Поцелуй, ожог и свитер

— Стремаешься? Сережа вскидывает голову и ловит Олегов взгляд — в карих глазах нет издевки. Он пожимает плечами и срывает торчащую у края бетонной плиты травинку. Он не боится, нет. И уж точно не собирается идти на попятную, когда они наконец определились с местом, где удобнее подбросить Шамилю наркоту. Сережа не сомневается: все пройдет гладко, но что-то в груди все равно с самого утра стянуто в тугой узел — тяжелый и неприятный. Бесконечные «А если?» лезут в голову, сбивают настрой. — Да не, просто… — Сережа растерянно трет травинку между пальцами, пытаясь собраться с мыслями, затем с досадой швыряет ее в воду. — Чуть-чуть, — нехотя признается он и кладет подбородок на колени. Олег подходит ближе, и Сережа сдвигается в сторону, позволяя тому сесть рядом на край бетонной плиты. Вокруг тихо, ни души — только щебет птиц да шелест высокой травы и листвы на деревьях. Олег не согласился обсуждать дело на крыше, потащил к Полежаевскому парку и успокоился, только когда они засели на диком берегу Дудергофского пруда. Сережа, разумеется, не против — осторожность не помешает, — но Олег с вечера среды, как только Сережа принес наркоту, ходит мрачнее тучи и молчит. Это сильно нервирует. Он почти жалеет, что рассказал о своих планах на Шамиля, лучше б уж действительно все сам сделал. Вот только правда в том, что без Олега, вероятно, хрен бы он узнал, что Шамиль по пятницам ходит в общественный бассейн. Раздевалка — идеальное место: нет камер и обувь без присмотра под лавками. Про кроссы тоже Олег подсказал, заверив, что менты при шмоне по наводке часто обувь проверяют. Сережа давит вздох и срывает еще одну травинку, накручивает на палец. Он прекрасно понимает, что сильно рискует: если попадется с наркотой на руках, с поступлением в МГУ можно смело прощаться. Но ведь вероятность, что его поймают, ничтожно мала. С чего бы вдруг? Его за всю жизнь ни разу менты на улице не тормозили, не обыскивали. Нужно лишь вести себя спокойно, максимально естественно, и все будет в порядке. Олег зря их обоих так сильно накручивает. — Мы разделим по грамму, — произносит Олег после долгого молчания. — Если сцапают — хотя бы за хранение не предъявят. Пойдем по отдельности, встретимся в бассике, в толчке. Отдашь мне свою часть и будешь стоять на стреме, а я выжду удобный момент и заложу ему в кроссы. Сережа косится на того с подозрением. Олег вообще в этом участвовать не хотел — почему передумал да еще и сам вызывается все сделать? — Если ты решил меня кинуть и выбросить наркотики… — Если б я собирался это сделать, — перебивает Олег, — то избавился бы от дури еще в среду. Но смысл? Ты достанешь новую. Лучше быстрее покончить с этим. Сережа не уверен, что стал бы снова просить наркотики у Алексея: перспектива так крупно задолжать почти незнакомому человеку абсолютно не радует. Но Олегу знать об этом, разумеется, не обязательно, поэтому Сережа лишь кивает и упирается взглядом в темную гладь воды. Он и сам хочет поскорее с этим разобраться. Заставлять подонков платить по счетам — невероятно приятное чувство. Наверное, одно из самых потрясающих за Сережину жизнь. Но какая-то его часть все это время постоянно напряжена до предела, измотана страхом и сомнениями, а периодически накатывающая паранойя вопит, что их непременно поймают либо даги, либо менты. «Потому что ты позволяешь слабости взять верх, — осуждает внутренний голос. — Перестань бояться каждого смелого шага и воспари!» Легко сказать. Сережа крепче обхватывает колени. Он точно знает, что риск оправдан, ведь на одной чаше весов — возмездие и торжество справедливости. Однако на второй — не только его будущее, но и мамино. И Ритино, если вдруг даги узнают, что все это связано. — Я помогу, но с одним условием, — неожиданно продолжает Олег. — Опять условия? — Сережа вскидывается. — Помнится, уговор был только на одно, и ты его уже выставил, — он невесело усмехается. — Что, мне теперь весь год перед вами с Владом дверь придерживать? Или обеды вам отдавать? «А я тебе говорил, предупреждал. Чем больше ты будешь ему позволять — тем сильнее он оборзеет». — Разумовский, я не шучу, — рявкает Олег, и Сережа вздрагивает. — Послушай меня, а, — тот понижает голос. — Мы сегодня заканчиваем с Шамилем, и все, больше ты наркоту в руки не берешь. Даже если что-то пойдет не так и провалится твой план — мы придумываем что-то другое, не связанное с этим дерьмом. Ты меня понял? — Олег смотрит пристально, взгляд серьезный, тяжелый. Сережа поджимает губы и кивает, интуитивно понимая, что лучше не спорить. — Пообещай мне. «Кем он возомнил себя — требовать с тебя обещания?!» Сережа хмурится и сжимает пальцы в кулаки. У Олега в самом деле нет на это абсолютно никакого права. Если он позволит тому лезть в его жизнь, кто знает, во что это выльется. Саид тоже поначалу брал с Риты безобидные обещания, запрещал по мелочам, а потом вот к чему все привело. Он уже собирается напомнить, что то, чем он занимается, вообще-то Олега не касается, но тот вмиг словно теряет весь запал и продолжает еще тише: — Для тебя все это так, хуйня: способ проучить Шамиля. Ты, блядь, даже не понимаешь, какое опасное дерьмо эти наркотики. — А ты понимаешь, — с наигранной серьезностью подхватывает Сережа, — прям эксперт, да? Какого черта Олег тут из себя строит? Поумничать вдруг решил, жизни его поучить? Бесит. — Да, бля, понимаю. Прикинь? — снова рычит тот и тут же отворачивается, несколько секунд молчит, прежде чем продолжить: — Артема из параллели помнишь? Он после девятого в колледж ушел еще. Как же не помнить — один из дружков Олега с Владом, тоже Сережу в средней школе задирал, хоть и по мелочи. Он всех их помнит и вряд ли однажды забудет. — Ну? — Сторчался. — Сережа едва сдерживает усмешку. Вот это новость. Да он и без Олега знает, что вся Владова шпана кончит в подворотне или в тюрячке. — А началось все с безобидной дури на вписке, друган Теминого брата принес угостить. Темыч стал часто с братом зависать, и там этого добра, видимо, навалом было. Он постоянно рассказывал всякий угар, а мы, идиоты, завидовали. Олег замолкает и буравит взглядом край плиты. Сережа нетерпеливо дергает плечом. — И? — Что «и»? Потом стал пробовать дурь посерьезнее, — Олег поворачивает голову и ловит Сережин взгляд. — А в один момент друган брата перестал угощать их бесплатно, и пришлось искать деньги, потому что конкретно подсели. В том году он сказал нам, что пытается слезть, но не может, срывается. Они с братом обчистили собственную хату. Когда родаки узнали — выгнали старшего, а Темыча пробовали лечить, но бля, — Олег морщится и рваным движением взъерошивает волосы на затылке. — Не вышло, короче, ничего. Вся семья пиздец страдала. Они переехали куда-то в начале весны, так что без понятия, чем оно кончилось, но, думаю, дерьмово все. Олег замолкает и смотрит внимательно. Сережа зябко ведет плечами и непроизвольно растирает покрывшиеся мурашками предплечья. Да, история не фонтан, неприятная. Но Сережа же не дебил наркотики пробовать. Он собирается напомнить: нечего Олегу его по своим дружкам мерить, но слова застывают на языке. У Олега взгляд серьезный и тоскливый — сразу видно, все это задело глубоко, въелось под кожу. Олег не понтуется житейской мудростью, а искренне беспокоится. Беспокоится за него. И все эти два дня ходит такой не потому, что боится ментам попасться, а… Осознание, что Олегу действительно есть до Сережи дело, бьет под дых, вышибает воздух из легких. Что-то тугое резко ухает в низ живота и растекается по телу теплой волной. Горло перехватывает спазмом, и на мгновение Сережа пугается, что у него сейчас выступят слезы. Накрывает чем-то большим и ужасающе сильным, от чего сердце бьется как сумасшедшее и покалывает в кончиках пальцев. Сережа сжимает руки в кулаки и спешно отворачивается, неуверенный, что справится с эмоциями на лице. Потрясающе приятно, Сереже хочется, чтобы момент длился вечность. Но вместе с этим — страшно, потому что собственные реакции и эмоции кажутся слишком неправильными: неуправляемыми, вводящими в ступор, переворачивающими мир вверх тормашками. Так не должно быть, это же ненормально, чтобы кто-либо заставлял чувствовать все это. «Это слабость. Слабость, слабость, слабость! Неужели ты не понимаешь? Ты ведь…» — …ты вообще слышишь меня? Сережа вздрагивает, чувствуя, как Олег касается плеча, и оборачивается. — Слышу, — растерянно отзывается он и поднимается с плиты. — Я понял, Олег. Хорошо, — Сережа дергает головой в попытке стряхнуть оцепенение, косится на солнце и облегченно выдыхает, понимая, что им действительно пора. — Давай уже выдвигаться. Чертов зип-пакет будто жжется через карман. Кажется, что на Сережу пялится вся улица: мать с коляской, молодая парочка и мутный мужик у ларька. Бассейн уже рядом — надо лишь зайти во дворы, а затем перейти дорогу. Абсолютно ничего сложного. «Тебя хоть раз проверяли на улице? То-то и оно, не дрейфь», — шелестит внутренний голос. Сережа согласен, но сердце все равно бешено колотится, дыхание выровнять не получается. А если именно в этот раз проверят? Патлатый парень в драных шмотках — что может быть подозрительней? И стоят ли риски своего? Шамиль — хоть и мудак, но всего лишь попавший под дурное влияние сынок правильных родителей. «Заткнись и иди вперед, тряпка». Сережа идет. Сворачивает во дворы, запрыгивает на тротуар и чуть не разворачивается прочь, когда видит, как со стороны дороги во двор заезжает ментовский «жигуль». «Не дергайся, придурок, — рявкает внутренний голос и тут же продолжает мягче: — Иди вперед, просто иди куда шел». Менты на передних о чем-то болтают, водитель высунул локоть из окна. Сережа видит их мельком: смотреть в ту сторону так страшно, что в краешках глаз скапливаются слезы. Пройти мимо. Просто пройти. Когда он разминается с машиной, то не выдерживает и рвано отшагивает в сторону прямо на ходу. Тут же ругает себя: хоть бы не обратили внимания! За стуком собственного сердца не слышно, о чем разговаривают менты. Шаг, два — и вот «жигуль» оказывается за спиной. Сережа выдыхает и изо всех сил сдерживает желание ускориться. Дойти до бассейна, подняться в туалет на втором этаже и отдать наркоту Олегу. Дойти до бассейна, подняться в... За спиной хлопает дверца машины. Сережа резко сворачивает ко входу в ближайшую парадную и плюхается на облезлую лавку. Мент, вылезший из машины, направляется прямиком к нему. Пока того не видно из-за кустов, Сережа, на автомате следуя инструкции Олега, молниеносно вытаскивает пакетик из кармана, заводит руку за спину и откидывает тот как можно дальше в траву. Надеется, что не попал в проплешину в газоне. — Парень, — мент подходит ближе и останавливается напротив. Сердце пропускает удар, в горле встает ком. — Чего дерганый такой? Сережа умоляет небеса, чтобы наркота упала в траву. — Я-я, — выдавливает он, — д-девушку жду, — он машет рукой в сторону парадной. — Нервы. Мент подозрительно щурится и медленно оглядывает его с головы до ног. Как-то даже демонстративно. Сережа поднимается со скамейки и складывает руки на груди, чтобы скрыть дрожащие пальцы. — Давай-ка документы, молодой человек, — требует мент. — Нет у меня документов, — выдавливает Сережа. — Говорю же, к девушке пришел, зачем с собой таскать? Мент внезапно усмехается. Сережу эта наглая физиономия раздражает, но он продолжает кривить улыбку. — Что ж ты, — хмыкает тот, — к девушке без цветов? «Не твое собачье дело», — думает он, а сам пожимает плечами. — Давай карманы тогда выворачивай. Сережа делает, как велят. Мятую пятидесятирублевую купюру он придерживает, а вот ополовиненная упаковка жвачки выпадает на землю. Мент лениво переводит на нее взгляд, и Сереже едва хватает сил не обернуться, чтобы проверить, не видно ли в траве его зип-пакет. — Ладно, парень. Теперь сплюнь. «Разве что ему на ботинок», — огрызается внутренний голос. Сережа вопросительно поднимает брови и переминается с ноги на ногу. Мент раздраженно клацает языком. — На землю, говорю, плюй, — приказывает тот. Сережа скапливает слюну и осторожно плюет. Мент зачем-то рассматривает плевок и дергает плечом. — Ладно, — недовольно тянет тот. — Гуляй давай. Но в следующий раз документы чтоб с собой таскал. Это тебе повезло — я сегодня добрый. — С-спасибо, — выпаливает Сережа и чувствует, как от облегчения подкашиваются колени. «Сказочное великодушие, — шипит внутренний голос. — Вот же мразь». Сереже не до этого. Ему бы сейчас справиться с лицом и подкашивающимися от страха ногами. — Угу, — мент наконец разворачивается и идет обратно к машине. Хлопает дверца. Когда «жигуль» выезжает в соседний двор, Сережа быстро сцапывает пакетик — хорошо, что увидел сразу, но, черт, так ведь и мент мог увидеть — и быстрым шагом идет дальше. Руки все еще дрожат, когда Сережа взбегает по лестнице общественного бассейна и входит в туалет. — Олег? — зовет тихо. Дверца крайней к стене кабинки отворяется. Сережа проскальзывает внутрь и открывает было рот, но Олег шикает. В кабинке так пахнет табаком, будто Олег тут полпачки выкурил. Тот молча забирает у него пакетик и пересыпает туда амфетамин из своего, смастеренного из слюдяной упаковки от сигарет. Затем хлопает по плечу и выскальзывает за дверь. Сережу накрывает осознанием: они действительно делают это. А его буквально сейчас чуть не спалили менты. Что-то еще может пойти не так, и тогда Олег... «Да какая разница? Наркота уже не у тебя на руках». Сережа несогласно хмурится: разница есть. Олег вообще в этом участвовать не хотел, и, если того сцапают из-за Сережи, — дело дрянь. «Не драматизируй. Ты его насильно не заставлял». Тоже верно. Ладно, пора. Сережа в последний раз вдыхает пропахший табаком воздух полной грудью и выходит из кабинки. Смотрит на Олега в конце коридора, коротко кивает, и Олег сразу же скрывается за дверью раздевалки. Сережа неспешно подходит к месту, где тот только что стоял, останавливается у двери и делает вид, что завязывает шнурки. Его задача — не пустить никого внутрь, пока Олег возится с наркотой. Хочется верить, что повезло и никого уже не было в раздевалке на момент, когда тот зашел. С лестницы доносятся шаги и смех — слава богу, женский. Сережа в панике тянет за шнурок, чтобы обеспечить правдоподобность. Начинает медленно завязывать бантик, когда две девчонки появляются в коридоре и проходят мимо, к своей раздевалке. Кровь стучит набатом в висках, во рту до противного сухо. На секунду кажется, что Сережу сейчас вывернет прямо на собственные кроссы. «Расслабься, — мягко шепчет внутренний голос, — все в порядке». Как ни странно, это помогает. Сережа выпрямляется, делает несколько глубоких вздохов и заставляет себя немного успокоиться. Олег выходит спустя долбаную бесконечность. Сережа едва успевает отскочить от открывающейся наружу двери и сталкивается с округлившимися, совершенно невменяемыми карими глазами. Тем не менее, тот бросает четкое: — Пошли. Они молча пересекают коридор и спускаются по пожарной лестнице. До Сережи запоздало доходит: уйти надо было по отдельности, как запланировали. Но, видимо, не один он тут напуган до дрожи в коленях. — Стой, — шепчет он спустившемуся первым Олегу. — Сюда иди. Они забиваются под лестничный пролет. С улицы их не видно из-за удачно расположенных кустов. Повезло. Господи, как сильно им повезло! Сережа застывает, неожиданно понимая, сколько идиотских дыр было в их плане, как многое могло пойти не так и выйти боком. И он в самом деле на это решился? Безумие, чистое безумие. «Но все получилось! — недовольно протестует внутренний голос. — Ты почти закончил, осталась самая малость». Да, получилось. Невероятно. Сережа прикрывает глаза и сухо сглатывает. — Надо ментам звонить, — Олег кивает головой в сторону дороги, предлагая продолжить путь. — Ты себя видел? — возражает он. — Сначала нужно успокоиться. Тот недовольно цыкает, но не возражает, шумно выдыхает и приваливается спиной к стене. Олегу приходится немного пригнуть голову: в полный рост под пролетом не помещается. Две минуты — отдышаться и прийти в себя — ничего не решат. Сережа тоже хочет привалиться к стене, но тормозит в последний момент — больно брезгливо. Стена желтая, поросшая мхом снизу и вся в каких-то разводах. Он ловит пристальный взгляд: Олег со сложным выражением лица буравит его глазами и вдруг тянет за плечо, вероятно, собираясь прислонить к себе. Сережа упирается: еще чего выдумал, нормальный вообще? — Со стороны бассика дед зашел, — хрипло выдыхает Олег, — пиздец я струхнул. «Испугался, надо же», — думает с нервным смешком. Сережу пробирает непонятно откуда взявшейся нежностью, и он все же позволяет утянуть себя вперед, развернуть и прижать спиной к груди Олега. — Он тебя видел? — спрашивает Сережа, прочистив горло. — А? А, да, но я футболку через голову снял и отвернулся. Лица не видел. — Хорошо. Олег жаркий, как чертова печка. Сердце у того так в Сережину спину бахает, что он перестает обращать внимание на собственное, тоже заходящееся в бешеной скачке. Олег обнимает его руками за корпус и утыкается носом в волосы на затылке. Дышит глубоко, медленно. Сам Сережа не может сделать полный вдох то ли со страху, то ли из-за Олега, вдруг решившего пообниматься. Он не знает, куда деть руки и, подумав, цепляется за скрещенные на его груди Олеговы предплечья. Старается подстроиться под чужое дыхание, и через несколько попыток у него даже выходит. В плотном кольце из Олеговых рук тепло и спокойно. Хорошо. Сереже кажется, он простоял бы так целую вечность, но нужно уходить. — Ну все, — шепчет он спустя несколько минут. — Пора идти. В общей на удивление оживленно. Сережа занимает излюбленное — и стратегически удобное — место в углу на диване, утыкается в книгу и периодически посматривает в виднеющийся в проходе коридор. Олег должен вернуться с тренировки в ближайшие полчаса. Если повезет — с новостями. Сережа делает глубокий вдох и перечитывает абзац в третий раз, пытаясь сосредоточиться, хотя понимает: никакого толку от тупого созерцания страниц сейчас не будет — лучше бы взял с собой какую-нибудь простенькую литературу, а не учебник. С пятницы все мысли только об одном, от нетерпения он уже расчесал себе предплечья и искусал губы до крови. Ожидание ужасно, и Сережа уверен: если Олег вернется с пустыми руками, то пиздец, он в таком напряжении еще день не выдержит. Вчера было проще: с утра смена, потом прогулка с Алексеем в районе Адмиралтейской, музей-квартира Пушкина и визит в торговый центр. Последнее случилось неожиданно: Сережа жаловался на затыки в геометрии, и Алексей предложил ознакомиться с парой книжек, которые в свое время посоветовал друг, учившийся на препода по информатике. — Развивает логику и навыки эвристического мышления, — сказал Алексей. Книги стоили дорого. Сережа не собирался покупать все три, но, когда Алексей вызвался оплатить, у него не осталось выбора: ударять лицом в грязь он не собирался. Хочется верить, что это действительно поможет в учебе. — Я предложил заплатить не потому что думаю, мол, это тебе не по карману, — спокойно заметил Алексей, когда они вышли из книжного и двинулись в сторону ресторанного дворика, — а потому что хотел сделать тебе приятно. И только. Извини, если задел твою гордость, — с улыбкой добавил тот. Это было так внезапно и лестно, что Сережа не сразу нашелся с ответом — лишь неловко пожал плечами. Сейчас, сверля взглядом страницы новенького пособия «Как решать задачу», Сереже хочется вернуться назад во времени и отвесить себе подзатыльник: надо было позволить Алексею заплатить, раз тот сам этого хотел. В конце концов, деньги пригодятся в следующем году на репетитора, если Сережа самостоятельно не осилит подготовку к вступительным. — Привет, Разумовский. — Он вздрагивает и вскидывает голову, встречаясь взглядом с Настей с косичками. Она широко улыбается и плюхается рядом на диван. — Как жизнь? Сережа скептически приподнимает бровь. Ну, хоть не бесячее до чертиков «Что делаешь?», и на том спасибо. — Нормально, — сухо отзывается он и смотрит на Настю красноречивым взглядом, без слов призывая отбросить прелюдии и перейти к сути. Не то чтобы он по-прежнему считает ее круглой дурой, с которой не о чем поговорить, — просто сейчас откровенно не до этого. — Да с Риткой с утра созванивались, — Настя понятливо хмыкает. — Переживает за тебя. Попросила присмотреть, чтоб ты «не вляпался во всякое», — она изображает в воздухе кавычки и откидывается на спинку дивана. — Ну бля, ты ж мальчик уже почти взрослый, нянька тебе не нужна, поэтому я решила, вот, поговорить напрямую. Сережа напряженно косится сперва на Настю, затем в коридор. Сжимает учебник в руках и сразу же спохватывается, заставляет себя расслабиться. Повезло еще, что Рита говорила с этой Настей, а не с Беловой — та могла Рите про разговор о наркоте взболтнуть. — Чего это она? — как можно небрежнее тянет он. — Я ей поводов для беспокойства вроде не давал. — Без понятия, — Настя отмахивается и прикрывает ладонью зевок. — Ритка любит «мамочку» врубать, сам знаешь. Но если ты реально чет там мутишь опасное, то завязывай, — она переводит на него посерьезневший взгляд. — Ритке на учебе и этих ее модельных штуках сосредоточиться нужно, а не о тебе стрематься. Пусть сидит в своей Москве на жопе ровно и не парится. Сережа хмурится. — Да ничего я не мучу. Нормально все, я ж сказал. — О’кей, — Настя разводит руками и встает с дивана. — Я свое дело сделала, моя совесть чиста, остальное — на тебе, Разумовский. — Она собирается развернуться, но тормозит и шумно втягивает носом воздух. — Слушай, это L’Occitane? От тебя, что ли? — А ты откуда знаешь? — вырывается прежде, чем Сережа успевает подумать. — Да это ж их новый аромат, я за лето раз сто уже к ним забегала понюхать, — Настя смотрит на него во все глаза. — Ты что, духи себе купил? — Не духи, а парфюмированный гель для душа, — машинально поправляет он и недовольно поджимает губы. Господи, ну ей-то какое дело? — А деньги откуда взял? Они ж стоят дохуища. На секунду к горлу подкатывает волна липкого страха. Сообщать, что гель — и кое-что еще по мелочи — ему купил Алексей, Сережа, разумеется, не собирается. Это вышло спонтанно: они проходили мимо магазина, Сережа завис, кажется, только на пару секунд, потому что пахло просто потрясающе, и вот уже Алексей утянул его внутрь, вместе с консультантом наблюдал, как Сережа нюхает то один пузырек, то другой. — Я, вообще-то, работаю и могу себе позволить хоть что-то из нормальных вещей, нет? — огрызается Сережа. В этом магазине все вправду стоит баснословно дорого, Сережа в жизни не решился бы потратить столько денег на несчастный гель для душа. Не решился бы — но всегда хотел до безумия. Алексей, видимо, прочел все по глазам: заявил, что сам оплатит покупку, и в этот раз не принял отказа. Откровенно говоря, Сережа не шибко настаивал, потому что желание впервые в жизни помыться не куском вонючего мыла, а ароматным гелем перевесило все остальное. — Ну ты даешь, Разумовский, — Настя качает головой и усмехается. — Завидую, че. Пахнет, конечно, охуенно, — с мечтательным вздохом добавляет она. — Спасибо, — неловко отзывается он и, не придумав ничего лучше, раскрывает книгу и читает первую попавшуюся строку. Слава богу, больше с разговорами Настя не лезет — молча уходит из общей, и Сережа облегченно выдыхает. Он поднимает голову и видит прислонившегося к дверному косяку Олега. Наконец-то. Сережа едва не срывается с места. Олег обводит взглядом многолюдную общую, выпрямляется и скрывается в коридоре. Сережа выжидает пару минут и выходит следом, поднимается на верхний этаж и вылезает через окно на пролет пожарной лестницы, где уже курит Олег. — Ну что? — с ходу выпаливает он. Олег выдыхает дым и разворачивается к Сереже всем корпусом. — В порядке все, — тихо заверяет тот. — Получилось. — Кажется, металлическая площадка уходит из-под ног. Сережа резко втягивает носом воздух и не может перестать тупо таращиться на Олега. — Пацаны всю треню только и говорили об этом: менты нагрянули, когда Шамиль еще в бассике был, и нашли наркоту. Шумиха поднялась знатная, — Олег довольно дергает уголком губ в полуулыбке. — Его вроде отмазали, щас дома сидит. — Ну, еще бы, — Сережа нервно усмехается. — Готов поспорить, родители еще долго эту мразь не выпустят. Олег делает очередную глубокую затяжку, затем смотрит на Сережу прямо и серьезно. — Все, ты доволен? Оба получили по заслугам. Сережа отстраненно кивает. «Оба получили по заслугам», — медленно повторяет он про себя, смакуя каждое слово. Сначала Саид, потом двое подпевал-уебков — Сережа наказал всех троих за то, что те посмели сделать с Ритой. И за то, что эти оборзевшие суки в принципе считают, якобы им все дозволено. Он доказал, что это ни черта не так. По телу разливается горячая волна эйфории. Сережа прикрывает глаза и улыбается. Его нещадно колотило позавчера, когда он звонил в милицию с ближайшего к бассейну таксофона и рассказывал, как некий дагестанец с красным рюкзаком и кроссами Adidas только что пытался толкнуть ему дурь в мужской раздевалке. Колени тряслись, пальцы дрожали и судорожно стискивали пластиковый корпус телефонной трубки. Олег даже положил ему руку на плечо и легонько сжал, призывая успокоиться. Слава богу, голос почти не подвел, прозвучало правдоподобно. А сейчас — все, готово. Получилось, и можно выдохнуть, расслабиться. Это так удивительно и потрясающе, что даже не верится. «А ты поверь! — торжествующе восклицает внутренний голос. — Правосудие свершилось — настоящее, наше, а не жалкая пародия, которую вершит коррумпированная система. Чувствуешь, каково это: когда тебе под силу на что-то повлиять, заставить платить по счетам? Это называется свобода». Две сильные руки опускаются ему на плечи, властно, крепко сжимают, и Сережа дергается, понимая, что Олег стоит перед ним, а за спиной — окно. Неужели их кто-то?.. Он распахивает глаза, резко оборачивается, но позади никого нет. Сердце пропускает удар. Но ведь он чувствовал руки, точно чувствовал! Не может такого быть. Это же ненормально, так не… Он быстро косится на Олега, представляя, как, должно быть, странно выглядел со стороны. Тот точно подумал, что он шизанутый. Олег смотрит со сложным лицом, хмурится. Блядь. Сережа сухо сглатывает и морщится от накатившей тошноты. И как это объяснить? А если ему, к примеру, просто показалось, что кто-то лезет к ним на лестницу? — Слушай, — неуверенно тянет Олег и сразу замолкает. Тушит бычок о перила, щелчком выбрасывает в кусты и взлохмачивает себе волосы на затылке. Сережа до боли в пальцах впивается в края учебника и ждет. В мыслях одна отговорка сменяет другую, и все они кажутся неправдоподобными. — А пойдем, может, прогуляемся? — Олег неловко усмехается. — Ну, мы ж типа такой замут закончили. Отметить нужно, все дела. Сережа пораженно выдыхает. И только? — Ну, давай, — с облегчением выдает он, передергивает плечами и коротко улыбается. Сердце все еще колотится как бешеное. — Да? — Олег сразу в лице меняется, весь подбирается, делает бессмысленный шаг в сторону и тут же возвращается на место. — А куда? Есть предпочтения? — Куда хочешь, — отмахивается Сережа. — Тогда прям щас идем? Так. Сережа подвисает. Это что, Олег позвал на типа-свидание, а он согласился? Вот черт. Сережа закусывает щеку изнутри, не понимая, что думать. С одной стороны, приятно, а с другой — он не рассчитывал ходить с Олегом, ну, прям на настоящие свидания. Они ведь о другом договаривались, разве нет? Какого хрена Олег творит? Тот выжидающе смотрит, и Сережа отводит глаза. — Мне книгу закинуть нужно, — скомканно бросает он. — Супер, — выдает Олег, видимо, совершенно не считав между строк Сережино замешательство. — Тогда встречаемся у ворот? Олег забирается в окно первым, а Сережа еще несколько минут стоит один на лестнице и озадаченно смотрит вниз, на кусты. Все это максимально странно. Он вышагивает по левую руку от Олега и лихорадочно пытается придумать, о чем им говорить. В метро было проще — молчали всю дорогу, — хотя тоже немного неловко. В понедельник Олег вызвался пойти с ним в библиотеку, а сегодня — вот это. Совсем не похоже на их изначальный договор с тайными обжиманиями и совместной дрочкой. Сережа задумчиво покусывает нижнюю губу и косится на Олега. Он не отказался бы снова посидеть с тем на крыше или целоваться за гаражами, но это... — Почему мы идем именно в Летний сад? Олег удивленно вскидывает брови и притормаживает. — А ты туда не хочешь? — растерянно спрашивает тот. — Да нет, — Сережа пожимает плечами и продолжает идти, — просто интересно, почему туда. — А. Ну, я подумал, тебе такое должно понравиться. На экскурсии рассказывали, что это какой-то очень значимый памятник, — Олег нагоняет его, сует руки в карманы джинсов. — Ты ведь любишь такое. — На Фонтанке каждое второе здание — культурный памятник, если ты не в курсе, — хмыкает Сережа, пряча улыбку. Неуклюжие откровения Олега почему-то звучат довольно мило. — Все эти дворцы на набережной, сады, дома музыкантов и писателей. — Олег многозначительно угукает, и Сережа пораженно цокает языком. — Ты серьезно знаешь только Летний сад? На Фонтанке же столько всего. Олег пинает попавшийся под ноги камушек и дергает плечом. — «Чижика-Пыжика» знаю: мы там неподалеку частенько бухали. А еще лазили к самому «Чижику», чтоб мелочь собрать. — Олег посмеивается, затем глядит на Сережу и поджимает губы. — Ты ожидал услышать другой ответ. — Да уж, — Сережа коротко усмехается. — Мне всегда было интересно, что за болваны тырят у памятника монеты. Надеюсь, ты хоть в саму Фонтанку не нырял? На дне-то их побольше будет. — Я — нет, а вот Леха однажды пробовал. — Значит, — Сережа лукаво улыбается, — твой случай не патовый, а просто запущенный. Олег смеется. — Звучит как комплимент. Можешь рассказать мне побольше о здешних памятниках, и тогда переведем меня в разряд «подающий небольшие надежды». Они прыскают со смеху, а потом Сережа действительно начинает рассказывать: про Летний сад, про Шуваловский дворец и Михайловский замок, про Ахматову и Достоевского и о том, какой разной представляется эта набережная в их творчестве. Олег слушает, иногда кивает, иногда смешливо хмыкает, то и дело бросает на Сережу внимательные взгляды. Затем вдруг тормозит у входа в Летний сад и смотрит неожиданно хмуро. — Сереж, где ты достал наркоту? — тихо и серьезно спрашивает тот. — Кто тебе ее дал? Он озадаченно моргает, застигнутый врасплох внезапной сменой темы. Настроение резко портится. — Какая тебе разница? — наконец выдавливает из себя Сережа. — Ну дал и дал — ты этого человека даже не знаешь. — А ты его откуда знаешь? — не унимается Олег. — Да блин, мало ли откуда, — огрызается Сережа. Ну нормально же гуляли. Какого черта Олег начинает? Раздражает. — У меня что, по-твоему, никаких знакомых вне школы и «Радуги» не может быть? — Да на хуй таких знакомых, Разумовский, — заводится Олег, чуть повышая голос. — Слушай, я вот просто на сто процентов уверен, что ничего хорошего от людей, которые имеют дело с дурью, не жди — одни проблемы. Оно тебе надо? — Господи, Олег, ну что ты заладил, а? Я же сказал: больше никакой наркоты. Не интересует она меня, чисто для дела была нужна, — Сережа прикрывает глаза и втягивает носом воздух, пытаясь унять раздражение. — Я уже понял, что попасть еще как можно. Так что заканчивай, лады? «Лады». Сережа мысленно стукает себя по лбу. Еще и понахватался от Олега всякой дряни. Олег насупливается, открывает рот, но тут же закрывает и несколько секунд напряженно молчит. Затем говорит: — Лады. — Вот и хорошо. Пошли, я хочу пройти все фонтаны, а потом к Карпиеву, — решает Сережа. — И ни слова больше об этом. Если Олег надумал испортить ему прогулку, то он и один может сходить. Тому вообще повезло, что Сережа куда-то пойти согласился. Будто у него дел других нет, кроме как с Олегом по паркам таскаться. — Да понял я, — вздыхает тот. — Просто, бля... — они заходят на территорию сада. Сережа залипает на шахматную клетку на дне ближайшего фонтана. — Тебе ж нельзя так рисковать, — наконец выдавливает Олег. — Я, кажется, просил прекратить, — резко напоминает он. — И перестань считать меня слабаком. Ты сам не меньше испугался. — Не в этом дело, — Олег мотает головой. — Я с самого начала и не скрывал, что стремаюсь. Но мне по выпуску только армейка светит, а потом — не знаю даже. А у тебя... Нельзя тебе подставляться. Ты ж пиздец умный. В институт пойдешь, человеком станешь. Маму из больнички вытащишь. Прикинь, все это разом навернуть? Сережа растерянно моргает. Вот это Олег выдал. То есть он и так знал, что способен на вещи, до которых детдомовским — как до звезд. Но чтоб кто-то, кроме него самого, так считал? Да еще и Олег? — Раньше ты так не думал, — тихо замечает он. — Думал, — тот пожимает плечами. — Просто раньше ты бесил страшно. Неприятно, знаешь ли, придурком себя ощущать на твоем фоне. Они минуют статуи и доходят до второго фонтана. — Ясно, — тянет Сережа и присаживается на фонтанный парапет. На Сережу тут же неодобрительно косятся две проходящие мимо пожилые дамы. Одно дело — знать, что тебе завидуют и поэтому издеваются. Совсем другое — когда в этом вот так просто признаются. Олег опускается рядом. — Чего залип? — фыркает тот и брызгает в него водой из фонтана. — Эй! — Сережа не может сдержать улыбку. Настроение внезапно улучшается, и почему-то пробивает на смешок. Он брызгается в ответ, Олег неправдоподобно изображает испуг, но в долгу не остается. На прохожих Сережа перестает обращать внимание. Изрядно промокший и задыхающийся от смеха, он думает о том, что творит, только когда обнаруживает себя давящим Олегу, склонившемуся над водой, на затылок. Тот ему явно поддается: позволяет лбу коснуться воды, а затем скидывает с себя руки, выпрямляется и, как пес, трясет головой с таким энтузиазмом, что Сереже на лицо попадают капли с намокшей челки. Он морщится и вытирает щеки ладонями. — Ну, хватит, — фыркает недовольно, стараясь скорчить серьезную мину. — Это ты — «хватит»! — смешливо парирует Олег. — Пошли отсюда, пока хоть что-то сухим осталось. — Дальше пруд, — напоминает Сережа и старается собрать растрепавшийся хвост в подобие приличной прически. — Берегись. — Ты не посмеешь, — в поддельном ужасе выдыхает Олег. — О, еще как, — довольно улыбается он. Олег улыбается в ответ — просто и открыто. У Олега безумно красивая улыбка и добрые глаза, когда тот смотрит вот так, расслабленно, со смесью теплоты и веселья. Сережа невольно подвисает. Потом запоздало осознает, что пялится, и резко отводит взгляд, еще раз перевязывает хвост. Прогулка вышла не такой уж и отстойной. И да, возможно, это примерно то, чего Сереже и хотелось, когда Олег только озвучил предложение «иногда целоваться». Хотя целоваться, конечно, тоже хочется. Очень. Они ведь после той субботы на крыше перед грозой больше и не… Сережа спешно отгоняет эти мысли. Вот еще — только выпрашивать поцелуи ему не хватало. Неужели Олегу самому не хочется? Сережа напоследок перекидывает хвост через плечо, опускает руку на парапет фонтана и вздрагивает, нечаянно касаясь кончиков пальцев Олега. Хочет отодвинуть, но Олег вдруг кладет свои пальцы поверх Сережиных и аккуратно поглаживает подушечками костяшки. У Сережи от этого по позвоночнику словно электрическим разрядом простреливает. Затем Олег, видимо, вспомнив, где они находятся, отдергивает руку и сконфуженно отворачивается. Сережа пораженно смотрит на зардевшийся кончик уха Олега и пытается унять сильно колотящееся сердце. Почему Олег иногда такой?.. Вот такой. Что перехватывает дыхание и щемит нежностью между ребер. — Я соскучился, — шепотом выпаливает Сережа прежде, чем успевает обдумать порыв. Олег сидит, словно окаменевший, на него не смотрит, пялится на свои кроссы. Сережа замечает, что ухо у того краснеет сильнее. — Я тоже, — наконец так же тихо отвечает Олег. Сережа облизывает пересохшие губы и тоже переводит взгляд под ноги, потому что смотреть на Олега сейчас — выше его сил. Вот бы оказаться на их крыше или где угодно, лишь бы подальше от снующих туда-сюда прохожих. — Пока вернемся на район, отбой будет, — уныло озвучивает Сережа. — Никуда уже пойти не успеем. В «Радуге» разве что снова в туалете ныкаться, но, откровенно говоря, там не хочется. Неудобно, грязно и стремно, что кто-нибудь зайдет. Сережа смиренно вздыхает. Хотя если нет вариантов, то хрен с этим, и такое сойдет. — Я что-нибудь придумаю, — обещает Олег. Сережа скептически хмыкает, собирается отвесить саркастичный комментарий, но ловит серьезный взгляд и передумывает. Лишь кивает. — Пойдем до пруда тогда дойдем, — неловко произносит он и поднимается с парапета. — Так и быть, сбрасывать тебя туда не буду. — Как великодушно с твоей стороны, — усмехается Олег и встает следом. Он спускается за Олегом по лестнице, стараясь ступать неслышно. Сердце колотится как бешеное. Если их поймают после отбоя, Клумба ничего хорошего точно не подумает. Накажет сто процентов. Они доходят до конца коридора на нежилом этаже и останавливаются возле дальней подсобки. Олег жестом фокусника вынимает из кармана связку ключей. Те бряцают, прежде чем оказаться зажатыми в большой ладони. Кажется, это не та связка, на которой ключи от крыши, — эта поскуднее. По лицу Сережи невольно расползается улыбка. Олег действительно «что-то» придумал. А он уж решил, что тот умом тронулся, когда сказал прийти в общую в полночь. — У завхоза спер? — прыскает Сережа. Олег смотрит пристально, явно не разделяя веселья. Подступает на полшага и склоняется к уху. — Я же обещал, — шепчет тот. — Хочу наконец нацеловаться с тобой. У Сережи дыхание обрывается. Тело реагирует сразу же, в низу живота приятно сводит — а это ведь еще только слова. Олег открывает дверь и приглашает войти, комично наклонив голову. Паясничает — раньше у Сережи такое только раздражение вызвало бы, а теперь даже льстит. В подсобке тесно, пахнет непросохшими тряпками и химикатами. И все же это гораздо лучше сортира. Если тебя запирают тут против воли — ужас, конечно, но так — совсем неплохо. «Еще полгода назад он без колебаний тебя бы тут закрыл на денек-другой». Сережа отгоняет навязчивый внутренний голос. Не сейчас, нет. Он так долго ждал. Со всей этой волокитой с наркотиками даже не осознавал до конца, как сильно соскучился, а теперь — аж в кончиках пальцев от нетерпения покалывает. Дотронуться до Олега хочется настолько, что Сережа сам кладет ладонь на широкую спину в серой футболке, пока тот запирает дверь изнутри. Оглаживает плечи, с нажимом проводит вниз до поясницы, затем обратно и скользит к шее, застывает у линии роста волос. Подсобка погружается в кромешную темноту, щелкает замок, бренчит связка ключей, и Сережу сносит горячим телом. Губы встречаются с губами. Руки сжимают талию, и он вцепляется Олегу в шею и волосы, прячется в поцелуе, пытаясь отмахнуться от ощущения надвигающихся со всех сторон стен. Сережа открывает глаза, но не видит ничего — даже очертания лица Олега. К горлу подкатывает тошнотворный ком. Они сбивают нечто, похожее на швабры, и те со стуком падают к противоположной стене. Звук кажется оглушительным. Они замирают, тесно прижавшись друг к другу. Сережа слышит тяжелое дыхание, чувствует, как вздымается и опускается грудная клетка Олега. И чувствует упершийся в него через две пары штанов стояк. Вот только все, о чем у Сережи получается сейчас думать, — как в этой треклятой подсобке темно и тесно. Невыносимо. — Думаешь, было слышно? — шепчет он, стараясь дышать глубоко и размеренно. Олег молчит пару долгих секунд. — Да плевать, — наконец заключает тот и снова втягивает его в поцелуй. Ну же, спокойно. Вдох-выдох. Просто подсобка, они сами себя заперли и в любой момент могут выйти, все в порядке, здесь безопасно. «С ним тебе нигде не может быть безопасно, идиот». Воздуха резко перестает хватать, накатывает омерзительно липкая паника. — Подожди… Стой! — сердце бьется как ненормальное. Сережа упирается руками в чужую грудь и отодвигается, шумно выдыхает через рот. — Я не могу, тут слишком... — голос слушается плохо. Темнота не позволяет разобрать, сколько пространства осталось до стен. Можно ли вытянуть руку? Дышать трудно. Воздух и правда кончается? Господи. Сережа и не думал, что так выйдет. Столько лет уже прошло, а он… — Сереж? — зовет Олег. — Что случилось? — Пусти, — просит он и резко сбрасывает Олеговы руки, отчаянно желая избавиться от ограничивающих движения объятий. Темнота давит, появляется ощущение, будто в ней прячется кто-то третий. Он отшатывается. Включается свет, и Сережа ненадолго зажмуривается, потом осторожно промаргивается. Естественно, никого, кроме них с Олегом, в подсобке нет. Олег смотрит обеспокоенно. Сережа обнаруживает себя вцепившимся в чужие плечи и смущенно убирает руки, отводит взгляд. До стен расстояние гораздо приличнее, чем он думал. Со светом иначе, даже дышится проще. Сережа набирает в легкие побольше воздуха и медленно выдыхает. — Прости, — он встряхивает головой, — ты хотел как лучше, знаю. Иногда я не переношу тесные пространства. Было темно, и мне показалось... Сережа сбивается. А что именно ему показалось? Олег кладет руки ему на плечи, начинает легонько поглаживать. Между бровей залегает морщинка — Сережа, к своему облегчению, не находит на сосредоточенном лице Олега и тени насмешки. — Хочешь, пойдем отсюда? — тихо спрашивает тот. Сережа поджимает губы. Он все испортил. Олег украл целую, блядь, связку ключей — можно было бы хоть час напролет здесь миловаться, и никто не помешал бы. — Нет, — неуверенно тянет Сережа. Ничего непоправимого, он сейчас придет в себя, и они попробуют снова. — Все хорошо. Дай мне пару минут. Я… Я смогу. — Давай оставим свет включенным? — предлагает Олег, и Сережа согласно кивает. — Вообще, ты это, ну, — тот мнется и неловко растирает себе шею. — Если ты не хочешь, то не будем, ладно? То есть в другой раз. — Я хочу, — сердито вскидывается Сережа. — Говорю же: просто дай мне немного времени настроиться. Олег поднимает руки в капитулирующем жесте и следующие несколько минут пристально рассматривает содержимое подсобки. Потом не выдерживает: — Давно у тебя так? Сережа задумывается. Ему уже много лет беспокойно в темных тесных пространствах, но такого, как сейчас — чтоб казалось, будто рядом, в этой темноте, кто-то еще, — не было. — С седьмого класса, — отвечает он, решив не вдаваться в детали. — С тех пор как вы заперли меня в шкафчике. Олег пораженно смотрит на него и тут же отводит глаза. — Бля. Я… Я и не думал, что... — сбивчиво выдает тот и затыкается на полуслове. «Не думал» — верно подмечено. Олег, видимо, о многом не думал и никакие причинно-следственные связи не проводил. Вот пусть хоть теперь подумает. Изнутри поднимается мрачное удовлетворение. — Там было слишком узко, чтобы сесть, — рассказывает Сережа, поддавшись порыву. — Я простоял часов пять. Все время казалось, что снаружи кто-то ходит, и я сорвал голос, пока... — он замолкает, когда встречается с Олегом глазами. Тот смотрит провинившейся псиной, так встревоженно и несчастно, что возникшее желание уколоть тут же исчезает. Сережа выдыхает. — Ладно, забей. Не хочется вспоминать об этом. Ты, кажется, собирался целоваться, — Сережа с вызовом вздергивает подбородок. — Так давай. — И сейчас хочу, только не уверен, что теперь это, ну, типа… — ...уместно? — подсказывает Сережа и фыркает. — Ага. — Мы закрылись посреди ночи в подсобке. Что действительно неуместно, так это не целоваться, а обсуждать всякое, — Сережа скрещивает руки на груди. — Или начинаем, или я возвращаюсь в комнату. Олег коротко усмехается и пожимает плечами, мол, как скажешь. Затем приближается — Сережа замечает, как подрагивают пушистые ресницы, — обхватывает его лицо ладонями и целует уже по-другому: прижимается губами к губам совсем легко, оставляет поцелуй немного выше, потом в уголок губ и под глазом. Сережа все никак не привыкнет, что Олег способен на такую сумасшедшую нежность, — аж ноги подкашиваются. Хочется больше, хочется сильнее. Он тянет Олега на себя, впечатывается губами в губы, слегка прикусывает. Олег, кажется, понимает: прижимается крепче, углубляет поцелуй. Сережа цепляется по бокам за чужую футболку, приоткрывает губы и, не сдержавшись, стонет, когда чувствует язык Олега у себя во рту. Он понятия не имеет, что делать с языком, но это ощущается чем-то абсолютно невероятным — Сережу от происходящего натурально ведет. Он впивается пальцами Олегу в тазовые косточки, чтобы удержаться на своих двоих, и с жадностью ловит каждое движение чужих губ и языка, позволяет Олегу вести. Тот целует беспорядочно, нетерпеливо, немного грубо, будто по-звериному. Сереже нравится. Нравится ощущать руки Олега блуждающими по его телу, язык — вылизывающим его рот. Нравятся дикий голод и напор. Его хотят. Черт возьми, его хотят так сильно, что вот-вот пополам переломят, прижмут к себе так близко, что Сережа задохнется. И пусть. Он притирается пахом, не в силах больше выносить игнорируемого возбуждения. Так одуряюще сладко-приятно, что у него белые искры пляшут перед зажмуренными глазами. Член Олега упирается ему в живот чуть выше таза. Сережа протискивает руку между ними и накрывает чужое возбуждение ладонью. Олег тихо мычит в поцелуй, сильнее вжимает Сережу в себя. Ему этот звук последние мозги вышибает: он стискивает член Олега через одежду и начинает с нажимом наглаживать. С Олегом творится что-то из разряда невероятного: тот будто обмякает, даже слегка виснет на Сереже, намертво вцепившись пальцами в талию. Стоять в таком положении тяжело, Сережа отшагивает назад, прислоняется к стене. Олег следует за ним, как привязанный, не разрывая поцелуя. Свободной рукой Сережа касается горячей щеки, чуть отстраняет чужое лицо. — Погоди, — шепчет он с улыбкой, — дай отдышаться. Смотреть с такого близкого расстояния за тем, как плывет Олег, — сплошное удовольствие. Румянец на щеках, припухшие губы. Сережа ловит себя на мысли: хочется сделать Олегу очень хорошо, чтоб у того остатки осознанности из взгляда пропали. Он смелее работает рукой, даже проскальзывает мысль — не залезть ли Олегу в штаны? Тот поскуливает, щурит глаза и смотрит прямо на Сережу, словно не замечая звуков, которые издает: заметил — прекратил бы, Сережа уверен, или хотя бы спрятал лицо. — Стой, я сейчас... — Олег перехватывает руку. Дышит ртом часто и прерывисто. — Бля. Очень хорошо, просто... Слишком. Сережа улыбается, возвращает руки тому на шею, растирает большими пальцами разгоряченную кожу. Олег еще неплохо держится. У Сережи самого стоит до боли, и он уверен: только коснись — тут же спустит в штаны. Он хочет подтянуться, потому что слегка сполз по стене, и опирается Олегу на плечи. Но тот внезапно под давлением его ладоней оседает вниз. Сережа теряется, тянется следом, собираясь помочь подняться — да он не то имел в виду, не специально, — но встречается с Олегом глазами и застывает: тот стоит перед ним на коленях, смотрит замутненно, слегка растерянно, будто не понимает, что дальше, и молча спрашивает, передает контроль. Руки Олега соскальзывают с Сережиной талии и безвольно опускаются. Сережа сглатывает. Господи. Хочется достать бумагу с карандашом и зарисовать Олега прямо сейчас, потому что все это — уязвимая поза, открытое выражение лица, взгляд потемневших, абсолютно черных глаз снизу вверх — слишком. Переполняет Сережу, грозится разорвать, если он не даст этому выход. Голова начинает кружиться, и он кладет руки Олегу на плечи, сжимает пальцы, ища точку опоры. Олег вдруг меняется в лице — словно запоздало осознает, что действительно встал перед Сережей на колени, — рвано выдыхает, размыкает губы, но молчит. С секунду кажется, что поднимется, но Олег лишь опускает голову и утыкается лицом в его бедро, прячет взгляд. Сережа отрывает руку от плеча Олега и аккуратно кладет тому на голову, зарывается пальцами в волосы — тише, все в порядке. Его затапливает незваной нежностью. И чем-то еще. «Поздравляю, — насмешливо тянет внутренний голос, — можешь делать что хочешь: сейчас он полностью твой». Сережа массирует кожу головы — осторожно, на пробу. Страшно. Он готов к тому, что Олег скинет его руку, вскочит на ноги и угрожающе нависнет, мол, попутал, ни хрена я не твой. Но Олег лишь сильнее вжимается в ногу. Руки у того по-прежнему висят вдоль корпуса. Олег в этой позе напоминает марионетку — только потяни за ниточки. И Сережа тянет. Сжимает волосы у корней и отводит руку слегка назад, заставляя Олега запрокинуть голову. Взгляд у того снова расфокусированный, абсолютно поплывший. Губы приоткрыты, дыхание поверхностное и прерывистое. «Ты можешь сделать с ним что хочешь, — напоминает голос. — Что действительно хочешь. Например, заставить поплатиться за всю боль, что он тебе причинил». Сережа сжимает волосы сильнее и тянет сначала вправо, затем влево, и снова вправо. Олег следует за рукой всем телом, покорно пошатываясь туда-сюда. Взгляда не отрывает, ничего не говорит, ждет. Господи боже. «Ударь его коленом в нос. Приложи головой о стену!» Сережа вздрагивает. Нет. Он не… Не хочет этого. И вспоминать о прошлом — тоже не хочет. По крайней мере, точно не сейчас. Он отпускает волосы и скользит рукой по затылку, уху, останавливает ладонь на щеке и очерчивает большим пальцем крыло носа и верхнюю губу. Чувствовать власть над Олегом приятно — но причинять тому боль? Сережа качает головой и медленно выдыхает. В ответ на Олеговы нежность и доверие тянет отплатить тем же. Он проводит еще раз по губе, и Олег вдруг целует подушечку пальца. Сережа прикрывает глаза, чувствуя, как кожи касается горячий язык. Член, слишком надолго оставленный без внимания, болезненно дергается. Сережа не выдерживает и вдавливает Олега лицом себе в пах. Его ведет. Кажется — сильнее уже некуда, но Олег открывает рот и подается подбородком вперед, обхватывает член губами через ткань. Дыхание Олега обжигает. Сереже не хватает кислорода, он разучился дышать и вот-вот задохнется. Впрочем, ему и умереть сейчас не жалко. Он вцепляется Олегу в голову обеими руками: только не уходи, не прекращай. Тот поднимает руки, будто вспомнив об их существовании, и сжимает Сережины бедра, затем обхватывает задницу. Лижет через спортивки беспорядочно, рьяно, широко, пальцами сминает ягодицы. Сережа до боли прикусывает верхнюю губу и зажмуривается. Изнутри ошпаривает возбуждением. Его дергает каждый раз, когда Олег проходится по головке. Сережа открывает рот и, кажется, издает какие-то звуки — или не издает. Непонятно, неважно. Все неважно, кроме рук Олега на его заднице и языка, вылизывающего пах. Сережа успевает подумать, как, должно быть, охуенно ощущается горячий рот Олега без лишней одежды, и, откинувшись спиной на стену, кончает себе в трусы. Блядь. Слишком хорошо. Его бьет изнутри мелкая дрожь, колени подгибаются. Хочется продолжения и в то же время — свалиться без сил. Олег поддерживает под мышками и помогает опуститься на пол. — Все в порядке? — спрашивает хрипло. — Очень, — невпопад отвечает Сережа. Картинка перед глазами чуть подрагивает, идет рябью. Он изумленно пялится на сидящего напротив Олега. Тот выглядит слегка обескураженным и испуганным, но таким чертовски красивым, что Сережа тянется за еще одним поцелуем. Олег беспрекословно отвечает. Вот это да. Дышится до сих пор с трудом, и руки трясутся. Но это определенно того стоило. — Сереж, — шепчет прямо в губы, — м-можно я?.. — и затихает. Сережа молчит, боясь спугнуть и одновременно страшась услышать просьбу. Олег ему почти отсосал — через одежду ведь считается? Наверняка захочет ответной услуги. А если попросит переспать по-настоящему? Сердце пропускает удар. Сережа не чувствует себя готовым на подобное. — Ты только не смейся, — выдавливает Олег до странного жалобно и смущенно. — Не буду, — обещает Сережа, силясь унять нарастающую тревогу. Олег мнется еще некоторое время, затем тихо просит: — Можно потрогать твои волосы? Он чуть не издает нервный смешок, но вовремя прикусывает язык. Олег выглядит таким уязвимым и серьезным, что не хочется задеть даже случайно. Сережа с улыбкой стягивает резинку. Он вымылся новым гелем с головы до ног — наверняка Олег почувствует, как здорово пахнут волосы. Олег поднимает руку, несколько раз гладит по голове, затем осторожно касается прядей и смотрит так завороженно и восхищенно, будто у того сквозь пальцы сейчас струится жидкое золото — не меньше. Сережа почти не дышит. Сидит неподвижно и следит за Олегом, с жадностью считывает каждое движение, мельчайшее изменение мимики. И ждет — скажи, Олег, ну, скажи хоть что-нибудь. Что волосы красивые, что нравится их трогать. Но Олег только тихонько выдыхает через рот и подносит к Сережиной голове вторую руку, аккуратно убирает волосы с плеч за спину и продолжает гладить. Лицо Олега так близко, что Сережа, не удержавшись, вновь целует. Олег обхватывает волосы одной рукой, а вторую кладет Сереже на лопатки, обнимает, притягивает к себе. Он опускает ладонь Олегу на пах и восторженно замирает — член такой твердый, что непонятно, как Олег еще терпит, с волосами, блин, возится. Сережа сжимает крепче, и Олег дергается, сдавленно стонет в губы. Потрясающе. Осмелев, он встает на колени и тянет Олега за собой, без предупреждения ныряет рукой под растянутую резинку штанов и касается горячей кожи — на Олеге нет белья. Сережа коротко хмыкает. Интересно, как часто тот щеголяет вот так? Олег весь подбирается, перестает отвечать на поцелуй, дышит коротко, сбито, одной рукой комкает футболку на спине Сережи, второй — крепко, но небольно сжимает волосы. Не до конца веря, что действительно засунул руку Олегу туда, Сережа касается горяченного члена, обхватывает в тугое кольцо — такой толстый, что пиздец, боже правый, — направляет вверх, чтобы по минимуму задевать ткань штанов, и на пробу проводит кулаком от основания к головке. Олег издает умопомрачительный звук, сильнее сжимает зажатые в кулак волосы. Хорошо. Очень хорошо. Сережа жмурится, наслаждаясь легкой болью у корней. Двигает рукой активнее, оглаживает большим пальцем головку — так, как сам себе любит делать — и застывает, потому что Олег там такой мокрый, будто уже кончил. Сережа запоздало понимает, что ткань в паху у Олега тоже влажная, просто на темных штанах незаметно. — Ты… Уже? — бормочет он. Олег мотает головой и отчаяннее вжимает Сережу в себя, мол, не останавливайся, давай. Сережа чуть отстраняется, чтобы свободнее двигать рукой, утыкается лбом Олегу в ключицу, опускает взгляд и чуть не сдыхает от накативших эмоций — темная, блестящая от смазки головка торчит из штанов, периодически исчезая в кулаке Сережи. Жуть как красиво. Хочется нагнуться ниже, прижаться к ней губами и… Сережа свободной рукой сжимает свой снова вставший член поверх одежды, стискивает зубы и дрочит Олегу быстрее. Чувствует, как тот подрагивает всем телом и тянет его за волосы вниз. Сережа послушно запрокидывает голову, и Олег прижимается мокрыми губами к его шее. Дышит жарко, безумно громко. Член изнывает от напряжения. Своей руки мало, хочется большего, хочется… — Возьми… — на выдохе бормочет Сережа, невидящим взглядом таращась в потолок. Лампа слепит, но плевать. На все плевать, лишь бы Олег понял, что он хочет. — Возьми мой. Олег, слава небесам, догадывается, убирает руку с Сережиной спины и забирается ему в штаны, под белье. Сжимает сразу так охуенно приятно, правильно, что Сережа с облегчением протяжно стонет и почти падает на Олега. Тот держит их обоих в вертикальном положении, расставляет колени шире и подстраивается под заданный Сережей ритм. Олег финиширует первым. Вжимается лицом Сереже в плечо и, дрожа, изливается ему в кулак — додрачивает, кажется, на автомате, второй рукой придерживаясь о стену, чтобы они не свалились на пол. Сережа кончает всухую и, не в силах больше стоять на коленях, заваливается на бок. Олег каким-то чудом успевает перехватить, и через мгновение Сережа уже лежит у того на груди, а сам Олег — на какой-то коробке. — Вау, — емко выдает он, не способный на более развернутую реакцию. Олег согласно угукает и кладет подбородок ему на макушку. Сережа ощущает теплое, слегка щекочущее дыхание и жар, исходящий от тела Олега. Все это обволакивает, успокаивает, убаюкивает. Он накрывает руки Олега, сцепленные на его груди, своими и прикрывает глаза. — Это… — неуверенно выдает тот спустя несколько минут, когда Сережа почти проваливается в полудрему. — Я, если что, не скорострел. У меня просто всегда там так мокро, ну, во время процесса, — судя по голосу, Олег адски смущается. Сережа давит улыбку. — Смазки много, короче. — Я понял, — Сережа кивает. И, немного подумав, добавляет: — Это круто. Заводит. Тот неловко хмыкает и ерзает под Сережей, устраиваясь поудобнее. Как же в объятиях Олега тепло и хорошо. Его конкретно рубит в сон. Из последних сил Сережа произносит: — Надо как-нибудь сделать дубликат этих ключей. Неплохо иметь такое местечко для уединения. Даже лучше крыши. Если Олег на это что-то и отвечает, Сережа уже не слышит.