Глубоко в сердце

Прошло еще два года. Событий в жизни друзей за это время произошло очень много. Зефирке исполнилось четыре. Этот ребенок не переставал удивлять всех своей жизнерадостностью и позитивом. Она почти никогда не капризничала. Не требовала никаких подарков или вкусняшек, довольствуясь тем, что ее папочки и многочисленные дядюшки считали полезным или хотя бы не вредным. Как-то находясь с Юнги в магазине, она увидела недалеко маму с мальчиком ее возраста, который громко плакал и требовал что-то, показывая пальцем на витрину. Мама пыталась его успокоить и оттащить за руку от того места. Но мальчик, топая ногами, не добившись своего, просто повис на маминой руке, и той пришлось тащить его волоком, пока он весь путь громко кричал. После того, как они ушли, Юри подошла к той самой витрине и посмотрела на что показывал мальчик. Там были всего лишь разноцветные жевательные конфеты, совсем дешевые и не слишком полезные для зубов. Даже Зефирка это знала. Она как-то тоже показала папе Чимину пальчиком на эти конфеты, на что он сказал, что она еще маленькая для них, да и потом, когда подрастет, если будет их кушать, у нее заболят зубки. И предложил ей лучше пойти и купить большое яблоко. Юри не очень любила яблоки, только когда любимый Тэ чистил ей их и резал дольками, давая по очереди каждую, пока она смотрела мультики. Вот тогда они ей казались вкуснейшим лакомством. Но в тот момент, раз папочка сказал, что так лучше, Зефирка тут же взяла его за руку, и они вдвоем поспешили к прилавку с яблоками. И вот сейчас она с недоумением смотрела на папу Юнги и искренне не понимала, как можно так надрываться из-за каких-то конфет?.. Да и вообще из-за чего либо… Юнги, в милионный раз поблагодарив небеса за характер дочери, не забыв в глубине души погордиться, что она вся в него, посадил ее на сиденье продуктовой тележки и повез по магазину, готовый купить все, что она пожелает, за такое чудесное поведение. Необыкновенная связь между Тэ и Зефиркой тоже продолжала существовать и с каждым годом только крепла. Он понимал ее не просто с полуслова или по взгляду. Они общались даже не ментально. Они просто чувствовали друг друга. И обожали друг друга. Чтобы не предложил Тэ в качестве развлечений и игр, для Зефирки это всегда было самым лучшим, несмотря на другие предложения, поступающие, к примеру, от Чонгука или даже папочек. Какие бы самые интересные сказки не читали ей остальные, сказки Тэ собственного сочинения оставались самыми любимыми. У Юнги глаза на лоб лезли, когда он слышал эти сказки. Самым любимым занятием этих двоих было гулять между домами их района или соседнего, когда Тэ рассказывал сказку, неся ее на руках или плечах, или просто ведя за руку, а Зефирка слушала. Они называли это «гулять по городам», почему по городам, понять никто не мог. А сказка была примерно такого содержания: «Жили были дети в разных домах. Они все были грустными, потому что их дворы были невзрачными и серыми. Но в один прекрасный момент появился веселый дядя-маляр. Он взял разноцветные краски и раскрасил ими все качели и карусели во дворах. Дети стали веселыми и счастливыми!». Когда Юнги в первый раз услышал эту чудо-сказку, он шепотом поинтересовался у Чимина какие грибы употребляет его друг? Чимин был немножко обижен за друга, потому что сказка-то, в принципе, была безобидной… Но даже для него странной… Как бы там ни было, Зефирка была в восторге, а это ли не главное? Кстати, со вторым, а, скорее, теперь уже первым ее именем пришлось смириться всем, даже Юнги. Потому что было время, ей тогда только исполнилось три и начал формироваться характер, когда она категорически отказывалась отзываться на что-либо, кроме Зефирки. И переубедить ее не мог никто. Сейчас, став старше, она была уже не так требовательна и смирилась с именем Юри, отзываясь и на него, но «Зефирку» все же любила больше. А могло ли быть иначе? Что касается жизни взрослых, то Техен и тут смог превзойти всех, став настоящей звездой. Количество его фанатов, как в Корее так и за ее пределами, насчитывало миллионы. Он так и не смог до сих пор поступить в универ, так как репетиции и концерты отнимали почти все время, но планировал обязательно сделать это через год или два, не забыв свою мечту. Чонгук с Зефиркой смирились с его частым отсутствием из-за гастролей, по возвращении все так же оспаривая свое право на внимание любимого Тэ. Нужно отметить, что он даже в своей музыкальной карьере проявил чудаковатость и отличие от других, настояв на своем в одном из самых важных вопросов. Дело касалось его личной жизни и непосредственно Чонгука. Как бы не убеждали его Намджун с Юнги, что свои отношения нужно скрывать, не афишировать их на публике, тем более подобного рода отношения, но это же Тэ! Несмотря на угрозу карьере, он сразу заявил, что не станет прятать своего возлюбленного, бегая с ним от назойливых папарацци! Все тайное все равно рано или поздно станет явным! В первом же интервью он открыто заявил, что у него есть любовь всей его жизни и всем своим фанатам, как девушкам, так и парням, он может быть только другом! И надо отдать должное, он не прогадал. То, чего больше всего боялись продюсеры, повернулось наоборот. Его смелость и откровенность вызвали шквал восторга и поддержки. Чонгук, из обычного студента, тоже превратился в звезду, получив свое число фанатов. Техена обожали. Обожали за талант, за красоту, за необыкновенный голос, а теперь еще и за смелость. На его концертах всегда был аншлаг. Его заваливали письмами и сообщениями. В инстаграме у него было огромное число подписчиков. Всего за два с небольшим года он действительно стал звездой. И все друзья гордились им. Чимин тоже был очень популярен. Не так, как Техен, конечно. Но он и не желал подобной жизни, с ее невозможностью скрыться от любопытных глаз и камер. Он продолжал выступать, как с Тэ, так и сольно, со своими программами. Но все же просил Юнги сделать его график выступлений менее плотным и напряженным, чтобы уделять больше времени семье. После окончания академии он хотел с согласия Юнги работать в агентстве, ставя номера и обучая молодых стажеров. Он, конечно, не откажется от собственных выступлений, но сведет их к минимуму. И никаких гастролей. Только если всей семьей, когда Зефирка немного подрастет. Чонгук перешел на четвертый курс университета. Он тоже добился немалых успехов. Его проекты, несмотря на юный возраст, уже выставлялись на различных конкурсах и имели награды. Последний его проект заинтересовал даже одну из самых крутых дизайнерских компаний Сеула. О работе там говорить было, конечно, рано, но начало было положено. Его мать так и не приняла и не простила сына. После громкого заявления Тэ многие знакомые пытались выяснить у нее, правда ли то, что говорят о Чонгуке или это пиар. Она ничего не отвечала на их вопросы, храня гробовое молчание, но общение с этими людьми прекращала раз и навсегда. Продав бизнес мужа с помощью Джунги, а так же всю недвижимость в Сеуле, она перебралась в Пусан, поближе к морю и своим родителям, с которыми раньше почти не поддерживала отношения, увлеченная семьей и столичной жизнью, но сейчас вспомнив о них. Мать мужа, бабушку Чонгука, она забрала с собой, строго настрого запретив ей общаться с внуком и сообщать ему их новый адрес. С Джунги она так поступить, конечно, не могла, но взяла с него слово, что и он ни словом не обмолвится крестнику о месте их теперешнего проживания. Однако бабушка все равно иногда звонила внуку по своему телефону, на который Джунги постоянно переводил деньги, пополняя баланс. Чонгук, конечно, страдал от такого отношения и непонимания близких ему людей. Тем более матери, которую он продолжал любить всем сердцем. Но раз так… Он смирился… Теперь его семья — это Тэ, Зефирка и крестный. А так же все друзья. А это не так уж и мало. Но самым важным событием в жизни всех друзей в это время стало… появление на свет двух очаровательных мальчишек-близнецов у Сольхи и Хосока. Они родились шестнадцатого февраля, чуть-чуть не дождавшись дня рождения своего папы. Сказать, что Хосок был счастлив — это не сказать ровным счетом ничего! Его просто распирало от гордости и восторга. Сыновья! Двое! От любимой женщины! Разве можно тут оставаться спокойным и равнодушным? Мальчишкам уже исполнилось по пол года, они росли крепкими и здоровыми. Капризными немного, не без этого, конечно… Если один начинал хныкать, второй тут же был на подхвате. Первый же, услышав поддержку брата, начинал реветь уже во весь голос. Второй тоже не заставлял себя ждать. И вот в доме уже был концерт самого громкого дуэта, который только можно себе представить. Сольхи выматывалась с ними до изнеможения, говоря, что в ее возрасте становятся бабушками, а не мамами, но все равно продолжала оставаться самой счастливой женщиной на свете, несмотря ни на какую усталость. Началась осень. Отметили очередной день рождения Чонгука. Сразу после него Техен с Юнги улетели на несколько дней в Тайланд, на съемки клипа. Намджун полететь не смог из-за сильной занятости в агентстве, Хосок же остался дома из-за Сольхи и детей, у которых начали резаться зубы и они изматывали мать больше обычного. Юнги ничего не оставалось, как лететь самому. Нужно отметить, что наедине они с Тэ прекрасно ладили. Да и в остальных случаях их перепалки носили всего лишь шуточный и стебный характер, и никогда не воспринимались никем из них всерьез. Они на самом деле были очень привязаны друг к другу. Поэтому поездка доставляла обоим удовольствие и если бы не тоска по любимым и по их общей маленькой любви, они могли бы с уверенностью сказать, что прекрасно провели время. Вернувшись, Тэ хотел сразу увидеть Зефирку, но нужно было отвезти отснятый материал в студию к ждущему Наму, а весь стафф остался еще на день в Пхукете вместе со съемочной бригадой доснимать натуру. Юнги же с Техеном рванули домой, не желая дольше терпеть разлуку с близкими. Поэтому сейчас Тэ, проводив старшего грустным взглядом, вынужден был, не заезжая к мелкой, взять такси и поехать в агентство. Юнги же отправился сразу домой. Открыв дверь, он с порога услышал плач дочери, что было по меньшей мере странно. Ну не любила Юри плакать от слова совсем. И не было у нее в этом необходимости. Поэтому сейчас, пройдя в дом, Юнги пошел на непривычные звуки плача, которые становились все громче по мере его приближения. Войдя в детскую и увидев открывшуюся картину, он замер. Юнги мог поклясться, что сердце его в тот момент на какое-то время остановилось. Чимин лежал на полу без сознания, а сидевшая рядом Юри ревела во все горло, хлопая его ладошкой по спине и пытаясь разбудить. Сколько это продолжалось неизвестно, но, судя по осипшему от плача голосу Зефирки, довольно долго. Юнги с дуру хотел сделать сюрприз, и не стал звонить ни из другой страны, ни из аэропорта по прилету. Подлетев к младшему, не обращая внимания на орущую дочь, которая в порыве истерики даже не заметила его, Юнги перевернул Чимина на спину. Почувствовав его жар под руками, он прислушался к дыханию и попробовал нащупать пульс. И то и другое было учащенным, но насколько Юнги все равно не мог определить. Судя по тому, что он горел, Чимин был жив, а для Юнги это было главное. Не зная что могло произойти, он не придумал ничего лучше, чем сразу позвонить доктору Паку и спросить совета. Тот, по удачному стечению обстоятельств, сегодня не работал и был недалеко, поэтому пообещал приехать так быстро, как сможет. Не прошло и десяти минут, как в дверь позвонили. Юнги с успокоившейся дочерью на руках пошел открывать. Чимин продолжал лежать на полу. Юнги не рискнул поднимать и переносить его, не зная не навредит ли ему этим. Соджун вошел в дом и прошел в указанную комнату. Осмотрев Чимина, он с серьезным видом сказал: — Хен, я сейчас вызову бригаду. Чимина нужно госпитализировать. А ты раздень, пожалуйста, Юри и дай мне ее осмотреть. — Джун… Это что-то серьезное? Что с ним? — Не знаю пока. Но похоже на ветряную оспу, или ветрянку по простому. — Ветрянку? Но это же детское заболевание… — Не совсем. Дети болеют в основном и переносят ее в целом легко. Взрослые болеют реже и переносят сложнее. Но то, что сейчас с Чимином, это довольно редкий случай. Если, конечно, я прав в своем предположении. А я уверен на девяносто процентов. В этот момент Юнги снял с Юри верхнюю часть пижамки, в которую она была одета. Видимо, Чимин хотел уложить ее поспать днем после обеда. Доктор, осмотрев ее, еще больше убедился в своем подозрении. — Юнги-хен, позвони госпоже Пак. Спроси, болел ли Чимин в детстве ветрянкой. Юнги выполнил просьбу и, поговорив с женщиной минуты три, отрицательно покачал головой глядя на доктора. Поговорив еще немного и заверив мать Чимина, что все под контролем и он позвонит, как только что-то прояснится, он отключился. В этот момент позвонили в дверь, и бригада скорой, положив Чимина на каталку, забрала его с собой. Соджун отправился за ними, попросив ехать в свою клинику. Юнги тоже рванул было следом, но доктор остановил его, показав на дочь. — Узнай у Чонгука, болел ли он, прежде чем пускать к себе домой, — сказал Соджун перед уходом. — Техена не подпускай к Зефирке ни в коем случае. Я не помню, болел ли он, а выяснить это теперь не у кого. Лучше перестраховаться. Надеюсь, что ты болел. — Хер с ним, болел или нет. Я без понятия. Но как только найду с кем оставить дочь, сразу приеду. — Хорошо. Не волнуйся, до твоего приезда я его не оставлю. Я написал, что нужно делать с Юри. Какие лекарства дать и чем мазать папулы. В смысле сыпь, которая скоро появится, — уточнил он, глядя на непонимающий взгляд Юнги. Как только за доктором закрылась дверь, Юнги набрал Чонгука. Объяснив ситуацию, он попросил его срочно приехать, узнав сначала, болел ли он ветрянкой в детстве. Чонгук, естественно, обратился с этим вопросом к Джунги, и тот подтвердил, что сам мазал его зеленкой когда-то. Поэтому младший, у которого в эти дни был свободный график на работе из-за сложного проекта и изготовления макета для очередного конкурса, тут же рванул домой к ЮнМинам, с заходом в аптеку по просьбе Юнги. Через пять минут он, набрав код, уже вошел в квартиру. Юнги за это время переоделся и собрал все необходимое в больницу, не успев принять душ с дороги и даже не вспомнив об этом. — Чонгук, не позволяй Техену входить в квартиру и приближаться к Юри! — сказал, уже направляясь к выходу, Юнги. — Я позвоню, как только что-то прояснится! Я рассчитываю на тебя! Очень! — Да, хен! Конечно! Я все сделаю! — проговорил Чонгук. — Только как-же Тэ?.. Мы же несколько дней не виделись с ним… Да и Зефирку он не видел столько же… Он же не сможет… — хлопал круглыми глазами младший. — Чонгук, я не знаю, что с Чимином! — раздражаясь проговорил Юнги, — Ты хочешь, чтобы мы так-же переживали за Техена? — уже открывая дверь, зло спросил Юнги. — Нет… Конечно нет… — ответил грустно младший. — Потерпите, Гук! Надеюсь, это не долго! — с этими словами Юнги уехал. Не успел Чонгук закрыть дверь в детскую после того, как уложил наконец успокоившуюся после долгого плача и принявшую лекарства Зефирку, как услышал звук открываемой двери и увидел влетевшего Техена. — Где она, Куки? Где моя Зефирка? Что с ней? — кричал Техен приближаясь и дрожа. И это при том, что ему никто ничего не говорил про болезнь девочки. Чонгук всего лишь сказал по телефону, что будет ждать его здесь, а не дома. Все остальное Техен почувствовал сам. — Тэ! Нельзя! Тебе туда нельзя! — закричал Чонгук, хватая любимого за плечи и не давая пройти в детскую. — Что значит нельзя? — закричал в ответ Техен. — Там моя девочка! Моя Зефирка! Ты думаешь, что помешаешь мне? Что с ней, Куки?! — Тэ! У нее ветрянка! Всего лишь ветрянка! Просто мы не знаем, болел ли ты! Для взрослых это опасней, чем для малышей! Прошу, не ходи туда! Я сам побуду с ней! Уходи, Тэ! Пожалуйста! — уговаривал взволнованно Чонгук. И тут из детской раздался плач. Юри, видно, испугавшись закрытой двери, которую обычно не закрывали и услышав за ней громкие голоса, снова разревелась. — Зефирка моя! — вскрикнул Техен и, оттолкнув немаленького Чонгука, раза в два сильнее его, разъяренным тигром рванул в детскую. Чонгук всплеснул руками, но ничего не мог сделать. Не мог же он скрутить любимого силой. «Будь что будет» — подумал он и пошел вслед за Тэ в комнату. Юри, увидев того, кто вошел, мигом затихла и протянула к нем ручки. Техен не раздумывая бросился к ней и, схватив, прижал к себе. — Сокровище мое! Я здесь, с тобой! Все хорошо, не плачь больше! — Т-тэ! — всхлипывая произнесла девочка. — С-стлашно! Папа! П-папа не вставал! Я кличала, кличала, а он не вставал! — Все хорошо, моя любовь! С ним уже все хорошо! Папочки уехали на работу! — ласково говорил Техен. — А т-ты не уйдешь на лаботу? М-мне стлашно! — все еще всхлипывая, спросила она с надеждой. — Нет, Зефирка моя ненаглядная, я и Куки будем с тобой! Не плачь больше, ладно? Я ни на минуту от тебя не отойду! Клянусь! — целуя в уже покрасневшие и начинающие покрываться пока не очень заметными пятнышками щечки, проговорил Техен. Чонгук стоял рядом и нервно смотрел на эту парочку. Он так боялся за возлюбленного. Но в тоже время понимал, что разлучить их не в силах. «Да и поздно уже» — вздохнув, подумал он. — Не вздыхай, Куки! Все в порядке. Я болел. Наверняка болел. Я помню, как весь приют ходил обмазанный зеленкой. Это явно была ветрянка. Так что нет причин не подпускать меня к моей девочке. — Как ты можешь помнить такое? Ты ведь был маленьким совсем… — проговорил с сомнением в голосе младший. — Мне лет пять было. И я многое помню, даже более ранние вещи… Кстати, Зефирку тоже надо бы намазать зеленкой или чем-то еще, да моя любовь? — спросил он, опустив голову и склонившись к ребенку. Но малышка уже сопела, прижавшись к его груди и сжав маленькими пальчиками кусок его футболки. Нервное потрясение, страх и долгий плач сделали свое дело. Юри выдохлась и сейчас крепко спала, чувствуя защиту такого надежного и любимого человека. — Я пойду приготовлю тебе что нибудь, ты же с дороги, — проговорил Чонгук. — А потом схожу к нам за вещами. Принесу свой макет сюда. Поработаю пока здесь. Или, еще лучше, давай заберем мелкую к нам? — Да, пожалуй, так будет удобней. У тебя вся работа дома. Все не перетащишь. — устало проговорил Тэ. — Хорошо, — ответил младший. — Но сначала я все-таки тебя покормлю. Сейчас посмотрю, что есть у хенов в холодильнике. А потом соберу вещи Зефирки. Ты только покажешь мне что брать, я сам все сделаю. Отдыхай пока. — Спасибо, мой Куки! Так люблю тебя! — с этими словами Тэ переложил малышку на ее кроватку и кое-как уместился с ней рядом, неудобно поджав ноги и наполовину свисая с кровати. Как бы не было тесно, он обещал своей ненаглядной девочке, что будет рядом постоянно. Чонгук, посмотрев на это, покачал головой, но, не сказав ни слова, пошел на кухню.

***

Юнги влетел в здание клиники и понял вдруг, что не знает куда бежать. В каком отделении сейчас находился его малыш? Подбежав к стойке регистратуры, он заикаясь попытался выяснить у медсестры информацию. Однако девушка, сразу узнав его, подозвала паренька-санитара и попросила отвести в инфекционное отделение и проводить к доктору Паку. Это объяснялось просто. Все медсестры прекрасно знали и самого Юнги, и Чимина, и Юри. Хоть девочка и не часто болела, тем не менее они все равно частенько заезжали к доктору Паку на осмотр, или просто в гости по-дружески, покупая перед этим его любимый латте в Старбаксе в двух кварталах отсюда, и какие-нибудь вкусняшки для него и медсестер. Юри всегда приносила ему свои рисунки и маленькие поделки, которые он вешал на стену или ставил на полки стеллажа, рядом с рисунками и поделками своих сыновей. Поднявшись на нужный этаж, выйдя из лифта, Юнги сразу увидел Соджуна и рванул к нему. — Как он? — Юнги-хен. Не буду ходить вокруг да около. Чимин в коме. Я впервые сталкиваюсь с подобным, хоть ветрянки повидал за свою практику немало! Но у взрослых, как я уже говорил, болезнь протекает гораздо сложней, чем у детей, с которыми я работаю. Болезнь у взрослых часто дает осложнения на разные органы, чаще всего на легкие… Но то, что у Чимина, очень большая редкость! Организм не смог бороться с инфекцией и просто отключился… — Где он? — Если бы Юнги мог позволить себе расслабиться и запаниковать, он бы сейчас сполз по стене вниз и, сидя на полу, бился головой об эту стену, громко подвывая. Но он не мог! Где-то там, за одной из дверей, находился его малыш, которому он сейчас был очень нужен. Он ему всегда был нужен, но сейчас особенно! — Мне нужно к нему. Я должен быть рядом! — оглянулся вокруг Юнги, решая куда пойти. — Тебе нельзя к нему, — проговорил строго Соджун. — Его обследуют сейчас. Берут все анализы. Потом отправят в реанимацию. Тебя все равно туда не пустят… — Соджун! Я должен его увидеть! — закричал Юнги. — Хен! Не устраивай скандал, — спокойно проговорил доктор. — С ним сейчас лучшие врачи! — Соджун! Не выводи меня! — закипая прошипел Юнги. — Я все равно найду его, с тобой или без! — Юнги-хен! Напоминаю, что ты в больнице! Не вынуждай меня вызывать охрану! — стараясь быть тихим, но все больше повышая голос, проговорил врач. — Ты думаешь, охрана или кто бы то ни был смогут остановить меня? Где он, Соджун? Лучше помоги мне увидеть его! — в отчаянии прорычал, срываясь на всхлип, Юнги. В этот момент в конце коридора открылись двери, и два санитара с каталкой направились в их сторону. Молодая медсестра шла рядом, держа капельницу. Увидев светло-пепельные волосы накрытого простыней пациента на каталке, Юнги не раздумывая рванул к нему. Доктор пытался его удержать, но это было бесполезно. — Малыш! — подлетев, прошептал Юнги. — Малыш мой! Я здесь, рядом с тобой! Малыш! Один из санитаров посмотрел вопросительно на доктора. — Везите в семьсот первую — вип, — проговорил доктор, обращаясь к медработникам. — А ты готовься раскошелиться, хен! — продолжил он, обращаясь уже к Юнги. — Все что хочешь! — ответил Юнги. — Да не мне, выдумал тоже! В кассу больницы внесешь. Прейскурант у медсестер, — ответил, смутившись, доктор. Во все еще открытых дверях кабинета показалась группа врачей. Один из них отделился от остальных и подошел к мужчинам. Юнги стоял, держа рукой край каталки и не давая увезти от себя своего мальчика, пока доктор Пак не отпустит их вместе. Ему казалось, что если Чимина сейчас увезут, он его больше никогда не увидит. Поэтому он вцепился в каталку мертвой хваткой, готовый держаться за нее до потери сознания! — Юнги, познакомься, это Со Джи Соп — наш лучший врач-терапевт. Он будет заниматься Чимином и, я уверен, очень скоро поставит его на ноги! — Здравствуйте, — поклонился Юнги, не отцепляясь от каталки. — Добрый день, — ответил врач, мельком взглянув на его руку, и в его узких глазах промелькнула тень улыбки и понимания. Однако несмотря на это, говорил он строгим голосом. — Скажу сразу, ситуация тяжелая, но не критическая. Показатели все в норме. А кома, это лучшая защита организма при такой нагрузке. Случай действительно редкий. Но, думаю, Ваш… думаю, Чимин справится, не без нашей помощи, конечно. — Спасибо, доктор Со. Я очень надеюсь на Вас и Ваших коллег, — ответил, поклонившись, Юнги и пошел следом за каталкой, так и не выпуская ее из руки. — Куда ты их определил? — спросил один врач у другого. — В семьсот первую, — ответил Пак. — Они же как сиамские близнецы! Четыре с лишним года с ними знаком, и кажется, что с каждым годом они все сильнее нуждаются друг в друге. Пришлось выделить для них отдельную реанимацию. — Хорошо. Я внесу в карту номер палаты и зайду чуть позже, — проговорил доктор Со, снова посмотрев вслед уже вошедшим в лифт пациентам и санитарам. Оказавшись в палате, Юнги начал закипать еще больше. Мало того, что в помещении с ними постоянно находилась одна медсестра, подключавшая всю аппаратуру и капельницы, так немного времени спустя к ней присоединилась вторая. Поставив два укола, она стала помогать первой со всевозможными трубками и приборами. Юнги никак не удавалось даже приблизиться к Чимину, не говоря уже о том, чтобы остаться с ним наедине. Так мало было этого, вскоре снова открылась дверь и в палату вошел доктор Со. Подойдя к кровати, он поинтересовался у девушек все ли в порядке и принялся осматривать Чимина. Юнги готов был закричать от отчаяния. Доктор, проверив все и осмотрев парня, повернулся к Юнги. Заметив и поняв его состояние, он мимолетно усмехнулся, едва заметно. — Я позволю Вам остаться здесь, господин Мин. Доктор Пак очень просил об этом. Я понимаю Ваши чувства. Но прошу Вас в будущем не препятствовать осмотру и лечению и подпускать медперсонал к Вашему… к Чимину. — Он мой муж, доктор Со. Можно называть вещи своими именами. Но если для Вас это неприемлемо, то да — просто Чимин. — Для меня это сложно и непривычно, но не неприемлемо. Думаю, я смогу с этим справиться. Теперь о лечении и состоянии больного. Думаю, он должен прийти в себя если не сегодня, то завтра. Папулы уже появляются на всем теле. Вам нужно проследить за этим и мазать каждую новую папулу мазью, если медсестра не успеет это сделать. А когда он придет в себя, и папулы чуть позже превратятся в везикулы и покроются корочками, добавим ванны, чтобы снимать зуд. Справитесь? — Безусловно, — ответил Юнги. — Все, что необходимо, все сделаю. Если нужно, не буду спать ночью, буду все делать по часам. — Ну, до такой жестокости мы не дойдем и сна Вас не лишим, — уже в открытую усмехнулся врач. — Для этого есть дежурная медсестра. Но, думаю, даже ей не придется часто Вас беспокоить. Разве что рано утром. — Для меня не проблема не спать всю ночь, — ответил Юнги. — Я часто работаю по ночам. К тому-же у нас маленькая дочь, которая до недавнего времени тоже требовала ночного внимания. — Ребенок заболел? — уточнил врач. — Да, вместе с Чимином, — кивнул Юнги. — Есть кому позаботиться о ней? — нахмурился доктор Со. — Да, не беспокойтесь. Она в надежных руках! — уверенно произнес Юнги, зная наверняка, что никакие двери и заборы не удержали бы Техена и не помешали бы ему добраться до его ненаглядной Зефирки. И уж тем более не его ни-в-чем-не-могу-отказать-своей-любви-Чонгук! «Только бы сам не заболел» — с волнением подумал Юн. Доктор, еще раз осмотрев Чимина, вышел за дверь. Юнги, наконец, остался один на один со своим малышом. Сев на стул рядом с кроватью, он взял свободную от капельницы руку и слегка сжал горячие пальцы в своей ледяной от нервного состояния и страха ладони. Вглядываясь в воспаленное лицо с такими любимыми, но уже давно не такими пухлыми щечками, Юнги заметил появившиеся в нескольких местах папулы. Взяв тюбик с мазью и ватную палочку, он принялся за работу. Помазав все красные точки на лице и шее, он перешел на грудь и живот. Проверив все, в том числе и руки, он стал спускаться ниже. Чимин был полностью обнажен. Помазав пах и ноги, на которых пятнышек было значительно меньше, Юнги перевернул аккуратно младшего на живот. Помазав спину и спустившись к пояснице и копчику, он посмотрел на свои любимые половинки. На них тоже было несколько красных точек. Не удержавшись, он наклонился и нежно поцеловал их несколько раз, после чего тоже помазал мазью и спустился к ногам. Если в палате была камера и кто-то наблюдал за ним сейчас, то подумал, наверное, что он извращенец. Но разве мог Юнги объяснить другим, что в его мыслях сейчас не было и намека на похоть! Только нежность, любовь и забота! Перевернув Чимина обратно на спину и накрыв мягким фланелевым покрывалом, он снова сел рядом и взял руку младшего в свою. — Эй! Ну ты что это удумал-то, малыш? Мало нам Зефирки, так теперь и ты решил мне нервы подергать? Ты разве не знаешь, что я за тобой хоть куда? Хоть на край земли, хоть под землю… Юнги не почувствовал, как по щекам потекли слезы, он не понял почему взгляд вдруг стал мутным и продолжал говорить с младшим, надеясь, что он его слышит: — Ты разве не знаешь, что в тебе вся моя жизнь? И вот в такие моменты, когда ты так со мной поступаешь, она сокращается на несколько лет! Неужели ты забыл, что ты мой ребенок? Самый любимый! Самый родной! Не Юри, а ты! Самый главный мой ребенок — это ты! Смысл моей жизни — это ты! Сама моя жизнь — это ты! Мне ничего не надо без тебя! Разве ты не понимаешь этого? Зачем ты так со мной? Приди в себя, пожалуйста, малыш! Умоляю тебя! Не поступай так со мной! Чимин лежал с закрытыми глазами и только слабое дыхание, красные щеки и писк прибора говорили о том, что он жив и стабилен. Юнги так и не сомкнул глаз почти всю ночь, лишь под утро задремав неглубоким тревожным сном, все также сидя на стуле и держа Чимина за руку. Как только дверь открылась и вошла медсестра — проверить приборы, температуру и взять анализы, Юнги тут же очнулся и, подняв голову, посмотрел на Чимина. Тот все также лежал без сознания. На его теле появились новые пятнышки, а некоторые из тех, что помазали вчера, уже успели покрыться пузырьками. После ухода медсестры Юнги опять помазал всего малыша мазью и снова сел рядом, лишь на минуту отлучившись в туалет. С утренним обходом зашел доктор Со и еще несколько врачей. Они осмотрели младшего, пока Юнги отошел к окну, и, посмотрев результаты его анализов и снимки, в один голос заверили Юнги, что все должно быть хорошо. Однако Чимин до сих пор так и не пришел в себя. Ближе к обеду в больницу примчались Сольхи с Хосоком. Она, не в состоянии находиться далеко от сына в такой момент и узнавать о нем по телефону, уговорила перепуганного Джина, с которым они очень сблизились и хорошо ладили, посидеть с близнецами пару часов, а сама с Хоби поспешила в больницу. Увидев Юнги, вышедшего из палаты к ним в коридор, они ужаснулись. На нем, в прямом смысле, не было лица! Бледнее обычного, с ввалившимися от недосыпа глазами, он был похож на старика. Он действительно постарел за эту ночь. У него болела каждая мышца. И не от того, что он всю ночь провел на стуле, а от нервного напряжения и выброса адреналина от волнения за младшего. — Как он, Юнги? Как мой малыш? — пытаясь сдержать слезы, спросила Сольхи. — «Он МОЙ малыш!» — хотелось крикнуть Юнги во все горло, но он ответил только, что пока без изменений. — Можно мне к нему? — спросила тихо мать. — Нет, Сольхи! У тебя дети! Они еще маленькие для такого заболевания! — ответил Юнги. Однако Хосок, пристально смотревший на него в этот момент, явно заметил в его глазах ревность и собственничество. Все ясно! Юнги ни за что не подпустит к своему Пухляшу никого, даже мать, пока он в таком состоянии. Оба, глядя на него, видели всю силу его чувств к Чимину. И Сольхи в душе молилась всем богам, с благодарностью за то, что ее сыну достался такой возлюбленный. Услышав от доктора, что все под контролем и Чимин скоро придет в себя, они, все еще переживая, но понимая что ничего нельзя сделать, кроме как ждать, уехали домой, предварительно попросив Юнги позвонить сразу, как только Чимин очнется. Однако младший так и продолжал находиться в своем неизвестном мире, так и не приходя в себя. Наступил вечер, а Чимин все еще был без сознания. Дежурство доктора Со закончилось. Он оставил Юнги свой личный номер и уехал. А старший приготовился к очередной бессонной ночи, только сейчас осознав, что за весь день ничего не ел, сделав только несколько глотков воды. Но аппетита совсем не было. Как и усталости. Нет, все тело, конечно, болело, каждая мышца как будто одеревенела, но Юнги не обращал на это внимания. Он ни на что не обращал внимания, не отрывая взгляда от своего малыша. Слезы снова застилали глаза. — Малыш… — еле слышно прошептал Юнги. — Маленький мой… И вдруг его пальцы несильно сжали горячие пальчики младшего… — Малыш? — немного ожив, прошептал Юнги приближаясь. — Б… Х… П… — едва слышно прошептал младший, почти не открывая рта, еле размыкая губы и все еще с закрытыми глазами. — Что? Маленький мой, что? — Юнги наклонился к самому его лицу. — Бо… — Больно? Что больно, малыш? Где больно? — Бо… Го… — снова едва слышный шепот. — Говорить? Больно говорить? — догадался Юнги. Он вспомнил, как доктор говорил о том, что папулы, скорее всего, будут везде, в том числе и во рту, где будут причинять боль, и в других местах. Чимин едва заметно кивнул. — П… Хо… П… — Что родной? Я не понимаю… Ты хочешь? Ты чего-то хочешь? Чимин снова кивнул. — П… — Пить? — догадался Юнги. — Ты хочешь пить, малыш? Но младший отрицательно едва качнул головой. — П… Б… Юнги сгорал от нервного напряжения, потому что не мог понять, о чем просит младший. Он перебирал в голове все, что он может хотеть, все, что ему может быть нужно… И тут взгляд его наткнулся на ванную. — Чимин, в туалет? Ты хочешь писать? — воскликнул он. Младший слегка кивнул. — Господи! Вот я осел! — он поднес небольшое судно к его паху. — Давай, малыш! Или мне тебя отнести? — Бо… Бо… — прошептал Чимин, и по его щеке скатилась маленькая слезка. — Не м…г… Юнги понял, что болезнь поразила его малыша и там. И что делать? Как облегчить ему этот процесс? Он наклонился и начал нежно-нежно, легкими невесомыми касаниями целовать мягкий член младшего, прерываясь только для того, чтобы прошептать, как когда-то маленькой Юри, когда приучали ее к горшку: — Пс-пс-пс… — и снова поцелуи и нежные поглаживания по бедру, в том месте, где не было папул. И у младшего получилось! Едва-едва, малюсенькой струйкой, но получилось! Юнги смотрел на эту струйку, как путник в пустыне на живительный колодец, при чем который вырыл сам! Убрав все, он снова наклонился к младшему: — Легче? — тихо спросил он. — Пи… — Пить? Теперь пить? — уже уверенней повторил Юнги. Чимин кивнул и припал шелушенными губами к трубочке, сделав несколько маленьких глотков. Юнги поставил стакан на столик и наклонившись, легонечко прикоснулся несколько раз губами к губам младшего. — З… Зе… — прошептал тот. — Зефирка? С ней все хорошо… Не волнуйся. Она у Тэ с Гуком. Тоже болеет, но легко. Ты откроешь глазки? Я тебе покажу ее. Чимин с трудом открыл слезящиеся глаза. Юнги нашел в телефоне фото, взглянув на которое сегодня утром, чуть не свалился со стула. Техен с Чонгуком забыли мазь, которой нужно было мазать Зефирку, дома у ЮнМинов. Чонгук хотел было сбегать, но Тэ заверил, что зеленка тоже сойдет. Младший поверил и принес аптечку. Решив, что Тэ справится и сам, тем более, что Зефирка воспринимала все это как игру и не капризничала, Чонгук пошел на кухню приготовить ей что-нибудь вкусненькое за хорошее поведение. Техен, открыв аптечку, увидел там не только зеленку, но и фукорцин. Решив, что так веселее, он, чередуя, половину пятнышек помазал зеленкой, а половину красным фукорцином. Когда Чонгук, сделав Зефирке батат в карамели, пришел к ним в комнату, он чуть не выронил тарелку из рук. Прямо перед ним сидела «ягодная полянка» и хлопала глазками. А Тэ, веселясь, еще и фотографировал ее, чтобы отправить папочкам. Чонгук отговаривал его от этого, но Тэ вспомнил, как Чим-Чим говорил, что позитивный настрой лечит и решил немножко их развеселить. Это «немножко» чуть не обернулось для Юнги инфарктом или, по крайней мере, травмой после возможного падения со стула. Поэтому сейчас, говоря Чимину, что у младших все хорошо, он чуть не поперхнулся собственной слюной, открывая то фото. Но малыш не заметил его состояния и, не разглядывая фото, снова закрыл глаза. — Ты только не уходи от меня больше, хорошо? — тихо прошептал Юнги, снова наклонившись и нежно прикоснувшись к его губам. — Не пугай меня так… — Х… ш… — едва слышно ответил Чимин. Юнги, снова взяв мазь, помазал все вновь выступившие пятнышки и старые, те, что уже превратились в пузырьки. Он обратил внимание, что новых пятнышек было значительно меньше и решил, что это должно быть хорошо. Значит, болезнь замедлилась. Написав Сольхи, что малыш пришел в себя, и Техену, что при встрече его убьет, он отложил телефон в сторону и положил голову рядом с рукой младшего на кровать, собираясь и вторую ночь провести сидя. Но Чимин, с трудом открыв вновь глаза, слегка нахмурил брови и кивнул в сторону второй приставной кровати. — Что? Нет, малыш! Я не отойду от тебя! — проговорил Юнги, поняв о чем он. — Л… Сп… — прошептал младший. — Нет! Я не лягу спать вдалеке от тебя! — упрямо проговорил Юнги. — Даже не проси. Засыпай, маленький! Я буду здесь, с тобой. — Зд… л… ж… зд… — прошептал снова Чимин. — Здесь? — Юнги скептически окинул взглядом узкую кровать. Учитывая, что к младшему сейчас лучше не прикасаться, чтобы не задеть нарывы, он покачал головой. Чимин на это сморщился, как будто хотел заплакать. Он снова приоткрыл глаза и взглянул беспомощно на Юнги. Разве мог старший после этого сопротивляться и в чем-то отказать? Он, аккуратно приподняв, передвинул Чимина с середины ближе к краю и лег рядом, не прикасаясь к нему. Однако младший сам, едва приподняв руку, дотронулся пальчиками до кисти Юнги. Старший, обхватив их слегка своей рукой, прошептал тихо-тихо: — Жизнь моя… Через минуту дыхание младшего стало более спокойным и глубоким. Юнги же снова почти до утра лежал рядом, всматривался в любимое лицо, покрытое кое-где папулами под мазью, и слушал дыхание, счастливый от того, что Чимин просто дышит и спокойно спит. Прошло три дня. Чимин за это время немного пришел в себя. Он пока еще не вставал, но мог уже спокойно шевелить руками, сгибать ноги и поворачивать голову. Самый большой дискомфорт и боль он по-прежнему испытывал при мочеиспускании и когда пытался говорить. Есть он также пока не мог. Но Юнги категорически отказался, чтобы ему ставили капельницу с питательным раствором. Вместо этого, по его просьбе, Джин каждый день готовил им обоим очень жидкие овощные и даже мясные пюре без соли, чтобы не раздражали слизистую. Эти пюре Юнги давал Чимину через трубочку, уговаривая проглотить. У младшего с трудом, но получалось. Так он меньше чувствовал свою болезнь и недееспособность, по мнению Юнги. Сам старший ел тоже, что и Чимин, не позволяя приносить себе никакую другую пищу. Писал Чимин все также, с уговорами и ласками Юнги. После всех поцелуев старшего боль у него почти проходила. Однако появилась другая проблема. На третий день, когда все, казалось бы, уже шло к выздоровлению, Юнги, проснувшись утром, увидел, что младший не спит и по его виску из глаза стекает слеза. — Маленький, что? Больно? Чешется? Где чешется, малыш? Все эти дни Чимин мучился от сильного зуда. Папулы, превращаясь в везикулы — пузырьки с жидкостью, и после покрываясь корочками, ужасно чесались. Но, как сказал доктор Со, чесать их было ни в коем случае нельзя, потому что корочки должны были отвалиться сами, иначе могли остаться рубцы. И у Юнги появилась новая забота, выматывающая до изнеможения. Как только младший дергался или поднимал руку, Юнги тут же следил за его движением и, удерживая его кисть в своей, сам пытался немного облегчить неприятные ощущения. Он гладил пальцами рядом, или стучал ими возле зудящего места, или целовал, или просто дул. Осмотрев Чимина и убедившись, что новых очагов воспаления нет и почти все прыщики покрылись корочками, доктор Со обещал — с сегодняшнего дня назначить Чимину ванночки, снимающие зуд. Поэтому сейчас, увидев слезы малыша, Юнги решил, что у него снова эта проблема и, поднявшись, приготовился к уже привычным действиям. Однако Чимин, покачав головой, отвернулся от него, продолжая плакать. Юнги перепугался не на шутку. Чимину пока еще сложно было говорить, потому что слизистая все еще была поражена. Он по-прежнему мог произнести только звуки. Но Юнги уже научился его понимать. — Что, маленький? Что с тобой? Болит? Где болит? Скажи мне, малыш! Не мучай, пожалуйста, ну же? Он обошел кровать с другой стороны, чтобы посмотреть Чимину в глаза, так как младший все еще лежал отвернувшись. Чимин закрыл глаза и еле слышно прошептал: — Ст…ш…н… не см…т… — Что? Малыш, я не понимаю… Что? — не мог разобрать Юнги. — Не см…тр… ур…д — кое-как пробормотал Чимин. — Ты хочешь сказать, чтобы я на тебя не смотрел? — догадался Юнги, чуть не плача, и Чимин кивнул. — Н… см…г… вс…т…п… — Что? Я не понимаю… — опять переспросил Юнги. — Не см…г… вс…пать… — опять с трудом попытался проговорить Чимин. — Выступать? Ты боишься, что не сможешь выступать? — Юнги понял, чего так боялся младший. — Господи, малыш! В этот момент в палату вошел доктор на утренний осмотр. Он услышал последние слова Юнги, которыми тот озвучивал свою догадку, и вопросительно посмотрел на него. — Доброе утро, доктор Со. Чимин боится, что следы болезни могут сделать его некрасивым и он не сможет выступать на сцене. Прошу Вас, скажите, что это не так! — Разумеется, не так. Чимин, если ты не будешь чесать и срывать корочки, все пройдет без следов. Но даже если вдруг что-то останется, что маловероятно, с современной пластической хирургией это решаемо в два счета. Тем более, на лице у тебя не так много очагов воспаления, это просто удивительно, для такого серьезного случая, как у тебя. Однако Чимина это не убедило и он весь день хандрил и плакал. И продолжал отворачиваться от Юнги. Успокоился только после ванной, куда его на руках отнес Юнги и от которой тело немного успокоилось и перестало чесаться, после чего он смог спокойно заснуть. А у ТэГуков в тот день произошла жуткая катастрофа. Чонгук целый месяц готовил макет детского реабилитационного центра, строительство которого должно было начаться в следующем году, и в связи с этим был объявлен конкурс на лучший дизайн-проект. Фирма, в которой подрабатывал Гук, предложила ему поучаствовать, дав на это свободное время. И вот сегодня наступил день презентации. Макет был готов и Чонгук уже начал собираться. Презентация должна была начаться в двенадцать. Гук встал в восемь, перепроверил весь материал, чертежи и макет, и, оставив все на журнальном столе в гостиной, он пошел в душ. Техен, так и не научившись за это время готовить ничего, кроме еды для Зефирки, еще вчера заказал готовую еду и сейчас отправился ее разогревать, чтобы покормить младшего перед уходом. Зефирка осталась в гостиной у телевизора смотреть мультики. Собравшись и надев новый костюм, купленный для него Тэ специально для этого мероприятия, Чонгук вошел в гостиную и, взглянув на макет и улыбающуюся Зефирку, потерял дар речи. Он мог только открывать и закрывать рот, как всегда выпучив свои немаленькие глаза и сделав такое обиженно-рассерженное лицо, что у мелкой сразу пропала улыбка. Девочка поняла, что вместо сюрприза натворила что-то плохое и, затаив дыхание на пару секунд, громко заревела от разочарования и обиды. Услышав плач, в гостиную примчался Техен. Он так летел, что, поскользнувшись, чуть не врезался в дверной косяк и все из-за своей привычки ходить по дому босиком. Сначала не поняв что происходит, он первым делом подлетел к ребенку. Но увидев ее виноватый взгляд и направленный на Куки указательный пальчик, посмотрел на него. И только проследив за его взглядом, он увидел и понял что произошло. — О, Боже! Куки… — Тэ… Это все?.. — Чонгук стоял и смотрел на то, что еще полчаса назад было проектом его мечты, а сейчас превратилось в нечто, разрисованное разноцветными цветочками, листиками, солнышками и человечками. Юри так понравилось ходить раскрашенной Тэ, что она просила и просила порисовать на ней. Техен, не умеющий ни в чем отказывать своей девочке, уже не ограничивался одними точками. Зеленка вскоре превратилась в листики, а фукорцин в разной формы цветочки на лице и теле девочки. Ей так понравилась эта идея, что на ручках и животике она и сама помогала ему рисовать. И вот теперь, увидев такое большое поле для своих художеств, девочка решила немного его приукрасить и за каких-то полчаса разрисовала весь макет. Она была уверена, что Куки, как всегда, похвалит ее, а разве могло быть иначе? Но увидев, впервые в жизни, его разочарованный и шокированный взгляд, Зефирка так испугалась, что тут же заревела на весь дом. — Класиво, Куки… Зефилка налисовала для тебя… А Куки не нлавица… — и рев становился еще громче. — Куки, мы сейчас все исправим… — попытался успокоить и его, и ее, Техен. — Тэ, мне выходить через десять минут. Такси сейчас подъедет. Как мы вот ЭТО исправим?! Чонгук понимал, что без макета и презентации его работе в фирме тоже придет конец. Ведь получается, что он бил баклуши целый месяц, работая по несколько часов и уходя гораздо раньше, а иногда и вовсе оставаясь дома. Ведь все это было только ради конкурса, в котором даже не победа, а просто участие — уже большой плюс для его маленькой конторы. И вот теперь все пропало. Весь месячный труд. Вся надежда. Раздался сигнал оповещения на телефоне о подъехавшем такси. — Куки, знаешь, что я думаю? — проговорил, успокаивающий Зефирку, Техен. — Возможно, так даже лучше! Это же детский центр… Почему он должен быть таким же скучным, как все другие здания? — Тэ, мой проект не скучный! — обиделся Чонгук. — Конечно, Куки. Он прекрасный. Но, возможно, именно этого ему и не хватало! Иди! И докажи всем, что так и было задумано изначально! — Тэ! Ты издеваешься? Как я это докажу, если этого не было? Меня же засмеют! Мы в художественном варианте уже предоставили все свои работы! И там ничего такого не было! Это все серьезно, Тэ. Как ты себе это представляешь? Меня отобрали из такого количества участников! Как я это объясню? — Так и объяснишь, Куки. Что доработал макет в последний момент, решив добавить этот штрих! — Вот эти кхм… цветочки? Не мультики, не профессиональные рисунки, а… — Именно! Именно детские, а не профессиональные! Иди, Куки! Я верю в тебя! Возможно это именно то, что принесет тебе удачу! — проговорил Техен с уже успокоившейся Юри на руках и подошел, чтобы поцеловать на удачу. И Чонгук, как всегда поверив своему Тэ и поцеловав сначала его, а потом и Зефирку, убедив ее, что совсем не сердится, взял то, во что превратился его макет и отправился с ним на конкурс. Четыре часа спустя двое самых любимых и любящих людей встречали своего победителя. Чонгук выиграл первый, но отнюдь не последний в своей профессиональной жизни конкурс, зарекомендовав себя, как молодого, перспективного и креативного дизайнера с нестандартным и новаторским взглядом на архитектуру. Его макет сам по себе произвел впечатление на жюри. А его «дизайн», над которым остальные участники поначалу посмеивались, привлек внимание заказчиков с первого взгляда. Они сказали, что хотели именно этого. Детский взгляд на окружающий мир — это именно то, что подходит реабилитационному центру для детей! И неизвестно, как скоро Чонгук бы добился признания, если бы не этот случай и «помощь» их любимой Зефирки. Спустя две недели Чимина выписали из больницы. Он совершенно поправился и, взглянув на него, никто бы не догадался, что еще несколько дней назад он был весь покрыт прыщами. От них остались только небольшие розовые следы, которые со временем тоже прошли. И все благодаря Юнги, который, потеряв, наверное, половину своего веса и здоровья, ни на секунду не отходил от младшего. Он носил его в ванную, кормил сначала из трубочки, а потом с ложки. Он целовал и гладил каждое зудящее место. Он уговаривал младшего помочиться, все также целуя и шепча, как маленькому. Следил, чтобы он не расчесал и не содрал корочку ни с одного нарыва. И повторял, повторял, повторял — какой он красивый и любимый, пока младший не успокоился и снова не поверил в себя. Лишь один единственный небольшой рубец на скуле остался у младшего, как напоминание, но не о боли и страхе, а о необыкновенной любви, нежности и ласке его возлюбленного. И этот крошечный изъян на коже Чимин не согласился бы убрать ни за что на свете! Зефирка к тому времени уже совсем выздоровела. Но все так же просила Тэ нарисовать что-нибудь на ней, правда уже специальными красками, которые они купили вместе, убедившись у продавца, что они безвредны. Пережив страх за младшего и опомнившись только, когда все уже было хорошо, Юнги еще больше и яснее осознал что есть для него его Пухляш. Он понял, что счастлив и спокоен от того, что у его дочери есть Тэ и Гук. Что о ней есть кому позаботиться в случае чего. Потому что был уверен, что если с Чимином что-то случится и его сердце перестанет биться, то и сердце Юнги остановится в то же мгновение. Чимин же не представлял себе больше даже единого своего вздоха без Юнги, еще больше полюбив его за это время. Впрочем, разве больше возможно? Скорее всего, нет…