hajime kokonoi
хаджиме коконой это твои белые проводные наушники, которые вы делили на двоих; вы ехали из префектуры в префектуру, словно просто развлекаясь, но в этом была своя атмосфера — вечером, сидя в синкасэне и проезжая станции, он целовал твои губы нежно и ласково. хаджиме хотелось запечатлеть эти моменты навсегда в своей памяти, чтобы каждый раз, когда он думает о тебе (а это, примерно, сто три раза в день по выходным и семьдесят семь по будням), ему вспоминался сладкий привкус фруктовой жвачки с твоих губ и эти вечерние поездки на поезде после школы. хаджиме коконой это один единственный дешёвый кулон в твоей коллекции дорогих украшений, подаренных им, но и тот был от него, просто коко отдал его тебе очень-очень давно, ещё в детстве. это было обычное стёклышко, покрытое зеленоватой краской и продетое в тонкую верёвочку, на которой, к удивлению, была застёжка. хаджиме прошептал ”возьми”, когда подходил к тебе, и протянул кулон. он не изменился; каждый раз отводил взгляд и смущённо просил прекратить, когда ты говорила об этом, но ему, на самом деле, очень нравился тот факт, что ты помнишь вашу первую встречу. хаджиме коконой это пять разноцветных карамелек в его карманах выглаженных школьных брюк; две тебе, три ему, чтобы ты повозмущалась и полезла целоваться, чтобы забрать у него ещё две в качестве наказания. коко сам не любит эти конфетки, утверждает, что они портят зубы, но тебе нравится, потому что он молча улыбается и каждый день приносит новые вкусы, чтобы ты попробовала и вынесла свой вердикт.seishu inui
сейшу инуи это ночные посиделки на кухне за чашечкой какао; вам не спится и вы разговариваете, в надежде, что рано или поздно устанете. но почему-то время уже переваливает за пять утра и вы до сих пор не спите, обсуждая, каких животных хотели бы завести в будущем. сейшу до безумия хотел собачку — маленькую, пушистую и игривую. ”и светлого окраса, да?” — смеёшься ты, на что инупи быстро кивает пару раз. ты всегда знала, что он хотел домашних животных, но пока вы не можете позволить себе ухаживать за ними. ”пока не можем” — улыбается он, ”скоро получится”. сейшу инуи это тёплые ладони; ладони, спускающиеся всё ниже с каждой секундой, обжигающие и вызывающие целую тучу мурашек по спине. ты стонешь и просишь продолжать, на что сейшу думает, что не может отказать: ему самому жутко хотелось дальше исследовать твоё тело, касаться кончиками пальцев и заставлять дрожать под ним, как осиновый лист на ветру. инупи кажется, что ты всегда дрожишь в такие моменты; это отзывается отдельным трепетом в его сердце, потому что сейшу прекрасно понимает, что только он вызывает такую реакцию. сейшу инуи это тонкие пальцы в твоих волосах; его главным занятием по утрам, если он просыпается раньше тебя, было перебирать твои волосы. он или заплетает маленькие косички или просто мягко отбирает пряди, откладывая в сторону, и повторяет. инупи почему-то слишком нравилось; он чувствовал неописуемую словами близость с тобой в это время.takashi mitsuya
такаши мицуя это короткие поцелуи во время снятия мерок, против которых юноша никогда не был, но это сбивало с толку; твои поцелуи головокружительные абсолютно всегда, но в неожиданные моменты даже больше, чем обычно, и ты смеёшься. шепчешь, чтобы он продолжал, и такаши еле заметно кивает, краснея. такаши мицуя это долгие разговоры перед сном на разнообразные темы: от теории квантового бессмертия до еды, которую вы любили и не любили в детстве. и ведь всё это мицуе хочется слушать; твой голос это словно шум дождя за окном, словно что-то сладкое и тягучее, наверняка, мёд, словно бушующее во время грозы море, предупреждающее о надвигающейся буре. твой голос это что-то родное и любимое, вызывающее внутри такаши невероятно много чувств. ему так приятно засыпать с осознанием, что перед сном он поговорил с тобой и осыпал лицо поцелуями так, что ты, смеясь, не говорила прекратить. такаши мицуя это заплатки в виде сердечек на вашей одежде; они маленькие и все-все разных цветов, выбирай какой хочешь: розовый, фиолетовый, красный, лавандовый, голубой, белый… и из всех в твоей душе отдельное место занимают заплатки именно лавандового цвета. ты всегда просишь такаши использовать именно их, а он задаётся вопросом, почему. ты всегда пожимаешь плечами и смеёшься, не смотря в глаза мицуи. старательно делаешь вид, что не знаешь, но в голове пролетает только одна мысль: ”потому что напоминают о твоих волосах и глазах”.hakkai shiba
хаккай шиба это потеющие ладони на первом свидании; он неловко касается твоей руки и смотрит пристально, пытается разглядеть на твоём лице неприязнь, но видит только нежную улыбку и слышит тихое ”у тебя потные ладони”. он хочет убрать руку, думая, что тебе некомфортно, но ты сжимаешь её сильнее. хаккай вздыхает, быстро тараторит извинения, и ты чуть смеёшься. ”я не сказала, что это плохо“ — качаешь головой ты, мягко целуя его щёку, ”мне нравится даже так”. хаккай шиба это поцелуи твоих пальцев; когда он перед сном шепчет о том, что дорожит, и целует твои пальцы, ты млеешь от его прикосновений — его руки, думаешь, сотканы из самого дорогого шёлка, и обшиты золотом; его слова сладки, как персики редхейвен, и ты таешь, когда они достигают ушей; его нежность может быть только искренней, никакой другой, потому что первое правило шибы — это никогда тебе не врать; его голос похож на шелест весенней листвы, только появившейся на деверьях, и, когда ты говоришь хаккаю об этом, он смущается, шепча о том, что тебе стоило бы писать стихи; его маленькие огни в глазах смотрятся красиво, даже можно сказать, что как на картине — подчёркивают то, насколько шибе идёт улыбка, когда он смотрит на тебя. хаккай шиба это пазлы из шестидесяти деталей, точно для детей; ты смеёшься, когда видишь его коллекцию, но ничего говорить не смеешь — в этом есть своя особенность. наверняка, хаккаю нравится, и осудить ты не в праве, потому что… потому что это хаккай. это коллекция шибы и ты не хочешь говорить, что это глупо; просто ты любишь всё, что с ним связано.keisuke baji
кейске баджи это дешёвый кошачий корм; он покупает его для дворовой кошки, которая ошивается возле его дома и которая совсем недавно родила троих котят. кейске говорит, что ей нужны силы, чтобы кормить всех своих детей и ты молча поддакиваешь, удивляясь тому, насколько бережно он относится к животным. все её котята разноцветные (”видимо, в папку” — подозревает баджи), но есть один, что точная копия матери: зелёные глазки и серый окрас, точно она в детстве, кейске так и говорит. он подкармливает эту кошку уже пару лет, он видел её трёхмесячным котёнком, и всегда хотел забрать домой, но не мог, и невероятно жалел. кейске баджи это коробка яблочных жвачек, купленных в магазинчике рядом с домом; когда он залазит к тебе в окно поздней ночью, ты ругаешься на него ровно минуту, пока он не показывает тебе эту коробку. мало того, что он пришёл в такое время, так ещё и боязливо сознаётся, что купил их на последние деньги, но долго злится не можешь — баджи, всё-таки, сделал это для тебя, и теперь эмоционально рассказывает, с каким же удивлением на него смотрел молодой парниша на кассе, когда он так беспечно расплатился и унёс все эти жвачки, будучи полным счастья. кейске баджи это твоя смазанная поцелуями помада; он вылавливает тебя на перемене в коридоре, чтобы поцеловать чуть ли не при всех. это было словно его первым хобби; второе же это задерживаться в миллиметре от твоего лица и шептать короткое ”можно?”, опаляя горячим дыханием губы. дразнит, потому что твой ответ всегда ”да” и никакой другой, ведь целоваться с кейске — искусство, выраженное в нежности.ken ryuguji
кен рюгуджи это пара рулонов бумажных полотенец, стоящих на вашей кухне в левом шкафу; ты думала, что это, наверняка, вещь, которую вы будете использовать раз в месяц, но всё оказалось по-другому: дракен по какой-то неизвестной причине постоянно, находясь в гараже, пачкает и одежду, и лицо, и руки. всё это, в итоге, бережно вытираешь именно ты, а кен сидит и незаметно улыбается. ты спрашиваешь почему он не может быть аккуратнее, но он лишь отнекивается, говоря, что причины нет. но она была и эта причина — ты и твои нежные руки. кен рюгуджи это тупые, не наточенные кухонные ножи; ты ругаешься себе под нос, потому что приготовить что-то с такими ножами просто невозможно, и хочется просто бросить готовку, но ты горишь желанием сделать что-то вкусное именно сегодня, именно сейчас и именно этими ножами. ты пыхтишь над куском мяса, который режешь уже минут десять, и даже не замечаешь, как со спины подходит дракен и мягко укладывает ладони на твою талию. он не тактильный вовсе; рюгуджи и тактильность, очевидно, антонимы, но сегодня он особенно соскучился за тобой. и, в принципе, ты думаешь бросить еду, чтобы пообниматься с ним. кен рюгуджи это горьковатый привкус растаявших и несказанных извинений на губах; он отчётливо ощущает, как хочет прошептать банальное ”прости”, когда видит в твоих глазах блеск от слёз, но что-то внутри не даёт: толи гордость, толи нежелание, толи собственная обида. дракен не разбирается вовсе в своих чувствах, никогда не разбирался и он больше ни в чём не уверен; единственное, что точно знает — это то, что он хочет извиниться перед тобой за всё, что натворил когда-то. ты молчишь, закусывая губу, и тянешься к его шее. обнимаешь так, будто тонешь, пытаешься зацепиться за спасательный круг, и наконец слышишь тихое, еле различимое среди шума, ”мне жаль”.