Under Hill, Under Sky

Микки всегда был охотником, а не жертвой. Он никогда не пытался представить, каково это — быть тем, на кого они нападали. Раздаётся низкий рёв, крики и смех тысячи монстров. Когда-то, не так давно, Микки был бы среди них, обуреваемый жаждой битвы и крови, наслаждаясь компанией других, ужасной и поразительной бурей их ярости. Теперь его трясёт, и он чувствует во рту привкус крови. Краем глаза, он видит, как рядом с ним Йен вытягивает шею, пытаясь разглядеть, что же надвигается на них. Микки закрывает глаза. — Нам стоит бежать? — спрашивает Йен дрожащим голосом. — Это не имеет смысла, — глухо отвечает Микки. — Им даже больше нравится, когда ты убегаешь. А потом всё прекращается. Внезапная жуткая тишина опускается на них. Но Микки хорошо знает: ничего ещё не кончено. Это просто затишье перед бурей. Он слышит тяжёлые шаги и хотя знает, что сейчас увидит, ничего не может с собой поделать — открывает глаза и смотрит вверх. Там его отец. С горящим взглядом взирает он на своего младшего сына, съёжившегося в грязи в компании принца Благих. Микки остаётся неподвижным — кролик перед готовой напасть змеёй. Затем рука отца смыкается на его шее и поднимает его в воздух, придушивая. Умом Микки понимает, что лучше не сопротивляться, но тело не слушается. Он слабо брыкается, ноги пытаются нащупать опору. Он поднимает одну руку, царапая жилистое запястье отца, и хрипит: «Нет», чувствуя, как в шее что-то лопается. — Папа! — кричит Игги. — Папа, какого хрена ты творишь? Разве не видишь, кого он привёл? Пленник! Хватка отца ослабевает. Не настолько, чтобы можно было дышать, но достаточно, чтобы почувствовать, как кровь приливает к голове, и Микки обмякает — это не выбор, а единственное, на что его тело способно прямо сейчас. — Что ты несёшь, чёрт возьми? — рычит отец. — Это же один из их рыцарей! Подменыш, самый слабый! Папа, Микки привёл его к тебе! Опусти его! Отец отшвыривает Микки, и он падает бесформенной массой, плоть и мышцы горла раздавлены и искалечены, дыхание вырывается со свистом. Тело пытается исцелиться, но урон, нанесённый отцом, так легко не исчезнет. Микки моргает и умудряется перекатиться на бок, чтобы видеть происходящее. Йен бледен, но, шатаясь, поднимается на ноги, поворачивается и бросает взгляд на Микки, скорчившегося на земле. Он полон отвращения и чистой ненависти, и это пронзает Микки, как клинок. Затем Йен поворачивается лицом к отцу Микки. — Вам, наверное, следует знать, — говорит он, — что Фрэнк, блядь, ненавидит меня. Он и пальцем не пошевелит, чтобы вернуть меня, не говоря уже о выкупе. Так что с тем же успехом вы можете убить меня прямо сейчас. Терри смотрит на него свысока. — Ты указываешь мне, что делать? Йен приподнимает брови. — Нет. Я объясняю, чего я стою для них и для вас: ничего. Я — ничто. Король Неблагих медленно расплывается в улыбке. — Возможно, ты не ценен в плане выкупа. Но как мишень для стрельбы вполне сгодишься. Желудок Микки сжимается, и он пытается подавить подступающую желчь. Йен сглатывает, но не вздрагивает. Терри поворачивается к Игги. — Взять его, — рявкает он, и Игги заводит руки Йена за спину. Микки не видит, чем он их связывает, но, судя по выражению, промелькнувшему на лице Йена, это причиняет боль. Затем взгляд отца снова устремляется на него. — Хорошая работа, — говорит он, но не наклоняется, не пытается помочь ему подняться, — привести его сюда. Если бы этого ты и хотел. В чём я сомневаюсь, — он просовывает одну ногу под туловище Микки и пинком переворачивает его на спину. — Вставай, таракан. Эти грёбаные сияющие ублюдки ждут, когда мы преподнесём им их задницы на блюдечке с голубой каёмочкой, — рёбра Микки протестующе вопят, но ему удаётся приподняться на четвереньки, а затем, шатаясь, встать. Он чувствует, как по щеке стекает струйка крови. Должно быть, порезался о камень, когда Терри швырнул его. Отец оглядывает его с головы до ног, затем кивает и тяжёлой походкой направляется к опушке леса. Остальные участники Охоты, собравшиеся на деревьях и зависшие в воздухе вокруг, шеве́лятся и начинают двигаться, следуя его примеру. Игги толкает Йена немного впереди себя, а Микки плетётся позади. Он хочет приблизиться, попытаться поговорить с Йеном, объяснить. Но потом вспоминает его взгляд — отвращение, осознание предательства. Любые слова будут бессмысленны. Он убил Йена. Это так же верно, как если бы он сам нанёс удар. И они оба это знают. Его разум пуст, он сосредоточен только на том, чтобы переставлять ноги. Через некоторое время деревья редеют, серый свет заполняет всё вокруг. Впереди Микки может мельком различить зелёные склоны холма Благого Двора. Столько усилий приложили они, чтобы совершить этот побег, и в итоге вернулись туда, откуда начали. Только в более худшей компании. На этот раз нет ни мерцающих огней, ни белых деревьев. Холм выглядит так, как и должен выглядеть для смертных: пустым и неприступным. Когда они выходят из-под крон деревьев, летающие существа Охоты рассредоточиваются по небу, и его словно накрывает тенью. Но вдруг у подножия холма появляется проблеск света, отражающегося от металла. Фигура в доспехах с обнажённым мечом, остриём воткнутым в землю. Это Лип. Он без шлема, поэтому Микки легко различает выражение его лица, когда король Неблагих и его орда приближаются. Отвращение, такое же, как и на лице Йена. Отвращение и ненависть. — И этот мальчишка — лучший рыцарь Благого Двора? — потешается Терри. — Один-единственный? — У меня послание, — заявляет Лип, его лицо мрачнеет. — От правителя этого двора. — Не от короля или королевы, краем сознания понимает Микки. От правителя. От Фионы? — И в чём же оно заключается? — спрашивает Терри. — Уходите, — провозглашает Лип, — или будете уничтожены. На мгновение воцаряется тишина, а затем Терри разражается смехом. Остальная часть Охоты подхватывает, пока хохот не превращается в какофонию уханья и кудахтанья. Выражение лица Липа остаётся неизменным. Терри останавливается, и его лицо застывает. Звуки смеха мгновенно стихают. — А это, — говорит Терри, — моё послание, — он жестом подзывает Игги, тот подталкивает Йена перед собой, а затем отступает за спину отца. Глаза Липа расширяются, но только на секунду, затем его лицо снова становится жёстким. Терри выдёргивает зазубренный нож из ножен на поясе и подносит его к горлу Йена, заставляя того поднять голову. — Впустите нас. Или я перережу ему глотку, и он истечёт кровью, как свинья в загоне! Лип равнодушно пожимает плечами. — Он исцелится. Микки, уставившись на Йена, видит, как тот нервно сглатывает. Терри широко улыбается. — Мы оба знаем, что это неправда, — он прижимает лезвие сильнее, и Микки видит, как выступает кровь. Он прикрывает веки и слышит, как в тишине над ними с глухим хлопаньем крыльев взлетает птица. — Терри! — вдруг раздаётся женский голос, высокий и сердитый. Глаза Микки распахиваются. Теперь позади Липа стоит Фиона, она всё в том же зелёном платье, но поверх надеты лёгкие доспехи, в её руках лук, на натянутой тетиве которого замерла стрела, в любой момент готовая отправиться в смертоносный полёт. — Ещё одно движение, и я клянусь… Он усмехается. — Ты не посмеешь. — Да ну? — говорит она. — Хочешь проверить? Терри открывает рот, собираясь что-то сказать, но почему-то замирает с пустым и растерянным лицом. Микки не может понять, что произошло, пока кровь не начинает сочиться изо рта короля. Из задрожавшей руки выпадает клинок, приставленный к горлу Йена, и Терри падает на колени. Игги стоит позади него с длинным ножом в руке, с лезвия которого капает кровь. Его лицо сурово, и Микки окончательно перестаёт что-либо понимать. Небо заполняется огромным множеством чёрных птиц, сбивающихся в облако над их головами. Единственное, что теперь слышно вокруг — это шелест их крыльев, перерастающий в шипение, похожее на шум моря. Они собираются в стаю и пикируют на войско Неблагих, в то время как какая-то женщина начинает пробираться вперёд. Существа расступаются перед ней, испуганно бормоча, и вот она стоит перед ними, бледная и строгая, одетая во всё чёрное. Его сестра. — Мэнди? — неверяще шепчет Микки, но она не поворачивается и, кажется, даже не слышит его. Она просто продолжает идти к Терри, её шаги медленные и целеустремлённые. За ней следуют ещё две женщины, облачённые в одинаковые тёмные одеяния, словно в униформу. Одна миниатюрная, с золотистыми волосами, и её руки пусты. Другая — высокая, с тонкими чертами лица и красными губами. В руках она держит меч в чёрных с серебром ножнах, перекинутых через плечо, и, когда они приближаются к павшему королю, она улыбается. Мэнди останавливается, Терри стоит на коленях у её ног, и она смотрит на него сверху вниз. Её лицо холодно. — Отец, — произносит она. Он в шоке таращится на неё, пытаясь что-то сказать, но ничего не выходит. Его зубы окрашены кровью. Высокая женщина протягивает Мэнди меч рукоятью вперёд, и она выхватывает его из ножен одним плавным движением. — Игги, — зовёт она. Он роняет своё орудие убийства, с которого всё ещё капает кровь, и с силой пинает Терри в спину, и тот оказывается распростёртым на земле с обнаженной шеей. Мэнди поднимает меч и опускает его одним сильным, уверенным ударом. Должно быть, он невероятно острый, потому что голова Терри отделяется всё равно что шляпка гриба, срез чистый и гладкий. Кровь брызжет на лицо Мэнди, и она, осклабившись, вытирает её тыльной стороной ладони. Капли размазываются, но не стираются. Она поднимает окровавленный меч, направляя его в сторону участников Дикой Охоты, наполовину салютуя, наполовину угрожая. Возникает беспокойное движение, потом раздаётся один вскрик, следом другой. Вопли радости от кровопролития, приветствующие силу их нового лидера. Через секунду Микки поднимает трясущийся кулак и присоединяется к кричащим. Мэнди чуть поворачивается, и их взгляды встречаются. Её губы изгибаются в полуулыбке, рождая радость в его сердце. Сестра, вернувшаяся и торжествующая со своими собственными верноподданными за спиной. Это невообразимо и превосходит его самые смелые надежды. Затем Мэнди поворачивается к холму, где Лип и Фиона всё ещё стоят с оружием наготове. Армия позади неё замолкает. — Мой отец нарушил наши древние договоры, — начинает Мэнди, и её голос легко разносится над долиной. — Когда я оспорила его решение, он предал меня и оставил умирать. Сейчас я стою перед вами, чтобы предложить мир, — она снова улыбается. — Равновесие, а не господство. Это естественный баланс между нашими народами. И это то, чего я бы хотела. Ради моих и ваших людей. Фиона опускает свой лук. — Я… не королева этого двора. Не в моих силах давать согласие… Мэнди смеётся, звук низкий и шокирующий в тишине. Лип и Фиона выглядят ошеломлёнными. — И что же ещё должно произойти? — вопрошает она. — Какой жареный петух должен клюнуть тебя в зад, чтобы заставить подняться и взять под контроль то, что принадлежит тебе по праву? — Прости, что? — вырывается у Фионы. — Мой отец опозорил меня всеми мыслимыми способами, — говорит Мэнди, — а потом оставил умирать. Ни один король, ни один вождь не сделал бы того, что сделал он. Правитель лишь на словах — проклятие, и люди, которыми он руководит, тоже будут прокляты, — она кивает в сторону Йена. — Знаешь, Фрэнк пытался убить его. Я видела это своими собственными глазами. Лип делает шаг вперёд. — Как такое возможно? — бросает он вызов. Мэнди улыбается и оглядывается через плечо на женщину-оруженосца. — Я обладаю способностью передвигаться, оставаясь невидимой, и принимать большее количество обличий, чем ты можешь себе представить. Я видела, как он шёл с Фрэнком, и я видела, как Фрэнк напал на него без повода и бросил в бесчувственном состоянии. Она поворачивается к Йену. — Разве не так? — Я… Я не уверен, — запинаясь, отвечает Йен. — Я по-прежнему не могу вспомнить. Но это был кто-то из двора. Это всё, что я знаю наверняка. Мэнди кивает и выжидающе смотрит на Фиону. — Это и есть сила вашего двора? Та защита, которую вы предлагаете своей семье? Когда я была ребёнком, золотая роща олицетворяла нечто большее. Лицо Фионы мрачнеет. Она убирает стрелу обратно в колчан, перекидывает лук через плечо и кричит: «ФРЭНК!» Микки морщится. Это… громко. Стая птиц, сидящая на ветвях на опушке леса, вздрагивает и взлетает. И после нескольких безмолвных мгновений он крадучись спускается с холма к ним — король-висельник Благого Двора. — Фрэнк, это правда? — требовательно спрашивает Фиона. Тот бормочет что-то неразборчивое, опустив подбородок к груди. — Что ты там бубнишь? — теряет терпение Фиона. — Он мерзость, — вскидывается Фрэнк, говоря теперь громко, дерзко и уверенно. — И я не потерплю его при своём дворе. — Да неужели? — вступает Лип. — Ну так, знаешь что? Это не твой двор. Это двор Моники. Где она? — О чём ты? Она… Ну, она… — Ушла? — подсказывает Фиона. Фрэнк затравленно озирается по сторонам. — Ну, во время войны и с врагами у ворот… — Единственный враг, которого я здесь вижу, — это ты, Фрэнк, — заявляет Фиона. Она пылает от ярости, и на это стоит посмотреть. Она выпрямляется и снова поднимает лук. — Тебе пора. — Да что ты такое говоришь, Фи? — возмущается Фрэнк. — Ты поверишь словам этой грязнолицей гоблинской суки, а не своему собственному отцу? Какая дочь… Женщина-оруженосец вдруг выходит вперёд. — Следи за своим языком, маленький человек, — говорит она резким голосом с акцентом, которого Микки никогда раньше не слышал. — На Севере мы не признаём ваши мелкие островные раздоры, и твоя корона — игрушка для наших детей, чтобы они почесали о неё прорезающиеся зубы, — она поднимает левую руку, в которой нет меча Мэнди, и над ладонью, потрескивая, занимается небольшое красное пламя. — Так что выбирай выражения, когда говоришь о тех, кто мне дорог. Фрэнк моргает и делает шаг назад. — Фиона, — повторяет он снова, скуля. — Пожалуйста… Фиона накладывает стрелу на тетиву и оттягивает её. Лип поднимает меч. — Иди, — приказывает она. — Я не буду повторять дважды, Фрэнк. Мэнди ухмыляется, демонстрируя слишком много зубов. — Если будешь достаточно быстр, может, Охота до тебя не доберётся, — она жестом указывает себе за спину и несколько варгов бросаются вперёд, щёлкая челюстями, рыча и брызжа слюной, — они сегодня ещё не ели. — Но я бы не стала на это рассчитывать. Фрэнк делает несколько неуверенных шагов назад, в отчаянии переводя взгляд с одного человека на другого и видя со всех сторон только суровые лица. Затем, бросив ещё один взгляд на истекающих голодной слюной существ перед собой, он поворачивается и стремглав бежит в лес на дальней стороне холма. По кивку Мэнди варги радостно взвизгивают и бросаются за ним. Мэнди смеётся, и это тот же смех, который помнит Микки: дикий от радости и злой от озорства. Затем она поворачивается, чтобы взглянуть на Фиону, которая следит за бегущим Фрэнком с выражением зарождающейся радости и облегчения на лице. Она опускает лук, тяжело дыша и улыбаясь. Её глаза встречаются с глазами Мэнди, и она осторожно кивает королеве Неблагих. Мэнди возвращает кивок с такой же робкой улыбкой. Затем она поднимает руку и подаёт сигнал остальным участникам Охоты возвращаться в лес. Но Микки стоит неподвижно, наблюдая, как Игги разрезает путы Йена, а Фиона и Лип бегут обнимать его. Мэнди стоит перед ним, и он моргает, глядя на неё. Каким-то образом она всё такая же, как и тогда, когда он видел её в последний раз. Но в то же время другая. То, как она держит голову. Уверенный, счастливый изгиб её улыбающихся губ. — Пойдём, Микки, — говорит она, протягивая ему руку. — Мы отправляемся домой.

__________꧁꧂__________