Поцелуй, ожог и свитер

Сережа с утомленным вздохом закидывает сумку под койку. Олег опускает сидушку и с явным облегчением падает на нее. — Ну и толкучка, — жалуется тот, глядя в окно. — Ага, — Сережа осматривает плацкарт. Его место наверху, над Олегом. На боковушке за столиком сидит белобрысый паренек, периодически зыркающий на них из-за газеты. Ехать почти двенадцать часов: хорошо бы спутник помалкивал и дальше. Сережа роется в рюкзаке и выуживает учебник по физике. Если свет выключат в десять, у него есть часа полтора на занятия. Расположившись за столиком, он заправляет ручку за ухо и вчитывается в условие задачи на странице с закладкой. «Два пластилиновых шарика массами m и 2m одновременно бросают навстречу друг к другу с одинаковыми…» — Хочешь, махнемся? Можешь внизу спать, — внезапно подает голос Олег. — Не, спасибо, — Сережа коротко мотает головой и едва сдерживает улыбку. Олег приваливается к нему плечом и заглядывает в учебник. «Два пластилиновых шарика массами m и 2m одновременно бросают…» — Ебать задачка, — выдыхает Олег и тихонько присвистывает. — Это че за учебник? — Для олимпиадников, — вздыхает Сережа. — Можешь, пожалуйста, не мешать? — А, да, прости, — Олег чуть отодвигается. В груди колет сожалением: было так круто соприкасаться коленями. «А я говорил, что никакой учебы у тебя здесь не выйдет», — недовольно шипит внутренний голос. Сережа отмахивается. Впереди еще куча времени, с физикой успеется. А когда они с Олегом еще вот так, рядышком? Поезд с тревожным скрипом двигается с места и начинает плавно катиться прочь от перрона. «Два пластилиновых шарика массами m и 2m одновременно бросают навстречу друг к другу с одинаковыми скоростями, равными 5 м/с, лежащими в одной вертикальной плоскости и…» — Откуда будете? — громко интересуются сбоку. Сережа скашивается в сторону говорящего. Новоприбывший — высокий, худой, с длинной челкой, — видимо, успел забежать в вагон в последний момент. На вид примерно их с Олегом возраста. Парень кидает сумку на столик боковушки, прямо перед белобрысым, читающим газету, и тянет губы в мерзкой ухмылке. Сережа замечает, что у того не хватает зуба в верхнем ряду. — Здоров, — хмыкает Олег, привстает и протягивает ладонь. Парень отвечает на рукопожатие с громким хлопком. — Мы с «Радуги». А сам? Сережа морщится: неужели по ним сразу видно, что детдомовские? Он досадливо хмыкает, собирается отвернуться и вновь попытаться зарыться в задачу, но парень протягивает ладонь и ему. Сережа стискивает зубы. На секунду кажется, что поезд стоит, а дорога, громыхая рельсами, несется под ним все быстрее и быстрее. Он смаргивает наваждение и привстает, протягивая руку в ответ. Парень сжимает сильно, неприятно. — А я с седьмого. Мы раньше «Надеждой» были, а с этого года просто «Детский дом номер семь», — с пренебрежительным смешком говорит тот и плюхается на сидушку напротив. — Я Зуб. — Волк, — представляется Олег. — А это Серый. Сережа вскидывает глаза и тут же утыкается обратно в книгу. Этот Зуб ему не нравится, вызывает желание отсесть как можно дальше, забиться в угол. — Вы ж тоже в Карелию, в, как его?.. — Зуб делает паузу и щелкает пальцами. — «Клуб приключений», во. — Ага, туда, — отзывается Олег. — Воспиталы в Выборге сядут, слышал? С «Родничка». Говорят, лютые! — Зуб шумно втягивает сопли. — Не, не слышал. А ты, Серег? Сережа поджимает губы и коротко мотает головой. Ну вот откуда он мог слышать, если они с Олегом с самого утра вместе ходят? Этот диалог у него уже в печенках сидит. Хоть бы не пришлось часто пересекаться с Зубом в лагере. Зачем Олег вообще их пытается в это втянуть? — Чей-то у тебя там, учеба, что ль? — фыркает Зуб. Сережа краем зрения видит, как тот наклоняется вперед, силясь разглядеть его учебник. — А он у нас умный, — Олег кладет ладонь на стол, накрывая часть книги. — Так что ты не мешай давай. — Базара ноль, дело хорошее, — хмыкает Зуб и замолкает секунд на пять. — А ты че зыришь, глаза пузыришь? — наезжает тот на молчаливого белобрысого. — Давай наверх лезь. — Кто, я?.. У меня место внизу, — гундосит парень. — Ебать, ошибаешься, — хмыкает Зуб и вскакивает на ноги. Сережа рефлекторно дергается, вжимает голову в плечи. По спине пробегают мерзкие мурашки, перед глазами плывут буквы и формулы. Тяжелая рука ложится на плечо, слегка сжимает. На секунду становится дико страшно, а затем доходит: Олег. Сережа глубоко вздыхает и садится ровнее. — Слышь, Зуб, пошли покурим, — говорит Олег. Голос будто вибрацией отдает в голову. Сережа испытывает облегчение: они уйдут, и у него будет несколько минут, чтобы перевести дыхание, разобраться с накатившими странными порывами. Но когда Олег встает, то тянет его за собой. Приходится последовать за ребятами в сторону ближайшего тамбура. — Переезжай наверх, че сидишь? — буркает Олег бледному белобрысому, вцепившемуся в газету, когда они проходят мимо. Сережа морщится. В тамбуре висит красноречивый знак, запрещающий курить, и сообщение о штрафе в мятом файлике. Олег с Зубом синхронно достают по сигарете. — Че не куришь? — обращаясь к Сереже, удивленно вскидывает брови Зуб. Он сжимает челюсти. Как же раздражает этот тупица. — Не хочу и тебе не советую, — огрызается Сережа и скрещивает руки на груди. — Никотин убивает клетки мозга, знаешь? Зуб пялится на него с пару секунд, осоловело моргает. — Бля, странный ты, Серый, — хмыкает тот, затем с явным наслаждением затягивается и переключается на Олега. — Он у вас че, типа выпендрежник? Не хиловат? Сережа сглатывает. Ну вот, снова начинается. Уехали, называется, подальше от гребаного детдома. Олег выдыхает дым и коротко усмехается. — А ты проверь, — весело предлагает тот. У Сережи душа в пятки уходит. — Он те пол-ебала отгрызет. — Затем перестает улыбаться и говорит: — А я добавлю. Братиш, тебе оно надо? Зуб переводит округлившиеся глаза с Олега на Сережу и обратно. Потом качает головой и смеется: — Да лан тебе, пошутил же. Видно, что свои пацаны! Докуривают молча. Зуб плюет на бычок и растирает тлеющий табак между пальцами, после чего отправляет сигарету обратно в пачку. — Ты иди, нам перетереть надо, — Олег бросает бычок на пол и придавливает ботинком. Сережа вздыхает: даже от перрона толком не отъехали, а в тамбуре уже кумар. Не дай бог, проводница пройдет и застанет их в табачном дыму. — Подними, — требует он, когда Зуб скрывается за дверью. Олег улыбается и слегка прищуривается, будто хочет подколоть, но все же поднимает бычок и запихивает в карман. — Слушай, по поводу Зуба, — Олег проводит пятерней себе по волосам, — Сереж, не нарывайся, — просит со вздохом. — Ты пойми: он нормальный парень. Повыебывается и успокоится. Если дашь ему шанс, вы и подружиться сможете, вот увидишь. Сережа фыркает и отводит глаза. Не для того он согласился ехать, чтобы со всякими безмозглыми якшаться. Но втягивать Олега в очередные разборки не хочется — последствия прошлых бы разгрести. — Постараюсь, — выдавливает через силу. Досада царапает изнутри. Олег смотрит на него задумчиво, затем оглядывается на двери и резко прижимает Сережу к себе. Целует торопливо, с напором, и Сережа, отмерев, с жаром отвечает. Они отлетают друг от друга спустя всего пару секунд, но этого хватает, чтобы сердце сделало бешеный кульбит в груди, а тягучая слабость разлилась по ногам. Колени подгибаются, и Сережа прислоняется к мусорному отсеку. Олег улыбается несдержанно, широко, явно довольный своей выходкой. Сереже бы возмутиться — застукают же, блин, — но губы против воли растягиваются в глупой улыбке. Две недели. У них будет целых две прекрасных недели. Олег снова оглядывается на обе двери, подшагивает обратно и заправляет ему за ухо выбившуюся прядь волос. Сережа с трудом давит порыв потянуться вслед за незамысловатой лаской. Когда они возвращаются, белобрысый лежит на верхней койке, отвернувшись в стену и накрывшись простыней. В шумном плацкарте вот так притворяться спящим, когда три минуты назад еще сидел внизу, — совсем уж позорно. Сережа мысленно фыркает: домашние тюфяки, разбалованные родительской защитой, смелые только скопом. Дальнейшая борьба с учебником не приносит никаких результатов. Время полета ебаных шариков от момента соударения до момента падения на землю так и остается загадкой. Олегов поцелуй печет на губах. Хочется еще раз. Или просто скоситься на Олега, полюбоваться профилем, поймать взгляд карих глаз. Но нельзя: треклятый Зуб от них не отлипает, никак не сваливает на свою сраную боковушку. Поезд мчит в полную скорость, Олег о чем-то увлеченно переговаривается с Зубом, отодвинувшись от Сережи на максимальное расстояние. Хотя бы делают вид, что стараются не мешать, — и на том спасибо. В десять вечера гасят свет, Зуб сует под нос какие-то орешки. Сережа разложил бы постель и забрался бы туда до конца поездки, но больно не хочется быть похожим на соседа, застывшего на верхней полке. Спит или молча переваривает обиду — непонятно. Сережа почему-то постоянно возвращается мыслями к белобрысому — как легко того согнали наверх. И это Олегово «переезжай». Олегу-то, блядь, какое дело до разборок Зуба и белобрысого? Учебник и тетрадь с ручкой отправляются в сеточку над Олеговой койкой. Все равно бесполезно. — Наконец-то, — фыркает Зуб. — Че, в картишки? Сережа ухмыляется. Он уверен, что с легкостью оставит в дураках и Зуба, и Олега. Зуб деловито раздает на троих, Сережа сцапывает свои карты под стол: пусть свет и выключили, но снующая туда-сюда проводница вполне способна разглядеть, чем они тут заняты. Отберет еще. Он дважды обыгрывает совершенно восторженного этим фактом Олега и недовольно сопящего Зуба, за что получает целых две пачки «Орбита» и пять сигарет. Сигареты он со смешком возвращает Олегу, а вот жвачку запихивает в карман вместе со своим полтосом. Абсолютно детский выигрыш, но радость такая, что приходится сдерживать улыбку. — Математика, — ехидно хмыкает он, глядя на Зуба. Тот недовольно поджимает губы, но согласно кивает. В Выборге к ним присоединяются еще двое парней: мелкий брюнет с невообразимо наглым лицом и здоровенный рыжий парень с тупым, потерянным взглядом. Зубу приходится посторониться и впихнуться на сидушку к ним с Олегом. Сережа сдерживается, чтобы не закатить глаза. Ну какого этот Зуб к себе не валит? — Да положи уже, бля, нормально, — раздраженно рявкает брюнет, когда рыжий несколько раз перекладывает сумки под сидушкой. — Вот так. Голос такой сиплый, будто брюнет курит с самого рождения. — Здоров, мужики, — тянет Олег, откинувшись на спинку. — А, здоров, — буркает брюнет, обернувшись. Протягивает ладонь. — Старый. — Киря, — басит рыжий. Они знакомятся, жмут друг другу руки. Олег опять представляется Волком. Сереже все меньше нравится эта поездка. — А там кто? — спрашивает Старый, мотнув головой в сторону белобрысого. — Да черт домашний какой-то, — отзывается Зуб. — Так, — в проходе возникает грузный мужчина лет тридцати пяти. — А ну без чертей тут. Костик, Кирилл, нашли места? — Ага, — буркает Старый. — Хорошо. Значит, ребята. Меня зовут Игорь Палыч, мы с вами еще познакомимся. Давайте пока по списку. Так, девятнадцатое, — Игорь Палыч всматривается в свою папку, — Олег Волков. — Я, — бойко отзывается Олег. — Двадцатое — Сережа Разумовский. — Ага, я тут, — тянет Сережа. — Сорок пятое — Федя Трубин. — Здесь, — подает голос белобрысый с боковушки. Игорь Палыч оборачивается на того. — Почему не на своем месте? Федя воровато смотрит в сторону Зуба. Сережа наклоняется вперед, чтобы ничего не пропустить. Он видит лишь взъерошенный затылок задиры, но догадывается, что тот явно подает Феде какие-то молчаливые сигналы. — Поменялись, — выдавливает в итоге Федя. Игорь Палыч вздыхает и снова поворачивается к ним. — Так, ладно, за пределы вот этого «купе» не меняться. Понятно? — строго наказывает тот. Они нестройно соглашаются. — И к девчонкам чтоб не бегали ночью, — Игорь Палыч хмурит густые брови, становясь похожим на бобра. — Кого увижу — пеняйте на себя. Миша Ковалев. — Я, — отзывается Зуб. — Хорошо-о, хорошо, — бубнит Игорь Палыч и черкает в папке. — На станциях никто не выходит. Попробуйте мне потеряться! Сережа тянет унылое «Ага» вместе с остальными и досадливо морщится: ну вот, от попутчиков теперь даже на пять минут отдохнуть не получится. Когда Киря и Старый наконец устраиваются на своих местах, Зуб снова достает карты. — Че, мужики, партейку? — подмигивает тот. — Убери, — шипит Старый. — Ща Палыч твою «партейку» изымет нахуй. Зуб озирается и недовольно запихивает колоду обратно в карман. — Погодь, родной, ща улягутся все — сыграем. Предупреждаю: я хорош, — Старый растягивает гласные на забавный манер и самодовольно скалится. Зуб ухмыляется. — Это ты с Серым не играл, — хмыкает тот. — Математика! — Зуб наклоняется, глядит через Олега и давит лыбу. — Че, патлатый, за карты шаришь? — поднимает брови Старый. Сережа вздыхает. Как же надоели эти павлиньи хвосты, которые соседи показушно распускают. Ладно бы еще перед девчонками выпендривались — так нет же, друг перед другом. Он усмехается своим мыслям. — Шарю, — просто отвечает он. В голове мелькает воспоминание: Ритина колода с котятами, которую он выиграл у старшеклассниц в шестом и подарил ей на день рождения. Сережа так наловчился, дни напролет перекидываясь с Ритой в «Дурака», что в детдоме с ним играть перестали. — Ну вот и кайф, — Старый хищно улыбается. — Хоть не так скучно будет. Покажешь ща, че умеешь, рыжий. У Сережи тревожно екает в груди. С каждой минутой происходящее нравится ему все меньше. — Слышь, своего друга, если хочешь, рыжим зови, — небрежно тянет Олег. — А у Серого имя есть. Старый скашивает на Олега взгляд, и несколько секунд они играют в непонятные гляделки. Потом Старый дергает плечом. — Пардон, — сипит якобы примирительно, но Сережа по глазам видит: нифига. — Только познакомились, имен еще не запомнил. — И снова смотрит на Сережу. — Серый так Серый. — Ну так че, че? Раздаю? — оживляется Зуб. — Давайте, может, двумя колодами, а то нас много? — Давайте двумя, не вопрос, — Старый неприятно хрустит шеей. — На бабки ж играем? Сережа интуитивно чувствует: не надо ему с этими играть. И общаться тоже. Он хмурится и демонстративно вытягивает из-под Зуба чистое белье, на которое тот примостился своей тощей задницей. — Вы как хотите, а я спать, — безапелляционно выдает он. Зуб разочарованно стонет, Киря и Олег переводят на Сережу удивленные взгляды, Старый щурит светлые глаза. — Ты че, ну двенадцати даже нет! — растерянно выдает Зуб. — Я устал и хочу спать. Чего непонятного-то? — Да понятно все, — Старый хмыкает. — Зассал, родной? Сережа ощущает, как к лицу приливает жар, но вестись на провокацию не собирается. Забирает с верхней полки полотенце, роется в рюкзаке в поисках зубной щетки и пасты. — Старый, — негромко окликает Олег и отлипает от стены, подсаживается ближе к краю, — ты за языком-то следи. Мы ж не хотим в первый день все нахуй пересраться? Пусть спит, если хочет, у него верхняя. А мы шуметь не будем. — Ишь, принцесса нашлась, — фыркает Киря, но Старый хлопает того по колену. — Да забей, пусть дрыхнет. Мы вообще в купе к девчонкам собирались. У Юльки целых две колоды есть и куча приколюх из мамкиного магазина, — Старый весело подмигивает своему дружку. — С ней играть интереснее. — О, тема. У нее, наверное, «Бомбастера» дохера. — Я с вами, — вскидывается Зуб. — У меня жвачка есть. И сотен! Пацаны еще недолго возятся и по одному поднимаются со своих мест. Сережа забирается с ногами на нижнюю койку, чтоб не мешать. — А ты че, — Киря явно обращается к Олегу, — с нами или как? Сережа с трудом сдерживается, чтоб не покоситься на них. Нет уж, он не покажет, что ему есть дело, останется Олег с ним или попрется с этими дегенератами. — Не, идите, — отмахивается Олег. — Мне влом. Сережа прикусывает губу и морщится от всколыхнувшегося разочарования. Не в такой формулировке ему хотелось бы это услышать. Ладно, плевать. Лишь бы горе-попутчики свалили и подольше не возвращались. Он забирает туалетные принадлежности и идет в тамбур. Олег неожиданно бредет следом, хотя Сережа не звал. У туалета небольшая очередь, и они молчаливо мнутся рядом. Сережа в сторону Олега не смотрит: много чести. Когда кабинка освобождается и он заходит, Олег проскальзывает следом, щелкает задвижкой. Сережа шумно вздыхает: тут и без того тесно. Он ловит тоскливый взгляд карих глаз в отражении зеркала. Закрадывается робкая надежда, что Олег сейчас извинится за свои идиотские разговоры с теми отсталыми. Сережа кладет пасту на бортик раковины, сует щетку в карман и разворачивается. Настроение моментально повышается на несколько градусов, но Олег, вопреки ожиданиям, скрещивает руки на груди и спрашивает: — Сереж, ну ты чего? Че не так-то? Тянет психануть и вытолкать Олега наружу, раз уж тот правда не понимает, что именно не так. Сережа поджимает губы, отворачивается и включает воду. Тоненькая ледяная струйка звонко соударяется с жестяной раковиной. — Да отлично все, — буркает он. — И компания у нас собралась замечательная. Ты, видимо, в восторге, да? Сережа в зеркало видит, как Олег озадаченно хмурится. — Да пацаны как пацаны. Нормальные. Че ты взъелся? — «Нормальные»? — скакнувшим вверх голосом переспрашивает Сережа. Изнутри неприятно режет обидой. — У нас очень разные определения этого слова, — сухо добавляет он и выдавливает зубную пасту на щетку. Сережа многое бы отдал, чтоб находиться как можно дальше от подобных отморозков, а Олегу плевать, Олегу нормально. Ну капец. «А чего ты от него ждал? Забыл, какие у самого Волкова дружки?» — снисходительно фыркает внутренний голос. Сережа до боли стискивает пальцами зубную щетку. Не забыл, конечно, но… У них с Олегом последнее время все так неплохо складывалось — не хотелось вспоминать ни о Владе, ни о Даниле с Лехой. А зря. Он чистит зубы размашисто, яростно и шипит от боли, когда щетка соскальзывает и пластиковым основанием задевает десну. Олег за спиной тихо вздыхает. — Хорошо, они тебе не понравились. Это я понял. — Сережа опускает голову, когда замечает, что Олег пытается поймать его взгляд в отражении. — Но мы ж не выбирали, с кем поедем. Что ты хочешь? Скинуть этих с поезда и найти новых, получше? Сережу неудачная шутка злит еще больше. Он сплевывает пасту, умывается и, наскоро вытеревшись полотенцем, поворачивается к Олегу. — Я хочу, чтобы ты перестал корешиться с каждым встречным мудаком и отрастил яйца слать таких «пацанов», — Сережа пальцами изображает кавычки, — с их мудацкими доебами куда подальше. — От вида изумленно вытянувшейся физиономии Олега в груди разливается удовлетворение. Сережа хмыкает. — Я достаточно понятно объяснил, «че не так-то»? И прежде чем Олег успевает ответить, Сережа дергает щеколду, всучает Олегу пасту и выходит из туалета. К счастью, в «купе» пусто, придурки не вернулись. Только белобрысый Федя лежит на верхней боковушке рожей в стену. Сережа сует щетку в рюкзак и забирается к себе наверх. Когда в проходе мелькает темная макушка Олега, он отворачивается к стене. Сзади доносится возня, затем теплая ладонь опускается на плечо, чуть сжимает. — Сереж, ну ты чего? — шепчет Олег. — Нифига я с ними не корешился. Они мне вообще не упали, — теребит его за плечо так, что стена перед глазами ходит ходуном. — Да прекрати ты, — фыркает он, но все же переворачивается на другой бок, лицом к Олегу. — Ну Сере-еж, — тянет тот. Темные брови скалываются домиком, на губах — едва сдерживаемая улыбка. Сережа хмурится. — Я думал, — он зыркает на Федину спину и понижает тон, — мы с тобой вдвоем будем. Ты меня зачем вообще сюда притащил, если планировал общаться со всякими... Вот с этими вот? Олег глядит побитым псом. Сережа чувствует уколовшую изнутри совесть. Он и сам не слишком-то разборчив: Олег все еще щеголяет с парой-тройкой гематом и заметно бережет левый бок после Сережиной «дружбы» с Алексеем. «Но ты-то хотя бы не спускаешь свою жизнь в унитаз, якшаясь с будущими алкашами и уголовниками», — презрительно напоминает внутренний голос. — Мне они вообще не всрались, ну правда, — повторяет Олег, уперевшись подбородком в край матраса. — Я поехал ради того, чтобы с тобой... Ну, время провести. Теплое чувство, разлившееся в груди, норовит выползти наружу улыбкой. — Ладно, — вздыхает Сережа. Олег вдруг хитро ухмыляется и стягивает с него простыню. — Эй! — вырывается само собой. Олег прижимает палец к губам, затем заталкивает край простыни под матрас. То же самое делает с верхней койкой напротив — теперь простынь закрывает «купе» на манер занавески. — Спускайся, — просит одними губами. Сердце пропускает удар. Кончики пальцев покалывает от предвкушения, дыхание мгновенно учащается. «Если вас застукают, пеняй на себя», — предупреждающе рычит внутренний голос. Сережа свешивает ноги с койки, сползает вперед, собираясь спрыгнуть, но Олег подхватывает под мышки и опускает на пол. Сережа тянет того на себя за ворот футболки — хотя, казалось бы, куда уж ближе, — прижимается носом к теплой скуле. От Олега пахнет сигаретами и зубной пастой. Поцелуй выходит медленным, осторожным. Сереже даже дышать стремно, вдруг по ту сторону простыни услышат — не то что целоваться. Под ладонью быстро-быстро бьется сердце Олега. Тот, видимо, тоже на взводе. Мысль, что их могут застукать, одновременно пугает и дразнит. Руки Олега ныряют под Сережину футболку, и тело прошибает волна горячих мурашек. Хорошо. Как же ему весь день этого не хватало! Сережа, осмелев, целует глубже, требовательнее, с нажимом проходится ладонями Олегу по плечам, по спине, притягивает ближе, буквально вжимает в себя. — И ни капельки не боишься, что спалят? — весело шепчет Сережа тому в губы. Олег легонько щиплет за бок и с усмешкой целует в нос. — А ты не каркай. Сережа не успевает ответить — Олег оттесняет к столику и, когда Сережа упирается задом в столешницу, подсаживает на нее. Он изумленно выдыхает и разводит колени, позволяя Олегу пристроиться практически вплотную. Тот снова запускает руки ему под футболку и с напором целует. Ладони Олега повсюду: оглаживают бока, грудь, живот, спускаются на бедра и колени. Сережа плавится от прикосновений, от Олеговых губ и языка. Из груди почти вырывается стон, но Сережа вовремя себя одергивает и, откинув назад голову, плотно сжимает челюсти, силится выровнять дыхание. Олег тут же припадает к шее, горячо выдыхает возле уха, и Сережа рефлекторно пытается свести бедра, но лишь зажимает Олега. Хочется перехватить Олегову руку, положить себе на пах и самому залезть в чужие трусы. Да хотя бы потереться друг о друга, черт возьми. Сережа взвыть готов — настолько ему происходящего мало. Откуда-то из-за простыни, совсем рядом раздается женский голос, затем кто-то ей отвечает. На Сережу будто ушат ледяной воды опрокидывают. Олег тоже дергается и отшатывается назад, оборачивается на проход. Простынь неподвижна, никто не заходит. Сережа во все глаза пялится на простынь и судорожно хватает ртом воздух в попытке отдышаться. Спохватившись, слезает со стола и одергивает футболку, тыльной стороной ладони вытирает рот. Они еще несколько секунд стоят неподвижно и прислушиваются, потом отмирают и плюхаются на койку Олега. — Пиздец, — нервно усмехается Олег и сверкает на него взбудораженным взглядом. Сережа кивает. — Давай лучше… потерпим до лагеря, — неуверенно протягивает он и прикрывает глаза. Сердце все еще колотится как бешеное. Олег согласно угукает, находит его ладонь и крепко сжимает. Сережа ненадолго переплетает их пальцы, затем встает и забирается к себе наверх. Вот бы им досталась отдельная палатка — подальше от Старого, Зуба и всех на свете. Сереже сложно представить, каково это будет, но, черт, хочется до безумия: наконец нормально побыть с Олегом наедине. — Спокойной ночи, — раздается шепот снизу. Сережа улыбается, с трудом перебарывая желание свеситься с койки и взглянуть на Олега. — Спокойной. По прибытии в Петрозаводск Игорь Палыч пересчитывает их раз десять. Второй воспитатель куда-то отходит. Все происходит невозможно долго. Плечи затекают от рюкзака; Олег, помятый и явно невыспавшийся, угрюмо держится рядом. Сережа косится на собравшуюся компанию из-под отросшей челки. Помимо Зуба, Старого, Кири и Феди, на перроне топчутся четыре девчонки. У одной из них искусственно-рыжие, пережженные волосы и самодовольная улыбка. Сережа мысленно фыркает и заранее преисполняется неприязнью. Через час, длившийся гребаную бесконечность, они все рассаживаются в автобус. Олег пропускает его к окну и дрыхнет всю дорогу. В один момент лохматая голова падает ему на плечо, и Сережа чувствует себя готовым хоть целый день так просидеть. Лагерь оказывается несколькими постройками, огромной, крытой куполом беседкой и кучей площадок для размещения палаток. Какие-то уже обустроены, на некоторых с переменным успехом собирают палатки взрослые и дети. Сережа подмечает группу таких же, как они, подростков, кучкой топчущихся вокруг одной из площадок. Инструктор, которого едва можно разглядеть за головами, кажется, объясняет, как ставить палатку. Сереже и самому не терпится попробовать. Второй воспитатель представляется Евгением Викторовичем, держится свободно и уточняет, что «Женек, вообще-то». Едва ли Женек намного старше его самого, но тому, как ни странно, удается практически мгновенно завоевать всеобщую симпатию. — Оп-па, а вот и Елена Евгеньевна, — весело сообщает тот, подводя их всех к огороженной забором территории. Сережа видит небольшую коренастую блондинку лет сорока. Олег сбоку лепечет тихое «вау». Сережа против воли внимательнее разглядывает Елену Евгеньевну и ищет, что могло вызвать у Олега такой восторг. Он понимает, что это глупо, но ничего не может поделать со внезапно всколыхнувшейся ревностью. Кто-то из девчонок восторженно пищит. Сережа отрывает глаза от ведра, в котором возится Елена Евгеньевна, и видит: по ту сторону сетки-рабицы, возле деревянной халупки, играют два щенка. Сережа не может сдержать улыбки: вот оно что. Щенки, заслышав писк, бросаются в их сторону, забавно натыкаются друг на друга и тявкают. Оказывается, тех намного больше, чем два. — Ну что, давайте знакомиться, ребята! — Елена Евгеньевна отрывается от своего занятия и распрямляется. Она оказывается почти на голову ниже Сережи и полной, похожей на тумбочку. — Меня зовут Елена Евгеньевна, мы с вами отправимся в небольшое путешествие через два дня, когда научимся всему необходимому, — она стягивает перчатки, перемазанные в какой-мешанине из ведра, явно предназначенной для кормления собак. — После обеда пойдем получать палатки и всякое другое, а сейчас кто хочет, может пообщаться с нашими питомцами. В соседнем вольере собаки посерьезнее: к забору лучше не подходить, а вот щеняток гладьте на здоровье. Есть желающие? Девчонки радостно соглашаются, Зуб прошмыгивает следом. Олег дергает Сережу за рукав и машет головой в сторону вольера. — Иди без меня, — он улыбается, показывая, что не будет в обиде. Быть испачканным радостно напрыгивающими на девчонок и Зуба собаками ему неохота. Федя остается где-то позади, Старый что-то шепотом высказывает Кире. Тот тоскливо провожает глазами зашедшего в вольер Олега. — Зачем вам собаки? — интересуется Сережа, подшагнув поближе к Елене Евгеньевне. — Для зимних прогулок, — добродушно отзывается та. — Это хаски — ездовые собаки. Не щенята, конечно, а те, что в соседнем вольере. Как тебя зовут, молодой человек? — Сережа, — представляется он, стараясь звучать как можно вежливее. — Давайте я помогу с ведром. Он относит ведро к мискам — на его счастье, щенята слишком заняты пачканьем чужих штанов. Олег как раз решает присесть на корточки, и трое щенков практически валят того на землю. Сережа прыскает и, спохватившись, отводит взгляд. Олег выглядит абсолютно счастливым, но пялиться, как бы ни хотелось, нельзя. На складе они получают по палатке — девчонки, к его облегчению, безапелляционно забивают единственную сдвоенную палатку с общим тамбуром. Им с Олегом достается самая приличная, на первый взгляд, конструкция, а недовольного Зуба селят вместе с Федей. Елена Евгеньевна объявляет Сережу старшим и вручает ему пачку запасных батареек к фонарикам. Сережа страшно доволен собой, но под пристальным взглядом Старого делает вид, что ничего необычного не происходит. Елена Евгеньевна умело показывает, как правильно собирать палатку, рассказывает про правила разведения огня и про то, что жрать какие-либо ягоды с кустов — плохая идея. Потом речь заходит про диких животных, запрет на мусор и про травы, из которых можно сварить чай в котелке. Сережа слушает внимательно: пятидневный сплав по реке, который им предстоит через два дня, кажется вдруг не таким уж и плевым приключением, как уверял Олег. — Что-то я уже сомневаюсь, — признается он, когда они с Олегом остаются наедине с мешком, в котором лежит палатка. — Думаешь, нас могут оставить тут, если попросим? — Да ты чего? — Олег широко улыбается. — Будет круто, зуб даю! После этого становится повеселее. Олег в явном восторге от происходящего, и хорошее настроение напополам с уверенностью, видимо, передаются и Сереже. Да, будет явно не до физики, но кто сказал, что ему нельзя хоть немного отдохнуть? «Отдыхать можно ублюдкам на всем готовеньком, типа Феди, — тут же напоминает внутренний голос, — а нам нужно прогрызать свой путь, чтобы не закончить, как Олег твой». Сережа согласен, вот только... Олег уже готовит каркас для палатки и выглядит таким счастливым, что хочется забыть обо всем, отдаться беззаботному летнему дню и просто повеселиться. Со смешками, тычками и шутливыми перебранками они с трудом устанавливают палатку даже позже девчонок, закопавшихся со своим совместным тамбуром. После ужина Игорь Палыч с Женьком собирают на «костер» — большая площадка, вмещающая в себя человек тридцать или даже сорок, с высокими столбами и конусообразной металлической крышей. На скамейках, расставленных вокруг большого огороженного кострища, кажется, собралась вся молодежь, которая находится в лагере. Сережа выцепляет взглядом группу инвалидов. Видимо, с какого-нибудь интерната приехали. Смотреть неприятно, но взгляд будто сам возвращается к тому, как изломанно двигаются эти люди. Сережа еще никогда не видел столько инвалидов сразу. — Интересно, они тоже сплавляются? — Олег легонько толкает его плечом. — Я об этом же подумала! — усевшаяся рядом девчонка с крашеными рыжими волосами, которая до сих пор ему не нравится, чуть ли не перегибается через Сережу. — Я Марина, кстати. А это Катя, — Марина указывает на выглянувшую из-за плеча блондинку. — Олег, приятно познакомиться, — дружелюбно представляется Олег, и Сережа чуть ли не давится воздухом. Вот умеет же, когда хочет, быть нормальным человеком! «Уйдет от тебя, как только встретит какую-нибудь Маринку, — ядовито встревает внутренний голос. — Он с тобой только потому, что с девчонками сложно, ты же знаешь». Нет. Сережа уверен: он Олегу нравится, тот сам так сказал. К тому же, Олег его хочет — это бессмысленно отрицать. — А ты у нас чего, молчун? — улыбается ему Марина. — А мне по душе такие, — подает голос Катя и подмигивает ему. — Вы с Олегом из «Радуги», да? Он впадает в ступор. Кажется, они над ним издеваются. Ну конечно, издеваются — некоторым девчонкам только дай посмеяться над кем-нибудь типа него. А раз Старый полночи проторчал в их купе, то эти девчонки точно из таких: язвительные и злые, с удовольствием наблюдающие за травлей. — Ага, — бросает он и завешивается волосами, непроизвольно придвигаясь к Олегу. «Да не издевается над тобой никто, они тебя впервые видят, — напоминает внутренний голос. — Не тупи: это твой шанс начать с чистого листа. Хотя бы здесь». — Катюх, не приставай к девственнику, — посмеиваясь, сипит Старый. — Мы не сомневаемся, что по девственности ты эксперт, Кость, — фыркает Марина, опережая набравшего в легкие побольше воздуха Сережу, — не напоминай. Олег присвистывает и ржет. Сереже и самому становится смешно, но он запрещает себе реагировать, лишь насмешливо смотрит на Старого. Тот бормочет себе что-то под нос и отводит глаза. Сережа выдыхает. Олег прав: этих людей на других им никто по желанию не заменит. — Сережа, — представляется он, протягивает ладонь и приподнимает уголки губ. Марина с Катей по очереди пожимают ему руку. — Воу, уже пацанов разбирают, смотри на них, — фыркает подошедшая девчонка с мелированной челкой. Вторая, держащаяся за плечом у первой, хихикает в ладошку и слегка краснеет. — Двигайтесь давайте. — Это Юля и Света, — сообщает Марина. У мелированной Юли на лице слишком много косметики, а Света косит на один глаз. Они знакомятся и рассаживаются на скамье. Становится тесновато, но это не раздражает: появляется повод еще сильнее прижаться к Олегу. Здорово будоражит — вот так на виду у всех соприкасаться бедрами и коленями. Вскоре присоединяется Елена Евгеньевна и все собравшиеся — Сережа насчитал тридцать семь человек, — начинают передавать из рук в руки подранного плюшевого зайца, представляясь и повторяя по порядку имена предыдущих обладателей игрушки. Руководит этим кто-то из здешних инструкторов — у мужика такой громкий голос, что слышно всем. Когда доходит до Сережи, он безошибочно диктует список всех представившихся до. Черт знает, зачем им всем вообще друг с другом знакомиться, но оно того стоит хотя бы потому, что Олег выдыхает тихое: — Ну даешь. Кто-то даже хлопает ему. — Вот это память! — хвалит ведущий. Становится так приятно, что даже внутренний голос довольно урчит. Сережа ухмыляется и горделиво приосанивается. После за игрой уже не следит. Когда все заканчивают, ведущий объявляет перерыв, а после — игру в «Мафию». Сережа плетется в курилку за Олегом, но вскоре жалеет: там оказывается слишком дымно. — Хочешь играть? — интересуется он, слегка залипнув на Олеговы пальцы, сжимающие сигарету. — Да не особо, — дергает плечом тот. Олег заканчивает, Сережа с облегчением выходит из зоны для курения и пытается продышаться. — Давай, может?.. — начинает он. — Мужики, мужики! — громко шепчет Зуб из-за угла и активно жестикулирует, подзывая их с Олегом к себе. Сережа с трудом давит порыв закатить глаза. Ну неужели непонятно, что он не горит желанием даже издали видеть эту необремененную интеллектом физиономию? Олег двигается к Зубу, и Сережа, вздохнув, идет следом. — Старый предлагает забить на «Мафию» и свалить, — Зуб лыбится. — На речку пойдем. Говорят, там тарзанка даже есть, охуенно же. О господи. Ну раз сам Старый предлагает. Сережа внутренне фыркает и скрещивает руки на груди, косится на Олега. Ему много чего хочется высказать Зубу, но куда интереснее, как отреагирует на это Олег. Тот ловит его взгляд, поджимает губы и, что бы ни хотел ответить изначально, выдает ровное: — Не, мы пас. Свои дела нужно порешать, идите без нас. Зуб несколько раз тупо моргает, будто не понимает смысла сказанного, потом хмурится и смотрит со смесью сомнения и неодобрения. — Ну, как хотите. Когда Зуб отворачивается, Сережа не сдерживает ликующей улыбки. — А чего ты не захотел-то? — тихо интересуется Олег, когда Зуб скрывается из виду. — На речке в темноте прикольно. Уж точно веселее, чем в «Мафию». Сережа хитро прищуривается. — С чего ты взял, что мы будем в нее играть? Ты ж сам сказал: нам есть чем заняться. Например, вещи в палатке разложить, — Сережа с наслаждением отмечает, как меняется выражение лица Олега. — Нет, ну если тебе больше хочется на речку, — тянет с притворным пониманием, — то конечно, иди. Я вещи и сам разберу. — Нет, — быстро отвечает Олег, — я помогу. Сережа чуть не прыскает со смеху и весело улыбается. — Очень любезно с твоей стороны. Они быстро находят Женька и отпрашиваются, сославшись на усталость с дороги. Кажется, опередили Старого с остальными — отлично, не так подозрительно. В палатке царит полутьма, но лунного света и фонарей снаружи вдали хватает, чтобы сориентироваться. Сережа закидывает рюкзак в боковую сетку, растягивается вдоль палатки поверх спальников и перекатывается на бок. — Чур, я слева! — забивает он и подсовывает руку под подушку, устраивается удобнее. — А что? Неплохо. Жестковато, но лучше так, чем на прогибающихся и скрипящих детдомовских койках. Олег застегивает палатку и зависает, явно рассматривая Сережу. — Ты чего? — Сережа приподнимается на локте. — Ничего, — выдыхает Олег и на коленях подползает ближе, садится рядом на правый спальник. — Я просто… — тот медленно проводит рукой по своей подушке и снова смотрит на Сережу. — Только щас до конца осознал, что у нас одна палатка на двоих. Сереже кажется, он разучился дышать. Да, они будут так жить целых две недели: спать бок о бок, разговаривать, о чем и когда угодно, касаться друг друга без страха быть пойманными. Своя палатка — это почти своя комната! Он о таком и мечтать не мог. Вот только не факт, что Олег того же мнения. Желание трахаться не означает желание делить палатку. — И что ты об этом думаешь? — осторожно спрашивает Сережа. — Не знаю, — растерянно отзывается Олег, явно не ожидавший такого вопроса. И добавляет с улыбкой в голосе: — Что это пиздец круто? Сережа облегченно смеется. — Еще как. Олег тоже ложится, подкладывает согнутую в локте руку под голову и продолжает смотреть. Сереже хочется и смущенно отвернуться, и придвинуться ближе, обнять Олега, уткнуться лицом тому в шею. Олег вдруг приподнимается, роется у себя в рюкзаке и выуживает фонарик. Включает, кладет между ними и прикрывает полотенцем, чтоб приглушить свет. — Хочу тебя видеть, — просто поясняет в ответ на вопросительный взгляд, и Сережа чувствует, как щеки обдает жаром. Олег лежит напротив — совсем рядышком, и двадцати сантиметров между лицами нет, — молча рассматривает. Сереже бы воспользоваться моментом и наглядеться на Олега, пока есть такая возможность, но от накатившей неловкости не получается поднять глаза, и он тупо пялится на очертания фонарика. — Почему ты не стрижешь волосы? — спрашивает едва слышно. Сережа озадаченно моргает. — Я стригу. — Точнее, ему стригла Рита. Больше он никого с ножницами к своим волосам и на десять метров не подпустил бы. — Длину просто не трогаю, а кончики убираю, чтоб не секлись. — Не секлись? Как у девчонок, что ли? Настроение мигом портится. — У всех волосы секутся, — с раздражением огрызается Сережа и пытается перевернуться на другой бок, но Олег тормозит за плечо. — Да че ты сразу? — восклицает не с наездом, а больше расстроенно, беспомощно. В груди странно екает. — Я ж не знал. И я не поэтому спросил: не к тому, что у тебя длинные, как у девчонки. — А к чему? — резко спрашивает Сережа. Ага, как же. Так он и поверил. Они всей оравой столько лет дразнили его за длинные волосы. — Да не знаю я! — Олег чуть повышает голос и тут же добавляет тише, смущенно: — Интересно, вот и спросил. У тебя очень красивые волосы, — тот протягивает руку и убирает Сереже пряди со лба, аккуратно заправляет за ухо. — Мне всегда нравились. Сереже хочется зло усмехнуться: «всегда нравились», ну конечно! А когда Олег вместе со всеми ржал над ним, пока Влад с ножницами пытался загнать в угол и остричь, — тоже нравились, видимо. Или когда Олег в том гребаном приямке прорычал ему хлесткое: «Отрежь патлы». Он вздрагивает, ощутив, как омерзительные воспоминания стремительно расползаются в памяти, заполняют собой все пространство. Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать злые слова, но не поможет: голос Олега звучит изнутри. Видимо, что-то проступает на его лице, потому что Олег мрачнеет, глядит сосредоточенно и грустно. — Правда нравились, с детства еще, — упавшим голосом произносит тот. — Но такие длинные — это странно, по-девчачьи и мне было так стыдно… Подобное не должно нравиться. — Олег замолкает и переворачивается на спину. — Потом я узнал, что длинные волосы у пацанов считаются пидерскими. И что, получалось, раз мне нравится такое, то я и сам?.. Да бля, я ведь… Я нормальный, понимаешь?! — с отчаянием выдает Олег, и Сережа морщится от того, сколько негодования и боли в этих словах. Тот пару секунд молчит и с нажимом повторяет, но будто не Сереже, а самому себе: — Нормальный. — Конечно, — как можно мягче говорит он. — В этом ведь нет ничего ненормального. — Ага, — со злым сарказмом отзывается Олег. — Как же. Сережа стискивает зубы. Вот, значит, что Олег на самом деле обо всем этом думает? «А ты вообще на что надеялся?» — саркастично интересуется внутренний голос. Он не знает. Ни на что конкретное, но… — Хочешь сказать, то, что мы встречаемся, делает нас ненормальными? — взвивается он. — Или ты думаешь, все пидоры ненормальные, а вот ты сосешься с парнем и при этом ненормальным не становишься? Как это вообще в твоей башке работает, я не понимаю! — Ну и похуй, раз не понимаешь, — Олег отворачивается к стенке палатки. — Нет уж, потрудись объяснить, — Сережа садится и сверлит пристальным взглядом темный затылок. — Если ты обжимаешься со мной, а сам считаешь меня ненормальным или больным, то мне это на… — Да блядь, не считаю я себя другим! — рявкает Олег, резко обернувшись и приподнявшись на руках. — Я такой же — это ты хотел услышать? Доволен? — Если под «такой же» ты имеешь в виду «больной», то нет, — сквозь зубы цедит Сережа. Олег застывает, таращится на Сережу потерянно и глупо. В карих глазах блестят слезы, щеки и уши — красные. Сережа молча отвечает на взгляд. На секунду кажется, Олег сейчас вылезет из палатки и уйдет. — Не больной, конечно, — сникнув, тихо отвечает тот и ложится обратно, снова отворачивается. — Просто… Сереж, давай не будем об этом. Он собирается съязвить, но прикусывает язык и шумно выдыхает. Ссориться в первый же день в лесном лагере, где ему от Олега по сути и сбежать-то некуда, — полный идиотизм. Сережа смотрит себе под ноги, вслушивается в Олегово неровное дыхание и чувствует, как злость отступает, — взамен накатывают сожаление и тупая беспомощность. Сережа хорошо помнит, как неслабо его самого пару лет назад на эту тему выкручивало и сколько времени и разговоров с Ритой понадобилось, чтобы отпустило. Знает: что бы он сейчас ни сказал — вряд ли поможет, не переубедит Олега. И все же оставлять это вот так не хочется, Сережа повисшее напряжение ощущает почти на физическом уровне. — Олег, — осторожно начинает он, — ты же понимаешь, что это на самом деле не болезнь? За рубежом гомосексуальность исключили из списка психических расстройств еще больше десяти лет назад. А то, что друзья твои и куча идиотов вокруг смотрят на это узколобо… Ну, и пофиг на них, пусть считают как угодно. Олег не отвечает, даже не шевелится. Сережа прикрывает глаза и устало трет переносицу, пытается вспомнить, что именно в свое время помогло ему пересмотреть ситуацию. Без толку — это не было конкретной фразой или фактом. Он ложится на спину и пялится в синий потолок палатки. У Олега в голове полный бардак, это факт. Сережа и сам раньше загонялся чуть ли не до истерик, и хрен знает к чему бы это привело, если б Ритина лучшая подружка Юлька не оказалась лесбиянкой. Та изучала вопрос основательно, докопалась даже до зарубежных источников и очень много говорила об этом с Ритой, делилась мыслями и переживаниями. К моменту, когда Сережа в пятнадцать созрел рассказать о себе, Рита уже «была в теме» и очень ему помогла. Сереже в этом плане просто сказочно свезло. А Олег… С кем тот вообще мог о таком поговорить, со своими «четкими» пацанами? Сережа и представить не может, как бы отреагировал тот же Влад, признайся Олег в подобном. Он очень сомневается, что их хваленая дружба осталась бы прежней. По спине пробегают мурашки. Он прикусывает кончик пальца и хмурится. А ведь действительно, Олегу даже не с кем было это обсудить. Так и двинуться, блин, можно, наедине с такими противоречивыми мыслями. Сережа как-то никогда прежде об этом не задумывался. Становится безумно стыдно. Он перекладывает прикрытый полотенцем фонарик назад, пододвигается ближе и прижимается грудью к широкой спине Олега, крепко обнимает того поперек корпуса. Несколько секунд Олег лежит, словно одеревеневший, затем чуть расслабляется, накрывает Сережину ладонь своей, переплетает пальцы. Хочется сказать что-нибудь ободряющее, успокаивающее, но на языке вертится идиотское и приторно-сладкое: «Разве может это быть чем-то плохим, если нам с тобой вместе так хорошо?» И в мыслях-то звучит позорно, по-девчачьи сопливо. Сережа кривится и облизывает пересохшие губы. Вместо этого вдруг говорит: — Я не обрезаю волосы, потому что мне так больше нравится. И потому что они с детства у меня длинные, мама их очень любит. Олег тихонько поглаживает большим пальцем тыльную сторону Сережиной ладони. — А ты часто маму навещаешь? — хрипло спрашивает спустя пару минут молчания. Сережа вздыхает. — Нет. Даже наоборот. Последний раз вообще в конце апреля был. Там… — он запинается и закусывает нижнюю губу. — Все непросто. — Олег словно сильнее сжимает его пальцы. А может, Сереже только кажется, но все равно уголки губ расползаются в улыбке. — Это ненадолго: поступлю в МГУ, заработаю много денег и вытащу ее оттуда. И тогда никто не сможет запретить нам видеться, — пылко выдыхает он. Он замолкает, ошарашенный мыслью, что впервые озвучил заветные планы кому-то, кроме Риты. Вдруг Олег засмеет или решит, что Сережа слишком самонадеян?.. Олег понятливо хмыкает. — Вот чего ты так задрачиваешься с этим поступлением. — Не только, — Сережа от возмущения чуть воздухом не давится. — Это же МГУ! Оттуда такие люди выпускались… Там очень высокая планка, просто так не поступишь даже с квотами, — нехотя признается он. Мысль, что все старания могут не окупиться и он пролетит с МГУ, больно царапает изнутри. Сережа морщится и добавляет жестче: — Но я смогу. — Конечно, — легко соглашается Олег и снова чуть сжимает его ладонь. — Ты ж капец много учишь, — тот возится, ложится на спину и поворачивает к нему голову. — Сереж, ты умный и стараешься. У тебя тупо нет шансов не поступить — возьмут как миленькие, — Олег улыбается, — с руками оторвут. Сережа тихонько прыскает. Как у того все просто, вот бы так в действительности: чтоб усердия и светлой головы было достаточно для успеха. Однако Сережа знает, что очень часто бывает иначе. И все равно — от слов Олега приятно, по телу прокатывается теплая волна, становится так легко и хорошо, что Сережа тоже улыбается, подается вперед и коротко целует Олега в губы. Тот тут же тянется следом, переворачивается на бок лицом к нему. — Выруби свет, — шепотом просит Олег, и он на ощупь шарит за спиной в поисках фонарика, выключает. Сережа пододвигается почти впритык, ладонь Олега ложится ему на щеку. Поцелуй выходит неторопливым, нежным — Сереже чудится, будто тело размеренно качает на волнах. Олег поглаживает у уха подушечками пальцев, и эта простая ласка ощущается настолько прекрасно, что Сереже хочется целиком раствориться в охвативших его ощущениях. Прикрытые глаза начинает пощипывать от подступивших слез, накатывает острое чувство благодарности: за то, как Олег с ним мягок и внимателен, и вообще — за подаренную вселенной возможность насладиться такими моментами. Сережа со смазанным чувством удивления и радости понимает, что его самого переполняет нечто трепетное, нежное — растет горячим шаром в груди, подрагивает, словно пытается найти выход. Этим чудесным теплом хочется делиться. Он тянет руку к лицу Олега, проходится пальцами по брови, очерчивает скулу и линию челюсти, затем скользит выше и зарывается в волосы, с нажимом гладит по голове. Олег шумно выдыхает в поцелуй. Желание что-нибудь сказать жжет язык, слова всплывают в сознании, но Сережа отмахивается, понимая, что в жизни не сможет выдавить из себя подобную сентиментальную чушь. Он разочарованно хмурится и гонит от себя неприятные мысли. Плевать, обойдется без слов, выразит распирающую изнутри ласку иначе, через прикосновения. Сережа углубляет поцелуй, скользит языком Олегу в рот и гладит по волосам, по шее и спине. Возвращается к шее, проводит кончиками пальцев вдоль линии роста волос, перемещается за ухо, и Олег приглушенно, коротко стонет. Сережу от этого звука словно электрическим разрядом по позвоночнику прошибает. В низу живота моментально стягивает. Он тут же повторяет пальцами маршрут, трет указательным за ухом. Олег вздрагивает, разрывает поцелуй и влажно выдыхает ему в подбородок. Сережа, не до конца отдавая себе отчет, приподнимается на локте и тянется к Олегу, целует сначала в скулу, затем в шею и в то самое местечко за ухом. Олег снова срывается на едва различимый стон и вцепляется пальцами ему в бок. Сережу затапливает восторгом, смешанным с возбуждением. Как пылко Олег реагирует, какой отзывчивый! Он ведет рукой вниз по спине и целует в чувствительное место еще раз — лишь бы снова услышать восхитительный стон. Олег рывком прижимает его к себе, и Сережа с тихим охом утыкается бедром в Олегов стояк. Собственный напряженный член дергается, в паху тягуче-сладко тянет. — Ну вот, — не сдержавшись, с усмешкой хмыкает Сережа и сжимает Олегову задницу поверх шорт, — это же лучше какой-то там речки? А затем ныряет рукой тому под белье и обхватывает член. Олег крепче стискивает Сережу в объятиях и припадает губами к виску. — Л-лучше, — дрожащим голосом выдает тот. — Бля, в миллион раз лучше. Сережа в нетерпении сдергивает с Олега шорты с бельем, быстро раздевается сам и жадно целует в губы. Чувствует, как пальцы Олега смыкаются на его члене, облегченно выдыхает, трется носом о горячую скулу и тоже начинает надрачивать Олегу, ловит чужой ритм. Они одни — никто не ворвется в палатку, не застукает, если не шуметь. Нет причин торопиться, они могут так хоть всю ночь. И под ними в кои-то веки не голый пол и даже не пыльные маты. Сережа улыбается своим мыслям и останавливает руку Олега. — Погоди, — обрывисто произносит он, понимая, что такими темпами скоро кончит. А хочется не просто рукой, пусть и Олеговой. Нужно ближе, теснее. Сережа облизывает вмиг пересохшие губы и с трудом справляется с севшим от волнения голосом: — Хочу кое-что… Попробовать. Он забирается на Олега, усаживается тому на бедра и замирает. Олег под ним лежит напряженный; слабый свет, проникающий сквозь ткань палатки, позволяет разглядеть, как подрагивают мышцы пресса. Чужой член прижат к животу, влажная головка красиво блестит. Сердце лихорадочно бьется, того и гляди ребра пробьет. На секунду становится страшно. Сережа сглатывает, проводит рукой вниз по Олеговой груди, очерчивает рельеф торса, наклоняется и целует в уголок губ, затем в подбородок, в шею. Олег запрокидывает голову назад и сдавленно мычит, когда Сережа, наконец решившись, привстает и подается вперед бедрами, проезжается своим членом по Олеговому. Удовольствие простреливает от макушки до пальцев ног. Сереже кажется, у него сейчас сгорят легкие от нехватки воздуха — жарко, нечем дышать. Но хорошо, до безумия хорошо и правильно. Член Олега — твердый, горячий, дергающийся ему навстречу на каждом толчке. Сережа уверен: еще пара движений, и он не выдержит, изольется Олегу на живот с позорным скулежом. Нет, так быстро не хочется. Он чуть отстраняется, делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Обхватывает член Олега и проводит пару раз вверх-вниз, размазывая предэякулят. Олег больно вцепляется обеими руками ему в колени, стонет в голос, и Сережа вздрагивает, пугаясь и восхищаясь. — Тише, — шепотом напоминает он и целует в ключицу. — Шуметь нельзя. Черт бы побрал эти палатки — наверняка превосходная слышимость. Но лучше уж так, чем черт-те где в детдоме. — Сереж, — задушенно зовет Олег, — давай вместе? Сразу оба. От возникшей в голове картинки дыхание перехватывает. Он понятия не имеет, правильно ли понял и вообще, получится ли у него так, но в паху моментально обжигает возбуждением, рот наполняется слюной. Сережа коротко кивает, проводит влажной от чужой смазки ладонью по своему члену, устраивается удобнее и обхватывает этой же рукой Олегов, неспешно пробует дрочить обоим одновременно. Длины пальцев не хватает, чтобы сомкнуть кольцом, движения выходят неловкие и смазанные, но от того, как охренительно приятно ощущается прижатый к нему член Олега — огромный, упругий, весь мокрый от предэякулята, — Сережу откровенно ведет. Хватает пары секунд, чтобы неестественно выгнуться, кончить с крупной дрожью во всем теле и обессиленно обмякнуть. Сережа чувствует, как Олег кладет ладонь ему на макушку и сжимает волосы у корней. Титаническими усилиями он заставляет себя продолжить двигать рукой по обоим членам — Сережа стискивает зубы: после оргазма все настолько чувствительное, что хочется жалобно взвыть, — пока Олега под ним буквально не подбрасывает. Горячая сперма бьет в кулак, смешивается с Сережиной и пачкает живот. Воздуха не хватает, кончики пальцев рук и ног покалывает, и такое чувство, что вот-вот закружится голова. Сережа, абсолютно размазанный, с трудом слезает с Олега, и тот тут же нависает сверху, целует глубоко, вдумчиво — именно так, как Сереже сейчас необходимо. Он довольно стонет в поцелуй и на ощупь находит ладонь Олега, переплетает пальцы. — Пиздец, — заполошно шепчет Олег, осыпает поцелуями Сережины лицо и грудь. — Просто пиздец как хорошо. Сереже от удовольствия хочется заурчать. Он щурится и подставляется под ласку. Олег еще какое-то время гладит и выцеловывает его, и Сережа, вымотанный долгим днем и яркими ощущениями, почти проваливается в сон. Отстраненно ощущает, как его обтирают чем-то — кажется, влажными салфетками. — Ну-ка, — Олег тянет на себя, приподнимает, и Сережа издает протестующий звук. — Ща, секунда, — тот явно возится со спальником. — Вот так. Сережа, не открывая глаз, перекатывается на свою сторону, зарывается носом в пахнущую порошком подушку и с наслаждением выдыхает, когда чувствует, как Олег обнимает его со спины и накрывает их одеялом. Кажется, теперь два спальника каким-то образом стали одним большим. Сережа не задерживается на этой мысли и полностью растворяется в приятных поглаживаниях по руке и размеренном дыхании Олега над ухом. Он чувствует себя совершенно спокойным и счастливым.