Поцелуй, ожог и свитер

Мысли разбредаются каждый раз, когда Сережа позволяет себе отпустить концентрацию с лежащего перед ним учебника. После четырехчасового сна в неудобной позе в подсобке и еще часа странного пребывания между бодрствованием и дремой в собственной койке сесть за физику было не очень хорошей идеей. Но ему нужно успеть прочесть три параграфа до смены в «Армении»: он и так здорово отстает от собственного графика. Тем не менее внутри будто искрится апельсиновая «Шипучка». Сережа старается погасить в себе дурацкое чувство и сосредоточиться на действии магнитного поля на движущийся электрический заряд. Выходит неважно. Олег почти отсосал ему этой ночью, господи, а потом дрочил Сереже собственной рукой на голое тело. И позволил уснуть на себе. Сереже кажется, сегодня утром он проснулся в совершенно новом мире. Впрочем, долго эта иллюзия не живет: с завтрака возвращаются соседи. Сережа, не оборачиваясь, слышит, как Витя с Максом слоняются по комнате, пытаясь сообразить себе занятие. Тишина длится недолго. — Ну че, Серег, можно поздравить? — говорит Макс и по-идиотски посмеивается. — Расскажешь, кто наша несчастная? — вклинивается Витя. Сережа демонстративно вздыхает, закатывает глаза и склоняется ниже над учебником. Хорошо, что он не собрал волосы: уши горят неимоверно. «Они никак не смогут узнать, — успокаивает внутренний голос. — Просто два придурка, вот о чем еще они могли подумать?» Все же не стоило ему засыпать в подсобке. Что, если любопытные соседи начнут интересоваться у девчонок? И вдруг всплывет, что Олега не было в комнате в то же время? «Да мало ли чем вы могли заниматься? — фыркает внутренний голос. — Не все ведь такие извращенцы». Сережа получает весомый хлопок по спине. — Да лан, Серег, че куксишься. Молодец. Мужик! — одобрительно басит Макс. Сережа невольно вспоминает, как здорово ощущался в руке член Олега, и давит усмешку. Лучше промолчать. Витя с Максом, видимо, не добившись от него желаемой реакции, переключаются на свои дела. Сперва они раздражают Сережу мелодиями тетриса и бурным комментированием игры, затем Макс дымит в форточку, прованивая комнату отвратительным табаком — что за дрянь этот дебил курит? От Олега настолько мерзко не несет. А может, Сереже только так кажется? Да нет, такую вонь игнорировать было бы невозможно, как бы сильно у Сережи в этот момент ни стояло. От Олега, конечно, пахнет куревом, но вместе с этим — чем-то терпким, приятным, заставляющим сердце биться чаще. Сережа морщится. Физика показывает кукиш со страниц учебника. Да уж, сосредоточиться не получается. «Ну и где ты окажешься со своим Олегом?» Пропущенный завтрак тоже не прибавляет очков к хорошему настроению. Сережа раздраженно захлопывает книгу и забирается в кровать под одеяло. Может, удастся хотя бы вздремнуть перед работой. Стоит ему прикрыть глаза, весьма сомнительную тишину нарушает громкий «дзынь», затихающий плавной вибрацией. Блядь, только не сейчас — Витя снова задумал практиковаться в музыке. Будь проклят человек, подаривший этому придурку гитару. Когда Сережа слышит, как Витя начинает дергать за струны, настраивая инструмент, ему хочется завыть. Уродливые звуки наполняют комнату. Витя вспоминает о существовании гитары раз в сто лет и совершенно, абсолютно не умеет играть. Тем не менее разношерстные звуки отдельных струн вскоре сменяются на нестройную мелодию. Витя то и дело останавливается, матерится и начинает заново. Даже плохонькая музыка не длится у того дольше трех секунд. Сережа распахивает глаза. — Да прекрати уже, — сквозь зубы шипит он. Витя вылупляется на него и охуевши моргает. — Чегой-то? — насупливается тот. — Уважай соседей, Разумовский. — В себя поверил, — усмехается Макс. — Тут только ты недоволен, Серег, так что пиздуй отсюдова, если не нравится. Сережа садится и выдыхает. — Я уйду через три часа. Можешь делать это, когда меня не будет? — спрашивает он настолько спокойно, насколько получается. — Ага, еще че, — злобно усмехается Витя. — Сразу попросил бы нормально, я б подумал. А так иди на хуй, потерпишь, — и продолжает вымучивать из гитары свою по горло заебавшую прерывающуюся мелодию. Теперь у того получается еще хуже. «Позволишь так с собой обращаться? Тряпка». Сережа вскакивает с кровати. Нет, не позволит. Он сам не понимает, как гитара оказывается у него. Витя замирает с протянутыми руками, не иначе как от шока. Вся злость куда-то девается, уступая место страху. «Мне пиздец», — проносится в голове. Деваться теперь некуда — остается лишь сохранять достоинство. Сережа, демонстративно брезгливо вытянув руку с гитарой перед собой, выносит инструмент в коридор и ставит у противоположной стены. Обернуться не успевает: кто-то налетает на него сзади. — Ах ты мразь охуевшая! — орет Витя на ухо и больно вцепляется в волосы. Сережа пытается ухватиться за стену и удержать равновесие, гитара падает со скорбным звоном. Вслед за ней валятся и они с Витей. Голова чуть не встречается с полом: он успевает подложить предплечье. Все равно больно. Сережа шипит, брыкается и задевает обидчика, судя по сдавленному «тварь». — Витек, ладно тебе, — пытается вмешаться Макс и протягивает к ним руки. — Отвали! — бросает Сережа и наконец скидывает с себя Витю. Вскакивает на ноги и тут же оказывается лицом к лицу с обидчиком. Макс маячит на периферии. Толчок в грудь заставляет удариться спиной о стену и выбивает воздух из легких. Витя толкает еще раз, прижимает его рукой к стене, заносит кулак. Сережа зажмуривается, отворачивается и поднимает руки, закрывая лицо. Он успевает подумать о том, что ему никак нельзя на работу с фингалом. Внезапно происходит сразу несколько событий: Витина хватка исчезает, тот издает надрывный звук, а справа звенит пронзительный голос Клумбы. — А ну, разошлись! Что устроили?! — кричит она и стучит каблуками в их направлении. Сережа открывает глаза и таращится на сползающего по противоположной стенке Витю, который держится за живот, и на образовавшегося между ними Олега. Тот ошалело хлопает глазами, смотрит сперва на Сережу, затем на Витю и Макса — с лица Олега сползает выражение злобы и сменяется испугом. — Обалдели уже в край! Разошлись, сказала, все четверо! — голосит Клумба. Брошь на ее рубашке, изображающая несколько звеньев цепи, воинственно звякает. Сережа отшагивает вбок и чуть не спотыкается о валяющуюся гитару. Олег отходит к противоположной стене. Витя поднимается на ноги, смотрит вниз. — Извините, — выдыхает Сережа и поднимает инструмент с пола. — Мы не смогли договориться, кто первый играть будет. Клумба глядит на них растерянно. Такого детского объяснения она явно не ожидала. — Да он!.. — возмущенно захлебывается Витя, но тут же затыкается под взглядом Олега. — Да, простите. Больше не повторится. — Простите, — нестройным хором повторяют Олег с Максом. Клумба вздыхает. — Здоровые лбы уже, а все как дети, — ворчит она. — Все целы? — получив унылое подтверждение сохранности костей и внутренних органов, Клумба качает головой. — Еще раз увижу, всей комнатой месяц корпуса драить будете! И ты, Волков, тоже, — и уходит, пригрозив напоследок маленьким пухлым кулаком. «Власть не в физической силе. Далеко не всегда в ней», — подмечает внутренний голос. Они молча провожают ее глазами. Повезло. Видимо, у директрисы сейчас есть дела поважнее. Как только стук каблуков затихает на лестнице, Витя спрашивает тихо и возмущенно: — Волков, охуел? — За языком следи, — угрожающе чеканит Олег. — Да бля, я… Он! — Витя тычет в Сережу пальцем. — А потом ты! — обиженно заканчивает тот. Информативно, ничего не скажешь. — А давай ты противников по размеру подбирать будешь, а? — агрессивно бросает Олег. — Я понимаю еще, когда вы с Максоном машетесь, но с этим-то дрыщем нахуя? — Олег, не глядя, пренебрежительно дергает рукой в его сторону. — Прибьешь же. Сережа непроизвольно вздрагивает и пораженно переводит взгляд с Вити на Олега. — Да и хуй с ним, — огрызается Витя. — Всех заебал. Олег открывает рот, но тут же закрывает. Поворачивается к Сереже. — И ты не лезь, — грубо говорит тот. Сережу обжигает обидой. Какой же Олег лицемерный трус. Ночью чуть не кончил, пока по волосам гладил, а теперь Сережа и «этот дрыщ», и «не лезь». Едкое «Куда именно тебе не лезть?» так и колет язык, но Сережа лишь сжимает челюсти. «А чего ты ждал? Что он станет тебя защищать? — мягко нашептывает внутренний голос. — Не будь наивным, Сереженька. Он не изменился. Такие не меняются. Этот Волков тебе не защитник». Не защитник. С чего Сережа вообще решил, что их обжимания по углам все меняют? Олег не рискнет принять его сторону на глазах у ребят. А эти все обезличенные, около-дипломатические попытки свести конфликт на «нет» — бесполезны и унизительны. Много с них толку? Вот если бы Олег открыто заступился за него и дал понять, что проломит башку любому, кто до Сережи доебется, Витя ни за что не рискнул бы больше руки распускать. «Но Волков — трус». Верно. Трус. Изнутри поднимается злость. — Я тебя понял, — медленно отзывается Сережа самым холодным и презрительным тоном, на который способен. Несколько секунд смотрит Олегу прямо в глаза и возвращается в комнату, надеясь, что Витя и Макс чудесным образом хоть ненадолго свалят куда-нибудь обсудить произошедшее. Смена в «Армении» кажется сегодня бесконечной. Сережа машинально принимает и разносит заказы, утаскивает грязную посуду и протирает со столов, а сам без остановки придумывает варианты того, что нужно было сказать Олегу напоследок. Куча остроумных хлестких фразочек вытесняют в воображении одна другую. Обида жжет изнутри. Сережа становится торопливым и резким и в результате опрокидывает на себя бокал сока. Он еле сдерживает готовое сорваться с языка «блядь», бросает виноватый взгляд на Машу, возникшую рядом со шваброй, и бежит застирывать рубашку. Остаток смены Сережа ощущает прилипшую к животу мокрую ткань под запасным фартуком и мысленно ругается то на свои кривые руки, то на усатого мужика, которому приспичило попить сочку в обед. Единственная вещь, заставляющая выдохнуть, — запланированная на сегодня поездка в Петергоф, если Алексей про него не забудет. «Не забудет. Алексей, в отличие от некоторых, ценит твое общество». Действительно. Алексей его понимает. Знает, как непросто людям вроде них находиться среди дремучих придурков. Последняя надежда приятно провести хоть часть этого дня накрывается медным тазом, когда за двадцать минут до конца смены начинается ливень. Зонта у Сережи нет, как нет и желания обслуживать семью с тремя мелкими детьми, укрывшуюся от непогоды под крышей «Армении» и шумящую на весь ресторан. К счастью, его рабочий день заканчивается, когда семейство еще определяется с заказом, и Сережа радостно передает свои столы Анвару. Он прощается со всеми, тайком сдает пятихатку на день рождения Анвара, выходит под ливень и сразу замечает знакомый черный джип неподалеку от входа. Алексей даже подъезжает навстречу, не давая Сереже окончательно промокнуть. — Да уж, подстава! — говорит Алексей вместо приветствия. Салон машины встречает знакомым запахом кожи и звуками классической музыки. Сережа не уверен, но похоже на что-то из «Времен года» Вивальди. — Накрылся наш Петергоф. — Ага, — уныло тянет он. — Привет. Мог бы не ехать, раз уж так вышло. Алексей с улыбкой пожимает плечами. — Все равно был в дороге, а так хоть до дома тебя доброшу. Ну что, как дела? Сережа вздыхает. Безумно хочется поделиться произошедшим сегодня и получить поддержку. Про все, конечно, рассказывать нельзя. — Я вылил на себя сок, — жалуется он. Выходит неожиданно плаксиво. Черт возьми, как же ему не хватает Риты. Кому еще жаловаться на жизнь таким вот тоном, и чтоб при этом не становилось стыдно? — Не беда, — пожимает плечами тот, — можем смотаться до Обводного, знаю там хороший магазин. Купим тебе рубашку, а я наконец обновлю единственный костюм, — Алексей посмеивается, — чтобы висел на случай похорон. Сережа чувствует, как жар приливает к щекам и ушам. Он же вовсе не это имел в виду! Тем более, заходить в магазин с мужскими костюмами — наверняка один из тех, что с большими светлыми витринами и манекенами в тройках — в своей футболке с растянутым горлом и кислотной надписью «FUCK YOU VERY MUCH» на всю спину Сереже совсем не хочется. — Нет, я... Давай не сегодня, — сконфуженно выдавливает он. — Дурацкий день. Алексей склоняет голову к плечу и смотрит понимающе. — Бывает, не расстраивайся. Тогда что, везем тебя домой? Сережа тоскливо косится на сплошняковую стену дождя за окном — за эти пару минут ливанул еще сильнее. От мысли, что придется идти по такому ливню от их с Олегом крыши до «Радуги», тянет приложиться лбом о переднюю панель. Надо было выбрать ложное жилище поближе к детдому. Да и возвращаться в свою комнату нет никакого желания. — Не хочу домой, — тихо признается он, не отводя взгляда от подвижных изломанных узоров, оставляемых каплями на стекле. — Что-то ты совсем не в настроении. Как насчет хорошего ужина в ресторанчике? — бодро предлагает Алексей. — Например, в итальянском. Я бы сейчас с удовольствием лазанью съел. Сережа бы тоже, вот только куда ему в ресторан в таком виде? Да вселенная сегодня просто издевается. В ответ на слова о лазанье желудок отзывается позорным урчанием, и Сережа кривится, понимая, что уже не удастся соврать, мол, не голодный. — В ресторане куча людей, — уклончиво отвечает он. — И так полдня таращился в незнакомые лица. Не могу больше. — Какой ты сегодня привередливый, Сережа! — с преувеличенным негодованием восклицает Алексей. — Ну, а ко мне хочешь? Затаримся в магазине у дома и приготовим... Да ту же лазанью и приготовим. Что скажешь? Сережа поворачивается к тому с изумлением. Домой к Алексею? Вместе готовить лазанью? — А можно? Алексей мягко смеется. — Ну, а почему нет? — и, видимо, приняв Сережино молчание за согласие, жмет на газ и выкручивает руль, разворачиваясь прямо с обочины. Сережа растерянно следит за работающими на лобовом стекле дворниками. Такого он точно не планировал. С другой стороны, может, оно и к лучшему: для посиделок у Алексея особый дресс-код не нужен. Альтернатива — до отбоя тухнуть в «Радуге» или шататься где-нибудь под дождем — Сережу определенно не радует, а так хоть есть шанс сделать этот день менее дерьмовым. — Звучит неплохо. Ни разу не ел лазанью, — зачем-то добавляет он и неловко улыбается, когда Алексей бросает на него заинтересованный взгляд. Зря он это озвучил: откуда ему знать, насколько часто готовят лазанью у домашних? — Вот и отлично, — Алексей усмехается, — значит, сегодня как раз и попробуешь. Сережа отбрасывает со лба волосы, успевшие намокнуть, пока они с Алексеем бежали от машины к магазину, и еще раз проходится взглядом по приправам — мускатного ореха нет, хоть убей. Сережа выпрямляется, делает пару круговых движений затекшими плечами, зажимает пакетик орегано под мышкой, чтобы освободить руки, и снова склоняется над рядом специй. Надо еще раз прочесть, что написано на каждом пакетике: он знать не знает, как выглядит мускатный орех. Будет неловко, если он скажет Алексею, что не нашел, а тот в итоге выхватит приправу с самого видного места. — Илюх, глянь, — раздается за спиной низкий голос, обладатель которого, судя по характерной сиплоте, злоупотребляет курением или алкоголем. А может, и всем сразу. — Че написано? — второй голос, явно с трудом продираясь через дебри английского, произносит надпись на Сережиной футболке и громко хмыкает: — Ну бля, да. Сережа закатывает глаза и умоляет провидение, чтобы эти двое просто съебались отсюда. — Эй, парень, — зовет его первый голос. Сережа с упорством продолжает изучать ассортимент полки и для пущей убедительности даже бормочет: «Мускатный орех, так, мускатный оре-ех». После короткого свиста его несильно шлепают по плечу. Да что же это, блядь, за день-то такой? Сережа сжимает зубы и оборачивается. Запах застарелого табака вперемешку с душком несвежей одежды заставляет отступить на шаг. Перед ним двое — на вид лет по пятьдесят, но лица припухшие от пьянок, так что хрен разберешь, сколько мужикам реально. — Парень, — продолжает первый своим прокуренным голосом, — ты хоть знаешь, как твоя надпись переводится? — Ну? — Сережа вскидывает подбородок, перехватывает орегано и скрещивает руки на груди. — На хуй нас всех посылаешь? Самый умный, решил? Еще и цвет, — вклинивается второй и оборачивается к первому. — Кто такое ваще носит, а? — Маргиналы, — немного подумав, глубокомысленно выдает тот. — И педики, — подхватывает второй. От нехорошего предчувствия сводит низ живота. Хочется рвануть отсюда подальше, но отморозки преградили дорогу. Сережа медленно выдыхает. Ну не будут же его бить прямо в магазине? Первый согласно кивает и смотрит снова на Сережу. — Ты че, парень, маргинал или педик? Зачем дрянь такую покупаешь? — Слышь, мужики, — резко окликает их подошедший сбоку Алексей. Сережа обалдевает от смены тона: едва ли он слышал от Алексея что-то подобное раньше. Тем не менее, он облегченно выдыхает. Двое в недоумении поворачивают головы. Алексей заставляет отморозков шагнуть в сторону и останавливает полную продуктов тележку возле Сережи. — Проблемы? — А, — многозначительно выдает первый и сконфуженно кивает, будто тому что-то разъяснили. Второй воровато оглядывается, пожимает плечами. — Не. Мы так, просто. Стоим, смотрим. — И как, че рассмотрели? — скалится Алексей. — Да мы… — начинает было первый, но второй толкает того в плечо. — Шли б подобру, — говорит Алексей. Когда двое спешно отшагивают в сторону, пропуская их, тот обращается к нему в привычном тоне: — Пойдем, Сережа. — Я... Не нашел мускатный орех, — выдает он, чувствуя себя глупо, взволнованно и в то же время приятно. — Ничего, — выражение лица Алексея смягчается, — возможно, тут его нет. За углом на развес купим. Они с Алексеем идут к кассе, отморозки, поджав хвосты, — в противоположную сторону. Сережа, не удержавшись, бросает на тех быстрый взгляд через плечо и торжествующе улыбается. Хотели доебаться на пустом месте — не получилось. Почаще бы так, чтоб остужать запал подобных персонажей, мнящих себя королями района. — Ты их знаешь? — спрашивает Сережа на кассе. — Да какие-то алкаши местные, — Алексей дергает плечом, выкладывает на ленту оставшиеся в корзине товары и вдруг смотрит на Сережу строго и внимательно: — Ты в порядке? Становится неловко и жарко, Сережа смущенно отводит взгляд. — В полном. Просто растерялся, — и, немного подумав, тихо добавляет: — Спасибо. — Да не за что. Рад, что они не испортили тебе настроение, — Алексей ободряюще улыбается и разворачивается к кассирше. — Добрый вечер, Лизонька. Нам два пакета, пожалуйста. Сережа складывает продукты и ловит себя на том, что изо всех сил пытается сдержать довольную улыбку. В груди разливается тепло. Кухня у Алексея чудесная. Не стерильно-чистая, конечно, да и в меру захламленная — а на кухонном фартуке изображены стремные арбузы, — но помещение просторное, и пахнет тут хорошо. Сережа почти не помнит, какая кухня была в родительском доме, но с ней ассоциируется устойчивый запах гари. По спине пробегает холодок. Сережа отгоняет непрошеные мысли прочь. Алексей откупоривает бутылку белого вина и щедро льет в томящийся на медленном огне говяжий фарш с томатами и зеленью. Сережа, застыв возле разделочного столика, во все глаза наблюдает за процессом. Алексей ловит его взгляд и усмехается. — Вино выпарится и придаст начинке пикантный вкус. А еще, — тот шагает к нему, и Сережа едва успевает посторониться. Алексей достает из верхнего шкафчика бокалы. — Мы можем отведать чудесного напитка, который мой друг привез с виноградников на склонах Картицце. Вальдоббьядене, очаровательная коммуна в Италии. Сережа зачарованно хлопает глазами и смотрит на бутылку, не зная, что ответить. Названия мест звучат дико красиво и отзываются трепетным восторгом в каждой клеточке тела. — Мечтаю побывать в Италии, — выдыхает он и берет протянутый бокал, который тут же наполняется. Сережа с замиранием сердца делает глоток. Интересно и совершенно не похоже ни на какой алкоголь, который ему доводилось пробовать. — Очень вкусно. — Это Просекко, довольно редкий вид, — Алексей тоже пригубляет бокал, — его называют «tranquillo», то есть тихий. Потому что без пузырьков. — А разве в вине должны быть пузырьки? — Сережа снова глотает, на этот раз держит во рту чуть дольше, пытаясь хорошенько распробовать и запомнить. — Это же не шампанское. — Вина бывают и игристыми, и искристыми, — Алексей возвращается к плите и помешивает мясо. — Шампанское — по сути игристое вино, просто его изготавливают по особым правилам и только в провинции Шампань. Ну, это по европейским стандартам, — тот заговорщицки подмигивает. — У нас «шампанское», — Алексей пальцами воспроизводит кавычки, — могут производить где и как угодно, и плевать им на какие-то там стандарты. Сережа весело хмыкает и снова пьет. Как же необычно. Ему не то чтобы прям нравится сам вкус — слишком непривычный, терпкий и чуть горьковатый, — но ощущения все равно непередаваемо шикарные. — Ты так не налегай. По крайней мере, не на пустой желудок, — Алексей со смешком забирает у него бокал и невзначай мажет своими пальцами по Сережиным. — Я, конечно, ничего не запрещаю, но хочется, чтобы у тебя остались наилучшие впечатления после такого роскошного вина. Он подвисает, поймав себя на мысли, что в интонации Алексея и лукавом взгляде ему померещился... Флирт? Сережа думает об этом несколько долгих секунд и осознает, что вообще не удивлен: он, кажется, ждал этого чуть ли не с начала их странного приятельства, просто сам себе не признавался. А в следующую секунду Сережа понимает, что вроде бы не против. Это приятно. В конце концов, Алексей — интересный и вполне симпатичный, даже несмотря на разницу в возрасте, которая Сережу, кстати, абсолютно не смущает. И раз Алексея тоже, то... Сережа встряхивает головой и переводит взгляд на сковороду на плите. Что-то он разогнался. Может, никакого романтического интереса со стороны Алексея и в помине нет — Сереже показалось, и он сразу же напридумывал. С чего бы Алексею рассматривать его именно в этом ключе? Сережа нигде толком не был, ничего интересного не пробовал, а у Алексея вон сколько историй и друзья повсюду. «Не прибедняйся, — воркует внутренний голос. — Ты видел нас в зеркале, сам знаешь. Да и не на помойке мы себя нашли, любую беседу поддержать можем». Сережа отстраненно кивает. Тоже верно. Да и стал бы Алексей так часто с ним общаться, если б тому было с Сережей скучно? — Ну что, — Алексей снова помешивает мясо и накрывает крышкой, — пусть пока тушится, а мы займемся соусом? — Ага, — Сережа неуверенно улыбается и шагает ближе к плите. — Так, что мне делать? Они готовят бешамель, по ощущениям, минут десять, и, когда Алексей напоследок бросает в готовый соус злосчастный мускатный орех и соль с перцем, Сережа облегченно выдыхает. Он так боится что-нибудь запороть и опозориться, что сердце, кажется, заходится где-то в горле. — Да, бешамель в лазанье — самое трудное. Ты бы знал, сколько раз я его портил, — Алексей убирает молоко с маслом в холодильник и вдруг со смешком стучит по своей правой скуле. — Ты в муке перемазался. Вот тут. Сережа ойкает и, отыскав отражающую поверхность, вытирает тыльной стороной ладони мучной след. Затем всматривается в черную гладь микроволновки и хмурится. Испытывай Алексей к нему влечение, разве не должен был коснуться его щеки под предлогом отряхнуть от муки? Идеальный повод же. Или Сережа все-таки нафантазировал?.. Черт возьми. Он сердито одергивает полы футболки и идет к раковине, моет руки. Чем он вообще занят? Он действительно хочет, чтобы Алексей проявил к нему однозначный интерес? А дальше? Они начнут встречаться? Но как же Олег? «А что Олег? — взвинчивается внутренний голос. — Пока ему удобно, он с тобой тискается и сюсюкается. Начнется школа, вернется ненаглядный Владос — как думаешь, через сколько Волков пошлет тебя на хер?» Сережа вздрагивает. Он не хочет об этом думать, но ведь действительно: все, что у них с Олегом есть сейчас, разрушится в одночасье, стоит им переступить порог школы. Возможно — только возможно, — Олег больше не станет его колотить. Но всерьез рассчитывать, что тот выберет Сережу? Смешно и жалко. «Именно. И ты, лелея свои сопливые мечты об Олеге, смешной и жалкий. Соберись, Сережа. Все в твоих руках, не упусти возможность». — Что-то ты снова приуныл, — Алексей мимолетно касается его плеча и ставит на стол форму для запекания. — Если вконец изголодался, отрежь себе сыра. О, и мне давай тоже. Под вино шикарно зайдет. Сережа послушно нарезает сыр, пока Алексей выкладывает пласты будущей лазаньи в форму. Он изо всех сил старается не пялиться на процесс: нельзя показать, что он впервые на нормальной кухне занимается нормальным приготовлением пищи. Для всех домашних это наверняка рутинный процесс. — Спасибо, — улыбается Алексей, забирая протянутую тарелочку с криво наструганной нарезкой. Сережа старался. И снова задевает кончики Сережиных пальцев. Внутри что-то екает. Это же не просто так? Ему ведь не почудилось? А если нет, то что? Он ведь не определился. «Узнай сначала наверняка, привлекают ли его мужчины, чтобы не выставить себя дураком или по лицу не схлопотать, — ворчит внутренний голос, — а потом уже будешь решать». Сережа мысленно фыркает. И как ему это сделать? Никаких кодовых гей-приветствий, насколько ему известно, не существует. И в лоб не спросишь, стремно. — Вот и все, теперь пусть минут сорок запекается, — довольно оглашает Алексей, выставив таймер на духовке. — А мы отдохнем. Тот забирает со стола бутылку с бокалом и тарелку, идет в гостиную, которая, по сути, совмещена с кухней, и опускается на диван. Сережа цепляет свой бокал и следует за Алексеем. По телевизору какой-то бредовый сериал про милицию. Сережа смотрит в экран, забравшись на диван с ногами, и думает, как же ему спросить. Сыр безумно вкусный, особенно на голодный желудок, и ему приходится следить за собой, чтобы не умять весь. Алексей ненавязчиво подливает вина, когда бокал пустеет. — Как подготовка? — интересуется Алексей. — К экзаменам, в смысле. — Да ничего, — пожимает плечами Сережа. Снова хочется нажаловаться на Витю с дурацкой гитарой, на Макса и ебаного Олега, но тогда придется рассказать, откуда он на самом деле, а это в Сережины планы не входит. Лучше повернуть разговор в нужное русло. — Много времени занимает. Никакой личной жизни, — притворно вздыхает Сережа и делает глоток. — Это тяжело в твоем-то возрасте, — миролюбиво кивает Алексей и откидывется на спинку дивана. Больше ничего не говорит, так что Сереже приходится продолжить развивать тему самому: — А у тебя как? Ну, не с учебой, а… с личным. Алексей смотрит на него весело и очень странно, усмехается и отпивает из бокала. — Я в смысле, — Сережа запинается, чувствует, как предательски горят уши, — у тебя есть д-девушка или там… жена? Ты когда-нибудь был женат? — выпаливает он и чувствует, как жар расползается по шее и лицу. Боже, ну что он несет? В голове это звучало не так убого. Алексей продолжает смотреть на него блестящими от веселья глазами. — У меня бывало с девушками, — наконец говорит тот, — но никогда ничего серьезного. — А серьезное было? — почти шепотом спрашивает Сережа, не до конца веря, что у него получилось выйти на нужную тему. Пальцы до боли сжимают бокал. Алексей вдруг грустнеет. — Было, — говорит тихо, — но прошло. Бинго. Не с девушками, значит. — Ты можешь рассказать, если… Если хочешь, — произносит Сережа, стараясь не выдавать тоном захлестнувшее его любопытство. Во рту пересыхает от волнения, и Сережа залпом допивает остаток своего вина. — Некрасивая история, — отмахивается Алексей, снова наполняет Сережин бокал и отставляет бутылку на пол. — Но ты, вообще-то, первый, кто спросил. Ты чуткий и взрослый не по годам, Сереж. Дико приятно, что его считают равным. С Алексеем Сережа в который раз чувствует себя особенным. «А Олег лишь заставляет чувствовать себя придурком», — думает он в унисон с внутренним голосом. — Расскажи, — просит Сережа. Алексей вздыхает, ставит свой бокал на столик и сгорбливается, уперевшись локтями в колени. Сережа ждет, затаив дыхание. — У меня был любимый человек, — начинает тот уклончиво. — Мы познакомились в ВУЗе, где я преподавал. Такая романтика: целоваться в закрытых аудиториях, подвозить до дома после занятий. — Студент, — догадывается Сережа. — Студент, — горько соглашается Алексей. — Он нравился одной барышне с потока: девочка буквально не отлипала. Постоянно выслеживала его. Ты знаешь, внезапные столкновения и все такое. Один раз мы не закрылись в кабинете. Был вечер, пары давно закончились, а она искала его и… — Алексей вздыхает. — В общем, аспирантуру я не закончил. Он сказал, что все было недобровольно, его родители потребовали денег, иначе грозились поднять скандал, и мне пришлось влезть в несколько мутных дел, — тот разводит руками. — С тех пор отношения как-то не ладились. А потом увидел тебя в ресторане и подумал: была не была, — Алексей замолкает, распрямляется и улыбается ему тепло и открыто. Сережа отгоняет прочь фоновый подсчет, сколько лет у Алексея «не ладились отношения». Даже если звучит немного натянуто, это сейчас не важно — Сережа и сам приврал, подумаешь. Важно только… — Так я тебе нравлюсь, — улыбается он уголком губ. Смущение как рукой снимает. — Я так и сказал, — Алексей кивает. — Да, Сережа, ты мне нравишься. Очень сильно. Душа заходится арией Виолетты из «Травиаты». Он нравится! И Алексей сказал об этом. Вот так просто, прямым текстом, глядя в глаза. Сережа испытывает нечто, похожее на мрачный триумф и детский восторг одновременно. А еще Алексей, в отличие от Олега, его не стесняется: прогнал тех двоих в магазине и прямо перед кассиршей поинтересовался, все ли у Сережи в порядке. «И он полезен, — напоминает внутренний голос. — Нельзя упустить его, он нам нужен». Полезен, тоже верно. И объективно почти по всем пунктам очень даже подходит Сереже. Но что ему делать, как? Нельзя же просто?.. «Не утомляй меня. Действуй». Сережа судорожно выдыхает, делает еще один большой глоток, тоже ставит бокал и подсаживается ближе, практически вплотную. Так он чувствует тепло чужого тела и слышит ровное дыхание Алексея. Тот, в отличие от него, кажется, ни капли не волнуется. От нервов подрагивают пальцы, и Сережа впивается ими в свои колени. Мысли путаются, но самую малость. Ну же, давай. Алексей открыто заявил о своем интересе. Чего бояться? Сережа, незаметно набрав воздуха в легкие, тянется вперед, внутренне молясь, чтобы его правильно поняли. Понимают правильно: Алексей отвечает на поцелуй и очень быстро перехватывает инициативу. Это не похоже на глупые поцелуи с Ритой, и уж точно — на голодные поцелуи с Олегом. Ощущается… Непривычно. Алексей грубоват и решителен, будто точно знает, что делает. Щетина колется, в нос забивается запах одеколона. Не противный, но слишком резкий и навязчивый. Сережа отгоняет странные мысли, сосредотачивается на поцелуе и старается хоть как-то понять, что чувствует. Чужие руки ложатся ему на плечо и на щеку, и до него запоздало доходит, что собственными он больно вцепился в колени. Сережа разжимает пальцы, кладет ладони на предплечья Алексея. Тот гладит его за ухом, проходится по линии роста волос, и приятное ощущение стекает к паху. Не такая мгновенная реакция, как с Олегом — не возбуждение, накрывающее с головой и выметающее все мысли, — но это достаточно хорошо. И за это, по крайней мере, не стыдно. Алексей не причинял ему столько вреда и боли, как Олег, и, если уж на то пошло, то… Ладони Алексея вдруг ползут вниз, оглаживают бока через футболку. Сережа сбивается с мысли. Прикосновения, хоть и плавные, ощущаются жесткими. Он отрывается от чужих губ, чтобы дать себе минуту отдышаться, и прячет пылающее лицо между плечом и шеей Алексея. Тот жарко выдыхает ему в волосы. Когда одна из ладоней забирается под футболку и гладит по пояснице, у Сережи появляется смутное желание отсесть. «Что за глупости? Ты хотел этого», — напоминает внутренний голос. Действительно, нужно просто расслабиться. Это с непривычки, все в порядке. Он крепче обнимает Алексея за плечи и зажмуривается. Вторая рука тоже оказывается под футболкой, гладит по животу и боку. Сережа чувствует себя пойманным, зажатым между больших грубых ладоней. Изнутри медленно поднимается нечто, отдаленно напоминающее панику. — Ты дрожишь, — тихо замечает Алексей. — П-прохладно, — врет он. — Сейчас исправим, — мурлычет тот на ухо и давит Сереже на грудь, заставляя лечь на диван. Сережа подтягивает ноги, Алексей оказывается между его коленей. Теперь — еще хуже, он беззащитен, как на ладони. Тот наклоняется и целует, рукой ведет от пупка выше, задирает футболку. Сережа уже не может игнорировать, что его колотит. Дышится рвано, с трудом, к горлу подкатывает тошнота, а люстра на белом потолке начинает вращаться. До него вдруг четко доходит: он вовсе не хочет того, что сейчас происходит. Но как в этом признаться? Стыдно. Сначала сам полез целоваться, а теперь!.. Сердце заходится в сумасшедшем ритме, тянет разорвать поцелуй, оттолкнуть, закрыться. Нет, он не сможет, позор какой — Алексей подумает, что он всего лишь дурацкий подросток. И даже если бы решился, вряд ли ему удастся шевельнуть ртом. Тело будто одеревенело, перестало слушаться: Сережа просто дрожит и обнимает чужие плечи, не в силах выдавить из себя хоть слово. Алексей наконец оставляет его губы в покое, мелкими поцелуями спускается от скулы к шее. Сережа отворачивает голову и в отчаянии смотрит в экран телевизора, совершенно не понимая, что там показывают. Может, Алексей сейчас натрогается его и остановится на этом? Нужно немного потерпеть, а в следующий раз Сережа уже будет морально готов и… Когда Алексей отстраняется и расстегивает ему пуговицу на штанах, в голову ударяют дикий страх и понимание, что так быстро это не прекратится. Сережа неожиданно для себя выпаливает: — П-подожди! Мне надо… — он судорожно придумывает, куда ему может понадобиться прямо сейчас. — Надо в душ, я… В душ. Алексей коротко улыбается и слезает с него, напоследок проведя ладонью по внутренней стороне бедра. По спине рассыпаются ледяные мурашки. — Да, конечно, — говорит тот, и азартный огонек в глазах угасает. — В среднем ящике под раковиной найдешь все, что нужно. Не волнуйся, новое. А я достану лазанью, — заговорщически улыбается Алексей, снова становясь похожим на себя прежнего. Это немного успокаивает. Может, Сережа перебрал с вином, и поэтому так разволновался? Он, еле совладав с телом, садится, окидывает гостиную потерянным взглядом. Ванная… Он мыл там руки, точно. По коридору и направо. Хочется притянуть к себе колени, сжаться в комок и спрятаться, но нужно подняться и идти вперед. Сережа закрывает за собой дверь, поворачивает замок и почти падает на крышку унитаза. Изнутри колотит мелкой дрожью, нижняя губа подрагивает, будто он вот-вот разревется. Что же ему делать? Сережа прижимает руки к лицу. На что он вообще рассчитывал, придя к Алексею домой, расспрашивая того про бывших? И о чем думал, когда полез целоваться? Он… Он ведь не хотел, не хотел вот так сразу. Его неправильно поняли! Может, он подал неверный сигнал? Сережа уже ни черта не соображает, в голове хаос, мысли сумбурные и тянутся, как жвачка. Господи, отпустят ли его просто так? Сережа очень не уверен, что сможет в случае чего отбиться. — Спокойно, — шепчет он сам себе. — Ничего страшного не произошло, да? Ему наконец удается кое-как выровнять дыхание, встать на ноги и врубить кран в душевой кабинке. Под шум воды становится спокойнее. Он смотрит на себя в зеркало. Бледный и испуганный до чертиков — хорошо, что Алексей не заметил. Отражение вдруг подмигивает ему и нагло улыбается. Сережа трясет головой. Точно перебрал с вином. «Все в порядке, кончай истерить, — раздраженно бросает внутренний голос. — Что там в ящике?» Сережа упирается взглядом в позолоченную ручку среднего ящика под раковиной и озадаченно моргает. Дурное предчувствие накрывает запоздало. Скорее всего, там гостевой комплект с полотенцем или что-то вроде того, но… Внутри — небольшая картонная коробка. Сережа снимает крышку, смотрит на содержимое и чувствует, что не может сделать вдох. В груди больно стягивает, аж режет. В коробке лежат клизма и непонятный тюбик. Это же не?.. «Не валяй дурака, мы с тобой отлично знаем, что нужно сделать». — Ни за что, — Сережа мотает головой. — Я не хочу. Не хочу. «Не строй из себя недотрогу, — рявкает вдруг голос. — Ты думал об этом, собирался сделать это с Олегом, так что нечего теперь ныть». — Я не собирался, — выдавливает Сережа. Окружающая действительность мутнеет из-за слез. Он со стуком задвигает ящик обратно и отшагивает назад, будто это хоть что-то изменит. «Нет смысла врать мне. Сделай все как надо, потерпи немного, — смягчается внутренний голос. — Может быть, тебе даже понравится. Много кто находит в этом удовольствие». — Я не хочу, — тупо повторяет Сережа. Уродливое чувство неправильного расползается под кожей, холодит низ живота. Это что, действительно происходит с ним взаправду? Бред, бред, просто бред. Сережа утирает все-таки потекшие слезы и смотрит в зеркало. — Не с ним. И точно не сейчас. «Слабак», — с презрением сплевывает отражение в зеркале. — Заткнись, — дрогнувшими голосом произносит Сережа и отворачивается. — Заткнись! «Я-то заткнусь. А ты станешь в его глазах тупым ребенком. Определись уже наконец, чего хочешь!» Сережа упирается руками в душевую кабинку, силится дышать глубоко и размеренно. К горлу снова подкатывает сильная тошнота, будто сейчас вывернет наизнанку. Да плевать уже, что решит Алексей! Лишь бы придумать, как сейчас сбежать, а с последствиями Сережа разберется. Он не хочет этого делать, а значит, не будет, и точка. Дурацкая была затея. Чего ради он пошел на это? Кому и что собрался доказывать? Идиот, идиот, какой же он идиот. Сережа вытирает слезы, умывается, дает себе еще несколько минут, чтобы окончательно успокоиться, и выходит из ванной. В квартире вовсю пахнет лазаньей, но Сережу так мутит, что запах не кажется соблазнительным. Он застывает в дверном проеме и смотрит, как Алексей домывает посуду. — Ты как раз вовремя, — тот улыбается, когда замечает Сережу. — Предлагаю дать лазанье полчасика, чтобы настояться. Сережа до одури сжимает пальцами дверной косяк и удивляется, как вообще получается стоять на своих двоих — ноги подкашиваются. — Прости, мне надо идти, — давит он из себя как можно увереннее. Алексей хмурится. — Я… Мне плохо, — даже не врет. — Я лучше пойду домой. — Что-то болит? Или от вина? — Алексей делает пару шагов к нему, затем возвращается к раковине и лезет в верхний шкафчик. — У меня огромная аптечка, сейчас что-нибудь подберем. Сережа в панике встряхивает головой. — Нет, не надо, мне… Мне правда нужно домой, — Сережа пытается непринужденно улыбнуться. — Со мной такое бывает. Ничего страшного, надо только отлежаться. — Да брось, — Алексей делает резкий жест рукой в его сторону. — Можешь полежать тут. Зачем ехать, если плохо? Останешься на ночь, уступлю кровать. Сережа леденеет, горло пережимает спазмом. — Нет! — в голосе проскальзывают истерические нотки. — Я м-маме обещал, что вернусь. Она будет искать меня. В «Радуге» хватятся завтра, дай бог к середине дня. Никому он не нужен. Сережа боится, что Алексей каким-нибудь магическим образом поймет это по глазам или как-нибудь еще. Тот смотрит несколько секунд нечитаемым взглядом, затем кивает. — Конечно. Давай я тебя подвезу. — Нет, — Сереже кажется, из комнаты выкачали весь воздух. Грудь горит огнем. — Я сам, на метро. Не хочу тебя напрягать, мне и так неловко, что ужин испортил. — Сереж, ты не напрягаешь, я… — Не нужно, правда, — перебивает он. Кажется, что-то проскальзывает на его лице, потому что Алексей внезапно прекращает уговоры и только спрашивает: — Нужны деньги на метро? — Спасибо, не надо, — вымученно давит он. — У меня есть. Алексей снова кивает. — Давай объясню, как идти. Тут близко, не заплутаешь. От облегчения Сережу тянет не то смеяться, не то плакать. Он забегает в корпус и цепляет рассеянным взглядом настенные часы: двадцать пять минут до отбоя. Хотя бы успеет принять душ. Вымок до нитки, пока наворачивал круги в поисках метро от квартиры Алексея, и сейчас по дороге до «Радуги» снова шел под ливнем. Одежда и волосы липнут к телу, неприятно холодят. Хочется стянуть с себя все, забраться с головой под горячие струи воды и забыть о случившемся, как о страшном сне. Вот только в носу до сих пор стоит запах одеколона Алексея, а кожу на животе и спине жжет фантомными прикосновениями. От всплывших перед глазами образов сердце снова заходится в бешеном ритме, к горлу подкатывает тошнота. Сережа, поежившись, обхватывает себя руками за плечи и быстро поднимается на третий этаж. Ему так паршиво, что тянет сползти по стенке прямо тут, в коридоре, и разреветься. Желудок сводит от голода, дурно то ли от сыра с вином, то ли от ситуации в целом. Алексей отправил его в ванную с вполне однозначной целью — подготовиться к сексу. Сережа тормозит мысли, не позволяя себе долго думать, что именно, по мнению Алексея, он должен был делать с содержимым треклятой коробки. От осознания, что все будто было решено без его участия, становится в разы хуже. Как давно Алексей положил себе в ванну «все, что нужно»? Неужели специально для него? И на что только Сережа рассчитывал? Что взрослый мужик заботливо поинтересуется, занимался ли Сережа этим когда-нибудь раньше? Спросит, хочет ли Сережа именно этого? Чушь. Сережа утирает выступившие слезы и шмыгает носом. Да он вообще на подобное не рассчитывал. Не этого хотел. Может, когда-нибудь потом и этого, но уж точно не сейчас и не так, с практически незнакомым человеком. Сережа вновь вспоминает, как ощущались прикосновения Алексея, и кривится, сильнее сжимая пальцами плечи. На глаза наворачиваются новые слезы. — Сереж, — слышит он порывистый шепот, когда проходит мимо общей, в которой погашен свет, а затем чувствует, как кто-то тормозит его за локоть. Сережа дергается и в панике оборачивается к Олегу, сбрасывает чужую руку, отшатывается к стене. Отчаянное «Не трогай меня!» обжигает язык, застывает на губах. Сережа напряженно смотрит Олегу в лицо и чувствует, что дрожит всем телом. — Ты... — Олег запинается на полуслове, растерянно его разглядывает, и Сережу тянет отвернуться, закрыться руками, будто по одному взгляду можно считать, что с ним произошло этим вечером. — Ты где был? «Какая тебе разница?» — стучит в висках вместе с беспокойными ударами сердца. Сережа встряхивает головой, молча разворачивается и продолжает идти по коридору. Нет сил разговаривать, нет сил ругаться. Хочется только, чтобы все оставили его в покое. — Да погоди ты, — Олег снова хватает за руку. Идиот, кретин, какой же тупой, не понимает: Сережа не хочет, чтобы до него дотрагивались! Он рвано выдыхает и со всей силы толкает Олега в грудь. Получается хреново, руки словно ватные, не слушаются. Олег лишь отшагивает назад и изумленно вскидывает брови. — Отвали! — взвившись, прикрикивает Сережа. Олег вздрагивает и тут же оглядывается, видимо, боясь, что выползут любопытные зеваки или нагрянет дежурный по этажу. Сереже плевать, даже если он перебудит весь детдом. — Отстань от меня, — в полный голос продолжает он и хочет пойти дальше, но Олег грубо тянет назад, затаскивает в общую и зажимает между собой и стенкой. — Пусти, придурок! — Тише ты! — грозно шипит Олег и накрывает ему рот ладонью. Сережу окатывает мерзким, парализующим страхом. — Я ж поговорить хочу. Че ты устраиваешь, а? — быстро шепчет тот, не ослабляя хватку. Сереже кажется, сердце от резко накатившей паники сейчас пробьет дыру в грудной клетке. — Я тебя после смены у рестика ждал, а ты к какому-то хмырю в тачку сел. Сереж, что за чел? У тебя проблемы, ты во что-то влип? Сережа почти не слушает, в ушах нарастает пронзительный звон, последующие слова Олега тонут в звуках сумасшедше колотящегося сердца и собственного сбившегося дыхания. Двигаться не выходит, тело будто деревянное. Олеговы руки, крепко прижимающие его за оба плеча к стене, ощущаются отвратительно. Все это слишком похоже на то, как было раньше, когда за подобным сыпались издевки и удары. Не Олега, а Влада, но какая, к чертям, разница? Олег там тоже был, держал вместе со всеми. Сука. Сука-сука-сука. Сережа захлебывается в ужасе и злости. Зажмуривается и с остервенением мотает головой из стороны в сторону, упирается руками Олегу в грудь, пытаясь оттолкнуть. Слезы жгут глаза, воздуха не хватает. Он брыкается в захвате Олега, кажется, заезжает тому по лицу, и в какой-то момент тяжесть и жар чужого тела исчезают. Сережа, оставшись без опоры, отворачивается, хватается руками за стену и силится сделать нормальный вдох. — Сереж? — неуверенно зовет Олег спустя целую вечность молчания. Лицо мокрое от слез, из носа течет. Сережа впивается ногтями в обои и стискивает зубы. Он не обернется, нет. Не позволит Олегу увидеть его в таком состоянии — хватит с Сережи позора. — Отъебись, — зло, чуть ли не по слогам произносит он, сверля взглядом стену, — от меня. Я не хочу разговаривать, понял? — голос предательски подрагивает. — Что мне, блядь, еще нужно сказать, чтобы ты оставил меня в покое? Олег со свистом выдыхает. Судя по звукам, стоит за спиной неподвижно. — Да я поговорить хочу, — снова начинает тот, и Сережа брезгливо морщится. Почему никого во всем ебаном мире не интересует, чего хочет он? — Еще раз тронешь, и я заору, — предупреждает он и, не поворачиваясь, выходит из общей. Олег, слава богу, больше за ним не идет, и Сережа забегает в комнату, молча хватает ванные принадлежности, пока тупые соседи не решили докопаться, и спешит в душевую. Внутри никого — повезло хоть в этом. Сережа рывками сдергивает осточертевшую мокрую одежду, встает под горячий душ, намыливает сперва руки, затем грудь. Замечает, что трет с особым усердием живот и бока, лишь когда больно царапает кожу у пупка ногтем. «Это не поможет», — с горькой усмешкой думает он. Мерзкое, по-уродски неправильное ощущение от чужих прикосновений не смыть ни водой, ни даже мылом. Сережа выходит из-под струи, прислоняется затылком к плитке и обессиленно оседает по стене. В душевой открыта дальняя форточка, по низу тянет прохладой, и кожа мгновенно покрывается мурашками. Он пялится на зажатый в руке кусок хозяйственного мыла мутным от слез взглядом и пытается понять, где и что он, блядь, сделал не так. «Все хорошо, — неожиданно мягко и утешающе шепчет внутренний голос. — Это пройдет. Все будет хорошо, обещаю». Острая жалость к себе накрывает с головой. Сережа закусывает подрагивающие губы и утыкается лицом в колени. Как же он устал и каким же чертовски несчастным себя ощущает. Ему чудится, будто чужая ладонь, теплая и уверенная, опускается на макушку, успокаивающе гладит. День был ужасным, Сережа наделал кучу ошибок. Завтра наступит новый, и все правда будет лучше. Главное — у него есть цель, и когда он добьется ее, то сможет уехать с мамой так далеко отсюда, что все Олеги, Алексеи, соседи-имбецилы, директриса, воспиталы и тошнотворные посетители ресторана в жизни до них не доберутся. И тогда все действительно будет хорошо. Чтобы не спугнуть фантомное прикосновение, Сережа зажмуривается плотнее.