Talk Is Overrated — Jeremy Zucker
23 октября, 2020 С того разговора прошло пять дней, за которые между Чонгуком и Тэхёном почти ничего не изменилось. Тэхён больше не поднимал подобных тем, игнорируя свербящий зуд на душе. Он не отдалился, не стал игнорировать или избегать Чонгука. Тэхён вёл себя так же, как и раньше. Словно бы ничего не произошло. Они разговаривали, иногда смеялись, когда действительно было смешно, обедали всегда вместе и всё ещё вели дело. Тэхён был в порядке. В порядке была его кожа, волосы, одежда, руки, улыбка… В целом он правда выглядел как тот, кто находился в полном порядке. Но Чонгук видел, как Тэхён отходил от него назад. Делал он это медленно, маленькими, ну просто крохотными шажками. Чонгук всё это видел. Тэхён снова начал пить кофе. Он заказывал или покупал его в старом автомате возле участка всякий раз, когда они с Чонгуком шли на перекус. В квартире чай оставался нетронутым. За прошедшие пять дней Тэхён трижды ночевал в гостевой комнате, сославшись на временами болевшее плечо после инцидента на дороге, работу или духоту в спальне следователя. Будто бы её нельзя было проветрить. Чонгук не спорил и не заставлял остаться. Он знал, что таким способом Тэхён пытался отвыкнуть и вернуться в прошлый режим своей жизни без посторонних. Их отношения неспешно откатывались назад к изначальной точке. После разговора они занялись сексом всего однажды на четвёртый день. В этот раз всё было немного иначе. Тэхён не вёл себя грубо и не рубил чувства на корню, но в ту ночь они с Чонгуком почти не целовались и не касались друг друга. Тэхён повернулся спиной, встал на колени и слабо улыбнулся через плечо, сказав, что сегодня хочет так. На поцелуи в плечи он тактично опустился ещё ниже, избегая. Королёк не показывал свой характер, воротя нос и ожидая седьмого чуда с неба прямиком на больную голову. Он не обижался ни капли, даже самой малюсенькой. Тэхён всего лишь перестал позволять себе вольности, которые допускал при мысли, что его чувства взаимны, но порой всё же не сдерживался. Чонгук видел, что по утрам Тэхён не застилал за собой постель, не находя на это ни сил, ни желания. Он подолгу молчал, но если его окликали, то охотно шёл на разговор. С первого взгляда могло показаться, что у Тэхёна нет настроения или он чем-то сильно расстроен, но это все вовсе не так. Просто Тэхён был таким. Он редко улыбался, не говорил без необходимости и не отвлекался на глупости. У него не возникало желания пообедать с коллегами и поболтать об обычной жизни и рутинных буднях. Чонгуку это в Тэхёне нравилось. Мужчина понимал своего помощника и не донимал глупыми расспросами, что у того стряслось, раз он весь день молчит. Ничего не стряслось, Тэхён таким родился. Нелюдимым. И всё же Чонгук бы соврал, скажи он, что на душе у него оставалось спокойно. Там, у сердца, словно бы только-только проступила аллергия, потихоньку начинало зудеть и надоедать. Он ведь своими глазами, ушами, руками видел, слышал и чувствовал, какой Тэхён настоящий. Настоящий королёк неизменчиво молчаливый, всё такой же неулыбчивый ради чужого комфорта, но ещё он искренний, пугливый, до ужаса одинокий и очень-очень любвеобильный. Чонгук, ну, конечно же, замечал, как тот делал все эти неприметные, но такие важные для него вещи. Раньше в моменты, когда они с Чонгуком оставались наедине, вне рабочих стен, Тэхён снимал с себя осторожность. Когда они вместе работали в квартире Чонгука, Тэхён поначалу несмело подсаживался к следователю на диван и клал свои ноги на чужие бёдра. После того, как Чонгук придвинул его за лодыжки поближе, уверенность в Тэхёновых действиях увеличилась. Если они засыпали вместе, то Тэхён постоянно обнимал Чонгука, как коала. Казалось, что без такой позы он просто не мог уснуть. Поздними вечерами уже перед самым сном, в самые спокойные минуты тишины и свободы, они разговаривали друг с другом. Не о работе. И тогда Тэхён касался Чонгука. Он делал это ненавязчиво, но трогательно. Иногда брал за ладонь и принимался перебирать пальцы, трогая ногти, фаланги, ладонь и линии на коже. Иногда Тэхён рисовал причудливые незамысловатые узоры на плече следователя, а иногда, в особо тяжёлые дни, клал голову на грудь и просто слушал. Тэхён просто делал это и чувствовал себя хорошо. Раньше было так. Несколько раз они по отдельности добирались до работы, рано утром расходясь по своим делам и встречаясь уже в стенах здания комитета, как и сегодня. Тэхён спешным шагом чуть ли не вбежал в кабинет, держа в руках кипу бумаг. — Опоздал, — сказал Чонгук, стоило Тэхёну переступить порог. — Не опоздал, меня при входе задержал Джеффри на пятнадцать минут. Рассказывал про новый диван и болезнь жены. Тэхён положил принесённые с собой документы на стол и быстро избавился от куртки, снова кинув ту на подлокотник дивана. — Я съездил к Юнги, как ты просил. Им удалось воссоздать стихотворение и картинку на открытке. Открытка, оставленная Поэтом внутри Кан Сонхи, насквозь пропиталась кровью. Бумага обмякла и разрыхлилась. Женщина пролежала на полу своей маленькой кухни несколько часов до приезда полиции. Тэхён, отойдя от событий того дня и ссоры с Чонгуком, уже утром узнал, что труп обнаружила соседка. В тот вечер она, как обычно, поздно возвращалась с работы домой. Идя к своей квартире и крутя в руках связку ключей, женщина заметила приоткрытую дверь квартиры Кан Сонхи, где обнаружила тело убитой. Поёжившись от ощутимой прохлады, Тэхён перебрал документы на столе и вытащил из них нужный. Прозрачный файл громко зашуршал. В нём лежали документы с заключением ещё одной экспертизы от криминалиста. Чонгук оторвался от своих дел, кивнув в знак благодарности, и быстро вытащил листы. — Кухня, — сказал следователь, пробегаясь глазами по воссозданной открытке. Тэхён присел на край стола и взял копию заключения. — Стихотворение тоже удалось восстановить. «Утешьтесь, люди, новой ролью Её, угасшей на глазах: Она, простясь с земной юдолью, Цветёт сегодня в небесах!» — Пока я стоял в пробке, то прочитал его целиком. И снова оно никак не относится к самому убийству. Написал… — Роберт Бёрнс, эпитафия на могилу дочери, — закончил за него Чонгук, поднимаясь на ноги. — Стихотворения и не будут связаны с убийствами. Это просто его личный почерк. Кан Сонха стала первой жертвой, которая оказалась связана с предыдущей. Экспертиза показала, что в тот день Поэт проник в её квартиру. На это указывали аккуратные следы взлома старого поржавевшего замка на такой же древней и слабой входной двери. Чуть позже, покопавшись в истории жертвы, Чонгук выяснил, что женщина была глуха на одно ухо. Сначала Поэт ударил её по голове тяжёлым предметом с тупым концом, это стало понятно по кругловатой вмятине на голове Сонхи прямо на макушке. Следов на шее от удушья проводом электрического чайника было несколько, Поэт мучил её не один час. Он душил, отпускал, а затем снова перетягивал шнур. Женщина была уже без сил, чтобы бороться. — О нём ничего не слышно уже больше пяти дней. — Тэхён поднял голову на Чонгука. — Он к чему-то готовится. — Поэт многое знает о нашей системе работы. Он профессионально заметает за собой любые следы. У него уходит немало времени на подготовку следующего убийства. В день, когда он убил Кан Сонху, в их доме проходила замена старых камер видеонаблюдения на новые. Он знал и готовился. Как и с тобой. Ему ведь понадобилось какое-то время, чтобы понять, что в твоём доме нет камер на лестничной площадке. — Такое ощущение, что мы ходим по кругу. Когда они нашли первую открытку, оставленную Поэтом, на следующий день в кабинете Чонгука появилась пробковая доска метр на метр и упаковка канцелярских разноцветных кнопок. Первым делом следователь повесил на неё все найденные ими открытки или копии, а после фотографии жертв и даты их смерти. Ключевые факты, постоянно виднеющиеся глазу, облегчали работу. Они оба временами пополняли доску новой раздобытой ими информацией. Тэхён перевёл взгляд на детективную доску, в очередной раз зацепившись глазами за последнее, что удалось узнать. У Поэта был сорок третий размер ноги. Во время осмотра квартиры Тэхёна криминалисты нашли отпечаток его ноги уже у самого порога. Пока Поэт находился внутри, на нём были надеты бахилы, но по каким-то причинам он снял одну из них. Чонгук сделал предположение, что бахила могла порваться во время спешки. Его оплошность не являлась зацепкой, оставленной специально для них. Поэт никогда не выдавал себя. Он бы ни за что на свете не сделал этого самостоятельно. Ему нравилось играть в эти догонялки и наблюдать со стороны за происходящим. Телефонный звонок нарушил тишину. Звук исходил из внутреннего кармана куртки Тэхёна. Очнувшись, он быстро спрыгнул со стола и подбежал к дивану, по дороге ударившись правым коленом о стул. Зашипев от острой и резкой боли, Тэхён всё же вытащил мобильный и взглянул на его экран. Подобие настроения исчезло в тот же момент. — Не возьмёшь? Тэхён сел на диван, поджал губы и отрицательно мотнул головой. Он выключил звук на телефоне и убрал его обратно в куртку, чтобы не видеть лишний раз. Чонгук спрашивать не стал, если Тэхён захочет, то сам поделится. — Я не завтракал, — вместо ответа прогундел Тэхён, улыбнувшись. — Тогда сходи. — А ты? — А я встал вовремя и всё успел, — так же улыбнувшись, сказал Чонгук. — Даю тебе двадцать минут. — За эти двадцать минут завтрак только приготовится. — Сорок. — Я быстро! Тэхён схватил куртку и выбежал из кабинета. В последнее время оставаться с Чонгуком наедине было всё труднее. Тэхён старался больше не думать о «них» и об отъезде следователя. Нырнуть в работу окончательно и бесповоротно — годами проверенный вариант забыться. Тэхён не чувствовал обиды или сильной грусти. Он, на самом деле, вообще мало что чувствовал. Было пусто, но привычно, это ощущение не вызывало дискомфорта или чего-то чужого. Возвращаться к своей привычной жизни получалось, но не сказать бы, что Тэхён сильно скучал по ней. Он не драматизировал, говоря и думая о том, что ему, кажется, суждено быть одному. Тэхён не видел в этом ничего зазорного. Значит, всё-таки заведёт кота. Или рыбку. Проходя мимо охранного поста, Тэхён прибавил скорости. Ему нравился Джеффри, но сейчас слушать мужчину времени просто не было. Выйдя на улицу, Тэхён понял, что его ужасно сильно тянуло выкурить хотя бы одну сигарету. В курении один минус — холод. Стоять на морозе такое себе удовольствие. Тэхён поднял глаза на свинцовое тяжёлое небо и вспомнил, что уже совсем скоро наступит зима. Она чувствовалась в воздухе колючими щипками за щёки и одубевшими красными пальцами. Праздники почти на носу. Родители звонили, чтобы пригласить Тэхёна к себе. Они всегда делали это сильно заранее. Дурацкая привычка. Тэхён, шаря по карманам и выискивая в них сигареты, отошёл в сторону, чтобы не мешаться на входе. Он надеялся, что не забыл положить с собой пачку и зажигалку. Идти до машины совсем не хотелось. К его счастью и несчастью лёгких, смятая упаковка с двумя последними сигаретами нашлась в нагрудном кармане куртки. — Извините, не одолжите зажигалку? — Да, конечно, — ответил Тэхён. Он повернулся на голос, протягивая в руке зажигалку, и подвис от знакомого лица перед собой. Сердце болезненно скрючилось. В жизни Джисон был похож на Хиджуна намного больше, чем на фотографиях. — Вы на встречу со следователем Чоном? — Да, я здесь ради этого. А вы?.. — Я следователь Ким, работаю вместе с Чон Чонгуком. Тэхён не мог отвести глаз. Взгляд Джисона так сильно напоминал ему Хиджуна. Такой же мягкий, казавшийся больше уставшим, и золотистая радужка в самой середине. Удивительно было то, что Тэхён действительно ничего не помнил о Хиджуне, но именно этот живой опечаленный взгляд и эта несовместимая с тоской золотистая радужка так остро врезались в его память. Джисон оказался ниже Хиджуна и шире в плечах. Он выглядел растрёпанно. Тэхён сразу догадался, что мужчина проспал. Едва заметный отёк на лице и чёрная футболка, надетая наизнанку под распахнутой курткой, говорили об этом прямым текстом. Яркий кислотный принт на груди Джисона было видно даже с изнаночной стороны. Тэхён хотел позвонить Чонгуку, но рука так и не поднялась сделать этого. Ему понадобилось всего шесть секунд на принятие не самого уверенного и верного решения в жизни, но он это сделал. — Следователь Чон ещё утром уехал по одному важному делу, поэтому ваша встреча пройдёт со мной. Предлагаю зайти в кафе через дорогу и поговорить там. Ложь слетала с его губ с небывалой лёгкостью. Тэхён не хотел врать… В груди всё горело от желания один на один поговорить с Джисоном. Тэхён перманентно ощущал вину. Хиджун для него ничего не значил, но сосед, кажется, нуждался в настоящей помощи. Тэхён ведь был рядом, спал на соседней кровати целый год, перебрасывался с ним обычными фразами по утрам… Тэхён хотел услышать что-нибудь о Хиджуне, хотел поговорить с человеком, который действительно знал его. Это стало нездоровой необходимостью. Тэхён казался самому себе эгоистичным идиотом, его тянуло в разные стороны за руки и за ноги. На самой глубине души покоилась полуживая глупая надежда. Он выкинул её сразу после того разговора с Чонгуком, но та оказалась сильнее и упрямее. Никто бы не запретил ему ещё немного поцепляться за свои маленькие мечты. Было бы неплохо, стань он помощником Чонгука в Пусане. Здесь, в Сеуле, ничего не держало, а за Чонгуком тянуло даже в неизвестность. Тэхёну ещё не удавалось проявить себя в качестве гениального или хотя бы смышлёного следователя, и это стало проблемой. Зачем Чонгуку такой помощник? За красивые глаза? Таких красивых глаз полно. Тэхён ухватился за первый попавшийся шанс, предоставленный ему Джисоном. Эмоциональный застой в несколько лет впервые сдвинулся с места, и Тэхён чувствовал себя дико. Возле сердца, в груди или, может, в желудке все органы сжимались в спазмах или, наоборот, неприятно слабели. Тэхён никогда бы не подумал, что человек может поместить в себе такое количество чувств. В жизни он оказался Роном с его эмоциональным диапазоном, как у чайной ложки, а не Гермионой. Тэхён чувствовал себя жалко. Он собирался воспользоваться Джисоном дважды: ради собственного удовлетворения воспоминаний и ещё больших сожалений и ради показушничества своей лучшей стороны. Иначе это назвать не получалось. Тэхён одновременно хотел этого и не хотел. Лезть из кожи вон ради похвалы было не в его привычках, но… кажется, так выглядело отчаяние. Он отвёл Джисона в кафе напротив и выбрал самый дальний и тихий столик в конце зала. Все вопросы вылетели из головы, как после мощного удара битой, поэтому первые несколько минут Тэхён спрашивал самое банальное. Он прошёлся по алиби, уточняя, где в дни убийства находился Джисон. Подозреваемым в такое время был каждый и даже собственное отражение в зеркале. — Вы часто виделись с вашим братом перед его смертью? Джисон на вопросы о брате отвечал спокойно. Он все ещё казался сонным и несобранным, однако ответы убеждали в том, что всё в порядке. — Мы вообще виделись не так часто. — Джисон пожал плечами, посмотрев прямо на Тэхёна. — После поступления в разные университеты свободного времени почти не оставалось. Хиджун был зубрилой и ботаном. Он из своих книжек не вылезал же совсем. Тэхён вовремя прикусил язык, чтобы не ответить «да, точно». Джисон не знал, что это Тэхён был соседом его брата в общежитии на первом курсе. Он не собирался скрывать этого, но и не спешил разбалтывать в первые же минуты. — Вы знали, что он стал зависим?.. — Да. — Молчание затянулось. Джисон поджал губы и провёл ладонями по глазам, собираясь с ответом. — Поздно узнал уже. Там и лечить было нечего. От Хиджуна ничего не осталось. — Вы знаете, когда он начал принимать наркотики? Хиджун говорил, что его что-то или… кто-то беспокоит? — Мы говорили с ним за два дня до его смерти. Он пришёл ко мне посреди ночи. Его всего трясло от ломки. Я уже потом понял, что Хиджун, видимо, прощался тогда. — Почему вы так решили? Тэхён забыл о всяком мучившем его голоде. Он лишь надеялся, что Джисон не видел, как его самого потряхивало от нервов. — Мы с ним редко говорили о личном. А он в ту ночь рассказал мне, почему подсел. — Джисон тяжело выдохнул, безразлично смотря на следователя Кима. Не было похоже, что слова давались ему с трудом. — Хиджун не сказал, когда начал употреблять, но насколько я понял, то это началось с ним на втором курсе. Хиджун сказал, что его сердце болело. Больное сердце, больное сердце. — Джисон горько усмехнулся. — Он повторял эту фразу раз за разом. Говорил, что влюбился, как сумасшедший. — Влюбился? Тэхён нахмурился. Хиджун испортил всю свою жизнь из-за влюблённости? — Он выглядел больным. И не из-за наркоты. Хиджун был похож на сбежавшего из психушки. Он сказал, что это не просто мимолётная влюблённость, а самая настоящая чистая односторонняя любовь. Мне показалось, что Хиджун был одержим человеком, в которого втрескался. Он сказал, что сталкерил его. Узнал даже адрес проживания. — Правильно я понимаю, что имени он не назвал? — Нет. Если честно, то я ни черта не мог понять из всего бреда, что он нёс. Его слова путались. Он то мычал, то затыкался, то говорил без остановки. — Джисон свёл брови, раздражённо сжав челюсти. — Говорил про какую-то рождественскую вечеринку, пьяного соседа. — Тэхёна прошиб холодный пот. — Хиджун был невменяем. — Что ещё он сказал? Это может быть очень важно для расследования, — спешно произнёс Тэхён, хватаясь за нить чужих воспоминаний. — Даже если это могло показаться вам бредом. Джисон злился. Проживая в голове последнюю встречу с братом, он вдруг, с головы до ног, сделался сплошным нервным комком. Этот разговор выводил его из равновесия. Скрывал ли он за этим свою скорбь? Тэхён не мог знать наверняка. — Хиджун говорил, что больше не может видеть этого человека так, как раньше. Может, эта девушка отчислилась или уехала… Не знаю. Он не уточнял. — Девушка? Вы сказали, что ваш брат не говорил имён. — Тэхён откинулся на спинку стула и посмотрел на Джисона с острым неуловимым прищуром. — В кого ещё он мог быть влюблён? Вопрос прозвучал настолько спокойно и очевидно, словно бы Джисон совсем не понимал, чего ради было спрашивать у него такие глупости. Тэхён отвечать не стал. Он слегка кивнул, решив оставить комментарии при себе. — Продолжайте, пожалуйста. — Хиджун плакался, что скучает по ней, что ему не хватает её присутствия в комнате. У него окончательно поехала крыша. Он сказал, что сохранил презерватив после их первого раза в канун Рождества. Это… это немыслимо. Наверное, что-то случилось, раз он больше не мог её видеть после. Я даже не уверен, была ли эта девушка реальна, он мог придумать её в своей голове. Насколько я понял, то из них двоих любил только Хиджун. Мямлил что-то вроде того, что она воспользовалась им несколько раз, но он был только рад. Говорил, что хотел стать её рабом, другом, игрушкой… Он был жалок. Этот идиот даже сделал такую же татуировку, как у неё. Панду, представляете? Так он стал ближе к ней. Тэхён замер на полувдохе всего на две невыносимые секунды, но виду не подал. Сказанное, никуда не спеша, впитывалось в его замёрзшую кожу миллиметр за миллиметром. Руки пришлось спрятать под стол: затряслись. — Хиджун… Он просто стал оболочкой, невменяемым больным существом. Все его мысли были только о дозе и той девке. — Ранее показанная сдержанность треснула. Джисон больше не следил за своими словами и не выбирал выражений, но всё ещё оставался спокойным. — На втором курсе он как-то пытался выбраться, изменить себя, перестать колоться, но после того, как его отчислили… он сдался. Для Хиджуна учеба всегда была на первом месте. Мы ведь детдомовские. Хиджун всегда мечтал о лучшей жизни, поэтому и учился двадцать четыре часа в сутки. — По поводу детского дома. — Тэхён придвинулся чуть вперёд, обратно складывая руки на стол. — Вы помните Пак Минхо? Он работал охранником. Джисон отвёл взгляд, тихо и глубоко вдохнув душный воздух кафе, насквозь пропитавшийся запахом жареных овощей, свежей выпечки и крепкого кофе. На лбу у него блеснула испарина от жары. Слёзы, крики, гримасы от боли и бесконечного чувства непонимания — всё это осталось там, в тёмной комнате, переполненной густым воздухом и детскими всхлипами сквозь грубую сухую ладонь. Сейчас на лице Джисона промелькнула тень мимолётного страха и тошнота. Тэхён поджал губы, чтобы скрыть гримасу сожаления за свой вопрос. Чонгук в первую их встречу сказал, что Тэхён относится к массе незапоминающихся лиц, которые из кожи лезут, лишь бы показать себя, наплевав на человечность. Самую малость, но Тэхёна грела мысль, как чашка ароматного горячего чая в холодный зимний вечер, что Чонгук ошибся. Тэхён же оказался человечнее остальных. И они оба это знали. — Помню. При чём здесь он? — Несколько недель назад его жестоко убили. — Глаза Джисона вспыхнули… облегчением? Радостью? Определённо чем-то положительным, даже насмешливым. — Расследование предполагает, что его смерть — это расплата за насильственные действия сексуального характера над воспитанниками детского дома… Музыка играла слишком громко, сбиваясь в тугой ком с множеством чужих голосов. Джисон выпил уже третий стакан воды. Разговор с самого начала был ему неприятен, однако он никуда не уходил и рассказывал всю информацию, не противясь. — Спросите меня, трогал ли он нас с братом? — перебил плавно, не повышая голоса. — Спрошу. — Он делал это со всеми. Пол был ему не важен. Только возраст. — Чудовищные слова произносились Джисоном мягко и вяло. Весь он стал напоминать забытый увядший цветок на подоконнике посреди неумолимо горячего июля. — В одиннадцать лет мы его уже не интересовали. Мы менялись, вытягивались в рост, худели. — Почему никто не заявил об этом в полицию даже после выхода из детского дома? Или что насчёт тех, кого усыновили или удочерили? — Вы были в детском доме? Может, хоть раз говорили с детьми оттуда? — Тэхён отрицательно мотнул головой. — Мы для всех, взрослых или таких же детей, мусор. Пыль под ногами, нечто раздражающее, как муха. Вам может быть жаль нас, может быть нет, а может быть смешно, но так или иначе людям плевать на проблемы никому ненужных детей. О чем вы вообще, следователь Ким? Кому мы на хрен сдались, а? Всех нас в первую очередь бросили родители, так кому будет дело до каких-то беспризорных детей? Думаете, мы не пытались? При мне пару раз ребята постарше сбегали в полицейские участки, пытались сделать хоть что-то для тех, кто помладше. Знаете, что они там говорили им? Пойти и поплакаться мамочке в юбку. Все считали, что это наш план сбежать из детского дома или тупая шутка. Шутка. Тэхён нахмурился. Поганое грязное ощущение кусками прилипло прямо к груди. Он не удивился, и это делало ещё больнее. Как давно не удивляться подобным словам стало нормальной практикой? — Среди ваших воспитательниц также была Кан Сонха. — Джисон поднял взгляд на Тэхёна. — Она тоже была убита. Джисон, она была как-то причастна к тому, что делал Пак Минхо? Вы что-то помните о ней? — Кан Сонха?.. — Его губы дрогнули. — Когда… когда она умерла? Слова Тэхёна повергли Джисона в настоящий неподдельный шок или в превосходную актёрскую игру. Он заломил брови, сдерживая то ли крик, то ли всхлип. — Чуть больше недели назад. Ей тоже отомстили. — Это… это бред! Какая к чёрту месть? — Джисон часто и глубоко задышал. — Какая ещё месть, следователь Ким?! Да она нам всем мать заменила!!! Это было похоже на рёв раненого зверя. Все посетители уставились на их столик, хмурясь и цокая от недовольства. Чужое горе им мешало. Дальше разговор не шёл. Тэхён попытался склеить разбитую вазу, но та всё равно рассыпалась на кусочки. Он вызвал для Джисона такси и отправил домой, проводив серый автомобиль взглядом. Посмотрев на часы, Тэхён понял, что опоздал уже на тридцать минут, однако звонков от Чонгука не поступило. Сделал скидку? Тэхён, в надежде сменить возможный чужой гнев на одну сотую милости, купил для Чонгука его любимый чай из аралии и снова быстрым шагом направился в комитет. Желудок неприятно заурчал, сам он так и не поел, аппетит напрочь пропал после разговора с Джисоном. Он — причина смерти Хиджуна? Тэхён обессилено усмехнулся, закидывая голову назад. Такого не может быть. Оставшись один на один с самим собой, он, наконец, осознал услышанное. Хиджун умер из-за него. Желудок скрутило судорогами. Тэхён согнулся пополам возле рядом стоящей урны и выблевал утренний кофе вместе с желудочным соком. Его тело покрылось холодным потом, казалось, что руки и ноги остались без костей. Воздуха не хватало, даже такого холодного. Дорога до кабинета была, как в тумане. Радовало, что вообще дошёл. — Сорок минут, Тэхён. Ты опоздал ещё на сорок минут. — Первое, что произнёс следователь, когда Тэхён вернулся в кабинет. Чонгук даже не посмотрел в его сторону, читая заключения Юнги. На доске появились новые заметки. — Что нового? — серо спросил Тэхён, игнорируя слова и по пазлам собирая разбежавшиеся по сторонам мысли. — Поэт — левша. Так где ты был? Чонгук оторвался от документов и посмотрел на Тэхёна на удивление спокойным взглядом из-под очков всего на несколько мгновений. Сегодня мужчина выбрал для себя чёрную водолазку, и Тэхён не мог не думать о том, что именно в ней Чонгук выглядел ещё строже, чем обычно. — Это тебе. — Тэхён протянул стаканчик с чаем и присел напротив, нервно погладив себя по коленке. Увидев стул, вспомнил, как ударился о него почти два часа назад. — Я говорил с Сон Джисоном. Чонгук резко вонзил в Тэхёна острый и хлёсткий взгляд. И настолько он был злой, настолько пугающий, что Тэхён невольно отодвинулся назад, скрипнув ножками деревянного стула по полу, и громко вздохнул через нос. — Кто тебе дал на это разрешение? Тэхён клялся, что лучше бы Чонгук не открывал рот. От подобного тона в жилах застыла кровь и сердце обвалилось к ногам. — Чонгук, я встретил… — Я спросил: кто тебе дал на это разрешение? Его вопрос звучал унизительно. Тэхён почувствовал себя первоклассником, которого отчитывают перед всем классом за необдуманную глупость, сделанную на эмоциях. — Никто. Тэхён смотрел в глаза, но не из-за смелости, а страха, как кролик перед удавом. Язык присох к нёбу, не шевелясь. Его «никто» прозвучало на выдохе, но достаточно громко. — Тогда почему ты разговаривал с ним? — Всё прошло нормально. — Ты вопросов не слышишь? — Чонгук резал без ножа. Он не кричал, даже голоса не повышал на него, но как же это было невыносимо. — Я сам хотел поговорить с ним. Это… было важно. — Ты действительно не понимаешь, что мы все здесь делаем? Чонгук поднялся на ноги, сняв очки и небрежно бросив их на стол прямо на клавиатуру ноутбука. Тэхён покосился на них, предчувствуя плохое. Чонгук за всё время их знакомства никогда не показывал своей злости вот так. Следователь считал, что нескончаемые оры и швыряния вещами бесполезные энергозатратные занятия, не приводящие к необходимым результатам. — Чонгук, я… — В этом месте нет никаких «это было важно», Тэхён. Важно для чего? Для удовлетворения твоих желаний? Тэхён приклеился к стулу намертво. Теперь он считал, что это самое безопасное место в мире на данный момент. — Я понимаю, Чонгук! Я хорошо справился и многое узнал. Чонгук рыкнул от злости, стремительно приблизившись к Тэхёну и больно схватив того за плечи. — Что было такого важного, королёк, что ты пошёл на встречу с тем, кто может оказаться Поэтом?! Тэхён уставился на Чонгука, медленно переваривая услышанное. Он разомкнул губы и произнёс совсем тихое «о», добровольно утопая в непроглядно-тёмных глазах напротив. И всё тело вдруг успокоилось, обмякло, а внутри стало так спокойно-спокойно. Тэхён даже слабо улыбнулся неожиданно для самого себя. Чонгук же почти закатил глаза. Тэхён невыносимый. — Ты волнуешься обо мне. — Зачем ты это сделал? Чонгук, смирившийся с Тэхёном и его упрямством, что шло в комплекте, обессиленно присел перед ним на корточки и спустил ладони на запястья. Поглубже вдохнув ради своего успокоения, следователь приготовился к чужому ответу. — Хотел показать тебе, что могу хорошо работать. — Делать что-то без разрешения начальства — это хорошая работа? — Правила нужны, чтобы их нарушать. — Ты же не идиот. — Знаю. — Тэхён наклонился чуть вперёд. Он давно понял, что от Чонгука ничего ему не утаить. — Я хотел проявить себя, чтобы ты увидел это, а после… — протяжный долгий вздох, — а после, может быть, мне бы удалось стать твоим помощником в Пусане. — У нас полный штат, королёк. Тэхён понятливо кивнул. Он не особо сильно надеялся на согласие, заранее зная ответ. Чонгук ведь всё уже сказал. День сегодня препоганый.*****
— Помните в две тысячи девятом году мы делали репортаж про пожар, который устроил директор завода? Через неделю он выходит из тюрьмы, поэтому нам нужно подготовить материалы. — Я займусь этим, — вяло вызвался Чимин, сняв с прохладного кончика носа красную гелевую ручку. Вся прошлая неделя журналиста прошла бесполезно. Он занимался лишь тем, что мысленно материл Чонгука утром, днём, вечером и обязательно перед сном. Юнги почти ревновал. Чимин ценил честность и сам придерживался её на протяжении всей жизни, поэтому, предложив помощь Чонгуку в расследовании, не стал скрывать, что в первую очередь это нужно ему. Чимин никогда не был сердобольным альтруистом и не претендовал на причисление к лику святых. За столько лет работы журналистом с совестью пришлось распрощаться, как и со стеснением. Чимин не видел ничего постыдного в своём желании быть первым и делать лучшие репортажи. Прятаться за карнавальной маской добряка и кружиться на балу лжи среди трусливых душ, страшащихся чужого осуждения, было не в его правилах. Чимин не утешался и не успокаивался мыслями о том, что так или иначе он всё же помогает. В первую очередь, во вторую и в третью он блестяще выполнял свою работу. Твёрдая уверенность в своих действиях вживила под кожу прозрачное знание одной простой истины — всё, что он делает, имеет свои результаты. Его не любили за правду, за резкость, за своевольное смелое поведение, за яркие высказывания и за громкие сюжеты. Чимин не умел молчать, но умел ценить своё время и свои заслуги. Любили ли его коллеги, зрители… Не имело значения. Для Чимина имел значение один человек на всём этом белом свете. Юнги любил его, а этого было достаточно, чтобы просыпаться по утрам с улыбкой. Придя к Чонгуку почти неделю назад, Чимин шутливо зарекомендовал себя добровольцем подобно Китнисс Эвердин. Он уже знал, что окажется в выигрыше. После убийства двадцатитрёхлетней студентки Ли Джиу в Сеульском лесу вышло больше десятков статей с кричащими названиями. Чимин знал это наверняка. Самолично прочитал каждую, даже своего коллеги. Подобная новость у обычных людей вызвала неподдельный страх вкупе с интересом. Горячая тема, просто обжигающая. Но больше никто не продвинулся ни на один шаг, застряв в безвыходном положении. Чонгук, как ведущий следователь этого дела, отказался давать согласие на дальнейшее разглашение данных следствия. Руки у всех оказались связаны, но только не у Чимина. К концу дела о Поэте он подготовит весь материал, в котором расскажет историю с самого её начала и до конца. Почти всё шло по плану, кроме существования Чон Чонгука. Чимин ненавидел его. И не мог поверить, что, купился на якобы просьбу следователя. Он сам от себя такого не ожидал, поэтому и пробыл два дня в прострации. Чонгук кинул ему мячик и отвлёк. Будто бы тот был задиристым деревом. Никакая информация от Чимина не принесла бы пользы. Чонгук просто занял его на некоторое время, чтобы не лез. Сделал это исключительно из хороших побуждений. Когда Чимин принёс записи двухлетней давности, Чонгук кивнул и при нём же убрал их в дальний ящик. — Ты меня наебал, что ли? — отрешённо уточнил Чимин с нечитаемым выражением лица. — Занимательная была игрушка? — Я всё равно влезу в это дело. Чимин, к своему счастью и несчастью остальных, умел сдерживать обещания. Он решил заниматься делом Поэта каждый вечер после основной работы. В конце концов других дел никто не отменял, и жизнь шла своим чередом. Взяв ключи от архива со старыми хранившимися в нем материалами со времён открытия их канала, Чимин засунул свой телефон в задний карман свободных джинсов и неспешно встал из-за стола в зале совещаний. — Смотри под ноги, когда зайдёшь в архив. Сегодня была поставка из канцелярии. — В спину прилетело заботливое предупреждение. Чимин глянул на наручные часы и молча кивнул. Пятница. Неделя пролетела неожиданно быстро. Сегодня действительно была поставка, а архив временно служил местом хранения закупленных вещей. Их банально некогда и некуда было убирать. Оставить посреди рабочего помещения нельзя: это сильно мешало работникам и, как правило, все постоянно запинались об эти большие коробки с тупыми углами. Стрелка на циферблате застряла на пятнадцать двадцать три, но Чимину этот день казался бесконечным. По ощущениям, прошло уже больше двадцати часов, как он заставил себя подняться с кровати. Такие дни Чимин называл внеплановыми выходными. Работать не хотелось совершенно. Мысли в голове то и дело, что бежали в вечер, где они с Юнги снова засядут смотреть «Как избежать наказания за убийство» и лениво целоваться до самого сна. В архиве прохладно на постоянной основе. Старые материалы хранились только при такой температуре. Когда Чимин щёлкнул правой рукой по выключателю, комната залилась тусклым холодным светом. Архив не представлял из себя ничего интересного или сверхсекретного. Самый простой кабинет, оборудованный под кучу бумаг. Железные стеллажи стояли в несколько рядов от потолка до пола, а на их прочных полках хранились уже потрёпанные от постоянного использования коробки разных размеров. В них и лежали все документы, записи, блокноты, видеокассеты, диски и диктофоны. В каждой коробке в тонких бумажных папках хранился не один репортаж, а сразу несколько. Где-то вмещалось десять, где-то сорок — всё зависело от количества найденной информации. Было и такое, что одна, а то и две коробки выделялись под одно дело, как правило особо громкое и скандальное. На каждой коробке чёрным несмываемым маркером указаны определённый год, месяцы, если в ней всё же лежало несколько папок, и ключевые слова, касаемые самого репортажа и тем самым помогающие быстрее ориентироваться среди количества заархивированных дел. Чимин знал это место, как знал каждую родинку на теле Юнги. Что документы, что родинки он мог найти с закрытыми глазами. И даже во сне. Он шустро подошёл к стеллажу, нумерованному, как «2000-2010». Коробки стояли не по хронологии. Никто до сих пор не обнаружил в себе желания прибраться здесь на досуге. Все и так давно привыкли. Если возвращали папки в правильный промежуток времени, то уже было здорово. В архиве часто проводилась влажная уборка, но от коробок и стойкого характерного запаха картона Чимин всё же расчихался, сетуя на чувствительный нос. Поставка, приехавшая так не вовремя, тоже притащила с собой лишнюю грязь с улицы и склада. Хотелось поскорее покинуть это место и вернуться на своё рабочее. Там чище, теплее и приятнее пахнет. — Две тысячи… две тысячи девятый. — Бубнёж под самый нос помогал сконцентрироваться куда лучше, чем мысленные повторения в голове. Нужная коробка нашлась на четвёртой полке, среди остальных подписей на ней удалось разглядеть короткую «2009 июль пожар завод». Чимин чертыхнулся про себя: так ведь и знал, что надо было начинать искать с верхушки, а не снизу, так бы не потратил лишних десять минут. В нынешнем мире каждая минута ценилась на вес золота. Ему, если честно, хотелось поскорее покончить с этим делом, чтобы приступить к самому вкусному десерту: расследованию о Поэте. Узнав, как прозвали убийцу два года тому назад, Чимин посмеялся. К верхним полкам просто так не добраться. Для этого здесь стояла стремянка с пятью ступенями. Чимин привычно разложил её, морщась от громкости алюминия, и полез наверх. Он быстро взял неожиданно лёгкую коробку в руки, любопытно заглянул в неё и увидел в основном кучу дисков с небольшим количеством папок. И уже собирался спускаться, как в заднем кармане завибрировал телефон. Неудобное положение для болтовни по душам, но у Чимина сразу же после отсутствия совести возвышалось упрямство. Он перехватил коробку одной рукой и поднял трубку. — У меня был пропущенный от тебя. — Голос Юнги на том конце провода звучал немного недовольно. — Ты что-то хотел? — Плохой день? — Хреновый. Так чего ты звонил? — Отправишь мне данные жертв Поэта? Из разговоров с тобой я помню их имена, место работы и возраст, но лучше бы мне иметь эту информацию в подтверждённом виде. Чонгук отказывается говорить что-то ещё, а я пользуюсь своими связями. Юнги тихо рассмеялся. Они, все втроём, прекрасно знали, что Чимин умел добиваться своего. Ровным счётом как и Чонгук. Следователь не оставил ему иных вариантов, поэтому заранее позвонил Юнги и дал добро на распространение информации. Так, конечно, делать было нельзя, но уверенность Чонгука в журналисте впечатляла. Чимин мог выкинуть, что угодно, даже украсть эту самую ценную информацию у своего парня, если бы понадобилось. — Отправлю, — пообещал Юнги. — Как Лорел могла наговорить такого Коннору?! Чимин, я не хочу выяснять, какая бумага была задействована во время подписания дурацкого договора. Я хочу домой. Хочу смотреть сериал. — Это твоя работа. — Моя работа послать тебя сейчас на хрен. — Прозвучало без капли злости. Чимин определённо первым делом влюбился в хамоватость Юнги, а затем уже и в самого парня. Тогда парня, сейчас — мужчину. Всё же прошло десять лет. — Можно мне хоть минуту сочувствия, невыносимый трудоголик? — Вообще-то у меня сегодня тоже ленивый день, — честно признался Чимин, шмыгнув сопливым носом, и подумал, что надо бы поскорее сматываться из архива. — О, правда? Хочешь закончить пораньше? Я вот очень хочу. Их разговор длился недолго. Они попрощались друг с другом и пообещали созвониться в следующий обед, чтобы обсудить меню на совместный вечер. Чимин, убирая телефон обратно в карман, почувствовал сильную и неконтролируемую щекотку в носу. Всё произошло слишком быстро и неожиданно. Он громко чихнул, дрогнув всем телом и рискуя свалиться со стремянки. Сердце замерло от мимолётного страха, а коробка из руки вылетела, ударившись о пол с глухим звуком. Чимин рефлекторно схватился правой ладонью за одну из холодных полок и случайно сшиб ещё коробку, которая рухнула по другую сторону стеллажа. — Просто отлично. — Прозвучало относительно спокойно. Чимин оглядел пол и убедился, что материалы две тысячи девятого года остались целы. Спустившись со стремянки на твёрдую надёжную поверхность, он спешно, но аккуратно собрал всё содержимое обратно. В душе Чимин надеялся, что в другой упавшей коробке не лежало ничего хрупкого. Обойдя стеллаж, журналист громко и облегчённо выдохнул. По полу хаотично разлетелось несколько бумаг, повылетавших из своих папок, и видеодиск в стандартном пластиковом боксе. Долгое нахождение в архиве привело к замёрзшим пальцам. Чимин действительно хотел уйти отсюда. Он присел на корточки и пододвинул к себе слегка порвавшуюся на углу коробку. Та оказалась подписана только одним годом, две тысячи третьим, и шестью месяцами, начиная с января по июнь. Выпавшие листы из папок значили только одно: Чимин застрял здесь, как минимум, ещё на тридцать минут. Чтобы убрать каждое дело в правильную папку, придётся читать хотя бы пару строчек каждого листа и обязательно сложить их по порядку страниц. Чимин тяжело и громко выдохнул и уселся на пол, смирившись с потерей времени. День ленивый, убираться тоже было лениво. В голове, конечно, промелькнула мысль закинуть всё в коробку, как есть, и по-быстрому уйти, но воспитание не позволяло. Чимин в своей жизни ненавидел две вещи: уборку и маслины. Если со вторым он сталкивался крайне редко и это было не так страшно, то уборка преследовала его изо дня в день. Читая и раскладывая старые записи, Чимин замер с одной из них в руке и нахмурился. На подкорке сознания затаилась липкая неуверенность. Он достал телефон и нажал на кнопку быстрого набора номера.*****
Весь рабочий день Тэхён провёл на нервах, хотя причин для этого не было. Нервозность тянулась тонкими, туго натянутыми нитями по всему организму. Чонгук уже дважды попросил его не щёлкать ручкой и не трясти ногой. Следователь с ним больше не разговаривал после утренней сцены. Тэхён охотно и даже немного возбуждённо рассказал ему всё, что узнал от Джисона. Чонгук выслушал, сделал заметки для себя в своём чёрном кожаном ежедневнике и отправил Тэхёна работать дальше. Хиджун… Это имя, как заевшая пластинка, крутилось в голове Тэхёна уже несколько часов подряд. Он ещё не мог осознать, что стал тем, кто своим безразличием убил человека. Вот так и получалось, что мучась в вине и чувстве ненависти к себе, Тэхён сломал кого-то другого. Поэт убьёт его не без причины, и думалось Тэхёну, что будет прав. Ему бы татуировку на лбу с надписью «эгоистичный ублюдок». Дрожь бегала от ног до шеи, пока он вспоминал о жизни на первом курсе. Хиджун не хотел спать с ним вот так на пьяную голову, но всё равно согласился, ведь он желал самого Тэхёна. От подобных мыслей становилось тошно. Почему Хиджун молчал? Почему никогда не пытался изменить их отношения? Искать вину в поведении того, кто умер, было тошнотворно. Тэхён злился. Это была такая немыслимая и идиотская несправедливость. Умереть из-за него. На этаже сегодня шумно. Впереди ждали выходные. Пятница значила лишь одно — желание поскорее закончить работу и забыть о ней на целых два дня. Кто-то уже запланировал пойти компанией и выпить сразу же после смены. Такое случалось постоянно. Пятницы оказывались самыми оживлёнными и шумными. Сотрудники обсуждали свои планы на выходные, подробно делясь, кто и чем займётся. То ли ради смешного хвастовства, то ли ради собственного успокоения. Тэхён планов не строил. Обычно его выходные проходили скучно и одинаково. Если погода позволяла, то он уходил гулять в парк или на набережную. Особенно в последнее время. Тэхён был благодарен Чонгуку за гостеприимство, поэтому старался вести себя соответствующе. Он либо уходил на долгое время, чтобы дать Чонгуку побыть одному в его собственной квартире, либо закрывался в комнате и не высовывался из неё почём зря. Грядущие выходные окажутся первыми после неприятного разговора, поэтому Тэхён был намерен прокатиться по городу и возможно сходить на несколько сеансов в кинотеатр. Сегодня Чонгук окончательно поставил жирную точку. — Тэхён, ты сделал отчёт по убийству в магазине? — Хосок встал на пороге кабинета, требовательно смотря на Тэхёна. Тот вздрогнул, перестав витать в облаках. — Чёрт. Я забыл, прости. Завтра к утру будет готово. — Хосок, знаешь чего ради здесь эта дверь? — спросил Чонгук, не поворачивая головы от экрана ноутбука. — Чтобы в неё стучаться. — Чем вы меня, как и весь комитет, теперь можете удивить? — устало протянул Хосок. — Тэхён, отчёт. — Кстати, Тэхён! — На пороге за спиной Хосока появился следователь Со. — Что там с уликами по расследованию убийства той кошатницы? Ты… — Тоже всё будет к утру, — отозвался сонно, но всем видом показал, что как он сказал, так и будет. — И Хан ещё спрашивает, когда… — Утром. Я всё доделаю утром. Когда дверь закрылась с той стороны, Тэхён откинулся на спинку стула и покосился на кипу бумаг возле своего ноутбука. С делом о Поэте он совсем забыл о других своих обязанностях. Голова думала только о нём. Тэхён так увлёкся, что почти перестал заниматься остальными делами. У Чонгука был иной подход, он не относился к Тэхёну как к мальчику на побегушках. И вовсе не потому, что они спали. Чонгук грамотно распределял обязанности между ними, помогая в первую очередь самому себе. Тэхён — начинающий следователь. Ему бы самое время учиться, набираться опыта, наблюдать и запоминать, но ему это вовсе не нужно. У него не было проблем с документацией, ведением дел или другими его обязанностями. Тэхёну просто не хотелось заниматься этим. — В чём проблема? — Голос Чонгука засквозил недовольством. — Почему ты не сказал мне, что не успеваешь? — Честно? Потому что я забыл об этом. — Дело с Поэтом важное, но не важнее остальных, — строго заметил следователь. — Твоя жизнь ценна, как и жизни других людей. — Знаю. — Тэхён придвинул к себе папку кончиками пальцев. В этот момент он почувствовал себя ещё большим дураком. Всё же ему бы хотелось знать, что для Чонгука его, Тэхёнова, жизнь была чуть-чуть, совсем немножко, важнее других. — Эта работа не для тебя, королёк. — И что ты предлагаешь? Бросить всё прямо сейчас и стать каким-нибудь… Не знаю, флористом? — Почему нет? Если хочется, то вперёд. Я смогу закончить это дело без тебя. — Хоть бы соврал, — кривовато усмехнулся Тэхён, спрятав взгляд. Рабочий день подошёл к концу. Тэхён не успел закончить даже одного дела. Сегодня он решил остаться до самой поздней ночи, пока не избавится от груза долгов. Этаж стремительно пустел. Топот ног, гомон и смех не прекращались около двадцати минут. Тэхён почти завидовал. — Почему не уходишь? Рабочий день закончился, — спросил Тэхён, посмотрев на Чонгука. — Много работы. Разговоры с Чонгуком в последнее время особо не клеились. Тэхён решил больше не предпринимать попыток завести беседу снова. Он отвлёкся всего один раз и спустился на первый этаж к автомату, чтобы купить себе кофе. В тишине и дышалось легче. На охранном посту одиноко сидел скучающий Тэмин, смотря в слабо подсвеченный экран телефона и широко зевая. Он сонно кивнул Тэхёну в знак приветствия и вернулся к своему занятию. У него сегодня нудная смена. Напарника положили в больницу с аппендицитом, а Джеффри как можно скорее уехал домой к простывшей жене. Вот Тэмин и остался на вечер пятницы совершенно один. Мысль о завтрашней субботе немного успокаивала. Идя по пустым коридорам, Тэхён перманентно ощущал подавленность. Он проводил взглядом последних засидевшихся работяг, в числе которых оказался Хосок. Вернувшись в кабинет, Тэхён переместился на диван. На нём удобнее и комфортнее для его спины, порядком уставшей за день находиться в одном положении. Через ещё один тягостный час раздался телефонный звонок. Тэхён сначала дёрнулся, но после понял, что звонили не ему, а Чонгуку. Следователь сегодня напоминал Тэхёну прошедший день, такой же холодный и безучастный. Чонгук быстро поднял трубку. Чужое недовольное выражение лица не предвещало ничего хорошего. Да и в целом звонки поздним вечером настораживали. — Понял. Скоро буду. Чонгук отложил телефон, резко закрыл крышку ноутбука и поднялся с места. — Что случилось? — Тэхён невольно встал следом. — Мин Юндже взорвалась в своей машине, — ответил Чонгук, собирая свои вещи со стола. — Ты едешь или останешься? Тэхён почти что ответил, что готов ехать, но затормозил. Он повернул голову на оставленные дела, понимая, что не управится с ними, если уедет прямо сейчас. Чонгук ведь был прав. Следователь действительно смог бы раскрыть это дело без него. И в точно такой же мере он был прав, что другие убийства не стали менее важными на фоне убийств Поэта. Тэхён не жил в фильме с экшн-сценами, где всё в мире крутилось возле него одного. Чонгук там справится сам, он в этом даже не сомневался. — Я лучше останусь. Расскажешь потом, что найдёшь? — Уверен? Мне бы не хотелось, чтобы ты оставался здесь один. — Чонгук пронзительно посмотрел прямо в его глаза, надевая на себя пальто. — Это следственный комитет, Чонгук. Здесь на каждом шагу камеры, на первом этаже сидит Тэмин, а все входы уже закрыты. Сейчас это самое безопасное место для меня. Тэхён опустился обратно на диван. Он скинул кеды и подогнул под себя ноги. — Как домой поедешь? — На машине. — Позвони мне. Я заберу. — Ладно. — Тэхён давно уяснил одну простую истину: спорить с Чонгуком бесполезно. Перед уходом Чонгук в нежном и ободряющем жесте несильно смял бледную щёку королька костяшками среднего и указательного пальцев и слабо улыбнулся. Тэхёну понадобилось около двадцати минут, чтобы вернуть себе всю концентрацию и перестать думать о Мин Юндже. Вероятность, что произошедшее можно будет назвать несчастным случаем, равна нулю. Из головы никак не выходили слова Джисона о Кан Сонхе. Если женщина была такой, какой он её описал, то почему Поэт убил её? 24 октября, 2020 В первом часу ночи Тэхён понял, что Чонгуку звонить точно не придётся. Он здесь останется до утра. Выходные уйдут на попытку отоспаться. В последнее время Тэхён снова стал проблематичнее засыпать, а иногда и не засыпать вовсе. Догадался уже, что рядом с Чонгуком сон шёл к нему, но Тэхён ведь не мог спать рядом с этим мужчиной до конца жизни. Диван соблазнительно манил прилечь на него и просто передохнуть пару минут, но собственные ошибки отрезвляли в мгновение ока. Чонгук, наверное, уже давно дома. Тэхён сейчас всё бы отдал, чтобы оказаться там же. Сегодня он действительно нуждался в том, чтобы лечь рядом с Чонгуком и помолчать ещё. Вне стен кабинета. Тэхён не хотел разрывать их отношения в одночасье. Это так или иначе все равно бы случилось. Поэтому временами он позволял себе безобидные вольности. Тэхён подумал, что, придя домой, обязательно залезет к следователю в постель и поморозит того холодными ногами, пока не согреется. Глаза сильно защипало от долгого сидения за экраном ноутбука. Тэхён отодвинул от себя все документы и потянулся, разминая затёкшее тело. Усталость вмиг разлилась по нему. В кабинете погас свет. Тэхён резко повернулся назад. В коридоре тоже было темно. Всего на секунду сердце покрылось ледяной коркой, морозя грудь. В последнее время он стал слишком пугливым, это начинало надоедать. Тэхён понимал, что превращался в настоящего параноика. «Мир не крутится вокруг тебя!» — подумал про себя Тэхён и поднялся с дивана. Ночью здесь часто выбивало пробки. В первый раз, когда Тэхён остался на работе с ночёвкой, он так же испугался, но Джеффри быстро успокоил и объяснил, в чём дело. Он взял телефон в руки, надел на себя обувь и вышел из кабинета. Нужно было найти Тэмина. Складывалось ощущение, что теперь в здании стало ещё тише. Темнота делала Тэхёна уязвимым. Он не был её главным фанатом, поэтому быстро включил фонарик на своём телефоне. Не работающий лифт не расстроил, он всё равно им никогда в одиночку не пользовался. На первом этаже было холоднее, и Тэхён немного поёжился от перепада температуры. Он поджал губы, быстро идя до охранного поста. — Тэмин, всё в порядке? Почему ты… Тэхён судорожно схватил ртом воздух, застыв на одном месте и не смея вздохнуть. Грудь больно пережало. В коридоре на полу около поста лежал Тэмин в собственной крови, вытекающей из-под него густой лужей. Поэт был здесь. Прямо сейчас. От дикого страха заколотило всё тело. Тэхён впервые за долгое время почувствовал его каждой крупицей, каждым миллиметром своей кожи так жгуче и так реально. Ноги ослабли и почти беспомощно уронили его камнем вниз. Будь здесь Чонгук, Хосок или Намджун, то они бы наверняка действовали рациональнее и не теряли драгоценных секунд на судорожные вздохи. Но Тэхён не был Чонгуком, Хосоком или Намджуном. Он старался не шевелиться и прислушаться к шорохам вокруг себя. Первым делом необходимо было сообщить хоть кому-то, что он в опасности. Руки не слушались, разблокировать телефон получилось только со второй попытки. Тэхён не мог сосредоточиться. Вместо посторонних звуков в ушах сходило с ума испуганное сердце. Он пытался проложить в голове дальнейший план действий: позвонить Чонгуку, проверить жив ли Тэмин, а после спрятаться и желательно найти что-то острое или тяжёлое для обороны. Тэхён ведь мог постоять за себя, нужно было только успокоиться. Паника ещё никому не помогала выжить. Гудки звучали оглушающе. Тэхён прижал телефон к уху, а сам попятился к стене, чтобы в случае чего прикрыть хотя бы спину. Сбитое дыхание и мелкая дрожь выдавали его состояние. Всё произошло слишком быстро. Когда Тэхён услышал чужие шаги с левой стороны, то уронил телефон на пол и молниеносно вытащил из переднего кармана джинсов запасной ключ от кабинета Чонгука, который тот отдал ему на днях. На всякий случай. Он крепко сжал его в правой ладони и резко обернулся на источник звука, замахиваясь. Человек, нападавший на него, был одет во всё чёрное, и Тэхён в темноте с трудом мог понять, где находились хотя бы его руки. Тэхён напал первым и дважды успел вдавить остриё ключа в чужое крепкое плечо, изначально целясь в шею, в открытый участок кожи. Поэт ударил его по голове чем-то тяжёлым, да с такой силой, что всё тело Тэхёна откинуло в сторону. По волосам потекла горячая кровь. Сильный писк разнёсся в ушах, и сдавленная боль вспыхнула в глазах белыми пульсирующими пятнами. Тэхён больше не смог подняться. Он отключился в ту же секунду, как соприкоснулся лицом с полом. И только в последнее мгновение успел почувствовать крепкую хватку на запястье. Окровавленный ключ звякнул. А после затерялся в чужом кармане…