Психея

Anhedonia — Denis Stelmakh

      Август, 2018       Со смерти Хиджуна прошло полтора года.       По нему не было скорбящих.       И я даже не знал, был ли он похоронен. Если честно, то узнать я и не пытался. Джисон сделал всё по-своему. Мне претили одни только мысли об этом.       Джисон не знал Хиджуна.       Никто не знал моего Хиджуна так, как я. Никто не целовал его тонкие музыкальные пальцы так, как я. Никто не касался губами его щиколоток и широких плеч, как это делал я.       Мой мальчик. Бедный, напуганный, непринятый этим миром.       Когда я впервые увидел Хиджуна в коридоре детского дома, его большие детские щёки показались мне милыми. Он прижимался к Джисону, прятался за его маленькой худощавой спиной в слишком широкой футболке и смотрел вокруг диким зверьком.       Тогда я впервые почувствовал желание защитить его. Не зная имени этого мальчишки, мне хотелось стать для него другом.       Хиджуна и Джисона заселили в общую комнату для детей помладше. Она находилась на этаж ниже той, в которой жил я.       Первый месяц их пребывания в детском доме мне редко удавалось увидеть маленького оленёнка, но я постоянно вспоминал о нём и на приёмах пищи выглядывал его коротко стриженную тёмную макушку.       С ним постоянно таскался Джисон, налетавший своими крохотными кулаками на всех, кто пытался приблизиться к Хиджуну. Он казался мне идиотом. К тому же неказистым. Не знаю, почему я так решил, ведь Хиджун был очень похож на Джисона, однако внешность Хиджуна казалась мне миловидной.       Боль, громкие звуки и злость пугали меня столько, сколько я себя помнил. Поэтому и лезть к этим двоим я не спешил, только выглядывал из-за угла.       Мне хотелось подружиться с Хиджуном.       Впервые мне удалось заговорить с ним спустя полтора месяца на общей прогулке.       Джисон тогда упал с качели и расшиб колени. Его в срочном порядке повели к нашей тучной медсестре. Я был рад. И тому, что Джисон разбил колени, и тому, что их будут больно обрабатывать йодом или зелёнкой.       Хиджун, стоя без брата на старой ветхой площадке, казался мне таким потерянным и таким маленьким, что сердце невольно сжалось от боли. Я подошёл к нему первым, сказав:       — У тебя забавные шнурки. — У него и правда были забавные шнурки. Он приехал с ними, разноцветными и убитыми временем.       Хиджун сильно покраснел, стушевался и спрятал свои глаза.       — Спасибо. — Ответ был тихий, почти не слышный в кружащих в воздухе детских визгах. — Как тебя зовут?       — Меня зовут Сэхёк. А тебя?       — Хиджун.       — Хиджун, — повторил я. — Будем дружить?       И он согласился. Раскраснелся ещё больше.       Почти сразу я понял, что дружить нам было можно только тогда, когда Джисона не было рядом. Тот часто отбывал свои наказания за бесконечные драки, и я был этому рад.       Почему-то его синяки и фингалы на лице приносили мне огромное удовольствие. Джисон вызывал во мне плохие чувства: злые и пагубные. Я хотел, чтобы во время быстрого бега он запнулся, упал головой прямо на камень и умер.       Тогда бы Хиджун мог дружить со мной всегда. Меня бесила опека Джисона, его маниакальная зависимость от брата доводила до трясучки. Я часто представлял, как во время обеда разбиваю тарелку и вонзаю один из осколков в его горло. Или толкаю с крыши детского дома.       Но Хиджун любил брата, а мне никогда не хотелось причинять вред Хиджуну.       Когда мне исполнилось шесть лет, сразу на следующий день воспитательница Ан разбудила меня посреди ночи, за руку отвела из общей комнаты и передала директрисе Мин.       Я помню свои трясущиеся от холода колени, когда шёл по лестнице в ту кладовку. Её пыльная затхлая вонь до сих пор ощущается мной.       В ту ночь я хотел умереть. По-настоящему. Для своих шести лет я был слишком сообразительным ребёнком, поэтому происходящее стало для меня концом.       Мир рухнул прямо к ногам, и ничто не могло его собрать заново. По сей день я не перестаю чувствовать горячее тухлое дыхание Минхо надо мной, его тяжёлое липкое от пота тело, толчки, дающиеся ему с трудом и наслаждением одновременно и тряпку, которой был завязан мой рот. И рты других.       Запах спермы, смешанной с кровью, врезался в мою память уродливым глубоким шрамом. Как и запах ромашкового мыла, которым меня после отмывала Ан Союль.       Я видел Кан Сонху, прячущуюся возле нашей комнаты. Она тоже всё знала. Женщина, целующая нас в макушки и румяные щёки, отдавала нас же на растерзание.       Я знал, что был такой не один. После случившегося я мог понять по глазам других детей, кто уже успел побывать в кладовке, а кто — нет. Пустые дыры зияли в их и моих глазницах, от улыбок осталось только слово в мозгу.       Я ничего не мог с этим сделать. Когда Хиджуну исполнилось шесть, я тоже не мог ничего сделать. Он не говорил мне ни о чём, но я знал, что это случилось и с ним тоже.       Когда я понял, что сон после ужина стал крепче, а голова с утра — тяжелее обычного, я перестал ужинать. Пришлось потерять в весе, но так я понял, что в ужин нам что-то добавляли.       Притворяясь спящим, я слышал, как кого-то из нас будили и уводили в ту самую кладовку. А ещё я слышал шаги. Сонха ходила между нами и тихо плакала. Тварь. Я мечтал размозжить её голову. Лживая-лживая сука.       В мои полные одиннадцать лет всё закончилось. Больше никто не будил по ночам и не уводил в кладовку.       Жизнь шла дальше. Словно ничего не было.       Я держался за Хиджуна. Все эти годы я крепко держался за тихий смех, робкую улыбку тонких губ и его неописуемую любовь к поэзии.       Несмотря на тягу Хиджуна к цифрам и науке, он трепетно хранил у себя сборники стихотворений поэтов со всего мира. Любимые он ювелирно выделял разноцветными стикерами, а те, что трогали душу, Хиджун выписывал в свой блокнот.       Мы росли, вместе узнавали мир. Даже в стенах этого проклятого места.       В пятнадцать лет, проснувшись ранним утром ещё до пробуждения остальных, я проворочался в постели около часа и остро осознал, что люблю Хиджуна.       Я не хотел быть его другом, я хотел быть его. Для него. Ради него. Ему тогда было всего четырнадцать, поэтому своё признание я решил отложить хотя бы на год.       С того утра ничего не изменилось. Мы также дружили, когда Джисона не было рядом, хотя я был уверен, что этот сгусток всего плохого догадывался о чём-то.       Я любил Хиджуна. Я любил в нём всё, каждую мелочь, каждый миллиметр.       Детская припухлость сошла с его лица к пятнадцати годам, и я ощутил злость, потому что Хиджун стал ещё красивее. На него стали засматриваться девчонки. Я мечтал вырвать им глаза и их длинные бескостные языки, лишь бы не слышать хихиканий в сторону Хиджуна.       Наше с ним время часто наступало с ночью.       Мы сбегали из спален и просто шатались по всему детскому дому, прячась в самых тёмных местах.       Нам было весело. В такие моменты я ощущал себя самым счастливым. Хиджун принадлежал мне и только мне. Он держал за руку меня, смеялся мне, улыбался тоже мне. Он был для меня от макушки до пят, сотканный из мечтаний и любви.       В одну из таких ночей я решил признаться ему. И получил в ответ:       — Ты… ты поцелуешь меня?       Глаза Хиджуна искрились, а слабые ладони сжимали футболку на моей груди. Он смотрел в самую душу и улыбался с тёплой надеждой.       — Ты хочешь этого?       — Очень.       И я поцеловал.       Я целовал его мягко и осторожно, чувствуя на уголках губ привкус мятной пасты. Хиджун держался за меня, боялся сделать лишние движения, но смело отвечал. Неумело и немного слюняво, но мне было приятно.       Ведь я целовал Хиджуна.       — Ты тоже нравишься мне, Сэхёк, — шепнул он.       Теперь, в пятнадцать, его щёки больше не горели от смущения. Это делали уши.       Я вознёсся к небесам, к богам и даже выше. Хиджун был моим. И ничто не могло изменить это.       С того дня мы сбегали ещё чаще, чтобы целоваться, как можно дольше и больше. Мы становились смелее, резче и опытнее. Дальше поцелуев ничего не заходило, хотя я знал, что хотел его.       Мне нравилось жить так. Я почти не помнил старых обид. Мои мысли были о том, как мы выйдем из детского дома и будем жить вместе, поступим в один университет, заведём кошку…       — Блядь, ты… ты — мерзкий урод! — кричал Джисон, застав нас за поцелуем в одну из ночей.       После этого Хиджун часто повторял эту фразу, называя себя неправильным уродом.       С той ночи всё начало рушиться, как карточный домик. Прямо на моих глазах.       Хиджун оттолкнул меня, в слезах ринулся к брату, а тот — в мою сторону. Джисон колошматил меня, как боксёрскую грушу. Я не отбивался. Драки меня пугали, как и шум. На удивление мы никого не разбудили или всем попросту было плевать на грохот и сдавленные стоны боли.       Хиджун плакал, пытаясь успокоить брата и прося остановиться. Когда моё лицо стало напоминать отбивную, Джисон остановился. Хиджун ушёл с ним, извиняясь и пытаясь взять за руку.       На следующий день, когда воспитатели увидели моё лицо и кулаки Джисона, его снова забрали отбывать наказание. В ту же секунду я побежал к Хиджуну. Думал, что утешу, мы поговорим… Но Хиджун на меня не смотрел. Прятал разбитые губы.       Но стоило мне взять его за руку, как он обмяк, упал в мои объятия и без продыха проливал свои драгоценные слёзы около четырёх часов. А после сказал:       — Мы больше не можем общаться. Не прикасайся ко мне, забудь обо всём. Я больше не могу с тобой… дружить. — Хиджун ревел взахлёб.       — Что он тебе сказал? — Я ни на секунду не верил, что Хиджун перестал любить меня.       Это было невозможно. Мы любили друг друга. И на этом всё.       — Что… что откажется от меня, если я продолжу это… что я перестану быть ему братом. Я люблю Джисона. Он — всё, что у меня есть. Прости, Сэхёк, прости, пожалуйста… Уходи, уходи и больше не говори со мной. Никогда…       Хиджун попросил — я сделал. Вместо разговоров оставлял записки под его подушкой.       Через пять месяцев меня усыновили и забрали в новую семью. Я ненавидел эту новость, но ничего не мог сделать. Попрощаться с Хиджуном мне не удалось, и я мечтал поджечь новый дом, саму комнату с новыми родителями… Так бы я смог вернуться к Хиджуну.       Выйдя за ворота, я обернулся назад и увидел любовь всей моей жизни. Хиджун стоял возле высокого забора и улыбался сквозь горючие слёзы. Он был несчастен. Я хотел бросить свой скудный рюкзак с вещами, бросить новую семью и вернуться назад. К Хиджуну.       Но он помахал мне рукой и улыбнулся.       Тогда я понял одно: я убью каждого, кто посмеет сделать ему больно.       Новая жизнь казалась мне пустой. Всюду и везде я видел только Хиджуна. Скучная однообразная масса людей сводила меня с ума, но я отлично вливался в каждое русло многочисленных рек. Новые родители по моей просьбе купили два телефона уже на следующий день.       Сначала мне казалось, что возникнут проблемы с тем, чтобы передать один из телефонов Хиджуну, но всё оказалось проще.       Я знал, в какое время его можно было найти на заднем дворе детского дома. Обычно он и его ровесники выходили на прогулку во втором часу дня. Я ждал за забором, в самом углу, где стояли высокие старые деревья с пышной листвой. По этим деревьям детдомовцы часто сбегали за пределы территории.       Я ждал долго и терпеливо, не чувствуя усталости в ногах. Хиджун сидел на лавке, далеко от забора, и читал книгу. Окликнуть его было опасно, обернулись бы все, а после кто-нибудь бы да растрепал об этом Джисону.       Рядом парни помладше играли в футбол, чем я и воспользовался. Когда мяч был пнут в мою сторону, я тихо позвал мальчишку, который побежал за футбольным протёртым мячом.       Всучив ему деньги со своих карманных, я попросил передать коробочку Хиджуну. Мальчишка, завидев деньги, пулей понёсся к Хиджуну, силой впихнул ему подарок, а после радостный ринулся к друзьям, чтобы сообщить о полученных деньгах. Я знал, что уже сегодня ночью кто-то из них сбежит в магазин, чтобы купить всякую дрянь.       Хиджун ничего не понял, я смотрел. Смотрел… Скорее, упивался. Не видеть его даже пару дней оказалось для меня хуже огненной геенны.       Яркое солнце облизывало его острые колени и щёки, гуляло по взлохмаченным волосам. Это всё было моё. Руки чесались, грудь рвало на куски, как же сильно я хотел получить его.       Хиджун открыл коробку, ахнул и тут же закрыл обратно. Он схватил в охапку книжку и посылку от меня и ринулся скорее в дом. Бежал, не оглядываясь. А уже через две минуты мой собственный телефон разразился звонком.       До самого выхода Хиджуна из детского дома мы общались каждый день. Я не спал, если на ночь не получал сообщение от него. Даже во снах я видел Хиджуна и наше будущее. Его образ не уходил из моей головы ни на мгновение.       В детский дом я больше не приходил. Хиджун просил меня этого не делать. Он не хотел ссориться с Джисоном. Я не хотел ссориться с Хиджуном.       В следующий раз, когда мы впервые встретились с ним спустя столько лет, был день его поступления. Хиджун стал другим, но моя любовь к нему всё равно не изменилась. Даже тогда, когда я понял, что Хиджун меня больше не любит.       Меня это не расстраивало. Это было временным явлением. Так или иначе он бы полюбил меня снова, а я готов был ждать сколько угодно. Главное — он был рядом.       Джисон отлично поработал над ним, прополоскал мозги и вылепил Хиджуна заново, словно имел на это права.       Теперь Хиджун шутил похабные шутки про девичьи попки, пытался говорить про футбол, начал ходить в спортзал и коротко состриг свои волосы.       На это было смешно смотреть, ведь я знал его настоящего. Я и только я. Никто больше.       После мучительной разлуки мы стали видеться почти каждый день. Для Хиджуна я стал просто другом, с которым он любил позависать и поговорить обо всем на свете.       Например, о своей неразделённой любви.       Поступив в университет, Хиджун заселился в общежитие. Я предлагал ему жить со мной в квартире, которую для меня снимали родители, но тот отказывался даже думать об этом. В комнате общежития было намазано мёдом.       Тогда-то я и узнал, кто такой Ким Тэхён. Высокомерный ублюдок. Мог ли я сбить его на своей тачке? Мог, но не хотел видеть слёзы на глазах Хиджуна.       Глубоко в душе я знал, что на самом деле Хиджун любил меня. Но боялся признаться даже самому себе. Слова Джисона возымели над ним колоссальный эффект. Я стал для него табу.       Хиджун помешался. С каждым днём его глаза загорались безумством всё ярче и ярче. Это возбуждало меня. Он мог любить Тэхёна, но я знал, что в большом сердце Хиджуна был только я.       Он всегда бежал ко мне, ища поддержки и успокоения. Имя Тэхёна звучало слишком часто. Иногда казалось, что так звали меня. Хиджун лихорадочно говорил о нём и только о нём. Он посвящал ему всего себя, свои мысли и мечты.       Всё изменилось после Рождества.       Тогда я узнал, что Хиджун переспал с Тэхёном. И нервы лопнули. Я понял, как сильно и как масштабно я ненавидел Ким Тэхёна.       Ким Тэхёна, ради которого Хиджун не боялся признаться, что он гей.       Ким Тэхёна, который забрал у меня Хиджуна.       Лютая ненависть росла после каждого нового разговора Хиджуна. Я слушал и слушал, мне не хотелось затыкать его рот. Ведь так Хиджун принадлежал мне. Оставалось только ждать. Я знал, что рано или поздно Хиджун поймёт, вспомнит, что любит меня.       На втором курсе бездна, в которую катился Хиджун, стала глубже. Тэхён съехал. Вместе с ним съехала крыша Хиджуна. Он сошёл с ума. Некогда кроткий и стеснительный мальчик решился на проникновение и незаконное получение нового адреса Ким Тэхёна.       Тэхён был повсюду. Каждый день, когда я вставал с кровати и засовывал ноги в тапки, я от всей души желал ему смерти. Но ничего не происходило.       Хиджун продолжал следить за ним. Каждый вечер он приходил к дому Тэхёна и ждал, когда тот зайдёт в свою квартиру, включит свет и задёрнет шторы. Если же Тэхён забывал задёрнуть их, то Хиджун оставался там до самой глубокой ночи, наблюдая за силуэтом.       К середине второго курса Хиджун посерел как по щелчку пальцев. Он стал вялым, рассеянным и дёрганным. Я почти сразу понял, что дело было в наркотиках. Хиджун подсел.       Мы летели в бездну всё быстрее и быстрее. Вот-вот бы разбились.       — Я не хочу жить без него, — говорил мне Хиджун под очередной дозой. И смеялся сквозь слёзы. — Люблю… люблю так сильно.       Хиджун всегда хотел учиться. Всегда. Он мечтал иметь хорошую работу и стабильный заработок, чтобы никогда больше не знать бедности и беспомощности, как в детстве.       Но Ким Тэхён заставил его отказаться от мечты. Теперь мечтой Хиджуна был сам Ким Тэхён. Учеба вычеркнулась из его жизни раз и навсегда. Долги копились, но Хиджун не знал об этом. Порой он не мог вспомнить даже собственное имя.       И я любил его. Даже под дозой.       Особенно под дозой.       Под ней Хиджун ластился ко мне, просил целовать его и касаться каждого миллиметра кожи. Мы занимались сексом, он называл меня чужим именем, но я знал, что всё это ложь. Хиджун любил меня.       Расставляя ноги пошире и оттягивая слабыми исколотыми руками свои ягодицы, Хиджун развязно стонал и просил взять его как можно скорее.       Для меня это было любовью. Хиджуну нужно было время. Мне тоже. Тэхён должен был уйти из нашей жизни.       На корке сознания Хиджуна был я, а не кто-то другой. Нужна была только помощь, подсказка и небольшой толчок. Я помогал Хиджуну, вдавливая в свою кровать и оставляя свои отметки на его теле.       Мне казалось, что жизнь налаживается. Хиджун почти был в порядке. Он перестал говорить о Тэхёне. Почти перестал. Иногда, когда Хиджун кончал, он выкрикивал его имя.       В начале третьего курса Хиджуна исключили из университета за неуспеваемость. Это стало для него точкой.       Точкой во всей жизни.       Через месяц Хиджун умер. Золотой укол. Тихая смерть.       Теперь же моя жизнь не имела никакого смысла. Непритязательные дни сменялись друг за другом. Хиджуна больше не было.       В последний раз я его видел за час до смерти. Он пришёл ко мне, поцеловал, обнял и прошептал кучу бессвязных слов, среди которых мне удалось разобрать «спасибо».       Если бы я знал, что после этого Хиджуна не станет, я бы заставил повторить каждую произнесённую тогда букву.       Моё горе взбурлило ненавистью. Она была сильнее меня, ярче и громче. Я не оплакивал Хиджуна — напрасное занятие. Мои руки всё крепче и крепче сжимали рукоятку ножа каждый раз, когда я заходил на кухню.       Убить человека — как это?       Мне хотелось попробовать. Но ещё больше мне хотелось отомстить за Хиджуна.       Не было и дня, когда Хиджун чувствовал бы себя счастливым и свободным. Его руки были связаны, а рот — заткнут. Каждый, кто встречался на его пути, делал ему больно.       И я хотел сделать больно всем им. Каждому.       Я знал, кто убил Хиджуна. Имя этого человека выжжено на моих веках и языке.       Ким Тэхён.       Ким Тэхён, не позволивший Хиджуну любить себя. Спесивый, бесстрастный человек…       Хиджун пошёл ради него на многое. Он многое отдал Тэхёну. Практически всё, что у него было. Ким Тэхён стал первым, с кем Хиджун провёл ночь. Стал первым, кого он полюбил после слов Джисона.       Ким Тэхён стал его несбыточной мечтой, звездой на небе, дотянуться до которой было невозможно ни одним из способов. Желание Хиджуна скромное и ребячье. Он не просил любви в ответ.       После их близости Хиджуну казалось, что это начало, но это был конец. Для Ким Тэхёна он был и остался пустым местом.       Если бы только эти простые истины дошли до Хиджуна… Но огонь, вспыхнувший в нём, разросся. Он охватил Хиджуна целиком, гарь забилась в горло, душа, а органы сплавились воедино.       Хиджун умер намного раньше. Это сделал с ним Ким Тэхён.       Он первый зажёг спичку и кинул её в сухие воспоминания Хиджуна. Он был тем, кто погубил его. Воспользовался, а после даже не выбросил. Трус, обречённый на одиночество.       Любовь Хиджуна к нему была чиста, откровенна и невинна. Тэхён же коснулся её своими порочными руками, запятнал, испортил и брезгливо вернул обратно.       Ким Тэхён стал отправной точкой для Хиджуна. Для меня же он стал целью.       Через неделю после смерти Хиджуна я сам не заметил, как начал с завидным постоянством приезжать к дому Тэхёна и ждать его.       Я изучил весь его верхний гардероб, ботинки и шапки. Я знал его привычки. Тэхён всегда держал мобильный телефон в левой руке, выходя из машины. Никогда не убирал его в карман. Продукты он покупал редко, примерно раз в неделю, и никогда не приводил к себе кого-то.       Во мне разгорелся вулкан. Каждый день я представлял, как перерезаю его глотку, как бархатистая кровь скользит по медовой коже.       Утром я просыпался с мыслью о том, что Тэхён сотворил с жизнью Хиджуна и моей. Ночью я засыпал с мечтами сделать ему больно: срезать слой кожи, изуродовать идеальное лицо, коснуться его заточенным лезвием ножа и вспороть живот. Подобные мысли помогали мне дышать.       Я узнал о Ким Тэхёне всё. Адрес мне разболтал ещё Хиджун, а одним вечером он чуть ли не со слезами на глазах делился, что его любимый человек в прошлом пережил страшную трагедию.       За подробностями я отправился в Тэгу, предварительно познакомившись с одноклассницей Тэхёна. Её звали Рэйчел.       Отыскать Рэйчел оказалось просто. Через поиск в браузере я нашёл несколько новостных статей по жестокому убийству Минсока. Я читал их залпом, поглощая однотипную сухую информацию, где имя Тэхёна только упоминалось.       Этого было мало. Однако поиск выдал мне не только новостные статьи, но и различные форумы с обсуждениями. Попав на один из них, в глаза бросился один из комментариев.       «Я их одноклассница, это было жутко :-( не могу поверить до сих пор, что Минсок погиб :-(».       В профиле этой одноклассницы оказалась ссылка на её страничку в «Фейсбуке».       Играть в тайного любовника Рэйчел было забавно. Скрывать меня ей было не от кого, но почему-то Рэйчел продолжала говорить, что ей нравится наш тайный роман. Уже через неделю тошнотворных и ненавистных мне переписок я ехал в Тэгу. Рэйчел была любительницей много выпить и помолоть языком.       Жизнь превратилась в сумасшествие.       Через полтора года после смерти Хиджуна я впервые убил человека. Сладкое чувство мести и справедливости осело на кончике языка.       Моей первой жертвой стала Пак Мира. Твердолобая упрямая сука, не взявшая Хиджуна на работу.       К концу второго курса Хиджун пытался завязать с наркотиками, начать новую жизнь, чтобы стать лучше для Ким Тэхёна, стать достойнее. Он решил начать с работы. Найдя вакансию помощника бухгалтера в безымянную контору, Хиджун решительно настроился получить её.       Но Пак Мира при виде Хиджуна распустила свой поганый язык, назвав его бесполезным существом, неспособным на умственную работу. Хиджун говорил, что она увидела его исколотые руки.       И после этого его желание бесследно пропало. В этот же вечер Хиджун закинулся новой дозой.       Убивать Пак Миру было приятно. Я долго подготавливался к этому, продумывая всё до мельчайших подробностей.       Мне нужна была машина. Её мне удалось найти на свалке старых автомобилей, работающих на последнем издыхании. Кладбище, если иначе. Об этом месте я узнал от одного из своих пациентов: рослого мужчины, чьи руки пропитались в машинном масле. Делая ему перевязку, я спросил:       — Работаете с машинами? — Легче всего было прикидываться идиотом. Люди таким всегда хотят помочь и одновременно с тем показать своё превосходство.       — Да уж двадцать лет. — Его голос был скрипучим, но достаточно громким. Я слабо улыбнулся.       — Это здорово. Я вот недавно на права сдал, хочу машину купить, но пока что дешёвую… Жалко будет разбить сильно дорогую. Не знаете, где можно посмотреть что-то? — На ответ я не надеялся, даже не собирался сильно вслушиваться…       — Отчего ж не знаю? Знаю, конечно. — Мужчина улыбнулся, сверкая тёмными дёснами с жёлтыми зубами, и кивнул на мою шариковую ручку в нагрудном кармане халата. — Давай-ка, запиши адрес. Мой друг работает на свалке старых авто. Он тебе любую отдаст за пару бутылок соджу. Там же что… В основном тачки старые, ржавые… Посмотри, вдруг приглянётся какая.       В тот же вечер я забрал одну из таких машин. Её цена составляла три бутылки соджу.       Позвонив с уличного телефона по номеру, что мне дал мужчина, я заранее договорился с его другом. Тот уже ждал меня к вечеру вусмерть пьяный и ничего не соображающий.       Он, с красным обветрившимся лицом, радостно принял из моих рук алкоголь, а после отмахнулся. Вряд ли он помнил даже идущий месяц, стоило ли тут что-то говорить о нашей встрече?       Имя Пак Миры настойчиво накрутилось на кончик языка в тот момент, как Хиджун вернулся с собеседования домой.       Я не забывал о ней ни на секунду. Прежде, чем убить Миру, я около недели на той самой развалюхе приезжал к месту её работы.       Серая окраина города, ветхое здание в два этажа, бездомные кошки, дырявый погнутый забор вокруг, галька вместо асфальта — казалось, что Мира сама выбрала для себя место смерти.       Здесь не стояло и банальных фонарей. Камер, кстати, тоже. Я проверял это целую неделю, сильно рискуя показать себя. С того дня плотная чёрная маска почти всегда была надета на моё лицо.       Через неделю я знал, во сколько Пак Мира уходила с работы, где она парковала свою белую «Рено» с помятым бампером, где жила и в какой магазин заезжала за продуктами.       За семь дней Мира четырежды осталась работать сверхурочно. У меня было два варианта исхода событий. Один из них зависел от того, как поздно Мира выйдет с работы.       Ночь четырнадцатого августа была знойной. В одиннадцать часов ночи и сорок пять минут Мира покинула здание самой последней. Свет в окнах уже не горел. Ни от ламп, ни от синих экранов мониторов.       Я не нервничал и не боялся. Мои руки не тряслись. Только сердце ёкало от приторного предвкушения. Я думал о Хиджуне и его поцелуях.       Каблуки Миры тонули в гальке, а музыка в ушах через проводные тонкие наушники играла на полную громкость. Мира была круглой дурой, маленькой, хрупкой и ссохшейся.       Я даже не крался к ней. Мои шаги были уверенными и громкими, но даже так я всё равно слышал навязчивую мелодию из её наушников.       Сжав в руках биту, я замахнулся и со всей силы ударил Миру по миловидной головке с пышными кудрями.       Вокруг ни души. Только цикады напевали мне в ту ночь и шелест клеёнок на окнах заброшенного первого этажа здания позади нас шептал о сожалениях.       Я убил Миру прямо в старой тачке. Связывая её руки и ноги, я дышал как можно глубже. Не помню, когда в последний раз был так счастлив.       Избавившись от тела, в три часа ночи я отвёз машину обратно на свалку, там же и поджёг.       Дома я простоял под горячим душем около тридцати минут. Эйфория переполняла меня. Хотелось ещё и ещё. Мне казалось, что в такие моменты Хиджун рядом со мной. Была ли спокойна его душа?       Я делал мир лучше. Я спасал его.       На утро заголовки новостных порталов пестрили одним и тем же. Пак Миру, выброшенную мною посреди дороги, обсуждала вся страна. И меня вместе с ней.       В груди жглось неисчерпаемое удовольствие. Оно было жирным, тяжёлым и всепоглощающим. Все знали о том, что кара настигла Пак Миру.       Я постоянно рисковал, каждую секунду, каждый свой вздох. Но я всё так же не чувствовал страха быть пойманным. Наоборот же, это поддразнивало меня. Играть в кошки-мышки с полицией стало моим вторым любимым занятием.       Я залёг на дно на целый год. Что мне это дало? Информацию и тщательно продуманные шаги. Я спал по два или три часа, не желая тратить на сон время.       Второй моей жертвой стал Чхве Тэён. Бывший профессор Ханянг. Он раз в неделю, в среду, преподавал в университете Ёнсе, в котором учились Хиджун и Тэхён.       В одну из сред нового учебного года Тэён столкнулся с Хиджуном в узком коридоре на пятом этаже.       Хиджун в тот день пришёл на пары под кайфом. Тэён увидел, как тот слонялся возле стен, смеясь и говоря с самим с собой. Эта новость немедленно была донесена до руководства. Старый ублюдок настоял на том, чтобы Хиджуна отчислили в кратчайшие сроки.       Для Хиджуна учёба когда-то была самой важной вещью в его жизни. До Ким Тэхёна.       Тогда у него не осталось ничего. Даже иллюзий.       У меня был год, чтобы распланировать каждый свой шаг. Я начал с профессора Чхве.       Спустя неделю после убийства Миры, я выяснил, где тот жил, проследив за ним после его рабочего дня.       Чхве Тэён, как оказалось, совсем недавно переехал в новостройки. Дома стояли пустые на две трети. Непрекращающийся шум от стройки рядом вызывал сильную головную боль. В воздухе на постоянной основе стояла густая пыль, не оседающая даже за ночь.       Профессор Чхве парковался близко к дому. Мест в незаселённом районе было полно. Я же остановился намного дальше, первое время стараясь оставаться незамеченным.       На следующий день я приехал к дому Тэёна раньше, подошёл к главному входу и принялся ждать, осторожно осматриваясь по сторонам.       В тот день я надел на себя длинное двубортное пальто в пол, а под него — деловой костюм тройку. Лицо не скрыл, наоборот. В левую ладонь я взял телефон и ключи от машины, а в правую — пустой деловой кейс.       Когда Тэён подходил к самому дому, я, стоящий возле, обратился к нему. Для виду занятости закурил и спросил:       — Вы давно здесь живёте?       — Вы мне? — Тэён обернулся на мой голос, растерянно покрутив головой.       — Да. — Я улыбнулся, нагнав его.       — С какой целью интересуетесь? — Тэён звучал вежливо, но настороженно. Он оглядел меня с ног до головы, оценивая.       — Думаю купить здесь квартиру, но пока меня гложет сомнение. Мой агент только что уехал… Квартиры хорошие, но меня сильно смущает шум от стройки и постоянная грязь.       Лицо профессора в мгновение приняло мягкие черты. Он улыбнулся.       — Я живу здесь всего три месяца и могу вас уверить, что шума на этажах повыше вовсе не слышно. Я живу на шестнадцатом. И меня это совсем не беспокоит. У вас есть машина? — спросил ради приличия, словно бы только что не смотрел на ключи в моей руке.       — Без неё никуда, — усмехнулся я.       — Тогда вам легко будет добираться сюда.       После он ушёл, пожелав мне хорошего вечера.       На следующий день, в три часа, я снова приехал к его дому, поднялся на шестнадцатый этаж и в самом углу прямого коридора установил камеру видеонаблюдения размером меньше, чем одна фаланга пальца. К ночи камера разрядилась, но к тому времени я уже знал, в какой квартире жил Тэён. Этого было достаточно.       Расправа с Мирой была быстрой и пробной. Меня расстраивало, что ради неё я совсем ничего не подготовил. Во мне кипел детский восторг от одной только мысли оставлять для расследования маленькие подсказки. Догадались бы они? Это была ещё одна игра.       А я всегда любил игры.       После Миры я долго и поглощённо размышлял, как и чем именно дразнить само расследование? Ответ пришёл сам, когда Ёнми попросила меня побыть художником для её коллекции открыток.       Я вложил в них душу. Особенно в ту, что принадлежала Тэхёну.       Я хотел видеть его смерть на постели. В том месте, где он погубил Хиджуна…       Каждая открытка предназначалась для определённого человека.       За день до убийства Тэёна я выслал ему открытку. А за неделю до этого выкупил у бывшего сотрудника доставки «Йогиё» его форму курьера, найдя объявление на пиратском сайте. Похоже, парень просто украл эту форму после увольнения.       Курьеры безлики. Я никогда не запоминал лиц тех, кто привозил мне еду и продукты. Порой уже через минуту я даже не мог вспомнить пол курьера, который доставил для меня ужин. Была ли на нём шапка? Очки для зрения?..       Человеческая лень пагубна, но мне она играла только на руку. Люди постоянно жалеют себя. Они жалеют свои ноги, время, сетуют на усталость и берут телефон в руки, чтобы сделать заказ. Примитивные.       За год дом, в котором жил Тэён, заселился плотнее. Вокруг стало оживлённее, хотя шум со стройки никуда не исчез.       Так же, как и с Мирой, ровно за семь дней я стал наблюдать со стороны. Камеры всё так же, как и год назад, находились при входе в дом и на всём первом этаже, включая лестницу. Курьерская доставка была востребована в вечернее время, когда люди возвращались в свои уютные гнёздышки. Примерно с семи до десяти вечера в дом заходило около пятнадцати курьеров.       Свою машину я никогда не использовал. Кладбище старых автомобилей стало для меня спасением. Прихватив несколько бутылок соджу, я вновь обменял их на одну из развалюх.       Я надел форму курьера, спрятал волосы за тёплой шапкой, лицо — за маской и вязаным шарфом, взял большую курьерскую сумку и зашёл в дом. По дороге не столкнулся ни с одной живой душой.       На убийство профессора Чхве у меня были отсчитаны минуты. В этот раз мне не удастся вдоволь насладиться этим событием, но щекочущее чувство в горле всё равно распирало меня на ликующую улыбку.       Едва ли Тэён открыл дверь, чтобы начать спорить об ошибочном адресе доставки, как я ударил его ножом в живот. Резко и глубоко, но не достаточно сильно, чтобы убить сразу.       Глаза Тэёна, полные животного страха и боли, смотрели на меня.       — Я отдам всё, что у меня есть… Сделаю, что угодно… Пощади. Не надо…       — Одно условие, — ответил ему я. — Напиши записку.       Я соврал, заставил его написать строчки одного из любимых стихотворений Хиджуна, что он выписывал своим аккуратным тонким почерком в блокнот, а после зарезал, как свинью.       Быстро, рвано и безболезненно. Нож, будто раскалённый, плавно входил в его плоть по самую рукоятку. По спине бегали мурашки…       Уже через три минуты я вышел из дома. На самом выходе я столкнулся с другим курьером. Тот кивнул мне, подумав, что мы всё же коллеги, пусть и из разных служб. Пришлось кивнуть в ответ.       Жизнь перестала принадлежать мне.       Ким Тэхён, о котором я не забывал ни на секунду, почти сразу после убийства профессора Чхве выпустился из университета и уже через несколько дней настал его первый рабочий день.       Тогда же и произошло моё знакомство с Тэмином. С глупым-глупым Тэмином. Он всегда напоминал мне главного героя самого тупого ситкома с чудовищно низким рейтингом.       Увидев его форму, я для начала хотел только лишь подружиться, но уже при первой встрече всё стало понятно. Его жадные взгляды были красноречивы и многозначны, а частые прикосновения якобы случайными. Тогда я первым проявил инициативу, скользнув ладонью по его бедру. Реакция была незамедлительна.       Тэмин, закомплексованный мальчишка, влюбился в меня без памяти. Его явное желание владеть мною смешило до коликов. Тэмин был эгоцентричным ребёнком, а я — хорошим актёром. Играть неподдельную заинтересованность в его жизни у меня выходило блестяще.       Я старался выглядеть дурачком на его фоне. И это было сложно.       Тэмин любил поговорить о себе, приукрашивая всё и сразу. Думал, что я слепо верю и смотрю на него глазами-сердечками.       Так проходили наши встречи. Тэмин говорил, не переставая, а я слушал, иногда бросал незамысловатые фразы о себе, иногда мы занимались сексом. Хвалённые оды Тэмина помогли мне во многом. За время отношений с ним я узнал о важных вещах, что творились за закрытыми дверями следственного комитета.       Именно от Тэмина я вскользь получил информацию о Чон Чонгуке, которому передали моё дело, и его связи с Тэхёном. И о том, как следователь нежно звал его «корольком».       Тэхён позволял называть себя так.       Позволял ли он Хиджуну хотя бы целовать себя?       После этих новостей во мне вспыхнула неукротимая свирепость. Я не смог с ней совладать. Она глодала меня несколько дней, раздражая до слёз.       Я отошёл от плана, не сдержался и убил Пак Минхо раньше, чем это было нужно. Изначально именно он должен был стать предпоследней жертвой.       Убить Пак Минхо оказалось легче всего. Он, будучи пьяным до омерзительного состояния обмочившихся штанов, сидел на земле возле одного из дешёвых облёванных баров. Минхо не понял, что я помог ему встать на ноги и сесть в мою машину. Он совершенно не соображал и не мог говорить. Только мычал.       Дело оставалось за малым.       Я привёз Минхо в родительский дом. Три дня назад они улетели в отпуск в Грецию на две с половиной недели.       До подвала Минхо дошёл сам, повиснув на мне. Я думал, что меня стошнит от его прикосновений. Стало ли мне страшно при виде Минхо? Да. Я вновь показался себе маленьким шестилетним беззащитным ребёнком.       Ударив Минхо по голове стеклянной вазой, я связывал его, а после расстелил клеёнки по полу. Кровь из дерева не вымывалась, поэтому я был предельно осторожен, иначе бы пришлось делать срочный ремонт за время отсутствия родителей.       Слушать сдавленные вопли ужаса мне не просто нравилось — я обожал это. Капилляры в глазах Минхо лопнули от натуги, из носа брызнула кровь, а сам он обделался от боли и страха.       Я долго напоминал ему о событиях в той пыльной кладовке. Я засунул ему в задницу ножку от стула. Он орал, как жирная свинья, а меня пробрало на довольный тихий смех.       После я запихнул в его разорванное отверстие нож. По очереди с обеих сторон. Это стало самым приятным из всего, что я сделал с ним. На его спине вспухла вырезанная ножом фраза «славный ротик». Это то, что он сказал мне в ту первую ночь.       Когда Минхо был мёртв, я засунул его в багажник автомобиля, убрал за собой все следы в доме и направился к друзьям в бар.       И уже глубокой ночью по дороге домой, когда все пьяные друзья еле-еле расселись по такси, я выкинул тело Минхо в реку Хан.       Мне удалось вернуться к себе только под раннее утро. Я выпил немного вина, принял горячую ванную и заснул крепким сладким сном, вспоминая искажённое от боли лицо Минхо. Смотрел ли Хиджун на это? Я надеялся, что да.       Проспать всё утро и день мне не удалось. Уже через пару часов запищал будильник. Рядом с ним лежала открытка, предназначенная Тэхёну.       После ночи, проведённой с Минхо, во мне, как лава, закипела страсть. Это было опасно, но я не мог терпеть зуд в груди.       Я знал, что Тэмин в тот день должен был прийти на работу на час позже. Утреннюю смену принимал Джеффри, его коллега.       По словам Тэмина, мужчина был до ужаса плохо видящим, глуповатым и наивным. Когда Тэмин рассказывал мне о нём, то всячески пытался показать себя с лучших сторон на фоне пожилого рассеянного Джеффри.       Однажды Тэмин, как делал это всегда после работы, трепался обо всем на свете и поделился со мной, что как-то раз Джеффри около часа искал свои очки для зрения, которые всё это время лежали в его нагрудном кармане. Тэмину показалось это уморительным.       В своём положении я мог попасть в следственный комитет всего одним способом: ложью. То, в чём я жил последние несколько лет.       Кожа на моих руках за эти два года стала сухой. Почти всё время я носил латексные перчатки, не касаясь голыми руками ничего, что могло оказаться вне моей квартиры. Тэмин говорил мне чаще пользоваться кремом — я же списывал всё на работу.       В даркнете за круглую сумму я смог получить фальшивую повестку в следственный комитет и фальшивый паспорт на её имя.       Такие жертвы стоили того, чтобы лично отдать открытку? Да! Тысячу раз!       Я сотни раз представлял запах Ким Тэхёна. Каким он был? Сладким? Свежим? Каким был его голос в тиши? Но больше всего мне не терпелось заглянуть в его глаза. В эти дьявольские глаза…       В этот раз я скрыл каждый кусочек тела. Взял обувь на размер побольше, купил специальные стельки, увеличившие мой рост на пару сантиметров, надел на руки прозрачные перчатки, воспользовался линзами и париком, но волосы всё равно спрятал под кепку.       Машину оставил дома, решил добраться на общественном транспорте. Слиться с толпой — верное решение.       На удивление я совсем не нервничал, когда заходил в здание следственного комитета. Во мне наоборот искрила радость. Мог ли я встретить Тэхёна? Я хотел этого.       — Доброе утро. Меня вызывают, как свидетеля. Вот повестка. — Мои слова прозвучали лениво и растянуто, будто бы находиться здесь для меня одно сплошное наказание.       Джеффри поднял голову. Прищурился. Тэмин говорил о плохом зрении.       — Доброе утро. — Он взял в руки фальшивую повестку, поднёс близко к лицу, а после отодвинул её на расстояние вытянутой руки.       Джеффри был пресбиопом. Мне ничего не нужно было знать о нём, чтобы понять это. Без очков мужчина, как слепой котёнок.       — Что-то не так?       — Ничего не вижу без своих очков. — Джеффри встал из-за стола и судорожно принялся искать их.       — Я и без того задерживаюсь…       Очки лежали в его нагрудном кармане, но Джеффри, сильно нервничая и потея, не хотел их замечать.       Я недовольно вздыхал, цокал языком и переминался с ноги на ногу, всячески показывая своё недовольство, чем сильно давил на мягкотелого Джеффри.       — Послушайте, — начал я. — Вот повестка, вот мой паспорт. — Его я отдавать Джеффри не стал, даже фальшивый, но просто потряс документом в воздухе. — Что ещё нужно? Вы задерживаете меня, разве не понимаете?..       — Ладно-ладно. — Джеффри промокнул лоб тыльной стороной ладони, ещё раз поднёс фальшивую повестку к лицу и раздосадованно покачал головой. — Проходите.       Он протянул мне листок бумаги обратно, и я быстрым шагом направился на третий этаж. Тэмин говорил, где находились все кабинеты следователей.       Там я, остановив одного из сотрудников, спросил:       — Где кабинет следователя Ким Тэхёна?       Мужчина, сонный, помятый и дурно пахнущий из-за ночи, проведённой на работе, даже не посмотрел на меня. Он прихлебнул кофе и провёл языком по нечищенным зубам.       — Вот, — ткнул пальцем в одну из дверей и ушёл, громко шаркая шлёпками, надетыми поверх носков.       Мои злость и ненависть превратились в кислоту, которая теперь, при виде пустого рабочего стола Тэхёна, разъедала каждый орган внутри, плавила до шипения.       Его не было. Его там не было!       Я оставил конверт на столе и вышел, тяжело дыша. Маска не пропускала свежий воздух, и ненависть скапливалась в моем рту и теле.       Но после… после судьба нанесла на мои раны бальзам.       Я почувствовал взгляд Тэхёна на себе. Не на ком-то другом, а на себе.       Наши догонялки распалили меня. Я едва сдерживался от восторженных воплей. Теперь Тэхён знал, что я приду и за ним тоже. Мурашки скользили по телу. Мне казалось, что я пьян, словно само счастье поцеловало меня в губы.       Когда я схватил Тэхёна за плечи на том светофоре, я чувствовал, как дрожало его тело, видел его огромные перепуганные глаза. И тогда я сказал:       — На твоём счету уже две жертвы. Пора платить, Тэхён-а.       Медовая сладость потекла по гортани, обмазала губы и язык… Говорить эти слова было так же приятно, как когда-то целовать Хиджуна.       Мне было хорошо. Следующие дни я провёл в томлённой неге.       Позже я узнал от Тэмина, что Тэхёна отправили жить в отель. Он во время перекура услышал это от других начинающих следователей.       Те довольно громко и неприлично возмущались по этому поводу, называя задницу Тэхёна золотой. Молодые коллеги невзлюбили его ровно с того момента, как Ким Намджун приставил его помощником к следователю Чону. Сначала это, теперь ещё и номер в недешёвой гостинице Сеула.       Тэмин, конечно, пришёл ко мне не с разговором о плохом-плохом Ким Тэхёне, а с очередным позерством.       — Недешёвый отель? Представляешь? Мне их жаль, раз этот отель для них считается роскошью. — Тэмин, лёжа рядом со мной на постели, недовольно вздыхал. — Хотя их-то можно понять. Столько работать и столько зарабатывать…       Порой мне становилось искренне жаль Тэмина. Он — серая оболочка, напичканная уродливым конфетти из рождественских хлопушек. Сколько на него ни смотри, а всяко пусто.       После этого разговора я проснулся посреди ночи, задушенный мучительным желанием стать к Тэхёну ближе, вторгнуться в его личное пространство, прикоснуться к самому сокровенному. Залезть в его душу ещё сильнее, зарыться в неё руками, растерзать там всё в клочья, чтобы мучился, задыхался, плевался кровью.       В квартиру Тэхёна я пробрался через два дня. Первым делом я оставил ему маленький привет, оставив брелок, когда-то принадлежащий Хиджуну. Пусть хотя бы так Хиджун побудет рядом с тем, кто, взяв за руку, довёл его до смерти.       В стенах Тэхёна было пусто, горько и холодно. Это его жизнь.       Вещи Тэхёна ничем не пахли, кроме мыла и стирального порошка. Пустые полки, пустой холодильник, почти пустой шкаф с одеждой.       Из его квартиры я выходил с чуть затуманенной головой. С таким же опьяняющим чувством я приехал в гостиницу и снял в ней номер. Я был рядом с Тэхёном всё это время, как в тумане.       Я наблюдал за ним со стороны, а ночью стоял под дверью, касаясь её. Однажды, не сдержавшись, я захотел взломать замок, но вовремя пришёл в себя. После этого я выселился.       Через пару дней мне позвонил сам Тэхён. Я помню это мгновение, было утро. От неожиданности я разбил любимую кружку.       Тэхён говорил со мной. Его голос в динамике ласкал меня, доводя до исступления. За своим удовольствием я почти прослушал то, что он говорил.       Наш разговор был коротким. Тэхён представился и попросил встречи, коротко объяснив, для чего. Я, конечно же, согласился.       Уже днём мы встретились на первом этаже больницы, в которой я работал.       В голове почти не запомнился наш разговор-допрос. Я смотрел на Тэхёна. Пожирал его глазами, запоминая каждую мелочь. Я видел родинки на его лице, трещинки на губах и усталые глаза.       От Тэхёна пахло мылом и стиральным порошком. Точно как в квартире. Он расспрашивал меня о детском доме и о Пак Минхо, а после спросил, что я делал в день его убийства.       У меня было алиби, которое я предоставил. Тэхён поговорил с моими коллегами, с которыми мы отдыхали в тот день и, получив всё необходимое, уехал.       Мне понадобилось несколько часов, чтобы успокоиться. Его образ резал без ножа. При встрече мы пожали руки, и на моих пальцах оставался запах Тэхёна. Сердце не могло успокоиться…       Когда Тэмин в один из своих рабочих вечеров отправил мне фотографию с камер видеонаблюдения, где Чонгук и Тэхён занимались сексом, мой взгляд первым делом упал на машину, стоящую прямо перед автомобилем следователя Чона.       Я хотел уничтожить Ким Тэхёна. Любой шанс, любая возможность… Я цеплялся за них, как за спасательный круг.       Я знал, как ему было страшно. Сначала его лучший друг Минсок оказался в руках убийцы, а теперь настала его очередь.       Под утро Тэмин приехал ко мне. Мы пробыли в постели около часа до моего подъёма на работу. Тогда я решил заговорить о том, что он прислал:       — Они не боятся, что их могут увидеть? — усмехнулся я, подставляя шею под поцелуи. Противно не было, приятно — тоже.       — Они?.. — Тэмин сначала не понял, остановившись. — А, ты про следователя Чона… Не знаю, мне плевать. Я хочу тебя…       Я лениво развернулся к нему, позволяя целовать себя дальше.       — Ты тоже хочешь заняться сексом в машине. — Тэмин тихо рассмеялся. — Давай сделаем это. Только не хочу, чтобы перед нами стояла чья-то машина, как перед теми двумя. Вдруг там будет стоять видеорегистратор? Это отвратительно… Не хочу, чтобы меня видели в такой момент, как их…       — Вот уж действительно. — Тэмин улыбнулся и провёл рукой по моему животу. — О, блин, — изумился он, вспомнив о чём-то. — Это, короче, машина следователя Хон. Он же её недавно на продажу выставил. Надеюсь, он никому не собирается показывать содержимое видеорегистратора. — Длинный язык Тэмина можно было бы завязать в узел, да потуже. Он, довольный своей глупой шуткой, расхохотался.       — Не хочу говорить о всяких стариках…       Через час мне пора было уходить на смену.       Пока я собирался на работу, Тэмин успел уснуть. Я взял его телефон, как делал это уже сотни раз, и нашёл номер следователя Хон.       На рабочей смене, забив в строке поиска браузера марку автомобиля и его номера, я сразу нашёл объявление о продаже. Это дало мне уверенность, что Тэмин ничего не перепутал и не собрал очередные сплетни.       По дороге домой я позвонил следователю Хон с телефона-автомата, стоявшего напротив супермаркета.       — Кто это? — Голос мужчины, хриплый и низкий, звучал строго и настороженно.       — Господин Хон Сухо? Добрый вечер. Меня зовут Ли Джиён, я звоню вам по поводу вашей машины…       — Откуда узнали? — Сухо перебил меня, не дав договорить.       — Нашёл объявление в интернете. Хочу сделать подарок для своего отца. — Я тихо выдохнул. Врать получалось легко, мне не приходилось даже напрягаться.       — Почему звоните не со своего телефона?       Я тихо усмехнулся. Сразу видно — следователь.       — Мой мобильник в ремонте, с утра, чёрт возьми, выронил его. Экран полетел, представляете? Пока вот пользуюсь ноутбуком, слава богу я нашёл вас через него, а не через телефон, иначе бы ещё и подарок для отца потерял…       — Всё-всё, хорош. Болтливый какой, — захрипел Хон. — Завтра в три часа дня подъехать сможешь? Адрес-то есть куда записать?       Сухо назначил встречу возле своего дома. Следователь оказался высоким скрюченным стариком с широкими бровями и сердитым взглядом.       Я приехал к нему на общественном транспорте, чтобы не светить своей машиной. Развалюхи, что я брал на кладбище всех автомобилей, показывать было опасно.       После убийства Миры я ни дня не провёл в пустую. Затеряться среди толпы легче всего тогда, когда ты открыт. Блуждание по городу в одной маске, кепке и во всем чёрном, как вампир, ни к чему хорошему меня бы не привело.       Поэтому я, после успешного проникновения в следственный комитет, заказал два парика, линзы, переводные татуировки и несколько вещей, которые из ряда вон выбивались из моего гардероба.       Ко встрече с Сухо я подготовился: надел светлый парик, вставил линзы с натуральным зеленоватым оттенком, нарисовал пару родинок на лице и перевёл чёрно-белую татуировку на шею. На самое видное место.       Необходимо было показать Сухо, что скрывать мне нечего, что все самые отличительные признаки я не прячу. Это снова был риск. Бал-маскарад. Фейерверки в моей душе не прекращались. Я ощущал Хиджуна рядом.       Стоя в автобусе, я чувствовал, что делаю всё правильно.       Тэхён должен понести наказание.       Он — убийца. Все они.       — Больно ты молод для покупки машины. — Первое, что я услышал от Сухо, когда мы встретились.       — Хорошо сохранился, — рассмеялся я.       Ушло ровно двадцать шесть минут на весь осмотр машины. Сухо что-то рассказывал без остановки, активно жестикулируя руками, а я лишь кивал и делал вид, что оцениваю каждый миллиметр его груды металла.       — Мы можем посмотреть салон? Хочу убедиться, что отцу понравится, — невзначай спросил я, наклоняясь над колесом. — У него больная спина, поэтому для меня важно, чтобы сиденья были удобны.       — Залезай.       Предвзятое отношение следователя Хона лезло под самую кожу. Я был для него слишком молод. Возможно, парик и татуировка скинули мне пару тройку лет, и теперь я был похож на безответственного студента, нежели на будущего хирурга.       Мы сели в салон, и я вновь начал расспрашивать о всяких пустяках и трогать всё вокруг. Ради этого я специально надел пальто и лёгкие кожаные перчатки под него, которые ни разу не снял.       Я делал вид, что проверял на прочность ремни безопасности, регулировку сидений, вместительность бардачка…       — Сухо, милый! Тебе с работы звонят! Опять, небось, вызовут прямо на выходном! — Жена следователя Хона, маленькая пышная женщина, вышла к нам, наспех накинув на домашнюю лёгкую кофту куртку. Она недовольна кричала, тыча пальцем в дом. — Не смей никуда уезжать, понял меня?! У тебя выходной! Нам сегодня в больницу на процедуры…       — Где телефон? — Сухо спросил только это, устало потерев лоб.       — Дома! Сам возьмёшь! И откажешься!       С этими словами разозлённая женщина удалилась обратно, спасаясь от холодного ветра.       — Я вернусь через пять минут, — сказал мне Сухо, демонстративно забрал ключи от машины и пошёл следом за женой, тяжело дыша.       Едва ли он успел зайти в дом, как я тут же принялся за дело. Руки действовали аккуратно и быстро. Это напомнило мне операцию по удалению аппендицита.       Я достал карту памяти из видеорегистратора и вставил на её место новую.       Так у меня в руках оказалось видео с участием Чонгука и Тэхёна.       Я пересматривал его десятки раз. Вместо следователя Чона я представлял Хиджуна. Он так же касался Тэхёна? Так же держал его, прижимал к себе?       С каждым новым просмотром я всё чётче понимал, насколько грязным и недостойным жизни являлся Ким Тэхён.       Перед тем как разослать это видео по всему следственному комитету, полицейским участкам и всем, с кем они работали в ходе расследования, я убил Кан Сонху.       Моя тактика проста: найти, выследить, осмотреть место в течение нескольких дней, убить.       За две недели я осмотрел дом, в котором жила Сонха. Уволившись из детского дома, она потеряла свой единственный доход. Я не знал, что стало с её жизнью после, но понимал одно: ничего хорошего.       Она жила в бедном районе, похожем на тот, где проживал Пак Минхо.       Сонха одна ютилась в крошечной квартирке. Она снимала её у хозяйки трёхэтажного дома всю свою никчёмную жизнь. Вонь рыбы и канализационных отходов стояла здесь день и ночь, пропитывая кожу и волосы. Вынести такое сложно, практически невозможно. Однако люди здесь жили и очень активно.       Прогуливаясь по местности, я наткнулся на объявление, висящее на краю дома. Жильцов предупреждали о замене камер видеонаблюдения, просили быть осторожнее в этот период, но самым главным являлось вовсе не это. Хозяйка дома жирным шрифтом выделила важную информацию: все жильцы обязаны будут доплатить за эту услугу.       Этот день я отметил в календаре на мобильном телефоне и уехал из этого места.       За рулём я думал о том, что Тэхён был моей Музой и Музой Хиджуна. Это вдохновляло вдвойне. Хиджун бы оценил такое сравнение.       На месте своих убийств я оставлял строчки из стихотворений. Не просто так. Каждое послание было взято мной из блокнота Хиджуна. Тот, что он вёл ещё в самом детстве, выписывая туда то, что понравилось ему больше всего.       Я хотел, чтобы часть Хиджуна касалась всего, что окружало Тэхёна.       В день убийства нашей бывшей воспитательницы шёл сильный дождь. Сонха была второй матерью Терезой, просто не такой известной этому миру. Даже не могу понять, кто из них являлся большей сукой.       Сонха была глухой на одно ухо, а может быть, все эти года она просто смиренно ждала своей смерти, поэтому делала вид, что не слышала, как я взламывал её входную дверь.       Я закрыл ей рот точно так же, как и Пак Минхо. Так же, как они закрывали рты нам.       Я был уверен, пролежи она здесь трупом ещё неделю, никто из соседей не узнал бы об этом, настолько сильной была вонь с улицы. Сонху даже некому было оплакивать. Всю свою жизнь женщина провела наедине с собой.       Следующей на очереди стояла Мин Юндже. Чем ближе я подбирался к Ким Тэхёну, тем нетерпеливее становились мои повадки и мысли. Я часто ловил себя на мысли нарушения собственного плана. Руки сами тянулись к Тэхёну. Я сходил с ума. Ожидание его смертной казни доводило до бессонных ночей.       К Мин Юндже я пришёл прямо в кабинет, в котором смог, расправив плечи, сесть за стол. Я хотел убить её в той самой кладовке, а после перенести тело в машину и поджечь, но Юндже оказалась полна сюрпризов.       — Я знала, что ты придёшь. — Директриса, как всегда, не улыбалась. — Я ждала этого несколько лет. Кто-нибудь из вас пришёл бы за нами. Всеми нами. После похорон Сонхи я почти не сплю. Жду тебя с той ночи.       Ссутулившись, Юндже нервно водила ладонями по своим плечам и слегка покачивалась из стороны в сторону.       — Это ведь ты был в моей квартире прошлой ночью? — Я понятия не имел, о чём она говорила. — Ты? И неделю назад ты стоял под окнами? Как и в том месяце. Я слышу шаги. Постоянно. Это всё ты?       Юндже по-настоящему сошла с ума со временем, не справившись со своими грехами, что были тяжелее этого мира и его многовековой истории.       Безумные глаза Юндже сверлили меня насквозь. Я посмотрел на её ладонь. Истерзанные до мяса кутикулы поблёскивали от слюны, на правом уголке губ остался белый след от таблетки. Что она принимала? Я не мог знать точно.       — Я устала. Я так устала слышать твои шаги, перешёптывания и детский плач. — Юндже говорила еле слышно, надрывая слабое горло в хрипах. — Ты пытаешься убить меня, да? Я устала. Устала. Сделай это. Только быстро, ладно?       — Идите за мной.       И она пошла, хватаясь за мою руку как за единственное спасение.       Мы вышли на задний двор, где была припаркована её машина. Юндже слушалась меня, как марионетка. Она послушно села на водительское сидение, сама выдернула мне видеорегистратор и отдала в руки.       — Вы звонили в полицию? — спросил я. Доверие к Юндже? Разве такое было возможно?       — И что бы я там сказала? Арестуйте человека, который пытается меня убить за то, что я снимала запрещённые видео с детьми, проживающими в детском доме? — Юндже тихо рассмеялась, откинув голову на сиденье. — Мне будет больно?       — Будет.       Юндже кивнула, вытащила из кармана своего пиджака пластиковую упаковку таблеток и высыпала целую горсть.       Отчего-то мне не хотелось ей мешать. Из бардачка директриса достала флягу и, пихая лекарство в свой рот, запила его большими давящимися глотками алкоголя.       Спортивная сумка на моём плече больно давила на кожу, упрашивая её сбросить вниз. Две двухлитровые канистры бензина сначала казались лёгкими, но от долгого ношения тело начало ныть. Веса добавляли инструменты: как строительные, так и хирургические.       Юндже напевала себе под нос незнакомую мне мелодию, ожидая смерти.       Я не испытывал даже мгновения жалости. В моей голове не всплывало такого слова.       Я пробил в машине Юндже топливный бак, а за ней топливную магистраль. Стал ждать.       Слышался лишь звук вытекающего бензина из бака и мягкий напев. Юндже была под кайфом. Сейчас я в этом окончательно убедился. Её поведение напомнило мне поведение Хиджуна, когда он только-только начал употреблять.       Время в ту холодную ночь шло непозволительно быстро. Салон внутри я облил бензином. Руки в перчатках вспотели, несмотря на окоченевшие пальцы. В багажнике нашёлся плед, один край которого я запихнул в полупустой бак, а другой дал в руки послушной Юндже, протянув через открытую щель окна.       Ядовитый запах бензина разъедал глаза. Плед я тоже полил им, немного жидкости попало на слабеющую руку Юндже. Она наблюдала за мной со стороны, улыбаясь и медленно моргая.       — Я хочу, чтобы вы подожгли плед в ваших руках, как только дам вам знак. Сможете?       — Смогу.       Её смиренность делала мне больно. Я не чувствовал удовлетворения, как в прошлые разы, но отступать уже поздно.       Я забрал у Юндже ключи, закрыл все дверцы автомобиля и поставил на блокировку, а после побежал вперёд. Дыхание сильно сбилось, голова шла кругом. Казалось, что бензин был даже в моём рту. Его привкус чувствовался прямо на языке.       Повернуться не успел. Взрыв раздался позади меня неожиданно, без сигнала. Я резко развернулся назад. Меня и горящую заживо Юндже разделяло приличное расстояние.       Были ли это её извинения перед всеми детьми? Юндже принесла себя в непрошенную жертву.       Я был зол. Снова. Как в тот раз, когда Тэхёна не оказалось на рабочем месте. Мои руки задрожали. Мин Юндже всё испортила, тело от бешенства колотило. Это не должно было случиться так! Горло раздирало от запертых гневных криков. Чёртова сука!       Я смотрел на пламя, охватившее машину, и с величием понимал, что внутри меня пламя было больше, сильнее и горячее.       Дым и гарь забились в голову. Под их влиянием я сел за руль, начал переписываться с Тэмином…       Мир вокруг меня встал на паузу. Тэхён был один. Совершенно один в большом пустом здании. Беспомощный, напуганный… Я видел себя диким голодным волком. Сомкнуть бы пасть на тонкой шейке зайки. Именно это я и сделал.       Соблазнить Тэмина получилось меньше чем за две минуты. Одна моя развязная фотография и он, пустив слюни на свои колени, готов был лишиться даже работы ради быстрого перепиха.       Я нервно рассмеялся, не мог поверить в этот бред. У меня никогда не получалось осознать всю человеческую гнусность.       С этого момента всё пошло не так. Я сорвался. Я не должен был находиться там, не должен был нападать на Тэхёна и Тэмина, но тормоза слетели. Я не управлял собой и своими действиями.       Тэмин впустил меня в здание, и это стало началом конца. Оставить его в живых стало огромной ошибкой, но в самый последний момент моя рука дрогнула. Я мог бы уйти прямо в тот момент, но, услышав голос Тэхёна, мой разум оказался под гипнозом.       В сумке оставались инструменты и пару уколов, с помощью которых я должен был расправиться с Юндже, однако пришлось использовать это на Тэхёне.       Вырезая на его запястье заветное слово, я смог вовремя остановиться. Будто кто-то ударил меня по голове. Был ли это Хиджун? Так или иначе, я сбежал. Больше у меня не было возможности выжидать. Мимолётный срыв стоил слишком дорого. Мне пришлось вычеркнуть одну жертву, Ан Союль, из своего списка.       Пошёл обратный отсчёт. У меня оставалось катастрофически мало времени. Первым делом я нашёл место, куда смог бы отвести Тэхёна и Джисона.       Этим местом оказался дом моего пациента Панг Гону. Смотря на него, я всегда вспоминал английскую детскую песенку про Горбуна. Даже их имена были созвучны. Гону был славным стариком, добрым и чуть пугливым, обиженным жизнью.       Гону говорил о своём одиночестве настолько часто, что в какой-то момент я захотел просто заткнуть его рот.       Опечаленные слезливые глаза смотрели в самую душу. Гону болтал, что после смерти жены дом кажется ему мрачным и холодным, порой ему становится там страшно. Друзей у него не было, детей завести не удалось… Домашних животных — тоже. Квартира и жизнь Ким Тэхёна выглядела так же.       Гону отвлекал нас от работы, звал поговорить, прогуляться, послушать. Он искал людей, хватался за них и умоляюще просил побыть рядом хоть одну свободную минутку.       После моего нападения на Тэхёна я не спал всю оставшуюся ночь. Вспомнился Панг Гону. Завтра день его выписки. Стоило бы предложить старику помощь и подвести его до дома.       Так я и сделал. В первую очередь, чтобы исчезнуть из города. Гону жил в тридцати минутах езды от Сеула, в совсем уж маленькой дачной деревеньке. Дом его тоже был маленький…       — Вот спасибо тебе, Сэхёк, — вылезая из машины, прощебетал Гону.       — Я помогу занести вам сумки, — ответил я, оглядываясь по сторонам.       По соседству стояло ещё несколько похожих домиков, но сейчас они пустовали. Осенью сюда редко кто приезжал, поэтому Гону действительно был один, предоставленный сам себе.       Телевизора у старика не было, только радио.       Панг Гону стал вынужденной жертвой. Я убил его на кухне, когда он ставил чайник. Убил быстро, перерезав горло. Мне не хотелось, чтобы он мучился.       Труп я спрятал в подвал. Там было холодно и сыро. Я надеялся, что после его обязательно найдут и похоронят, как следует.       В медицинский центр Асан, в котором лежали Тэмин и Тэхён, я попал без проблем. Только с потерей крупной суммы.       Осмотрев здание изнутри, я быстро выстроил план в своей голове. Сразу после я нашёл палату Тэмина и оставил ему послание. Глупый бедный Тэмин. Его жизнь могла бы сложиться иначе.       К палате Тэхёна я себя не подпускал. Боялся, что снова не сдержусь. Его, как и Тэмина, охраняли полицейские. Очевидно.       На подготовку у меня ушёл один вечер. Лишний раз в дом Гону я приезжать не планировал, чтобы не привлекать внимание и не тратить время.       В последний раз я прибыл туда попуткой, мне нужна была машина старика. В её багажник я положил свою сумку с инструментами и ещё раз осмотрел дом, больше похожий на картинку из журнала девяностых, чем на настоящее жильё.       В ванной комнате я обнаружил душ Шарко. Точно, Гону, кажется, говорил что-то о проблемах со здоровьем его покойной жены…       Чердак показался мне идеальным местом для убийства. Балки над потолком позволяли привязать Тэхёна за верёвки и подвесить в воздухе за руки.       Плотно закрыв все шторы во всех комнатах, я уехал оттуда поздним вечером на машине Гону, одинокого старика, не нашедшего успокоения после потери любимой жены.       Утром, выезжая на работу, к концу своего пути я заметил слежку. С момента самого первого убийства у меня появилась привычка проверять её за собой. Паранойя? Может быть. Может быть, сумасшествие.       В слежке я смог убедиться посреди рабочего дня, когда вместе с Ихёном вышел из здания больницы и, делая вид, что увлечён беседой с курящим другом, заметил всё ту же машину, что ехала за мной от самого дома.       Я сложил руки на груди и наклонил голову вперёд, дежурная улыбка держалась на моих губах. Сосредоточиться не вышло. Глаза то и дело, что бегали от моих белых кроссовок до рукавов ярко-красной куртки, купленной мной совсем недавно.       Ярко-красная куртка.       Вчера я тоже ходил в ней.       Как давно велась слежка? Не больше двух дней, иначе я бы точно заметил их машину возле дома Панг Гону. Там местность открытая и вместе с тем небольшая. Прятаться некуда.       — Хёк! Хёк, ты слышишь? — Ихён тронул меня за плечо. — Ты ни хрена не слушал, что ли? Я вчера с такой цыпочкой…       С Ихёном, что стоял передо мной и без устали молол чепуху, я познакомился в университете на первом курсе. С тех пор наше общение не прекращалось.       Для Ихёна я был бездонной бочкой, в которую всегда можно было слить порцию своего дерьма. Все его разговоры были исключительно о сексе и девушках. Он вёл активную половую жизнь и так же активно ей хвалился. Пожалуй, это была единственная тема, которая могла заинтересовать его от и до.       — Да что с тобой?!       Я поднял голову, замялся и неловко улыбнулся.       — Голова не тем забита… — почти не соврал.       — Проблемы?       — Вроде того. — Я провёл ладонью по лбу. — Я недавно познакомился с одной девушкой…       — А чего раньше не сказал?! — У него загорелись глаза. Там показался нездоровый блеск, он жаждал услышать что-нибудь похабное. — Вы уже трахались? У вас типа всё серьёзно?..       — Мы скрываем наши отношения. Короче говоря, у неё есть муж. И там у них серьёзные проблемы в семье, он чокнутый тиран… Кажется, он что-то узнал о нас. Она не берёт трубку. Я звонил ей и писал, но второй день молчание. А за мной уже второй день следит какая-то тачка.       Ихён с трудом сглотнул. Он недоверчиво посмотрел на меня, но, поймав в ответ серьёзный и встревоженный взгляд, кивнул.       — Тогда понятно, почему ты сам не свой в последнее время. Всё где-то в облаках витаешь. Он тебя не грохнет? Муженёк-то её…       — Плевать. Я хочу узнать, что с ней. В порядке ли она. Мне нужна твоя помощь, Ихён.       Ихён, страдающий острой потребностью быть в центре внимания каждую секунду своей жизни, вдохновился до самых кончиков ногтей. И, само собой, он потребовал плату за его помощь. Я согласился.       На работе мы поменялись одеждой, и я рассказал Ихёну план его дальнейших действий. Покатавшись по городу на моей машине, он должен был поехать ко мне домой, зайти в квартиру и переодеться во что-то неприметное. Главное — снять с себя красную куртку и после, не скрывая лица, уйти из моего дома пешком, не на машине.       Ихён должен был забраться на крышу дома, по ней дойти до другого подъезда, что находился на углу, и уйти.       Я отдал ему ключи от своей машины, ключи от квартиры и от крыши.       — Будет весело. — Ихён подмигнул мне и, надев капюшон на голову и прикидываясь мной, направился к выходу из больницы.       Так мы и разошлись.       Я побежал к чёрному входу. На внутренней парковке меня ждал старенький «Логан» Гону, который я заранее оставил здесь. Всё шло по плану, кроме слежки.       Выезжая с парковки, я понимал, что назад пути нет. Тело стало лёгким, его било разрядами тока от приближающегося блаженства. Это верная дорога в рай.       Остаться без глаз и ушей в виде Тэмина оказалось трудно. Теперь я действовал практически вслепую.       Расставшись с Ихёном, я направился в медицинский центр Асан с выкупленным пропуском, где под видом медбрата вошёл в палату Тэхёна и в небольшом количестве вколол ему ацетилированный опий.       После него Тэхён должен был впасть в эйфорию, стать покладистым, почувствовать усталость и, возможно, уснуть.       — У меня с самого утра сильно болит голова. Можно дать мне какое-то обезболивающее? — Тэхён тихо обратился ко мне, сонно моргнув. Я застыл всего на несколько секунд. Колени дрогнули.       — Вам нужно больше отдыхать, — ответил я и вышел из палаты, пряча безумную улыбку.       Мои намерения были благими. Поджигая детский этаж, я думал о Хиджуне. Он бы простил меня за это.       Когда поднялась первая волна паники, я вышел из больницы через чёрный вход, сел в машину Гону и стал ждать.       Толпы людей, как крысы, бегущие с тонущего корабля, вываливались из главного входа больницы. Найти Тэхёна было несложно, рядом с ним стояли полицейские в выделяющейся форме. Они вышли из здания, и я понял, что пора.       В одной руке я держал складной нож, готовый ко всему. Даже убить полицейских, если те станут мешать. Толпа паникующих становилась всё гуще и гуще. Воздух внутри стал горячим, осенний мороз не пробивался внутрь.       — Мой ребёнок! Я должна попасть к нему! Пустите!       — Там мой муж… Дайте мне пройти к нему! Он после операции!       Я слышал слёзы и задыхающиеся крики. Ни полиция, ни скорая помощь от других больниц ещё не успели приехать. Времени было мало.       — Там, в толпе, есть полицейские! Просите помощи у них. — Я сказал это негромко, но данная информация разнеслась, как чума.       Мои руки дрожали сильнее обычного. Уже совсем скоро всё случится. Осталось немного.       Когда я схватил Тэхёна за холодную руку, у меня побежали мурашки по всему телу, и я задохнулся. Теперь он у меня. Всё закончено.       Тэхён под действием наркотика не шевелился. Но даже так я приложил к его носу тряпку с хлороформом, дав подышать им больше пяти минут.       Остался только Джисон.       Джисон как был никчёмным, таким и остался. Он пытался начать своё дело, открыть ателье и зажить новой нормальной жизнью. Большая непростительная ошибка. Жизнь никогда не была нормальной, не у нас.       Я не мог потерять ни секунды. Осторожничать уже не имело никакого смысла. Я достал телефон из кармана куртки и набрал Джисона.       — Зачем ты звонишь? — вместо приветствий спросил он.       — Сохранил мой номер? — Это было почти приятно. Я усмехнулся, следя за дорогой.       — Я пользуюсь телефоном Хиджуна. Ты был в его телефонной книге. Чего тебе?       — Где ты? Нам нужно поговорить по поводу Хиджуна. Кто-то отправил мне странную открытку. Это был ты?       Джисона всегда было легко вывести на эмоции. Его неконтролируемая агрессия подобна урагану.       Бесчисленное количество драк с самого детства говорили сами за себя.       — Какого хрена? Это был не я…       — Да брось! Кто ещё может послать мне такое? Думаешь, это смешно?! Ещё и долбаный стишок сзади. Ты ведь знал, как Хиджун любил поэзию. Захотел и мне напомнить?       — Ты ебаный псих. — Джисон громко втянул воздух сквозь сжатые челюсти. — Мне тоже отправили открытку, но пустую, без подписей. Недавно я говорил со следователем Чоном. Кажется, тебя подозревают.       Я с дури ударил по рулю. Время убегало от меня.       — Правда? Позавчера я тоже встречался со следователем Чоном, и он многое расспрашивал о тебе. — Я, конечно же, соврал. Снова. — Что ты натворил?       — Кто-то убил Пак Минхо и Кан Сонху, вот и ищут убийцу. — Я плохо слышал, что говорил Джисон. Сильный уличный ветер бил прямо в его динамик телефона.       — Это был ты? Я бы не удивился.       — Может, ты?       — Нам нужно поговорить. Я не хочу становиться жертвой какого-то психопата с ножом.       — Я напишу тебе адрес. Приезжай сам, я не собираюсь идти куда-то, чтобы смотреть на твою рожу.       Тэхён всё ещё не приходил в себя, дышал глубоко и медленно. Его руки тяжело свисали вниз. Я крепко связал всё его тело, закрыл глаза платком и запер в машине.       Из багажника я достал только биту и направился в квартиру Джисона.       Три коротких стука костяшками по железной двери, ровно двенадцать секунд ожидания, а за ними резкий и сильный удар прямо по чужой пустой голове.       Джисон скатился по стене на пол тяжёлым грузом. Я просчитал всё, даже каждый свой вздох.       Джисон жил на втором этаже, его комплекция тела была меньше, легче и слабее, чем моя. Будь это наоборот — мне бы пришлось выманивать его на улицу к машине.       До лифта я дотащил Джисона, держа за подмышки и волоча его ноги по полу.       На выходе из дома я закинул Джисона на своё плечо и, ощущая ноющую боль в руках, направился к машине Гону. Я оставил её на внутренней парковке здания практически у самого выхода. Невысокий рост и небольшой вес позволяли мне запихнуть Джисона в багажник. Связывать тело целиком времени попросту не было, поэтому руки я пристегнул только наручниками, но с ногами всё же повозился. Рот заклеил скотчем, а после закрыл багажник.       Я больше не осторожничал, не скрывался и не боялся.       Сейчас       28 октября, 2020       19:02       Сэхёк не учёл одного: Чонгук шёл прямо по пятам, а не стоял на два шага назад.       Заигравшись во всемогущего карателя, Сэхёк до пьяна напился вожделённым чувством собственной справедливости.       — Ты болен. — Тэхён мучительно простонал. — Ты болен…       От маленького рассказа Сэхёка в жилах стыла кровь. Тэхён поднял на него глаза.       Сэхёк улыбнулся. Он склонился над повисшим Тэхёном, уткнулся лбом в его плечо и вдохнул запах кожи.       — Может быть.       Дерматом зажужжал вновь. Тэхён не думал, что у него снова получится так кричать, но в этот раз вышло даже громче. Горло было разодрано, а тело билось в конвульсиях.       Сэхёк срезал с него ещё один кусок кожи. В том же месте.       Эта боль была несравнима. Тэхён чувствовал её каждой клеткой своего тела. Она расползалась как вирус. Болело не только одно пострадавшее место — болело абсолютно всё. Глаза самопроизвольно закатывались назад, по лицу размазались слёзы, водянистые сопли и кровь из разбитого носа.       Капилляры в глазах лопнули. Ему казалось, что следующая на очереди — голова.       Кожа всюду натянулась, вот-вот треснет, пустив кровь. Тэхён кричал, не переставая, переходя с визга до хрипов и наоборот. Сэхёк елозил лезвием по мясу, не показывая ни одной эмоции.       Наверное, ему было очень громко и очень шумно. Только именно эти звуки его уже не пугали. В отличие от стройки дома.       От рева Тэхёна трещали стёкла на всех окнах.       Он больше не мог дышать. Тэхён надрывно хватал воздух в лёгкие, но выдохнуть уже не получалось. Жужжание дерматома слышалось до сих пор. Тэхён обвис тряпичной куклой.       Сэхёк остановился. Он посмотрел на проделанную работу с гордостью. Кивнул сам себе и пальцами коснулся ободка срезанной кожи. Сэхёк кинул дерматом к другим инструментам, но Тэхён не выдохнул с облегчением. За одним всегда следовало что-то другое.       Сэхёк поднял свою сумку с пола и лёгким движением вытащил из него кожаный кнут с деревянной рукоятью, на которой висел мешочек с дробью для утяжеления.       Тэхён закрыл глаза. Всхлипнул, приготавливаясь. Дрожал, балансируя на грани бессознательности.       — Выпрями спину, Тэхён.       Сэхёк встал позади него. Стройное подтянутое тело Тэхёна выглядело восхитительно. Мягкая золотистая кожа, изгибы, торчащие косточки, мурашки… Загляденье.       — Не нужно… пожалуйста… — На грани слышимости, одними губами.       Тэхёна сильно тошнило, сил не осталось. Унижался или нет… Ему было всё равно и невыносимо больно.       Сэхёк покрепче сжал кнут.       Свист рассёк воздух, и тяжёлый хлопок раздался на всю комнату.       Тонкая кожа на спине Тэхёна рассекалась моментально. Передышки Сэхёк не дал — он ударил его ещё раз и ещё, замахиваясь тяжёлой рукой.       Тэхён снова кричал. Казалось, что ему передробили позвоночник, выдернули и переломали. Удары толкали его вперёд, заставляя раскачиваться на руках.       Всего пять раз. На пятый раз Тэхён не почувствовал ничего. Совсем. Спина превратилась в разодранный кусок мяса, истекающий тёплой кровью. Сэхёк несколько раз попал по бёдрам и ягодицам. Он бил сильно, но не настолько, чтобы рассечь кожу до косточек.       Тэхён повис с полузакрытыми глазами, обожжённый и дышащий через раз.       — Хочу переложить тебя на кровать. Я потратил слишком много времени. — Сэхёк сделал два шага назад. — Но, знаешь, я же не монстр, чтобы не исполнить последнюю просьбу умирающего. Тебе было интересно послушать меня? Утолил все свои жадные интересы?       Тэхён на самом краю сознания подумал, что это его шанс. Шанс сбежать или попытаться это сделать. Сейчас Сэхёк развяжет ему руки.       Тэхён перевёл мутный взгляд на постель. Он успеет схватить что-нибудь из инструментов? Слишком далеко, но попытаться стоит… Сил не хватит.       Сэхёк облизал нижнюю губу и снова улыбнулся. Он подошёл к постели и взял железную биту в руки. Ту, которой вырубил Джисона несколько часов назад. Сжал её у основания, перекладывая пальцы поудобнее.       — Тебе не сбежать, Тэхён.       Сэхёк замахнулся и, вкладывая всю свою силу, всю ненависть и злость, с треском ударил битой по ноге Тэхёна ниже колена. Удар был настолько сильный, что сам Сэхёк почувствовал боль и вибрацию в руках.       На весь дом раздался вопль. Обжигающие слёзы лавиной хлынули по щекам. Такие могли бы оставить ожоги…       Тэхён задохнулся, но не успел даже глаз сомкнуть, сглотнуть слюну, как Сэхёк снова замахнулся для второго удара по другой ноге.       Он сломал их, как спички.       Тэхён завалился вперёд, нитки на запястьях удержали, но сознание — нет. Боль притупилась. Он снова провалился в холодную темноту, дрожа и лихорадя.       19:20       Чонгук гнал на всей скорости. Пальцы рук сводило судорогой от того, как крепко он сжимал руль.       Осталось немного. Совсем чуть-чуть.       Чонгук умолял Тэхёна продержаться ещё несколько минут. Он уже близко.       Позади ехало две полицейские машины и бригада скорой помощи. На соседнем сидении сидел Хосок. Молчал, не лез под руку.       В бардачке лежал пистолет. Заряженный. Оставалось только снять предохранитель.       19:32       Тэхён открыл глаза не по своей воле. Сэхёк поднёс ему под нос ватку с нашатырным спиртом.       Верёвки все ещё ощущались на его запястьях. Но на этот раз он лежал. Мягкая перина щипала рассечённую кожу, впитывая в себя холодный пот и кровь.       — Мне так жалко портить твоё красивое лицо. — Сэхёк сел рядом, ладонью погладив по чужому впалому животу. — Честно, Тэхён. Я не вру.       Слова слышались с трудом. Тэхён не мог сфокусироваться на чём-то одном. Не мог и не хотел.       Сейчас Тэхён был болью, её воплощением.       — Не дёргайся.       Сэхёк убрал зажигалку от раскалённого кончика ножа, кинул её рядом с Тэхёном, на подушку, и дунул на горячий металл.       Он надавил ладонью на лоб Тэхёна, удерживая в одном положении, и, ликуя, на пробу слегка приложил спинку кончика к его щеке. Сэхёк не колебался, не думал и не взвешивал за и против.       Тэхён закричал, только в этот раз намного тише. Иначе он уже не мог. Голосовые связки сорвались.       Сэхёк хотел оставить десятки шрамов на его лице, изуродовать до неузнаваемости. Хиджун когда-то купился именно на эту симпатичную мордашку.       В воздух въелся запах крови. И его, и Джисона, и Гону, гниющего в подвале. Тэхён больше не мог шевелиться. Он смотрел в стену и понимал, что это и правда его конец.       Вспомнил о Минсоке. Он чувствовал то же самое? Ему было так же страшно и больно? Бедный… бедный Минсок.       Тэхён перевёл воспалённые глаза к потолку. Подумал о Чонгуке. Хотелось бы ему поцеловать невозмутимого следователя Чона напоследок. Ещё разок…       19:34       Чонгук и двое полицейских оставили свои машины на дороге. Подъезжать на них к дому было опасно. Это означало то же самое, что и заранее предупредить Сэхёка об их визите.       До дома Гону добрались бегом с разных сторон. В него можно было войти либо через главный вход, либо с заднего двора. Но и та, и та дверь оказались предсказуемо заперты.       Старые, самые простые замки вскрыли за считанные секунды. Быстро и тихо. Гону, живя в подобном месте, про безопасность не думал совсем. Ни двери, ни замки не менялись с самой постройки. Коррозия давно начала поедать их и петли.       В дом зашли, не издавая ни звука. Не успели переступить порог, как сверху раздался тихий крик, истощённый и сдающийся. Чонгук почувствовал, как сердце обвалилось к ногам.       Тэхён жив. Жив.       Чонгук рванул вперёд к лестнице, но вовремя был остановлен Хосоком за плечо.       — Будь тише, — прошептал тот.       Чонгук глубоко втянул воздух и, выдернув свою руку, тише направился на чердак.       Воздух с каждой пройденной ступенькой сгущался, кровь стучала в висках, долбила там все мысли и страхи.       Чонгук зашёл на последний этаж, держа пистолет наготове. Едва ли его нога коснулась порога комнаты, как перед лицом возник Сэхёк.       Неподдельно удивлённый. Глаза, широко распахнутые, смотрели прямо на Чонгука. В них плескалось буйное море. Из стороны в сторону. Чонгук видел там адскую ненависть, сожаление и боль. Сэхёк, держа в онемевших руках нож, смотрел на него. Побледневший, загнанный в угол… Ему было бесконечно жаль.       Сэхёк не успел. Его застали врасплох. Карточный домик и впрямь рухнул.       Он просчитался. Сэхёк опьянел от вкуса победы, заигрался… Вошёл в лабиринт, в котором не было выхода.       Начал игру, в которой сам же проиграл, погрязнув в той же человеческой глупости и гнусности, которую так презирал.       Чонгук выстрелил.       Уходящее солнце напоследок мазнуло по бледным щекам Сэхёка пламенными лучами. Под червонным закатом он упал замертво. К кончику крупного носа поползла тонкая кровавая змейка.       Чонгук схватил нож, выпавший из чужих рук, и кинулся резать верёвки на запястьях Тэхёна.       Тэхёну же показалось, что начались предсмертные галлюцинации.       — Ты пришёл попрощаться? — Его было практически не слышно. Тоненький голос, прозрачный и лёгкий-лёгкий, растворился чуть ли не сразу.       Чонгук не смог ответить. В горле встал ком.       Смотреть на такого Тэхёна было физически больно. Если бы Чонгук чуть ослабил контроль над собой, его бы вырвало от страха и заживо пожирающей вины.       — Почему… ты мол-лчишь?       — Прости меня, королёк… — Чонгук поджал губы, осторожно отпуская руки Тэхёна в том же положении, что и были.       На чердак забежала бригада скорой помощи. Чонгука оттащили в сторону.       30 октября, 2020       19:23       Тэхён ненавидел больницы. Их запах узнавался им в одно мгновение.       Ещё не открыв глаз, он понял, где находится.       Живой.       Писк аппаратов раздавался с правой стороны. Тэхён открыл глаза, разомкнул губы.       Все закончилось?       — Тэхён… Господи… Чимин. Чимин, позови врача!       Голос Юнги Тэхён узнал сразу. Он с трудом повернул голову в его сторону. Подбородок проехался по холодному одеялу.       — Чонгук… Где Чонгук?       Тэхён помнил, что видел его. Это были галлюцинации или реальность? Если Тэхён жив, почему Чонгук не рядом? Он жив? Тэхён задышал чаще, разнервничавшись.       — Тэхён, успокойся, пожалуйста. Я на всё отвечу, просто подож…       — Где он?.. Где он, Юнги? — Тэхён надрывно засипел и попытался пошевелиться, напрасно. Тут же застонал от боли. — Пожалуйста… пожалуйста… Юнги, где Чонгук?       Юнги тихо выдохнул.       — Чонгук уехал в Пусан.