Поцелуй, ожог и свитер

11 лет назад. Сережу не интересуют ни карандаши, ни раскраска, подсунутая воспитательницей. Слезы стекают на частично раскрашенного кем-то до него крокодила Гену — Сережа плачет с утра и не может перестать. Больше всего на свете хочется домой, к маме. Даже у уродского крокодила есть Чебурашка, а у него, Сережи, теперь совсем никого. Маму увезли и положили в больницу, Сереже к ней нельзя, иначе она умрет — так сказала воспиталка. Сережа не до конца верит, но на всякий случай больше не просится. Скорее бы мама поправилась. Она тогда его обнимет, пожалеет и похвалит за то, каким хорошим и смелым он был: даже просился ее навестить всего-то пару раз. Из горла вырываются рыдания, он давит их что есть мочи. Здесь лучше не плакать. В прошлый раз мальчишки над ним смеялись и даже толкнули, сказали, что мужикам плакать нельзя. Сережа не знает, мужик ли он, но, кажется, когда-то должен им стать. Он точно помнит, что мужики водились в гаражах, недалеко от дома. Те были громкие, иногда очень веселые. Но играть с ними родители не разрешали. Он не уверен, что хочет стать таким мужиком и жить в гараже. Лучше стать папой — тот раньше жил дома, с мамой и Сережей, был очень умным и добрым, а с теми мужиками не дружил. Папа работал в университете с другими учеными. — Эй! — вскрикивает от неожиданности Сережа, когда кто-то сзади тянет его за волосы. — Прости, я просто потрогать хотела, — говорит девочка, пряча руки за спину. Сережа не уверен, видел ли ее раньше. Он не запомнил всех здешних детей, их слишком много. У девочки большие светлые глаза и растрепанные коричневые косички. Одета она в яркое желтое платье. Сереже нравится. — У тебя красивые волосы. У моей бывшей мамы такие же! — хвастливо заявляет девочка. — Как мама может быть бывшей, ты совсем глупая? — насупливается Сережа. — А она вернула меня сюда, — беззаботно заявляет девочка. — У нее будет свой ребенок скоро, так что это теперь его мама. А у меня будет новая. — Так не бывает. — Бывает, — возражает она. — А моя мама скоро меня заберет, — сообщает он. — И ей тоже нравятся мои волосы... Он хочет сказать это так же непринужденно, как девочка, но голос срывается, и по щекам текут слезы. Маме очень нравятся Сережины волосы, она любит его расчесывать перед сном. А Сережа часто капризничал и не давался... Если она заберет его отсюда, он позволит расчесывать себя каждый день по столько раз, сколько мама захочет. Только пусть выздоровеет и приедет! — Эй, ну чего ты? — девочка переминается с ноги на ногу. — По маме соскучился, — честно отвечает он. — Ты мальчишка, что ли? — недоверчиво щурится она. Сережа сердито смотрит. Ну точно глупая, мальчика от девочки отличить не может. Она никак не реагирует на взгляд, только разочарованно вздыхает: — Эх, а я хотела дружить. Ну ладно, не дуйся. Многие, кто помнит родителей, скучают по ним, это нормально. Иди сюда. Она стягивает его со стула и прижимает к себе. Она немного выше. Сережа сначала хочет возмутиться и оттолкнуть — она разве не знает, что нельзя трогать чужих?! — но его так давно никто не обнимал. Он передумывает, утыкается ей лбом в плечо, и, прекратив сдерживаться, начинает в голос рыдать. Девочка гладит по голове. Когда он немного успокаивается, она рассказывает ему про какие-то картины итальянских художников, висящие в доме ее бывшей мамы. Со слов девочки, ничего прекраснее этих картин не бывает. Сереже очень хочется на них посмотреть. Это — первое искреннее желание, помимо возвращения мамы, за последние недели. Он совсем перестает плакать, только шмыгает носом, и какое-то время они молчат. — Я Рита, кстати. — Сережа, — представляется он. Кажется, Рита не глупая. И хорошая. Сережа слабо улыбается. — У тебя очень красивое платье. *** На Ритиных лице и руках живого места почти нет — у Сережи в груди что-то до одури больно выкручивает. Он осторожно присаживается на край кровати и кладет ладонь Рите на колено поверх одеяла. Сережа все смотрит на нее — на темные гематомы на запястьях и плечах, на подбитый, до сих пор наполовину заплывший красным глаз, на зашитую бровь — и не может до конца осознать. Бред какой-то. Это все разыгравшееся воображение, очередной дурной сон. Сейчас он проснется и... — Ну, ты чего? — Рита улыбается и тут же морщится. Наверное, разбитая губа не дает. — Все не так плохо. Тянет нервно рассмеяться, но вместо этого из горла вырывается сдавленный полувсхлип-полустон. Сережа стискивает зубы и дает себе несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. — Что произошло? — Тебе не сказали? Я упала с лестницы. Злость поднимается изнутри резким толчком, обжигает. В основном на ситуацию и повинных во всем этом, но отчасти и на Риту — ну вот какого черта она врет? Сережа с досадой кривит губы. — Ты совсем за идиота меня держишь? Так, — он красноречиво кивает на ее лицо, — с лестницы не падают. — А я вот упала, — Рита упрямо хмурится. — Правда. Это уже совсем смешно. И до жути обидно, между прочим. Они всю жизнь друг с другом всем делились, Сережа ей все-все-все — кроме того пиздеца с Олегом — рассказывал, да и у Риты от него вроде никогда секретов не было. — Ты можешь хоть мне не врать про лестницу, а? — Да была там лестница, Сереж! Он ловит ее сердитый взгляд, пытливо всматривается пару секунд и кивает. — Допустим. Тогда что еще там было, помимо лестницы? Рита разом теряет запал, отводит взгляд и выглядит такой уставшей, что жалость ненадолго захватывает все остальные эмоции. — Сереж... Не лезь в это. Пожалуйста? — тихо просит она, и у него от ее тона сердце сжимается. Сереже очень хочется сделать что угодно, о чем она попросит, лишь бы как-то ей помочь. Но так... В каком месте Рите это поможет? Ну, сделает он вид, что поверил. Никому они ничего не расскажут. Дальше что? Виновные останутся безнаказанными, а Рита вообще... Он пораженно моргает. Всколыхнувшаяся в сознании догадка кажется такой простой и очевидной, что не понятно, как он сразу не догадался. Господи, ну, конечно, это не рандомный прохожий или районная гопота! Раз Рита не хочет его втягивать — дело серьезнее. Скорее всего, замешаны братки. И вряд ли те докопались бы до абсолютно незнакомой девчонки. — Это Саид сделал, да? Сереже не нужен ответ — достаточно того, как дрогнуло ее лицо, когда он произнес имя. Вот же мразь. Сука, ублюдок! Да как у Саида только рука поднялась такое натворить?! Сережа до боли впивается пальцами себе в колени. Кем вообще нужно быть?.. Он снова смотрит на Риту, теперь отчетливо представляя, как именно и кем нанесены все эти синяки и ссадины. А сломанное ребро? Боже. Сереже хочется Саида убить. Переломать все пальцы, глаза выдавить, срезать наглое лицо, а самого бросить в подворотне, чтоб подох в мучениях. Злость накаляется до предела, переплавляется в нечто тяжелое, мрачное, ощутимо оседающее в груди и заставляющее Сережу подняться с кровати. Он непременно обязан сделать хоть что-то, пока это чувство не разодрало его изнутри. — Сережа, стой! Сереж! — он оборачивается не на Ритин крик, а на то, как она, судя по звукам, попыталась сесть в кровати и сдавленно зашипела. — В-вернись, пожалуйста... — на выдохе произносит она и, придерживая себя поперек груди, ложится обратно. — Бляха... М-м. — Он колеблется несколько секунд, но все же подходит к кровати. Рита смотрит взволнованно и серьезно. — Даже не смей, слышишь? Вот что бы ты ни задумал — нет! На пушечный выстрел чтоб к Саиду и его дружкам не подходил. Сереж, ты меня понял? — Ты с ума сошла? — он таращится на нее, не в силах переварить услышанное. — Рит, да они все сидеть за такое должны! Ты посмотри, что они с тобой сделали. А ты их выгораживать будешь?! Ритино лицо искажает гримаса отчаяния. — Это ты с ума сошел! Куда собрался, в милицию? У брата Саида все по району схвачено, и милиция тоже! Он мне так и сказал, — она притихает, — передать привет друзьям его брата, если в милицию соберусь. Сережа изумленно молчит. Это… Да как же так? Бред, невозможно. Безысходная злость подступает к горлу, душит. Он встряхивает головой. — Но нужно же хоть что-то предпринять! Рита прикрывает глаза. Линия губ некрасиво ломается. — Мы только хуже сделаем. А так меня больше не тронут. Все, что хотели, они уже высказали. Сережа пораженно застывает. Он не узнает Риту: она никогда не сидела сложа руки и не оставляла несправедливость без внимания. Столько раз защищала самого Сережу от нападок, а он? Он должен, обязан сделать хоть что-то... — Рит... — Сережа умолкает. Конечно, Рита дело говорит, умом-то он это понимает. Но черт возьми... Как же несправедливо! Глаза жгут подступившие слезы. Сережа прикусывает щеку и отворачивается. — Я же боюсь, Сереж, как ты не понимаешь? За себя боюсь, и за тебя тоже. Такие разборки нам с тобой... Не по размеру. Думаешь, я сама не хочу, чтоб эта сука получила по заслугам? — Рита тихонько хлопает ладонью по покрывалу, немного отодвигается. Сережа присаживается. — Давай оставим это. У меня все заживет: пара недель — и буду как новая. Зато останусь тут с тобой чуть подольше. — Торчать в этих стенах — сомнительное удовольствие, — хмыкает Сережа. — Но ты права. — Представь лучше нас через лет пять, — Рита улыбается, — мое лицо будет на обложках журналов, а ты заработаешь целое состояние, с твоими-то мозгами. И мы даже имен этих мразей не вспомним! — Так и будет, — ободряюще кивает Сережа. Ему очень хочется в это верить. Актовый зал украшен шарами и лентами, но на фоне старого, местами зашитого занавеса и облупившейся под потолком бледно-зеленой краски это ни капли не празднично. Скорее, убого и безвкусно. В таком «великолепии» выпускники выглядят совсем уж нелепо в костюмах и нарядных платьях. Сереже безумно хочется поделиться с Ритой впечатлениями, но ее здесь нет: ей до сих пор нельзя вставать с кровати. Он высматривает среди одиннадцатиклассников Саида, но того ублюдка с дружками нигде не видно. «Если вдруг появятся, — обещает себе Сережа, — не попадут ни на одно фото». Такая месть видится жалкой, но едва ли он может сделать что-то еще. Да и Рита сочла бы это остроумным. Сережа представляет ухмылку на ее губах, когда он расскажет о своем маленьком возмездии, и улыбается сам. Только Саида все нет и нет... Сережа уныло фотографирует официальную часть: стишки, песенки и вручение аттестатов. Кто-то из выпускников периодически смаргивает слезы, заставляя Сережу неприязненно кривится. Нашли причину ныть. Когда наконец наступит его собственный выпуск, он точно не испытает ни малейшего сожаления, будет только рад выбраться из этой шарашки. Ребята на сцене затягивают «Детства последний звонок» под тихие всхлипы завуча. Сережа, почти не глядя в объектив, делает несколько кадров. Отвратительно. Скорей бы уже этот цирк закончился. Наконец мелодия стихает, зал взрывается аплодисментами. Выступающие сбегают со сцены, учителя и родители поднимаются со своих мест. Сережа устраивается у стенки сбоку от рядов стульев и пару минут для приличия наблюдает за досадной суетой с цветами, объятиями, благодарностями, слезами и прощаниями. Затем выскальзывает в коридор и уходит на лестничную клетку. Тут тихо и прохладно. Настроение ужасное. Он вынужден наблюдать за лицемерием и делать вид, что ему не противно находиться среди этого фарса. Была бы тут Рита, он из кожи вон лез бы ради красивого кадра. И искренне улыбался бы. Может, даже проронил бы пару слезинок. Он согласился фотографировать выпускной только ради Риты. А так... Зачем это все? Какое ему дело до этих людей? Сережа без энтузиазма пинает перила, те отзываются слабой вибрацией. Остается только пережить танцы. Сережа планирует задержаться максимум на час-полтора, наделать фоток, а затем вернуться в «Радугу» и рассказать Рите, как тут было ужасно, безвкусно и скучно. Когда из актового зала выносят стулья и запускают светомузыку, становится в десять раз хуже. Сережа возвращается туда минут через сорок, когда все родители уже ушли, и неуверенно застывает на пороге. Хочется сбежать. Из колонок долбит «Крошка моя», участники действа, пока еще робко покачиваясь, мнутся у стенок или болтают, сбившись в кружки по интересам. Оставшиеся на танцы учителя руководят процессом расстановки сладостей и фруктов на двух соединенных у стенки партах. Сережа замечает Тамару Яковлевну, которая бодро ему кивает, и подбирается поближе в поисках удачного ракурса. Рядом с учителями становится менее неловко. Через полчаса начинаются танцы. Учителя разбредаются: очевидно, будут отмечать в чьем-нибудь кабинете. Остались только русичка с биологом, явно увлеченные друг другом больше, чем происходящим вокруг. По возрастающей лихости танцев Сережа начинает подозревать, что где-то организованно наливают. Сковавшая конечности неловкость наконец отступает. До Сережи никому нет дела — все заняты плясками, — и ему больше не чудятся насмешливые взгляды. Он лавирует между компаниями и щелкает выпускников со вспышкой. Сережа утаскивает шоколадные печеньки со стола, и все становится практически терпимым. До тех пор, пока одна из выпускниц — Лена, кажется — за руку не втягивает в актовый зал Олега. Сережа так и застывает, уставившись на них в окошко видоискателя. Да блядь. Какого черта? Что?.. Он резко отворачивается, надеясь, что Олег его не заметил. Пульс разгоняется моментально, в животе холодеет. Сережа прижимает фотоаппарат к груди и медленно выдыхает. Да как такое вообще возможно? Нет, серьезно: каковы шансы, что Олег заявится в разгар выпускного? Ладно Сережа, его попросили. А Олег-то? Только этого Сереже сейчас не хватало. Гребаное издевательство чистой воды. — Эй, пофоткаешь нас, пожалуйста? Сережа вздрагивает и поворачивает голову — к нему подошли две девчонки. Слава богу. Если бы это была Лена, он бы сдох прямо здесь, у завешенной куцыми ленточками стенки актового зала. Он кивает и бредет следом за девчонками к сцене, где свет получше, и делает несколько пробных кадров. Пока девчонки хихикают и пытаются выбрать позу, Сережа воровато оглядывается. Олег с Леной присоединились к группке ребят у ближайшего к окну стола с едой. Света болтает с Ирой, Ритиной подружкой, а Олег подпирает плечом стенку и цедит что-то из пластикового стаканчика. На Олеге косуха, из которой тот с наступлением тепла вообще не вылезает, — даже с девушкой на танцы в этой кожаной тряпке приперся, идиот. И не важно, что Олегу косуха очень идет. — Слава, мы тут! — окликает одна из девчонок, с русыми волосами, красиво заплетенными в несколько кос. — Сережа, — мрачно поправляет он и едва сдерживается, чтобы не нагрубить девушкам. Те-то, в конце концов, тут при чем? — Ого, ты смотри, кого Ленка притащила, — та, которая назвала его Славой, забывает про позирование и кивает в сторону окна. Чуть смазанная фотография с ее округлившимися глазами выйдет, пожалуй, единственной с искренними эмоциями. — Фу, блин. Это ж Волков. Лучше б одна пришла, — фыркает вторая, мгновенно заслуживая Сережину симпатию. — Твой одноклассник, да? Только не говори ему, что я так сказала, — спохватывается она, обращаясь к Сереже. — Не скажу, — усмехается он. — Да уж, капец. Хотя, блин, — вздыхает первая, — он, конечно, ниче такой. Ну, внешне. — И тупой, — вырывается у Сережи. Он тут же закусывает губу и раздосадованно морщится, потому что, судя по устремившимся на него взглядам, девчонки услышали. — А вы с Ритой реально два сапога пара, — прыскает вторая. — Где она, кстати? Сережа сглатывает негодование. Отличные одноклассницы. — Да с Саидом где-нибудь тусит, — пожимает плечами первая с косами. — Она с этим мудилой больше не водится, — резко вставляет Сережа. — Ой, ты чего это такой злой сразу? — первая улыбается. — Френдзона? — Ничего не френдзона, — Сережа закатывает глаза. — Просто Саид... — ...мудила, — понятливо заканчивает вторая. Сережа кивает. Эта девчонка с красивыми бледно-зелеными глазами нравится ему все больше. — Да ладно, это все знают. Хватит смурным таким быть, праздник же! Меня Алеся зовут. Идем с нами. Алеся, не дождавшись ответа, хватает Сережу за руку и тянет к выходу. Он, решив, что хуже, чем есть, этот вечер все равно не станет, не сопротивляется. Они втроем проходят мимо танцующих посреди зала Олега с Леной, и Сережа ловит Олегов взгляд, выражающий ровно такое же «Какого черта?», которое испытал он сам при виде появившегося откуда ни возьмись одноклассника. В ответ он старается сделать максимально высокомерное лицо. Не одного Олега может захотеть взять за руку девушка — пусть знает! Лена в бордовом платье и таких же туфлях, идеально сочетающихся с каштановыми волосами, кстати, очень красивая. Очень красивая дура, раз пошла на танцы с Олегом. Да кто вообще может захотеть весь вечер тусить в компании этого идиота? «Надеюсь, хоть ее ты не отпиздишь после поцелуя», — зло думает Сережа, выходя в коридор. Они заворачивают в сторону уже закрытой столовки, идут к дальнему подоконнику. В этом закутке — никого. — Опа! — Алеся жестом фокусницы извлекает из сумочки бутылку «Столичной». Вторая девчонка ставит на подоконник пакет апельсинового сока и стопку пластиковых стаканчиков, которые, видимо, прихватила со стола в актовом зале, пока Сережа пытался строить из себя принцессу Диану. — Сережа, поухаживай. Ему в руки перекочевывает бутылка. Он собирается высказаться на тему алкоголя — тем более, такого сомнительного, — но девчонки смотрят с озорными, немного пьяными улыбками, а в центре положительного внимания, как выясняется, находиться достаточно приятно. Сережа с усмешкой мешает водку с соком в два стакана и подает им в руки. — Ну ты чего, и себе наливай, — тянет Алеся. — Не буду же я с тобой трезвым танцевать. Сережа отказался бы — вкус водки ему никогда не нравился, — но вот потанцевать с Алесей кажется перспективой довольно заманчивой. Пускай Олег видит... Изнутри поднимается злое раздражение. «Да при чем тут Олег? — успокаивает себя Сережа. — Дело не только в нем! Должен же я хоть какое-то удовольствие от этого вечера получить». Он наливает себе в той же пропорции, что и девчонкам: меньше — стыдно, больше — страшно, не такой уж великий у него опыт в потреблении спиртного. Они втроем чокаются и отпивают. Горло согревается с выдохом. Алеся с подругой — ту, оказывается, зовут Машей — рассказывают, куда собираются поступать, на что закончили год и про бывших парней, которые козлы и на которых Сережа совсем не похож. Он слушает, кивает и не забывает подливать. Когда от бутылки остается пятая часть, Сережа ловит себя на том, что вовсю рассказывает про маму. Стушевавшись, замолкает. У Маши глаза на мокром месте, Алеся, шмыгая носом, тянет его и подругу в объятия, и они втроем стоят, обнимаются и пошатываются. — Маш, вот ты где! Давай потанцуем! — долговязый парень заглядывает в их закуток. — Только не этот, боже... — шепчет Маша. — Мне надо в туалет! — громко заявляет она и демонстративно проходит мимо парня. Алеся давит смех, косясь на растерянного долговязого, и спрашивает: — Ну, ты приглашать меня собираешься? Сережа хлопает глазами несколько секунд, прежде чем до его притупленного водкой сознания доходит, что обращается она к нему. — А, д-да, — он протягивает ладонь, — пошли? «Школьная пора» слышна из коридора. Они заходят в зал на словах «Через года слышу мамин я голос», и Сережа думает, что это форменное издевательство. Затем цепляет взглядом Олега и понимает, что нет: прижавшиеся друг к другу и покачивающиеся в медляке Олег с Леной — издевательство куда более форменное. Сережа перевешивает фотоаппарат, чтоб удобнее было танцевать, и притягивает к себе Алесю. Она чуть ниже даже на каблуках, с учетом выпитого держится уверенно и ровно, крепкой хваткой опускает ему руки на плечи. Сережа рад бы уделить ей все внимание сейчас и после — она, кажется, классная и неглупая… Вот только Сережа то и дело скашивается на Олега. Раз даже ловит ответный взгляд и неожиданно для себя не отводит глаза. Они пристально глядят друг на друга поверх макушек своих партнерш по танцам. Олег хмурится и типа скалится — или что тот пытается изобразить на лице? — Сережа в ответ ухмыляется. Алкоголь, похоже, придал смелости. Сереже вдруг становится до смешного интересно: что и кому Олег — дурная башка — пытается доказать? С тем все ясно как божий день. Вон, притащился с Ленкой, наверняка пытаясь в очередной раз доказать себе, что мужик и все такое. Смешно, честное слово. Футболку себе пусть еще закажет с надписью «Я не пидор». В своей правоте насчет мотива Олега Сережа еще ни разу не был так твердо уверен. Он улыбается шире: вот дела — кто бы знал, что водка соображать помогает? Овсиенко из колонок тем временем допевает последнее: «Значит, нам домой возвращаться пора», и музыка меняется обратно на тусовочную. Алеся отстраняется и целует его в щеку. Сережа столбенеет, глядит на нее с удивлением и непроизвольно прижимает ладонь к щеке. Чувствует, как лицо и шею начинает заливать румянцем. — Спасибо за танец, — Алеся склоняется в шутливом реверансе. В светло-зеленых глазах ноль кокетства или насмешки, и Сережа чуть расслабляется. — Тебе спасибо, — он старается подхватить ее игривый тон и отвешивает галантный поклон. Олег вдруг смерчем проносится мимо, больно задевает Сережу плечом и вылетает из зала. Алеся провожает того сердитым взглядом, затем направляется к растерянной Лене, застывшей в одиночестве посреди танцпола. Вот придурок! Сережа потирает ушибленное плечо и очень надеется, что девочки сейчас польют Олега дерьмом с ног до головы. Сам он, стараясь не шататься, отходит к стенке и вновь берется за фотоаппарат. Приподнятое настроение возвращается быстро. Сережа фотографирует бурные обсуждения Алеси и Лены, русичку с биологом, ребят у стола и несколько парочек, вероятно, так и не понявших, что медляк закончился. Неплохой все же выпускной. Жаль только, Риты нет. Без нее все равно не то. Олег возвращается быстро — курить ходил, наверное. Сережа ловит профиль в объектив, щелкает. И еще раз. И еще. Олег на него смотрит и крутит пальцем у виска. Это Сережа фотографирует тоже. И как спустя пару минут недовольно выговаривают Олегу Алеся с Леной — что этот балбес, интересно, им ляпнул? И то, каким понурым становится Олег. Сереже весело. Он может хоть весь вечер бесить Олега вспышкой — тот ничегошеньки ему не сделает. Не при учителях и Ритиных подругах. Не при Алесе, которая считает Олега мудаком. И, конечно, не при Лене, благодаря которой тот вообще сюда попал. Как приятно иметь союзников! Пускай и непроизвольных. От злорадства Сережу отвлекает шумная компания, ввалившаяся в зал. Он переводит объектив на предмет смуты. Дагестанцы. Среди них — Саид. У Сережи противно колет в груди, дыхание сбивается. Саид явно очень пьян. Сережа кривится и крепче сжимает фотоаппарат. Сволочь, гнида и урод! Вырвиглазная рубашка, сутулая спина и бесконечно наглая рожа. Сережа сгорает от злости, глядя на Саида. Мразь, ну какая же мразь. И приперся же все-таки. Саид подходит к русичке, улыбается елейно, что-то говорит, обнимается с ней, жмет руку биологу. Сережа замер у стены и, трясясь от ярости, смотрит на это все через окошко видоискателя. Смотрит, как мудак, избивший Риту, радуется жизни. Какого черта?! Он опускает камеру и буравит Саида взглядом исподлобья. Ублюдок не замечает его, продолжает шляться от компании к компании и пожимать руки пацанам. Сережа выдыхает. Как же хочется этого гада, эту суку зарвавшуюся... Отмудохать? Убить нахер? Не важно — лишь бы тот получил по заслугам, ответил за Ритину боль. «Надо хоть раз поступить правильно, — отзывается внутренний голос. — Чтоб самому от себя, слабака малодушного, тошно не было. Оставить позорною трусость». Сережа кивает своим мыслям. Он подойдет и хотя бы выскажет Саиду все, что думает, поднимет шум, уличит эту тварь в содеянном, а дальше — будь что будет. Он делает шаг. Второй, третий — все быстрей и уверенней. Мир сужается до бородатой рожи перед глазами. Еще немного — и тот Сережу, наконец, заметит. Точно заметит, особенно, если Сережа неожиданно бросится на Саида и вырвет тому, допустим, кадык?.. Или... Картинку перед глазами встряхивает: Сережу тянет назад, Саид вместо того, чтоб приближаться, начинает отдаляться. Что за?.. Сережа в растерянности оборачивается и встречается глазами с Олегом, который за шиворот утягивает его назад. — Точно сдохнуть сегодня хочешь, — тихо и зло выплевывает тот, швыряет обратно к стене. — Ты на кого сейчас попер, понимаешь хоть? Разумовский, — Олег смотрит на него, как на дурака. Это бесит. — Ты только попроси — я тя сам пырну и в речку выкину. Не так больно будет. — Отвали, — рычит Сережа. — Голос разума из тебя такой себе. Олег прыскает со смеху не то насмешливо, не то удивленно. — То, что твоя рожа до сих пор на месте, — моя заслуга. Да Алиев тебя сейчас закопал бы. Мозги вообще есть? Или на крайняк инстинкт самосохранения, — Олег щелкает пальцами у Сережи перед лицом. — Если я тебя сегодня не тронул — не значит, что ты бессмертный, Разумовский. — Олег, ты чего это тут? — спрашивает подоспевшая Лена. — А ну, отойди от него! — требует Алеся. Олег отшагивает, продолжая сверлить Сережу хмурым взглядом. — Да я ниче, — тот пожимает плечами. — За жизнь перетерли. — Сереж, все нормально? — Алеся смотрит с участием. — У тебя лицо странное. Иди-ка, может, умойся? Сережа следует совету и выходит в коридор, стараясь особо не смотреть по сторонам. Его потряхивает. Он что, правда хотел полезть на Саида? Блядь. Не хочется признавать, но Олег действительно его спас. Все же водка — зло. Он поднимается на второй этаж в мужской туалет и застывает перед зеркалом. Весь потрепанный, взгляд осоловелый, выражение лица потерянное... «И в кого ты превращаешься, Сережа? Возьми себя в руки». Он умывается ледяной водой, стараясь прогнать туман, окутавший разум. Ворот рубашки и челка намокают. Сережа открывает дверь и замирает. На площадке спиной к нему у самой лестницы стоит, пошатываясь, Саид. Точно, Саид: вот же, идиотская цветастая рубашка и сутулая спина. Воняет табаком. Саид затягивается, дым расползается в стороны. Вокруг — ни души. Понимание прокатывается по телу горячей волной: Саид пьян настолько, что вряд ли обратил внимание, как Сережа вышел из коридора. Он тихо прикрывает дверь и делает первый шаг. Сережа пару секунд не знает, что предпринять, затем перед глазами встает картина: бледная Ритина кожа, изуродованная синяками. «И ничего Саиду за это не будет. Никто не восстановит справедливость», — вкрадчиво напоминает внутренний голос. Это нечестно, неправильно. Сережа останавливается в шаге от Саида, от напряжения даже дыхание задерживает. Ну вот же этот благословенный шанс, так кстати свалившийся прямо в Сережины руки. Руки, руки, руки… Сережа сжимает дрожащие от предвкушения пальцы в кулаки. Это ведь так просто: взять и... Да, проще простого. И правильно. Он резко толкает Саида в спину, навалившись всем весом. Сам чуть не падает следом, но хватается за перила и удерживает равновесие. Саид с коротким изумленным вскриком летит вниз красиво: несколько раз переворачивается, кувыркается. Внизу стукается о бетонный пол со звуком настолько приятным, что Сережа невольно улыбается. После этого наступает благоговейная тишина. Впервые за много дней Сережа чувствует себя действительно хорошо. Спокойно, умиротворенно. Этот момент хочется сохранить в памяти навсегда... Сережа, как в бреду, чуть спускается и фотографирует Саида, распластавшегося по лестничной площадке первого этажа. Лучшее фото сегодняшнего вечера. Лучшее фото из всех, что он когда-либо делал. — Бля, Разумовский, — озадаченно произносят из-за поворота на нижний лестничный пролет. Сережа роняет фотоаппарат — хорошо, что тот висит на шее, — сердце пропускает удар. Ну все, он пропал! Спалили. Пиздец. Он поворачивает голову и встречается глазами с Олегом. Тот стоит в паре метров от Саида, запрокинув голову, с абсолютным охереванием на лице. — Это что?.. Ты его? К горлу подкатывает тошнота, низ живота скручивает от паники, а язык будто распухает. Блядь. Блядь, блядь, блядь! Так не должно было быть, нет. Сережа, не до конца осознавая произошедшее, разворачивается и забегает обратно на этаж. Главное — свалить, остальное потом. Он со всем разберется, все будет в порядке. Через лестничную клетку на противоположном конце коридора Сережа спускается и, притормозив перед охраной, выходит на улицу. До «Радуги» он бежит не останавливаясь.