токийские гопники порвут за тебя

— я, блять, нуждалась в тебе! — между нами никогда ничего не было, — ухмыляется он, подбирая уроненные на пол элементы одежды, — как ты не поймёшь? // он смотрит на твою улыбку издалека, отчётливо ощущая, как внутри нарастает навязчивое чувство тревоги, которое он запивает большим количеством алкоголя и двумя почти выкуренными пачками сигарет. под глазами круги от явного недосыпа, а руки потряхивает от количества спиртного. неприятно, нельзя отрицать, но каждый переживает стресс по-своему, не так ли? кто-то ищет помощи у близких и друзей, кто-то знает, как справляться с этим в одиночку, но что делать маленькому потерянному мальчику шуджи? близких нет, а как справляться — чёрт его, блять, знает. как вариант, разбиться об стенку, только бы не чувствовать себя так. ханма смотрит, смотрит, смотрит на тебя издалека, подмечая у себя в голове то, что ты не изменилась только внешне. внутренне изменилась, он готов поспорить на деньги и дать зуб, потому что сейчас даже атмосфера рядом с тобой другая. ты кажешься дружелюбной и, в какой-то степени, невинной, но он знает тебя настоящую. ты та, у кого дыхание во время секса перехватывает от глубоких толчков. ты та, кто просит быть как можно грубее, чтобы почувствовать себя в власти партнёра. ты та, кто любит ощущать себя полностью униженной, словно у тебя вырвали достоинство и съели на ужин. перед глазами всплывало всё больше сцен, где ты, лёжа под ним, умоляешь ускориться, хватаясь за простыни, когда он выполняет просьбу. выслеживать тебя не входило в его планы. ходить за тобой хвостиком не входило в его планы. трахнуть тебя на этой вечеринке в туалете не входило в его планы. женская грудь на томном вздохе вздымается и колышется, пока ладони с глазами ищут, за что схватиться, чтобы не упасть; он поддерживает тебя за талию, и ты насмешливо говоришь что-то о том, какой он джентельмен, получая в ответ лишь шлепок, заставивший вздрогнуть. едва уловимый запах твоих духов, которые ты неизменно покупаешь уже пятый год, мягкая и нежная кожа, покрытая синяками от сильных мужских ладоней, короткие стоны каждый раз, когда он двигается — всё это пиздецки заводило и шуджи готов был растаять в любую секунду, снова ощущая себя внутри тебя. вы перестали трахаться ещё год назад, и, кажется, он слишком быстро отвык от этой тесноты в тебе, потому медлит, боясь сделать лишнее движение, чтобы не кончить раньше тебя. это, наверняка, был бы просто грёбанный позор, и ты бы смеялась над ним. ханма тянется к твоим губам и ты противишься, отворачиваясь в сторону. он злится, потому что раньше никаких запретов для него не было — поцелуи, засосы, синяки… — что не та—… — без поцелуев, — шепчешь ты, притягивая его максимально близко и выдыхая почти в губы, — у меня есть парень. он ухмыляется, но это было скорее разочарованием, чем радостью. нет, рад он, безусловно, был; ему всегда казалось, что ты заслуживаешь хорошего и любящего парня, который готов сделать для тебя всё, что только попросишь. парня, который будет делать тебя счастливой изо дня в день и будет поддерживать во всём, находясь рядом столько, сколько нужно. парня, по которому не придётся страдать и плакать ночами в подушку, умоляя, чтобы он думал и о тебе тоже. парня, который, в конце концов, не этот эгоцентричный ханма шуджи, вокруг которого не вертится весь мир. — я рад, — он был рад, но что-то внутри всё равно неприятно сжималось, словно ему было дело. и ты так победно смотришь на него, что он не может сдержаться, — я, блять, рад, что ты забыла обо мне, — он толкается и толкается, толкается и толкается, будто специально не замечая твои болезненные стоны и просьбы быть помедленнее, — прости, — кривит губы, создавая вид, что ему противно, и теперь это извинение звучит настолько неискренне, насколько только можно, — так он плохо тебя трахает, а? — смеётся, считая, что это теперь 1:1, — раньше ты и не такое от меня выдерживала. — заткнись, заебал, — хватаешь его за волосы и притягиваешь максимально близко, заглядывая в глаза, — давай быстрее. — это была просьба? — я сейчас уйду. ханма решает не рисковать, даже понимая, что ты бы и не ушла далеко в таком виде, и продолжает вдалбливаться в тебя, слыша только неровные стоны, шлепки тело о тело и приглушённую музыку где-то вдали. таранит бёдра, вжимаясь практически полностью, и ловит себя на мысли, как ему это не хватало. твои стоны такие, блять, возбуждающие, что он не может сдерживаться и здраво мыслить, только собирать маленькие-маленькие крупицы подсознания, понимая, что оставаться тут ещё дольше нельзя: тебя точно будут искать и если вас застукают, то никому не будет весело. — блять, я близко, — каждый толчок отдаётся во всём теле и ты сжимаешься так сильно, как только можешь, чувствуя лёгкую пульсацию внутри и нотки оглушающего оргазма, который вот-вот наступит, — коснись меня, — шепчешь ты почти ему на ухо, и шуджи не понимает, просьба это или приказ, но выполняет, потому что сам близко. пару несдержанных движений и вы кончаете одновременно, почти закатывая глаза от такой долгожданной разрядки. и вот всё повторяется: ты приводишь себя в порядок и уже идёшь к выходу из туалета, слыша сзади максимально сдавленное предложение. — мы можем остаться друзьями или, может, сделаем всё как раньше? — мы не будем друзьями, ханма, — подходя вплотную отвечаешь ты и внутри него что-то ломается. ты впервые за всё время, сколько вы знаете друг друга, называешь его по фамилии и он понимает, что всё кончено, — никогда ничего не было, помнишь? — ухмыляешься ты, когда он хватает тебя за руку и сжимает так сильно, что, кажется, вот-вот сломает, но на лице запечатлена победа и ты гордишься этим больше всего, — мы больше никто друг другу, это было минуткой слабости, — целуешь его в щёку на прощание и он осознаёт. между вами никогда не было любви и, видимо, уже никогда не будет.