токийские гопники порвут за тебя

ты клянёшься, стоя напротив сейшу, что будешь любить его вечно, и он кивает, пока голоса ваших друзей на фоне говорят, чтобы вы поцеловались. ты заливаешься смехом и мягко краснеешь, упоминая, что это не ваша свадьба, а только репетиция, чтобы всё прошло гладко, но инуи ухмыляется, прижимая тебя к себе и молчаливо рассматривая твоё лицо. он склоняется и оставляет на твоих губах короткий поцелуй, шепча “я просто дал им то, что они просили” и пожимая плечами. — ты идиот, сейшу, — продолжаешь смеяться ты. — да, — однозначно отвечает, — но только рядом с тобой. ты клянёшься, стоя напротив сейшу, что останешься здесь, с ним, навсегда. инупи кивает мягко, целует твои руки и плачет навзрыд, потому что хочет думать, что верит. потому что никто не говорил ему такого, все только оставляли его одного, и он хочет думать, что ты не такая. ты любишь его искренне, в какой-то степени — по-детски наивно. — я не буду оставлять тебя, сейшу, — ты ощущаешь какую-то еле уловимую тяжесть на сердце, когда произносишь эти слова, — я тут, чтобы быть с тобой, — ты выдавливаешь улыбку и инуи пытается улыбнуться в ответ, но начинает вновь плакать. ты вновь успокаиваешь его теми же словами, ибо в голову ничего не лезет. даже в такой ситуации, когда ты видишь его полностью сломленным. ты клянёшься, стоя напротив сейшу, что ты любила его всё это время, но слова противно застревают в горле. ты молчишь, сжимаешь его ладони своими. ты молчишь, и для инупи это страшно. — милая, — нежно отзывается он, подавляя тревогу, — ты хочешь что-то сказать? — да, — после двенадцати секунд молчания выдаёшь ты, — хотела сказать, что люблю тебя. он обнимает тебя и ты почти плачешь, когда в твоей голове проносится мысль о том, как сильно ты устала. ты клянёшься, стоя напротив сейшу, что ваши отношения доживут до прихода зимы. инупи безмолвно кивает и верит. сейчас действительно верит, но по нему не скажешь — в его глазах растерянность и надежда на лучшее, а взгляд избегающий, почти боязливый. — сейшу, — произносишь ты и оставляешь на его макушке поцелуй. он отчётливо ощущает все твои прикосновения, ощущает, как сидит на диване перед тобой, как его ступни стоят на полу. но что-то, блять, ощущается совсем не так, ему почти кажется, что он в невесомости, — посмотри на меня, — делаешь короткую паузу. твои ладони мягко обхватывают его щёки и пытаешься поднять его лицо, но он не даётся, и ты не давишь, — пожалуйста, посмотри на меня, — продолжаешь просить ты, но инупи страшно. это страх, непохожий ни на что; страх, парализующий всё тело, и, может, мозг. он не осмеливается заглянуть тебе в глаза и остаётся сидеть в этой комнате один, когда ты решаешь дать ему время. ты клянёшься, стоя напротив сейшу, что никогда не хотела расставания с ним. — я люблю тебя, — шепчешь ты, прижимаясь к инуи так сильно, как только можешь, и плачешь. — люблю, — повторяет за тобой он, — я тоже люблю тебя, — смотрит печально и он действительно хотел, чтобы всё сложилось по-другому, но сейчас всё так, как должно быть, — любил, люблю, и всегда буду любить. — сейшу, — отзываешься ты, — мне жаль. твоё имя, когда он произносит его напоследок, тает на его губах как сахар. ты обещала слишком много, думает инуи, и не выполнила всего одну клятву.