Определенность

Удар. Еще удар. Короткий обманный замах, подсечка. Удар ногой. Снова. И снова. Берт дышал тяжело и надрывисто, и в груди клокотал жар. Видимо, все-таки успел простыть. Не рассчитал, хотя прежде не единожды тренировался под дождем. И вот он на тренировке у Моу, в толпе пятикурсников. С опаленными болью легкими. — Так, стоп, — тренер покосился на него недовольный взглядом, еле слышно цокнул и кивнул в сторону замка. Берт мысленно застонал. — В лазарет. Он тщательно постарался скрыть то, какой бледной была его кожа, то, как дрожали руки от озноба, то, как тяжело давались вдохи. Но Моу не был бы Моу, если бы не его внимательность. Конечно, он заметил. И вот Берт в лазарете. Больничные койки были маленькими и неудобными. Стопы свисали с края кровати, из-за чего приходилось постоянно подгибать ноги. Тело и без того ломило, а теперь еще и это дерьмо. Берт недовольно рыкнул. Еще и запах в палате стоял такой, будто по соседству устроили конюшню. Но надо же. Это не конюшня. Это настой, который ему нужно было пить в течение дня, чтобы не помереть от лихорадки. — Хэй, — из-за двери показалось взволнованное лицо Виктора. Приятель вошел в палату, принюхался и тут же скривился. — Я, пожалуй, ненадолго. Сил хватило только на ответный кивок. Виктор прошел к соседней койке и неуверенно присел на нее. Поглядел на Берта внимательным взглядом и усмехнулся. — Выглядишь дерьмово, — хохотнул он. — Моу еще с полчаса ворчал о том, какой ты безответственный идиот. — Спасибо, — Берт фыркнул и тут же поморщился от боли в груди и горле. Как жаль, что снадобье начинало действие лишь через пару часов. — Да не за что, — также весело парировал Виктор. Поправил подушку и, оставив ноги свисать с края, разлегся на койке. — Надолго ты тут? — Да хер его… Дверь со скрипом отворилась, и в проеме показалась Патриция. Скользнув по Виктору недовольным взглядом, целительница придирчиво осмотрела Берта. Неуверенно оглянулась и все-таки издала тяжелый вздох. — Занимай койку, — проговорила она стоящему позади нее человеку. Берт приподнял бровь. Ну надо же, сосед. А после расхохотался во весь голос, потому что Элис, выглянувшая из-за спины Патриции, выглядела еще более жалко, чем вчера. Бледная, как мертвец, уставшая и с поджатыми губами. Так и хочется пожалеть. — Привет, Берт, — пробормотала она обессиленно, когда целительница закрыла дверь. — И тебе, Виктор. Прошаркав по полу, он уселась на ту койку, что была ближе всего к двери, и горестно вздохнула. Берт попытался скрыть злорадную усмешку, но все-таки провалился. — А я говорил, чтобы ты шла в замок. — Так вы что, оба простыли? — Виктор скользнул взглядом от Элис к Берту и обратно. — Флетчер, да ты везунчик! А тебе, Берт, сочувствую. Надеюсь, вы не убьете друг друга. — Ха-ха, — безэмоционально откликнулась Элис. — Я тоже рада вас видеть. А потом, рухнув на койку, повернулась к ним спиной и, судя по всему, задремала. Берт присвистнул. Видимо, ей было еще хуже, чем ему. По крайней мере ему хватило ума сразу скинуть мокрую одежду с тела и принять горячий душ. Элис, возможно, такой смекалкой не блистала… Виктор внезапно соскочил со своего лежбища и присел на корточки около койки Берта. Кинул любопытный взгляд в сторону Элис и громко зашептал: — Что значит «я говорил, иди в замок»?! Вы вчера вместе были? Ты же сказал, что идешь на тренировку! Берт поморщился. Ну не говорить же ему, что Элис посчитала, что он выглядит достаточно жалко, чтобы поговорить с ним о Ларвуде и родителях. И так звучит как бред. Поэтому Берт предпочел самый безобидный вариант. — Она тоже бегала. Виктор ухмыльнулся. — Я бы посмотрел. Чувство неприязни, на короткое мгновение мелькнувшее где-то внутри, заставило Берта нахмуриться. Какой бред. Виктор всегда так шутил. Смятение, вызванное фактом собственной злости, ошеломило его. Какого черта. Берт скользнул взглядом в сторону Элис. Ее спина еле заметно подрагивала во сне, а дыхание, срывавшееся с губ, было рваным и сиплым. Под тонкой тканью футболки обрисовывались острые лопатки и тонкая талия. Над самым воротом сквозь пряди золотистых волос виднелись хрупкие шейные позвонки. Элис выглядела невинно и ее действительно было немного жаль. И это чувство пугало Берта до безумия. — Я, наверное, посплю, голова совсем не варит, — растерянно пробормотал он и перевел взгляд на Виктора. Тот прищурился, глянул с подозрением, но все-таки кивнул. Встал в полный рост, тихо пожелал скорейшего выздоровления и вышел из палаты. Берт пролежал неподвижно, в молчаливом созерцании рыжего затылка Элис еще полчаса. И какого черта он ее жалеет? Не помрет же она. Элис, все еще пребывая во сне, вздрогнула, и Берт, проследивший это движение, тут же спрятал собственное лицо в ладонях. Провел ими по разгоряченной коже и устало вздохнул. Что он делает? Еще через полчаса, услышав тихий болезненный стон со стороны Элис, он встал с собственной койки, сорвал одеяло с той, на которой лежал Виктор, и, стараясь не краснеть от стыда, укрыл девчонку почти с головой. Молниеносно вернулся на свое место и затаил дыхание. Его там не было и он не делал ничего тупого, вроде укрывания своей раздражающей соперницы одеялом только потому, что ей холодно. Что вообще им руководило в этот момент? А если бы она не спала? Как бы он объяснил ей это? Берт повернулся к ней спиной и вперил взгляд в стену. Он лежал так все это время и ни разу не сдвинулся с места. И если ей вдруг показалось, что в нем проснулась жалость и он укрыл ее, то это просто последствия лихорадки, галлюцинации, игры воспаленного мозга. Элис снова застонала во сне, и послышался шорох ткани. Она повернулась к нему лицом? Проснулась? Берт закатил глаза. Его мозги превратились в кашу из-за болезни. Какого черта он вообще думает об этом? И почему он отворачивается, будто его вообще должно волновать, что она там думает? Берт крутанулся обратно и вперил раздраженный взгляд в лицо повернувшейся к нему Элис. Теперь оно было доступно его взгляду, а одеяло во время разворота сбилось у груди тонкой полоской. И какого черта он укрывал ее? Чтобы она тут же стянула все? Даже во сне она продолжала быть занозой в заднице. Хотя теперь ее лицо не выглядело таким упрямым и холодным, как обычно. Расслабленные брови, немного веснушек на носу, чуть приоткрытые губы. И волосы. Рыжие, непослушные и, очевидно, мешающие даже ей, потому что во сне она пыталась отмахнуться от волосков, лезущих в глаза. Берта ее волосы действительно раздражали, потому что в их совместных поединках он съел их столько, что хотелось отплеваться. Он еще неделями потом убирал ее волосы со своей одежды. Хотя… Хотя вот так, чуть взлохмаченные, выбившиеся из резинки и вьющиеся вдоль лица Элис они казались ему сносными. О демоны, какой бред. Берт ужаснулся собственным мыслям. Какого черта он вообще рассматривал ее лицо? Взгляд ненароком вновь скользнул по нему. Ладно, Элис была симпатичной, и с эстетической точки зрения… — Какой бре-е-ед, — еле слышно выдохнул Берт. И случайно уловил взглядом то, как Элис во сне приобнимает одеяло, закидывая на него ногу. Черные джинсы обтянули стройное бедро, изящно обрисовав силуэт тела. И на этом, наверное, стоило бы уже уснуть, посоветовал себе Берт. Сдавленно выругался и закрыл глаза. Сон, увы, пришел нескоро. Через пару часов Патриция вновь показалась в дверях. Помахала склянкой с отвратно пахнущей жижей и обнадеживающе улыбнулась. Берт со смирением выпил все до дна. Поморщился, передернувшись, и рухнул обратно на постель. Боль в груди уменьшилась, но все еще делала каждый вздох мучением. Когда пришел черед Элис, Берт еле слышно хохотнул. Девчонка никак не хотела просыпаться, еле слышно хныкала и пыталась прикрыть глаза от беспощадного солнечного света. Но Патриция добралась и до нее. Лицо Элис было крайне забавным, когда до нее дошло, что незнакомая жидкость во рту — то самое снадобье. Однако Берт предпочел притвориться спящим, с трудом сдерживая злорадный хохот. До его слуха донеслось, как Элис заворочалась на своей койке. Замерла. И снова задвигалась. Почти погрузившись в сон, Берт вскоре почувствовал странное тепло. Ноздри ожег теплый запах ягод. Одеяло скользнуло по его телу, и кожа вмиг покрылась мурашками. Остаться невозмутимым он сумел лишь благодаря шоку, сковавшему каждую мышцу. Какого черта, Элис… Как наступил вечер, Берт и не заметил. Большую часть дня он умудрился проспать — возможно, Патриция все-таки влила в его укрепляющее зелье снотворное. Тело по-прежнему ломило, хотя и не так сильно, как утром, из-за чего двигаться приходилось медленно и плавно. Подняв непривычно тяжелую голову с подушки, Берт сонно огляделся. В окно бил тусклый рыжеватый свет, а из приоткрытой форточки доносился запах озера, сырой и промозглый. Берт поежился и недовольно фыркнул. Вроде и хорошо — палата проветрилась, а вроде и холодно как зимой, хоть шерстяное одеяло тащи. — Патриция сказала, что проветривание будет нам на пользу, — раздался голос Элис с соседней койки. Берт вздрогнул от неожиданности и повернул голову в ее сторону, отмечая про себя, что болезненная бледность почти полностью сошла с лица Флетчер. Да и двигалась она явно живее прежнего. На коленях у Элис, чуть приподнявшись с койки, Берт заприметил небольшой поднос, на котором было навалено немало свертков с едой и чашек. Видимо, к ней успели заглянуть друзья. И хорошо, что он крепко спал. Встречаться с этим клубом конченных оптимистов он не горел желанием. Сквозняк донес до него аромат запеченного мяса, отчего пустой желудок тут же неприятно потянуло. Элис, словно почувствовав это, поспешила опустошить стакан с соком и с совершенно невозмутимым видом поставила поднос на тумбочку, что примыкала к его, Берта, койке. — Поешь, — сказала она, поймав его непонимающий взгляд. — Вряд ли Виктор додумается до того, чтобы принести тебе чего-нибудь съестного. А Патриция куда-то ушла. Щеки обдало жаром. Берт надеялся, что Элис его смущения не заметит, но сам же в этом крайне сомневался. Пульс стал таким частым, что казалось, будто все его тело запульсировало. — И чего ты такая добрая? — Берт осмотрел поднос, отмечая про себя, что Элис почти ничего не съела. Чашка с запеченным мясом и картофелем, небрежно заваленная салатом, смотрелась крайне аппетитно, но мысль о том, что эта идиотка так и не поела, вызывало в нем недовольство. Святая Элис. — Я все равно не хочу есть, — Элис пожала плечами и добавила: — Ешь, пока не остыло. У меня другого стакана нет, но ты можешь глянуть у Патриции, может, там что-нибудь найдется. И еще. Там под крышкой пирог. Яблочный. Он тоже еще теплый. Берт вновь уставился на поднос. Перевел взгляд на Элис, уставившуюся в окно, и снова на поднос. — Чушь какая-то, — бросил он в конце концов. — Ешь давай сама. Ты же нихрена не съела. — Я не хочу, — она даже не повернулась в его сторону. Склонилась над подоконником, вся такая безмятежная и сытая, и сделала вид, что его не существует. Берт фыркнул. — Ну тогда и я не голоден. Элис медленно повернулась и смерила его раздраженным взглядом. Закатила глаза, когда губы Берта искривились в усмешке, и что-то проворчала себе под нос. Протянула руку к подносу, вытянула оттуда пирожок, завернутый в потрепанную исписанную бумагу — видимо, чья-то лекция — и злобно впилась в него зубами. Пожевала для виду, продолжая сверлить взглядом лицо Берта, и спросила: — Доволен? — Можно подумать, твое питание хоть когда-то было в моих интересах, — безразлично пожал плечами Берт. — Просто не хотелось выглядеть так, будто забираю у тебя последнее. И, хохотнув, притянул к себе поднос. С мясом и картофелем он разделался в считанные минуты. Когда Элис все-таки прикончила пирожок, Берт уже доедал яблочный пирог. За чистым стаканом он не пошел — налил сок в стакан Элис, чем, видимо, вызвал в ней немалое удивление, и пил прямо оттуда. И зачем только так смотреть. Она, конечно, та еще гарпия, но не плюется же ядом. Вместе с сытостью пришло и ощущение покоя. Даже сквозняк перестал нервировать. Берт завалился обратно на кровать, заклинанием очищая руки, и уставился в потолок. Элис его покормила. Это что-то новенькое. Может, головой обо что-то на тренировке приложилась? Или снова ищет возможность спросить о родителях и Ларвуде тогда, когда он меньше всего этого ждет? Берт скосил на нее взгляд. По лицу Элис ползли лучи закатного солнца, из-за чего глаза казались неестественно яркими, будто витражное стекло. Занятно. Еще и волосы, и без того рыжие до невозможности, на свету становились практически огненными. Иногда Элис казалась такой… девчонкой, что в голове невольно проскальзывали мысли о том, что Ларвуд — место едва ли ей подходящее. Ну какой из нее солдат? После таких размышлений Берт обычно приходил в себя на тренировках, когда Элис выбивала из него все дерьмо своими острыми кулаками. Посмеявшись собственным мыслям, Берт отвернулся от нее, чтобы вновь уставиться в потолок. И ведь даже не почитаешь здесь. Виктор такой Виктор. Хоть бы задания принес на завтра… Дверь со скрипом распахнулась, впуская в палату Патрицию. Пристальный взгляд целительницы скользнул по открытому окну, Берту, Элис и подносу с едой. — Радует, что вы не покалечили друг друга, — с добродушной улыбкой бросила она. — Наш уважаемый ректор, как узнал, что вы оба попали сюда, заверил меня, что уже через пару часов от палаты ничего не останется, но вот они вы — целые и относительно здоровые. Берт хмыкнул и закатил глаза. Ректор Рос в своем духе. Казалось, даже в грозах, наступлении ночи и простуде у первокурсников он готов был винить их с Элис. Конечно. Подумаешь, пару раз разнесли тренировочную площадку. — Нам скоро можно будет вернуться в свои комнаты? — Элис повернулась к Патриции, облокотившись на подоконник. — Через пару часов, — бросила целительница. — Хотя вам, мисс Флетчер, я бы посоветовала не рисковать больше своим здоровьем. За последний месяц вы здесь уже пятый раз. Мне давно следовало поговорить с вашими родителями… Об этом. Берт видел, как Элис нахмурилась, подалась вперед, намереваясь оспорить сказанное, и осеклась. Отвела взгляд, поджала губы и скользнула ногтями по деревянному подоконнику. С губ Патриции сорвался усталый вздох. — Я вас предупреждала, — продолжила она. — Вы одна потребляете целебных зелий больше, чем весь ваш курс в целом. Мне с трудом верится в то, что все ваши травмы действительно случайны. Так что… Ректор уже оповещен. Письмо вашим родителям я отправлю этим вечером. Берт слушал ее затаив дыхание. Какого черта. Ему всегда казалось, что он знал абсолютно все, что происходило с Элис, потому что она действительно была затычкой в каждой бочке. Но о том, что она частый посетитель лазарета он слышал впервые. В последнее время она казалась уставшей, но кто из студентов не был таковым в конце семестра… Так что все-таки происходит? Берт нахмурился, переводя взгляд с Патриции на Элис. Болезненное любопытство сковало все тело, и ему хотелось вытрясти из Элис ответы как можно скорее. Патриция же, словно убедившись, что Элис в полной мере прочувствовала всю серьезность ее речей, вновь улыбнулась и вынула из кармана зелья. Протянула один флакон Берту, а второй, более узкий, из синего стекла — Элис. — Выпивайте, отдыхайте и через час возвращайтесь в свои комнаты. В случае недомогания сразу же обращайтесь ко мне. Берт фыркнул. Да конечно. Чтобы он еще раз сюда сунулся. Бездействие изнуряло его, а бездействие вкупе с душной палатой и горькими зельями и вовсе вводило в тоску. Забрав уже пустые флаконы, Патриция вышла, бросив напоследок в сторону Элис внимательный взгляд. В образовавшейся тишине яростный выдох Элис показался почти оглушающим. Берт вскинул брови. — Молчи, — слова вырвались из Элис приглушенным полушепотом. Вся ее фигура показалась вдруг маленькой, неестественно бледной и уставшей. Отчего его это волновало, Берт не знал, но это чувство, словно какой-то паразит, противно подтачивало изнутри. — Ну да, это ведь ты у нас специализируешься по части неуместных вопросов, м? — Берт сел на край своей койки и заглянул в лицо Элис. — Какого черта творишь? Конечно, ты та еще заноза, я курса со второго мечтаю о твоем отчислении, но… Так? Слишком слабо, Флетчер. Привычные насмешки неприятно обожгли язык. Берт проследил за руками Элис, все еще скребущими подоконник, и нахмурился. — Ты ведь знаешь, что оттого, как сильно ты будешь выматывать себя тренировками, мало что изменится? — он действительно старался звучать насмешливо, но голос отчего-то был серьезным, почти угрожающим. Элис вскинула голову и глянула на него со смесью раздражения и усталости. — Серьезно, Берт? Не тебе говорить мне о том, что такое слишком, — фыркнула она. — Ну, — ухмыльнулся Берт. — Это ты, а это я. Взгляд, который Элис кинула в ответ, был полон скепсиса, и желание кинуть в него, Берта, пару энергетических зарядов в этом взгляде читалось слишком отчетливо. — Да ладно тебе, — Берт невозмутимо уставился на нее. — Еще совсем недавно ты совала свой нос в мои дела, но как только я спросил у тебя, какого, собственно говоря, хера ты делаешь с собой — притом, что мне на самом деле плевать на твой ответ — ты сразу огрызаешься. Ты жутко непоследовательна. — А ты подозрительно навязчив. — Полнолуние, — пожал плечами Берт. Глаза Элис сузились, а губы поджались еще сильнее. Казалось, сотни оскорбительных слов рвались с ее языка, но с величайшим трудом она все же сдерживала их натиск. Берт продолжал глядеть на нее своими пытливыми темными глазами, и от ощущения того, что он действительно видит ее, по коже бежали мурашки. — Пожалуй, я чувствую себя очень даже ничего, — зрительный контакт прервался. В считанные секунды Элис заправила койку, на которой спала, скинула в сумку бумажки, что лежали на тумбе, и кинулась к двери. Слишком суматошно. Слишком загнанно. И он промолчал. Взгляд его продолжал сверлить дверь, за которой она скрылась, до тех пор, пока в коридоре не затих шум шагов. Берт повел плечами, словно попытался скинуть груз непрошенных мыслей, и откинулся на собственную койку. Пять раз за последний месяц. Пять раз. Идиотка. Он так и не увидел ее после того вечера в лазарете. Берт знал: Элис мастерски умеет прятаться. Не то чтобы он искал с нею встреч, но не видеть ее лицо в коридорах и общем зале было странно, почти дискомфортно. Еще более странными казались мысли, что не покидали голову с тех пор. Он не беспокоился о ней, но смутное ощущение того, что что-то в устоявшемся мирке идет не так, смущало. А Элис, хотел он того или нет, была частью этого мирка. Раздражительной, неуместной. И обязательной. И то, что он думал об этом вместо того, чтобы писать эссе по истории магии, заставляло чувствовать себя еще более неуютно. Берт выдохнул, откидывая голову на спинку дивана. Гостиная была подозрительно переполнена людьми, и шум, беспрерывно звучащий где-то на периферии, отвлекал, заставляя переписывать путаные предложения снова и снова. Шея затекла, а рука налилась тяжестью от долгой писанины. Чертова сессия. Хрустнув позвонками, Берт позволил себе расслабиться на пару секунд, но напряженный слух невольно уловил знакомое имя, и мнимый покой исчез, будто его и не было. Взгляд скользнул к окну, около которого разместилась компания пятикурсниц. Берт сконцентрировался на их болтовне. Он знал, Кара, та, что стояла к нему спиной и едва ли старалась говорить тише, была протеже Патриции и планировала стать целительницей. И никогда не общалась с Элис. А теперь ее имя срывалось с ее губ, чуть приглушенное, словно чужое. И Берт невольно вслушивался. Впитывал звуки всем телом. — Патриция была жутко злой, — пробормотала Кара. — Там были Рос и Моу. Говорят, ее родители приедут на днях. Возможно, заберут домой. Знаете же, она до этого носила какой-то артефакт, который сдерживал ее магию. А сейчас перестала. Ей явно мало проблем, так она еще и на Патрицию их скидывает. Почти сутки провалялась без сознания. Во рту внезапно пересохло. Берт перевел растерянный взгляд на эссе. Буквы разбегались, никак не хотели складываться в слова. Что она сделала? Словно во сне, он захлопнул тетрадь и поднялся с дивана. Истощение? Что? Какого черта? Где-то внутри забурлила злость. Злость совершенно необоснованная, странная. То, что идиотка все-таки довела себя, нисколько не должно было его заботить. Но заботило. Трогало что-то внутри ледяными иглами тревоги и заставляло ускорить шаг. Лишь в своей комнате, в полной тишине он сумел урезонить мысли. Да, она идиотка, он знал об этом и раньше. Да, она заигрывалась с собственными силами и могла причинить себе вред, когда переусердствовала. Это тоже не было новостью. Но то, что сказала Кара, заставляло кровь носиться по венам еще быстрее. Потеряла чертово сознание. Ну не дура ли. В голове всплыло воспоминание со стадиона. Элис, влажные волосы, облепившие ее бледные щеки, и усталый взгляд. Ее слова. Улыбка в уголках губ. То, как она пыталась узнать об отборочных. Чем она забила свою голову? О чем она думала? Не глядя Берт кинул тетрадь на стол, звякнула об пол ручка. Но он уже не обратил на это внимание. Берт застыл посреди комнаты, не зная, что делать и что думать. Ему ведь было все равно. Но отчего-то хотелось пойти в лазарет и убедиться в том, что сказанное Карой не шутка. И тем не менее он стоял почти неподвижно, не зная, куда деть все то, что кипело внутри. — Йо, новость слышал? — дверь распахнулась, и в комнату ввалился Виктор. — Твои мечты сбываются или что. Слышал? Флетчер на тренировке выжгла свой резерв. Почти подчистую. Моу вовремя успел заглушить всплеск. Я слышал, как Огден говорила Росу, что восстанавливаться Флетчер будет еще долго. К отборочным ее не допустят в этот раз. Если вообще когда-нибудь допустят. Может, резерв и не восполнится больше. Жесть, да? — Что с ней? — Берт почувствовал, как тревога сжала его внутренности словно тисками и воздух внезапно потяжелел. Он встретил смешливый взгляд Виктора своим, серьезным, и лицо друга вмиг изменилось. Ухмылка слетела с губ, превратившись в виноватую улыбку. — Да никто не знает. Рос даже друзей к ней не пускает, — Виктор пожал плечами, уселся на край кровати и взглянул слишком пристально. — Да не волнуйся. Вряд ли в этом мире существует хоть что-то, что может убить Флетчер. — Я не волну… — Я слышал, что она разнесла кабинет, когда случился всплеск. Типа она тренировалась там, никто не знал об этом. Дэйв сказал, пару столов сожгла подчистую, — взгляд друга продолжал сверлить его, и Берт отвернулся, словно боялся, что Виктор действительно прочтет что-то в выражении его лица. Что-то, что он сам никак не мог обозначить. — Мозгов у нее нет. Как обычно, — сказал в конце концов Берт. — Ну это же Флетчер, от нее всегда можно ожидать подобное, — фыркнул Виктор, а потом, чуть подумав, добавил: — Так что ты думаешь об этом? — Что Я думаю об этом? — переспросил Берт. — Да, — Виктор закатил глаза. — Что ты думаешь? — А должен? — Берт и сам не поверил возмущению, прозвучавшему в его голосе. — Ну, если бы в моей жизни была горячая девушка, с которой бы я время от времени обжимался и избивал поехавших колдунов, то, наверное, взволновался бы, зная, что есть возможность больше не увидеть ее, — проговорил Виктор с плохо скрываемой ухмылкой. Берт покраснел, и его глаза заблестели от гнева и смущения. — Какого хера? Я с ней не обжимался! — Ну, зато ты не отрицаешь, что она горячая, — флегматично отозвался Виктор. — Да весь наш курс не отрицает… — В смысле весь наш курс? — Берт непонимающе нахмурился. — При чем тут вообще… Это? — Ну типа, — Виктор хохотнул. — Флетчер объективно ничего так, Дейв ее даже на свидание звал недели две назад. И типа, как по мне, вкус у чувака есть. Ну а обжимался ты с ней на каждой тренировке. У вас же спарринги всегда такие… Зрелищные. Прям. Огонь. Так вот. Ты пойдешь навестить ее, когда Рос отменит запрет, или что? Берт на секунду потерялся в потоке слов, обрушившихся на него. Какого вообще… Не то чтобы он был слепым, но… Это же Элис. И Дейв. Какого вообще черта он к ней сунулся? Пятикурсниц — хоть подавись, выбирай любую. Но Элис. Элис казалась Берту неприкосновенной территорией, на которую ни ему, ни кому бы то ни было еще заступать не разрешалось. Она ведь послала его? Сам Берт однозначно послал бы Дейва куда подальше. — С чего бы мне навещать ее? — непослушным голосом спросил Берт. — Ну, вы же вроде как помирились, не? И она тебя навещала, когда ты лежал в лазарете как овощ, — ответил Виктор. — По ее вине. — Ну так что? — Виктор вновь повторил свой вопрос. — Пойдешь? — Нет, — отмахнулся Берт, стараясь скрыть бешеное волнение. — Зачем? У нее есть друзья. — В смысле «зачем»? — Виктор возмущенно пнул его в голень. — Скоро приедут ее родители. Заберут домой. Сессию она будет сдавать в следующем году. А знаешь, кого не будет здесь в следующем году? Нас. Так что… Если ты хочешь напоследок сказать ей, как дороги были твоему сердцу ваши взаимные оскорбления, то сейчас самое время. Берт разомкнул пересохшие губы, чтобы вновь возмутиться словам Виктора, но так и не смог выдавить из себя хотя бы подобие звука. Он никогда не думал о том, что будет впереди. О том, что он действительно выпустится из школы и поступит в академию, где Элис уже не будет. В его мыслях о будущем она всегда была где-то поблизости. Упрямо глядела на него во время ларвудских тренировок, выносила мозг на каком-нибудь боевом задании… Мысль о том, что ее там может и не быть, приносила почти физический дискомфорт. Захотелось набрать в легкие побольше воздуха, чтобы прийти в себя, но, оказывается, все это время он даже не дышал. Со свистом кислород покинул грудь, и Берт отошел к окну, чтобы Виктор не видел его растерянного выражения лица. — Может, ее все же пустят на отборочные, — сказал он тихим, твердым голосом. — Тем более там будут ее родители, они знают, что она давно хотела туда попасть. Виктор за его спиной фыркнул. Скрипнула кровать, зашуршало под чужим весом постельное белье. — Не, не допустят, — сказал Виктор после недолгого молчания. — Я слышал, ее дружок, Джереми который, говорил о том, что она сама хотела от них отказаться. Берт резко оглянулся. — Что? Виктор закивал. — Он в коридоре болтал с брюнеточкой, мол Флетчер обсуждала с Моу отказ от отборочных. — Бред какой-то, — отмахнулся Берт неуверенно. Вновь вспомнил ее потерянный взгляд там, в палате, ее тонкое тело, наполненное усталостью, беспокойный сон и нелепые разговоры. Зачем она спрашивала его о том, что именно будет на отборочных? Чтобы отказаться в последний момент? — Бред не бред, а из списка ее вычеркнут. Так что в Ларвуд она теперь точно не попадет, — Виктор вновь зашуршал постельным бельем, широко зевнул и добавил: — В общем, если соберешься к ней, предупреди. Берт рассеянно кивнул и вновь уставился в окно. «Если» в его случае не существовало.