----------- ✶ -----------
Может, Йен и не хочет есть, но Микки голоден. Хотя по большей части ему просто уже надоело сидеть в пещере. Так приятно бесшумно передвигаться по лесу, когда вокруг тихо поют птицы и стрекочут насекомые. Как участник Охоты, он провёл много времени в лесах, но это никогда не было тихо. В конечном итоге он ловит злосчастного кролика или, может быть, одного из его сородичей. В любом случае им хватит еды на пару дней. Вернувшись, он тут же понимает, что рыцарь проснулся и перемещается внутри, что довольно неожиданно. Микки заходит в пещеру. — И куда же ты собрался? — спрашивает он Йена, который смотрит на него широко раскрытыми глазами, как любовник, которого в самом разгаре действа вспугнул рогоносец-муж. Ему удалось залезть в один рукав доспеха и теперь он безуспешно пытается застегнуть поножи¹. — Я... Ну, кажется, от меня уже достаточно проблем, и я… — бормочет Йен, в конце концов замолкая под пристальным взглядом Микки. На мгновение в пещере воцаряется тишина. — Вот как? Думаешь, далеко уйдёшь в таком состоянии? — Микки указывает на его всё ещё перевязанную (и, возможно, кровоточащую) голову, покорёженные доспехи, болезненную бледность и трясущиеся конечности. — Я имею в виду, не то чтобы ты сам по себе не был лёгкой мишенью. Йен смущённо опускает взгляд в пол пещеры. — Раз уж я тащил твою жалкую тушу сюда на спине, словно кусок мяса, как насчёт того, чтобы договориться, что я решаю, когда ты будешь готов потащиться обратно сам? — говорит Микки. — Это… наверное, справедливо, — соглашается Йен. Хорошо. Теперь Микки может быть уверен, что Йен не попытается улизнуть, до того как у него появится возможность отвести его к отцу. И он не окажется мёртвым в какой-нибудь канаве, после всей тяжёлой работы, которую Микки проделал, чтобы сохранить ему жизнь. Кстати, к слову о… — Снимай свою хрень и помоги мне развести огонь, чтобы я поджарил вот это, — Микки демонстрирует кролика. Йен со вздохом принимается снимать доспехи. Это вроде как воодушевляет. Никто при дворе его отца никогда не выполнял его приказов не поворчав и не поныв хотя бы несколько минут. В конце концов, Йен принимает такое же участие в разведении костра, насаживании мяса на вертел и его жарке, как и Микки, и, кажется, даже лучше понимает, что делает. К счастью, всем этим можно заниматься сидя. Он даже отправляет Микки обратно в лес за травами для приправы. Когда Микки возвращается, воздух уже наполнен запахом жареного мяса. — Ты уверен, что нам нужно это дерьмо? — спрашивает он, показывая добытые листья. — Они отлично подойдут, — уверяет Йен, и Микки пожимает плечами, отдавая их. — Что, не доверяешь моим кулинарным навыкам? — спрашивает Йен в шутливом тоне. — Эй, я точно знаю, что они лучше моих, — говорит Микки. Однако Йен оказывается прав. Это лучший кролик на памяти Микки. Правда, Йену удаётся съесть совсем немного. — Ты что, подсыпал в него отравы? — интересуется Микки. Йен выдавливает улыбку, но выглядит бледным. — Я даже не помню, когда ел в последний раз, — признаётся он, — так что я должен умирать с голоду. Но почему-то мне кажется, что больше я не осилю. Это… странно. Может, виной тому удар по голове? Или он не человек и не нуждается в пище так, как должен был бы. Но если причина в этом, то Йену нечего так смущаться. Микки качает головой. Он начинает сомневаться, знает ли сам Йен, смертный он или нет.----------- ✶ -----------
— Итак, как ты хочешь это сделать? — спрашивает Йен. Одно дело — нести Йена, когда он без сознания, но совсем другое, когда он бодрствует. Микки неловко стоит над ним с секунду. — Может, я попробую дойти пешком, а ты мне поможешь? Поддержишь, когда станет трудно? — предлагает Йен. — Думаю, можно попробовать, — соглашается Микки. Они оба смотрят на ноги Йена с сомнением, затем Микки протягивает ему руку. Йен крепко сжимает её, и вдвоём им удаётся привести его в вертикальное положение. Микки придерживает его под локоть, а он стоит, дрожа как осиновый лист. Вся краска схлынула с его лица, оставив бело-серый оттенок скисшего молока. — Я не уверен... — он задыхается, начиная трястись сильнее. Микки с ворчанием приседает, подцепив Йена под коленки одной рукой, а другой обхватив подмышками. Затем он встаёт, поднимая Йена на руки. — Ну, так тоже можно, я думаю, — говорит Йен. Лицом он прижимается к шее Микки так, что можно почувствовать его дыхание, когда он смеётся. — Уверен, что сможешь нести меня всю дорогу? Начав двигаться, Микки закатывает глаза, хотя знает, что Йен его не видит. Конечно, в человеческой форме он не так силён, как в Неблагой, и у Йена дурацкие длинные конечности, которые болтаются во все стороны. Однако день, когда Микки не может пройти несколько сотен метров через лес, неся человека, станет днём, когда он поймёт, что и сам смертен, но не раньше. Йен явно не разделяет его уверенности, потому что через несколько шагов, он обнимает Микки за шею. — Если ты меня уронишь, я утяну тебя с собой, — предупреждает он, как бы шутя. — Да не собираюсь я тебя ронять, — бурчит Микки, игнорируя то, как его желудок кувыркается, когда Йен касается его. Это было так давно. Когда они добираются до реки, Микки выбирает место достаточно глубокое, чтобы Йен мог войти по грудь, и опускает его на мшистый берег. — Ты можешь?.. — начинает он, неопределённо жестикулируя. — Думаю, да, — говорит Йен. Сначала он снимает повязку с головы — Микки с облегчением отмечает отсутствие крови, — а потом стаскивает с себя рубашку. Секунду Микки тупо таращится на него, на его слишком бледную кожу, тёмные синяки на левой стороне груди, пятна крови, грязи и ещё чего-то. Потом он приходит в себя и отворачивается. Отойдя на несколько метров, но достаточно близко от Йена, чтобы нырнуть за ним, если тот вздумает тонуть или что-то в этом роде, он садится, прислонившись спиной к дереву. Он слышит шорох, когда Йен снимает штаны, а затем всплеск, когда он отталкивается от берега и ныряет в воду. — А-а-ах, чёрт, — раздаётся возглас позади. — Что? — настораживается Микки. — В чём дело? — Порядок, просто холодно, — говорит Йен, и его зубы определённо стучат. — Хотя это приятно. Я уж было подумал, что мне больше никогда не быть чистым. — У меня нет ни мыла, ни чего-то такого. Извини, — говорит Микки. — Ничего страшного, — отвечает Йен. Микки слышит, как он слегка плещется в воде, и старается не думать об этом. — Знаешь, ты можешь повернуться, — говорит Йен, и в его голосе слышится удивление. — Ты что, праведник или вроде того? Живёшь в этой пещере вдали от всех... — Не совсем, — теперь, когда Йен сказал ему, что он может повернуться, было бы ещё более странно, если бы Микки этого не сделал, верно? Люди такие сложные. Он оборачивается и старается не смотреть слишком пристально на обнажённую грудь Йена, на капли воды, блестящие на его плечах, на то, как солнечный свет падает на его волосы. Микки сглатывает, а затем с притворной непринуждённостью растягивается на животе в траве на берегу реки. — Тебе сегодня лучше? — спрашивает он, указывая на голову Йена. — Всё ещё болит, — говорит Йен через секунду. — И я до сих пор не могу вспомнить, с кем я дрался и почему. Микки пожимает плечами. — Видимо, потому что это были враги, и кто-то велел тебе сражаться? — насколько ему известно, это был один из братьев Микки. Несколько сезонов назад это мог быть и он сам. Хотя в его стиле, скорее, резать глотки и нападать со спины, чем открыто противостоять рыцарю, вооружённому стеклом и сталью. И всё же он не может рассказать об этом Йену. Да и Йен всё равно лжёт, чтобы избежать необходимости объяснять своё странное затруднительное положение спасителю, которого принимает за человека. Йен гребёт руками в воде, будто плывёт, хотя Микки видит, что он стоит на месте, упершись ногами в песок и ил речного русла. Затем он откидывает голову назад и закрывает глаза, впитывая солнечный свет. Микки наклоняется вперёд и проводит пальцами по воде, оставляя за собой мерцание света. Технически контроль над водой принадлежит ему по праву, через мать, хотя, конечно, его, как существо, принадлежащее двору отца, никогда не поощряли использовать эту силу. Можно сказать, сейчас его первая реальная попытка. Он чувствует прикосновение воды к своей коже, похожее на поцелуй, и ему почти не требуется усилий, чтобы вытолкнуть часть своей собственной силы через это прикосновение и направить завитками волн к Йену, находящемуся в воде. Он убирает пальцы и осторожно вытирает их насухо о траву, с удовлетворением наблюдая, как струйки света уносятся мягким потоком и наконец обвивают тело Йена. Это мало что даст — может быть, эквивалент непрерывного сна в течение ещё нескольких ночей. Ну, хоть что-то. Йен вздыхает и садится, открывая глаза. — Ты можешь кинуть мне мою одежду? — просит он. — Её тоже надо сполоснуть, пока я здесь. Микки подчиняется, и в течение нескольких минут Йен трёт одежду, как может. Затем бросает назад, и вещи с влажным шлепком приземляются на траву. — Забавно, — говорит Йен, — понятия не имел, насколько мне нравится быть чистым, пока не перестал им быть. Подумать только, от скольких принятий ванн я пытался увернуться, когда был ребёнком. Люси… Его лицо мгновенно омрачается, и Микки навостряет уши. — Кто такая Люси? — спрашивает он. Узнать побольше о пленнике лишним не будет. В конце концов, знание — сила. — Моя... — голос Йена на мгновение прерывается. Затем он берёт себя в руки. — Моя приёмная мать. Ей не нравилось, как я пачкался в детстве. Катался в грязи, как поросёнок. Микки не может удержаться, чтобы не посмотреть на ту часть тела Йена, что ему видна. — Да, я вижу сходство, — говорит он. Йен корчит рожицу и брызгает водой в лицо Микки. Несильно. Микки испуганно отклоняется дальше, чем нужно. И всё же это к лучшему: попади на него слишком много воды, маскировка под человеческую личину тут же смоется, по крайней мере, временно. Что не может не вызвать подозрений даже у Йена, несмотря на то что он, кажется, ничего не знает о Даоин сидхе. Йен смеётся над ним. — Тоже не любишь мыться? Микки просто пялится на него с безразличным выражением на лице. Чуть погодя Йен пожимает плечами и улыбается, отворачиваясь, чтобы закончить водные процедуры, насколько это возможно без мыла или мочалки. — Я бы кого угодно убил прямо сейчас за кусок мыла, — весело сообщает он, хлопая себя по рукам. Похоже, он уже чувствует последствия магической помощи Микки. — Или за какой-нибудь перекус. — Не хочешь поймать нам немного рыбы, пока ты там? — предлагает Микки. — Я так себе рыбак, даже когда не ранен, — признаётся Йен. — Есть шанс, что твои охотничьи навыки распространяются на дичь крупнее кролика? — Возможно, — говорит Микки. — Будь у меня лук и стрелы. Но их нет. — Это как раз то, что я могу предоставить, — говорит Йен и жестом просит Микки помочь ему выбраться из воды. Микки сглатывает так тихо, как только может, затем встаёт и протягивает руку. Йен сжимает её, его ладонь тёплая и сильная, хотя кожа влажная от прохладной речной воды. Микки тянет его на себя, вкладывая чуть больше сил, чем было бы естественно, чтобы убедиться, что не уронит Йена, и чтобы всё закончилось быстрее. И вот Йен, голый и высокий, стоит на берегу реки. — Мне уже лучше, — объявляет он. Микки ничуть не удивлён. — Нам всё равно придётся подождать, пока высохнет моя одежда, — продолжает Йен, опускаясь на траву и скрещивая ноги. — Если ты принесёшь мне несколько длинных веток, я начну мастерить лук. Я не лучник, но должен справиться достаточно хорошо, чтобы можно было сбить оленя. Микки кивает, всё ещё не глядя прямо на Йена, и направляется вниз по берегу, держа Йена в поле зрения на случай, если Игги или кто-то ещё решит неожиданно нагрянуть. К тому времени, как он находит подходящую ветку для дуги лука, Йен растягивается на травянистом берегу, греясь на солнце, словно кошак. Его волосы блестят, как отполированная медь, привлекая внимание Микки, приковывая к себе взгляд. Среди прочих причин. Множество существ Неблагого Двора обхаживали людей или, во всяком случае, возлежали с ними, независимо от того, были ли это мужчины или женщины. Важно лишь то, кто доминирует². Унизить своё достоинство — вот в чём позор. Достаточно скверно, если бы придворный принц лёг под кого-то из своих — отец Микки никогда бы этого не допустил. Вот почему Микки был вынужден искать партнёров в другом месте. Даже среди смертных. Но, конечно, в глазах отца это было ещё хуже. По правде говоря, Микки уже начал задаваться вопросом, не утратил ли он после наказания и изгнания вкус к сексу вовсе. Но, глядя на Йена, он может изменить своё мнение на этот счёт. Конечно, не с этим человеком конкретно. Нельзя рисковать тем, что Йен сдаст его, как только Микки предоставит его в распоряжение отцу. Глаза Йена распахиваются, когда Микки бросает ветку к его ногам и он поражается, насколько точно их цвет соответствует оттенку листьев. Йен моргает несколько раз, потом потягивается. — Она должна подойти, — говорит он. — Можешь достать мой нож? Он лежит рядом с его всё ещё влажной одеждой. Микки поднимает оружие и внимательно рассматривает, осторожно вынимая из ножен. Он не так хорош, как меч, но явно работы рук Благих. Металлический узор в виде виноградной лозы, инкрустированный в гладкую деревянную рукоятку, слегка обжигает пальцы — без сомнения, в знак протеста против его нечистого прикосновения, — но отчасти это было ожидаемо, так что Микки сохраняет невозмутимое выражение лица. — Красиво, — небрежно замечает он, убирая клинок в ножны и бросая Йену. — Мне его подарили, — говорит Йен. — Кто? — этим он, возможно, испытывает свою удачу. Либо Йен не помнит, что, несомненно, его расстроит, либо он помнит и не захочет говорить об этом. И действительно, лицо Йена снова омрачается. — Моя сестра, — коротко отвечает он и бросает оружие на землю, как будто оно отравлено. Затем хватает ветку и начинает обрывать сучки и листья немного резче, чем нужно. — Э-э, — тянет Микки. Несколько минут он наблюдает за работой Йена в тишине. — У меня была сестра, — неожиданно выдаёт он, сам не зная почему. Это правда. Она исчезла. Но он всё ещё вспоминает её, когда видит парящих птиц или слышит их радостный гогот. Она отличалась стремлением к разрушению, но была преданной до конца, особенно своим братьям. Иногда даже действуя наперекор отцу, защищая их. Вероятно, подозревает Микки, в этом и кроется причина её исчезновения. Йен смотрит на него, и Микки встряхивается, выходя из задумчивости. — Наверное, лучше тебе надеть штаны, пока одна из этих щепок не попала куда не надо, — он тянется за одеждой Йена, почти высохшей на жарком солнце. — Хорошо, — соглашается Йен, натягивая вещи. — Если ты так хочешь, — и у Микки нет подходящего ответа на это. Йен снова садится на траву и поднимает сорванную ветку. Он вынимает нож и начинает скоблить её плавными уверенными движениями. Кора и зелёный камбий³ услужливо отслаиваются под лезвием, обнажая крепкую светлую древесину. Микки зачарованно наблюдает, как Йен мастерит лук. У Неблагого Двора есть оружие. Достойное, но обычно ворованное, а затем украшенное. Или его делают из более прочных материалов: кости́, камня, тяжёлых металлов. А это — лёгкое, быстрое, естественное, Благое до мозга костей — орудие чуждо ему. Допустим, Йен не принадлежит к ним, но тогда уж точно хорошо обучен одним из них. Даже если не помнит этого. — Нам понадобятся перья и клей для стрел, — говорит Микки через несколько минут. — Я легко могу это достать. Но что тебе нужно для тетивы? Йен пожимает плечами, всё ещё сосредоточенный на работе. — Кишка, наверное. Нужно поймать животное, чтобы убить животное, да? Микки ухмыляется. Может, Благой Двор не так уж сильно отличается от Неблагого, как он всегда полагал. Йен заканчивает зачищать лук своим ножом, затем обрезает и грубо закругляет концы. И наконец протягивает его Микки. — Согни и скажи, что думаешь, — Микки встаёт, прижимает ветку к земле и опирается на неё. Сначала мягко, потом чуть сильнее. Она хорошо гнётся, а затем снова принимает первоначальную форму, когда он выпрямляется. — Сойдёт, — заключает он, но в глубине души впечатлён. Оружие нуждается в доработке, и лук всё ещё может сломаться, когда натянут тетиву, но, насколько он может судить, Йен сумел создать наполовину приличное оружие, сидя раненным и ослабленным на берегу реки. Он возвращает лук, и Йен улыбается ему. Микки подавляет желание улыбнуться в ответ. Итак, этот человек умён и умел — едва ли редкие черты среди любого из их видов. — Я поймаю что-нибудь сегодня или завтра, — говорит Микки. — Для тетивы. Йен кивает, по-видимому, немного разочарованный отсутствием у него энтузиазма. Логично. Вероятно, он привык к тому, что его балуют и хвалят при Благом Дворе. При одной мысли об этом у Микки начинается изжога. Это, безусловно, одно из отличий двух дворов. — Мы здесь закончили? — спрашивает он через секунду. — Готов вернуться? — Ага, — говорит Йен, выглядя ещё более грустным. Микки чувствует подлое удовлетворение. — Только не думаю, что смогу идти сам, — добавляет Йен. — Я имею в виду, что чувствую себя намного лучше, но не... — он запинается, неуверенно глядя на Микки. Микки закатывает глаза и наклоняется, чтобы поднять его. Он не осознавал этого раньше, но от Йена, когда Микки нёс его сюда, исходил сильный запах крови, страха и пота. Теперь он исчез, сменившись тёплым сладковатым запахом, похожим на аромат сена, сохнущего под жарким летним солнцем. Микки старается не вдыхать слишком глубоко. В тот вечер он молча сооружает им ужин — жареную белку и по горсти орехов и ягод — который они едят в тишине. Йен бледнее, чем был ранее днём, но этого и следовало ожидать, так как эффект от вмешательства Микки начинает ослабевать. Пальцы Микки чешутся от желания сделать лечебной питьевую воду или что-то ещё. Что угодно. Но он подавляет его. Восстанавливающая ванна — это одно, но если Йен будет чувствовать себя лучше каждый раз, когда отопьёт воды, было бы невероятным с его стороны не стать подозрительным, независимо от того, насколько простодушным он кажется с виду. После еды Йен засыпает в пещере как убитый — даже его дыхание едва различимо, — а Микки лежит на спине у догорающего костра, наблюдая за устремляющимися в небо искрами и старается не думать о том, что именно он делает.__________꧁꧂__________
¹ Поножи — часть доспехов, которая защищает переднюю часть голени от колена до щиколотки. ² Концепция «подсмотрена» автором у древних греков, которые не воспринимали сексуальную ориентацию как социальный идентификатор. Греческое общество различает сексуальное желание или поведение не по полу участников, а, скорее, по роли, которую каждый участник играет в половом акте, активной или пассивной пенетрации. Эта активная/пассивная поляризация соответствовала доминирующим и подчиненным социальным ролям: активная (проникающая) роль была связана с мужественностью, более высоким социальным статусом и взрослой жизнью, в то время как пассивная роль была связана с женственностью, более низким социальным статусом и молодостью. ³ Камбий — образовательная ткань в стеблях и корнях преимущественно двудольных и голосеменных растений, дающая начало вторичным проводящим тканям и обеспечивающая их прирост в толщину.