяин? — Не помню. — Врешь. Доберман смотрит в пустоту, и затяжки у него механически ровные. — Врешь. Все ты помнишь. — Хайдигер, кажется, — сдается Дьюк, — я скажу, что не нашел тебя. — Снова будешь врать.       Доберман щелчком отправляет сигарету в полет, но до края крыши та не долетает. Мелкие искры рассыпаются по черному гудрону. Ветер ворошит тлеющие точки. Доберман наблюдает, скосив глаза. Дьюк хмурится. — Что Полковник-то утром хотел, куда тебя таскал?       В другой раз Дьюк не в свое дело не лез бы, но Полковник является лично только по важным делам. А еще от задумчиво-равнодушного Добермана мурашки по коже. — Познакомить хотел. — Кого? — Меня. — С кем?       Доберман молчит. Цокает языком, глядя на багровые затухающие крошки. Дьюк напирает: — Зачем ему с кем-то тебя знакомить? — Напоследок. Пока еще есть возможность. Ждет, наверное, что если Бенни не передумает выставить меня, то я сдохну в следующем бою в среду.       Дьюк шумно выдыхает, почти с облегчением, как человек, чьи тайные опасения озвучили вслух. — На последней тренировке ты подставился под мою очередь раз восемь. В бою был бы уже покойником. И рейтинг у тебя скачет последнее время, как проститутка. Ты не в форме. — Двигаться больно, шов мешает, — отстраненно жалуется Доберман. — Интересно, мы выберемся живыми?       Дьюк видел кровь на бинтах, которые нашел накануне после Добермана в душевой, но старается не думать об этом, когда грубовато отвечает: — Еще бы. В среду, главное, держись недалеко. Если прижмут и надо будет продохнуть — уходи мне за спину и выдыхай. Пойдем не быстро, я прикрою. Нормально пройдем, не сомневайся. Думаешь, мне сдалось смотреть, как тебя пристрелят? — Ты как Сова, — скалится Доберман, и маска отчужденности на его лице трескается впервые с начала разговора. — Сколько он мне твердил про команду. А потом я его убил. А он пытался убить Хайена. А теперь Хайен — Факел. Ушел в другую команду. И в среду может убить меня. Разве не смешно? — Еще как, — подтверждает Дьюк. — Ты часто вспоминаешь Сову. Он живой был — вы с ним по любой мелочи грызлись через день. А теперь он умер, ты про него говоришь еще чаще.       Доберман пожимает плечами, лезет в карман за новой сигаретой, но закурить не спешит — вертит в руках. — Да просто он же без малого двадцать лет тут торчал. Подонок был, но обнадеживал. Иногда смотришь на его рожу и думаешь: может, и правда можно выбраться живым. Но видишь, и тут вряд ли… Иди, я за тобой спущусь. Еще одну докурю только. Нельзя же хозяев заставлять ждать. — Уверен, что нормально все? — Конечно, — Доберман говорит голосом сто процентного лжеца, который своей лжи не прячет и не стесняется, — все нормально. А станет еще лучше. Не загоняйся. Дьюк… Интересно, а что у тебя в техническом паспорте написано? Должны же были тебе в сортировочном центре шлепнуть в документы имя. Не рабочий боевой псевдоним, а имя — какое? — Со мной тоже познакомиться хочешь напоследок? Завязывай дурью маяться, сказал же — нормально пройдем. Но если хочешь знать, — Дьюк тратит целых три секунды вспомнить данные тех. паспорта. А чтобы вспомнить, когда его последний раз звали по имени, а не по кличке, времени не надо, потому что кажется, попросту никогда. — Модель второго поколения R0-12. «Рори». — Рори, — фыркает Доберман в кулак. Поднимает брови и вдруг начинает смеяться: сначала тихо, а потом все громче, легко и свободно, полной грудью, без злости. — Рори… Надо же. Какое дерьмо.