***
Дверь тихо открылась, и в освещённую комнату бесшумно зашёл вампир в голубой тунике и светлых штанах, заправленных в мягкие кожаные ботинки. На плече лежала длинная светло-русая коса. Беззвучно закрыв дверь, он оглядел комнату. По правую руку от него за широким тёмным столом, заставленным ровными стопками исписанных бумаг сидел Карол и что-то старательно и вдумчиво выводил пером на белом листе. Его голова была сосредоточенно опущена, лицо закрывали каштановые пряди волос. Чернильница рядом с ним была почти пустой. Тав окинул взглядом комнату: шкаф-купе, кофеварка на тумбочке, кровать, книжный шкаф, кресло. Сбоку от кресла стоял светильник на тонкой ножке, а в центре на полу расположился ворсистый ковёр. Стены украшали чёрно-белые фотографии и живопись. Таавети сделал несколько шагов к столу, заглядывая за плечо другу. В следующее мгновение к его горлу оказался приставлен длинный серебряный нож. Гость поместья поднял руки вверх: — Во-у, Карол, полегче. Не зарежь меня ненароком. Карол, только сейчас рассмотревший в нежданном посетителе своего приятеля, опустил лезвие. — Прости, не думал, что ты прийдёшь сюда. — Почему же нет? — спросил Ярвинен, отходя вглубь комнаты. Карол повернулся к противоположному краю стола, вкладывая блестящий клинок в металлические настольные ножны, сел обратно на стул. — У тебя вроде как были планы на сегодняшнюю ночь. — он обмакнул кончик пера в чернила и снова принялся выводить латинские буквы на листе бумаги. — Да ну, планы — так! — Таавети махнул рукой. — Единственная важная вещь на сегодня — закончить обращение малышки Элизы. — Ярвинен сел на угол кровати. — Не рано? — спросил вампир в чёрном, не отвлекаясь от письма. — Насколько я помню, недели даже не прошло. Таавети поправил его: — Прошло почти полторы недели. — он задумался. — Не хочу ждать до конца полного срока. Она совсем ребёнок, и состояние «тени» ей даётся очень тяжело. Но знаешь, что меня волнует? — Что? — Арройо был поглощён работой и слушал товарища в полуха. — Если я умру, ей будет больно. С другой стороны, это ведь я начал обращать её, больше девочку нельзя ни к кому «привязывать». Раз она одна из моих воспитанниц, я должен следить за тем, чтобы она лучше чувствовала себя здесь. — Ума не приложу, как ты вообще её нашёл. Таавети нахмурился, припоминая. — Я был на поверхности с заданием, когда поезд сошёл с рельс. Девочка лежала в крови, и мальчик ещё рядом. Девочку я смог спасти, но мальчик умер при обращении: бедняга был слишком серьёзно ранен. — Ты бросил задание? — удивлённо спросил его товарищ. — Да, — ответил Таавети просто. — теперь у меня есть на это полномочия. Программа Ярвиненов обрела нового спонсора, — он выдержал паузу. — в лице главы армии. — Что?! — Карол обернулся и озадаченно посмотрел на друга. — С чего бы Белувиру поддерживать это сумасшествие? Кхм, ты не пойми неправильно, но как по мне, идеи твоей семьи противоречат нашей исторической позиции. Таавети кивнул: — Я тебя понимаю. Я бы и сам не участвовал в кампании, если бы отец не заставлял. Ему попробуй слово сказать. — он провёл большим пальцем поперёк шеи. — Я думал, ты его достаточно разочаровал, чтобы он отвязался от тебя. — хмыкнул хозяин комнаты, возвращаясь к документу. — Видимо нет. — Ярвинен сделал кислое лицо. — Никак не хочет отстать от моей несчастной душонки. А завтра ведь собрание Сената? — он показал пальцем на рабочий стол. — У тебя стало очень много макулатуры. — Да, собрание завтра. А ты не слишком ли сильно заботишься о моей макулатуре для того, кто удрал из Сената за день до своего увольнения? — прищурился Арройо. — А-ха-х, Карол, я считаю, что уходить надо красиво. А насчёт заботы — то я в первую очередь забочусь о тебе. Ты так с ними возишься, как будто тебе с этого что-то будет. — Таавети явно было весело. Карол едко заметил: — Уж то же самое нельзя ли о тебе сказать? Светловолосый вампир посерьёзнел и укоряюще ответил: — Вот вечно ты меня обижаешь. — как будто это не он поддевал друга на протяжении многих десятилетий. — Как не стыдно вообще тебе? — немного помолчав, он продолжил. — Опять ты зарабатываешься. Я говорил тебе раньше, говорю и сейчас: перестань, Карол. — С чего ты взял, что я зарабатываюсь? — равнодушно парировал тот, сверяя исходный лист и копию. Как-никак на носу собрание, и к завтрашнему дню всё должно быть сделано идеально. — Ты не берёшь выходные вот уже несколько лет. Сколько их у тебя в году? Тридцать дней, кажется? — Может, мне нравится работать без выходных. — устало вздохнул Карол. Опять по накатанной дорожке. Друг выносил ему мозг своими тирадами на протяжении не одного года, но пока так и не продвинулся в решении надуманной им же самим проблемы. — Карол, проблема есть. Сам посуди: с тех пор, как ушёл в мир иной твой брат, Артур, ты всё больше чудишь. Ты готов был накричать на ни в чём не повинного Кирилла. Уж я-то знаю, что могло случиться, не останови я тебя. Ты зачем-то подозвал Волфа с претензиями по поводу того, что тот «испугал мальчика». Ты ведь понимаешь, это было неизбежно: кто не напугается до чёртиков, когда его ночью вампиры крадут? В разговоре со мной и девочками, когда мы ещё только приехали, ты вёл себя странно: определил нас в левое крыло, а сам повёл в правое. Ты постоянно что-то бормочешь под нос и чуть что срываешь на меня голос. Если бы это случилось несколько раз, я бы даже не обратил внимания, но это происходит постоянно, Карол. Последние год-два. Ты замыкаешься в себе. Артур бы не хотел такого исхода. — Не смей упоминать о брате! — зарычал Арройо, опять повернувшись спиной к бумагам. — Он погиб из-за твоих игр! Напомнить тебе: какой была его смерть? Революция! Революция! К чертям сдалась ему ваша революция! О чём он думал, идя на эшафот? О вашей «высокой» цели, вы, очистители земли от тирании! — он с яростью ударил кулаком по спинке стула, а в его кошачьих глазах вспыхнули яркие искры. — Погоди, послушай меня. — остановил его Таавети. — Послушай, может быть впервые с того злосчастного дня. Я знаю: ты обвиняешь в гибели брата меня; я знаю, но послушай. Это не так. Я сам обнаружил, что он в деле, когда уже ничего нельзя было изменить. Смертельная партия с удачей и завораживающая партия с мечтой. Я сам гонюсь за мечтой — мечтой что-либо поменять. Да, революция пожирает своих отцов, но что насчёт Артура? Он был препоследним тупицей, прости уж меня за выражения, — прямой, безрассудный, с жаром в глазах. Пламя поглотило его, потому что он не считал необходимым соблюдать правила. Правила, Карол! Политика — жестокая игра, не то что ваш Сенат. Он не побоялся оставить сына сиротой, а жену вдовой, и я здесь ни при чём! — он ткнул пальцем в грудь приятеля. — Хватит меня обвинять в том, к чему я не имею отношения! Арройо молчал, обдумывая. — Отпусти Артура. Дай его душе обрести покой. — тихо продолжал русоволосый вампир. — Ты не можешь сделать этого и боишься за жизнь отца — и второе правильно конечно, но этим чувством ты отравляешь себя, дом и всё вокруг. Это напрасно: Корнелиус всё равно умрёт. Твоя аура — скорбь, а скорбь не ведёт к счастью. Ваш дом стал похож на жилище тяжёлобольных, где каждый влачит своё существование изо дня в день, в душе надеясь, что он станет последним. — Что-то раньше я не слышал таких слов. — поморщился Карол. — Потому что раньше для них не было повода. Кириллу теперь придётся жить здесь, с тобой, второй год страдающим от потери брата, и Корнелиусом фон Арройо, ожидающим скорую смерть. Это чувство похоже на ворона, клюющего гниль. И знаешь что, Карол? Мне жалко мальчика и жалко себя, вынужденного смотреть на то, как тухнет ваш род. — Так не смотри! Проваливай. — Я не могу. Я всё-таки твой друг, хоть сейчас это действительно больше похоже на лицемерие. Я до гроба с тобой: мы же клялись. — Освобождаю от клятвы. — проворчал Карол и махнул рукой. — Я хочу помочь. Возьми выходные, выспись. Сколько ты не спал? У тебя круги под глазами. Мы с девочками сводим тебя куда-нибудь. В театр, на аттракционы; найдёшь общий язык с племяшкой. Арройо хмуро отвернулся. — Да, ещё — когда ты спал в последний раз? Ответь, это важно. Старший молча показал ладонь с растопыренными пальцами, сжал фаланги и выпрямил опять. — Десять дней? — Ярвинен не удивился такому большому количеству — вампир, как-никак. — Тогда тебе нужно поспать хотя бы сегодня. Не сиди до завтрашней ночи с бумагами — тобой легко манипулировать, когда ты мало спишь. Вечером мы играли в карты; я победил два раза, а ты не заметил и продолжал считать, что это та же партия. Если ты уже пропускаешь такие вещи, то что может произойти на собрании, где соберётся множество и так желающих уронить тебя в грязь? — Всё будет нормально. — спокойно ответил Карол. — Перепишу отчёт и можно ни за что не волноваться. — Что из этих листов отчёт? — поинтересовался друг. — Все. Ярвинен критично окинул титанические кипы макулатуры на столе задумчивым взглядом и покачал головой. — Ты не успеешь до утра. — заметил он. — Поэтому и не буду ложится. — весомо отозвался погружённый по уши в работу вампир. Таавети встал, подошёл к ближайшей горе и вытащил из неё первый попавшийся листок. — Да у тебя и так всё с иголочки. Зачем бумагу по второму кругу переводишь? — Ничего не с иголочки. — Перестань упрямится и ляг спать. — вздохнул Ярвинен. Он понимал, что наговорил другу много неприятного и ожидать на просьбу что-то кроме отрицания не мог. И всё же нужно было поговорить с ним об этом, а то мало ли что может случиться завтра. Он повернулся лицом к Арройо и присел на край стола. — Карол, прошу тебя: послушайся старого друга. Я знаю тебя вдоль и поперёк — а ты, видимо, про это забыл. Всё это, — Тав окинул взглядом бумажки. — неважно. Важен ты. Не переступай через себя ради этой безделицы. — он усмехнулся. — Эй, кислый лимон! Заведи уже себе девушку, и не надо мне говорить про своё «проклятие Арройо». Карол пробурчал в ответ: — двести сорок три года как кислый лимон, — но морщинки на его лбу разгладились как и всегда от этой банальности после ссоры. — отстань, Тав. Таавети погладил товарища по голове и, прижавшись лбом к его лбу, чуть слышно прошептал: — Пожалуйста, береги себя… Карол ничего ему не ответил. — Ладно уж. — светловолосый вампир тряхнул шевелюрой. — может, хочешь моей крови? — А ты дашь? — спросил Карол. — Нет. — Зачем дразнишь тогда? — Смешной больно. Ты обещал, что поспишь, а я проверю. Давай; пока не ляжешь, не уйду. — Какой же упёртый… Хорошо. — он и сам понимал правоту тааветиных слов, но чтобы напрямую признать это… Он выключил лампу на ножке и закрыл чернильницу. Когда мужчина переоделся и приготовил кровать ко сну, Таавети, неподвижно стоявший, оперевшись о стол, подозревающе прищурился и наказал ему: — Чтоб рядом с бумагами ни ногой! Проверю. — добавил «Спокойной ночи» и ушёл. Через какое-то время он, как и обещал, заглянул в комнату, отцепил друга от переписывания очередного отчётного листа и запихал обратно в постель. Спустя полчаса история повторилась по тому же сценарию, после чего светлоголовому вампиру пришлось изъять у друга чернильницу с пером и унести с собой. А потом ещё один письменный комплект вместе с ключом от комнаты. Только теперь он мог быть спокоен.***
Дайске закрыл квартиру на ключ и, вытащив его из замочной скважины, ловким движением отправил в карман хлопкового пиджака. Уходить из дома было непривычно: обычно он туда даже не заходил. Пустые полки и шкафы пылились, а на кухне царил тот порядок, какой бывает в помещениях, которыми давно никто не пользовался. Одним словом, внутри было тоскливо и неуютно. Его квартирка находилась в ответлении пещерного массива, под самым боком у большого пыхтящего завода. В серокаменном здании размещались в основном рабочие предприятия и их семьи; дом принадлежал пожилой скрюченной даме, занимавшей комнаты на последнем этаже, под самой крышей. Она знала всех жителей в лицо и хранила у себя дубликаты всех ключей — без сомнения, всем здесь заправляла именно она. Большой завод вздыхал, шкворчал; внутри него что-то постоянно шумело и ухало. Приличное пространство вокруг его стен оплетали толстые, похожие на громадных червей, железные трубы: по ним уходил дым и подавалась внутрь вода. И хоть дым уходил, в стоячем воздухе рабочего квартала всё равно ощущался какой-то непонятный промышленный смрад. То ли он, оседая из воздушного эфира на лица, то ли огромный тяжёлый труд со временем оставлял на них свои следы, ложился в морщинки и на красные щёки. Несморя на это, за небольшую плату здесь можно жить и спать, а за хорошую работу — даже получить деньги. С такими мыслями Дайске спускался по узкой лестнице подъезда. Меньше пяти минут назад его оповестили о том, что он нужен Госпоже. Дайске не знал, зачем конкретно его позвала Госпожа Сато Фудзивара, но дело явно важное. Статная и царственная глава древнего рода, она имела две странности: первая — страсть к театру Но, впрочем, доставшаяся ей от предков; вторая — оказывать патронаж «необычным» вампирам, чудакам и калекам. Она давала им приют и окрещивала другими, фентезийными именами, используя настоящие только в редкие моменты, как и сейчас — ему дадут поручение, выполнив которое, он сможет показать себя. Быть не таким как все, — очень сложно: Об этом Дайске знал не понаслышке. В детстве он попал в пожар — на работе его отца загорелся склад, и огонь навсегда запечатлел на его лице и теле безобразные химические ожоги. Кожа вокруг правого глаза, на шее и боку стянулась в глубокие багрово-коричневые складки, напоминая кожу чудовища из сказок, которые когда-то рассказывали ему мальчишкой на ночь. Она стала благодетельницей для многих обездоленных, непонятно было только — забавлялась ли она или действительно жалела бедолаг. Казалось, оба варианта верны. Представ перед очи Госпожи, он опустился на колени. Она сидела за столом и что-то вымеряла на большой пожелтевшей от времени карте. Под сводом залы скользили по кругу планеты и звёзды, и иногда поскрипывали шестерёнки, приводившие звёздное небо в движение. Почувствовав присутствие своего подчинённого, Сато Фудзивара подняла на него глаза и жестом велела сесть напротив. Когда Дайске выполнил её приказ, она торжественно произнесла: — Пришёл твой час, Феникс Дайске. Скоро весь мир содрогнётся от поступи твоих солдат. — она помолчала и заключила. — Грядет время перемен.