Глубоко в сердце

Годы пролетели как один день. И вот Зефирке уже десять. Папочки и дядюшки не успели оглянуться, как она из крошечного ребенка превратилась в очаровательную девочку — добрую, умную, вежливую и очень красивую. Общее воспитание ли сыграло свою роль, или она сама по себе была такой, но проблем с ней не возникало абсолютно. В школе, и не только, у нее по-прежнему оставалась лучшая подруга Юми. А также их друг и одноклассник Чонсок, который после тщательной проверки старшего папы был допущен к девочкам в качестве друга. После того происшествия двухлетней давности, когда Юри чуть не исключили из школы, узнав о ее нетрадиционной семье, адвокат Ли готов был засудить школу и лично директрису за дискриминацию, однако до этого не дошло. На следующий день после концерта Юри в одночасье стала звездой школы, и не только школы. К ней даже приезжали журналисты и задавали вопросы, однако девочка ответила, что без хотя бы одного старшего родственника отвечать не станет. В этот момент кто-то из журналистов или старших учеников попросил ее ответить только лишь на один вопрос: правда ли Ким Техен ее папа? — Да. Он мой отец, — не стала уточнять девочка, с младенчества действительно считавшая его третьим папой. Кто-то из членов школьного совета, услышав это, донес директрисе, и та, побоявшись шумихи и скандала, приказала оставить девочку в покое, не привлекать к ней больше внимания и не задействовать ни в каких общественных делах. Отсутствие внимания, с одной стороны, облегчило Зефирке учебную жизнь, но с другой, лишило ее возможности проявить себя в чем-то. Ведь ее не хотели брать ни в один кружок, не приглашали ни на одно мероприятие и старались вообще не замечать, делая везде лишь зрителем. Для ее творческой натуры это было тяжело, но не невыносимо. Потому что в школе у нее по-прежнему оставались Юми и верный Чонсок, а вне школы ее любимый танцевальный класс. А еще благотворительная деятельность с любимым Тэ и дядей Джунги. Самым важным событием в жизни друзей за эти два года стало разоблачение адвокатом Ли приюта, в котором когда-то воспитывался Техен, и того самого модельного агентства. Ведь когда-то он обещал господину Хвану забыть о его мутной конторке на время, но не навсегда. И вот время пришло. Несколько лет назад он внедрил в эту фирму своего человека в качестве одного из охранников. Он долго искал пути подхода через нужных людей и даже устроил небольшую аварию с несерьезными травмами, но серьезной компенсацией тому охраннику, на чье место поставил своего человека. Этот человек, втеревшись в доверие, разузнал все подробности работы фирмы изнутри, добыв и скачав кучу полезной информации с принуждением, изнасилованиями, пропажей и торговлей людьми. Оказалось однако, что не все сотрудники-модели там работали принудительно. Многие хотели и готовы были остаться и зарабатывать подобным образом и дальше. Но были и такие, как Техен, и их было большинство. Те, кого обманным путем привлекли в модельное агентство и потом удерживали силой или безысходностью, ведь им некуда было уйти. Торговля людьми там процветала, как при рабовладельческом строе империи Корё. Джунги также выяснил всю связь между агентством и приютом. Выяснилось, что в приюте почти все знали чем занимается фирма Хвана, но даже те, кто не имел с этого ровным счетом ничего, все равно молчали, боясь потерять теплое место и заработок. Хван пытался откупиться от адвоката перед судом, зная систему его работы. Но дело касалось любимого сына Джунги. И в этом случае пощады ждать не следовало. С помощью судьи, единомышленника и почти приятеля, Джунги удалось засадить Хвана и его людей за решетку на такой срок, что удивлены и поражены были все. И это было только начало. Приличные сроки получили и все сотрудники приюта, хоть как-то причастные к этим махинациям. Остальные были просто уволены, без возможности в будущем работать с детьми. Модельное агентство было расформировано. Моделям, состоящим в основном из сирот приюта, были выделены комнаты в общежитии, с последующим устройством их, положенным по закону. Встал вопрос, что делать с приютом, в котором осталось около ста детей разных возрастов. Джунги, принявший пост председателя попечительского совета, взял это дело на себя. Он основал благотворительный фонд, во главе которого решил поставить своего сына, уверенный, что никто не справится с этим лучше, чем Техен. Занять свое место Тэ должен был только после того, как окончит университет, а значит через год. Однако Тэ — это Тэ. Разумеется, он сразу же развил бурную деятельность, чего и следовало ожидать. И начал он с такой реформы, какой не ожидал никто. Благодаря вложениям в их фонд довольно крупных сумм от ни самих, всех друзей и знакомых, а также воспользовавшись средствами, изъятыми из бывшего агентства Хвана, которые также были направлены на благотворительность, Тэ задумал нечто грандиозное. Территория приюта была огромная, но здание было довольно маленьким и убогим. Поэтому Тэ, рассказав Чонгуку свою мечту, заказал ему проект, который удивил всех. Идея заключалась в том, чтобы, переделав здание самого приюта, построить рядом еще одно здание и соединить их крытым переходом и большим общим помещением с галереей и просторными комнатами для занятий и отдыха, а чуть в стороне пристроить небольшой павильон и вольеры. Тэ решил объединить в один комплекс детский приют, дом престарелых и приют для животных. Он вспомнил, как ему самому в детстве не хватало общения с братьями нашими меньшими, а также вспомнил, как был счастлив, когда у него появился дедушка. Ведь дети тянутся к любви и ласке, в то время как одиноким старикам не хватает того же самого, а уж животным и подавно. Фантазии и нестандартное мышление Тэ на этот раз воспринялись всеми как суперидея, которую все старались помочь внедрить в жизнь. Здание строилось, деньги в фонд поступали регулярно, и оставалось дождаться окончания университета, чтобы встать во главе. Сам Джунги, после процесса над приютом и агентством, решил немного отойти от дел. Оставив контору на сотрудников и О-Джин, он большую часть времени посвящал внедрению в жизнь планов сына. Однако секретарь адвоката гораздо чаще находилась с ними в приюте или общалась с боссом по телефону, чем руководила работой в офисе. И Техен стал подозревать, что О-Джин столько лет находится рядом с Джунги не только по долгу службы и не только из-за большой зарплаты, но здесь есть и что-то личное. И хоть адвокат не давал ей никакого повода думать, что у них может что-то получиться, женщина, видимо, не теряла надежду. Техен видел, что отец, хоть и не отвечает ей взаимностью, но относится к ней не так строго, как к остальным сотрудникам, и разговаривает не так сурово, как обычно, сразу смягчая тон. И сын был очень рад за отца, даже если это были только лишь домыслы… Что касается Юнги и Чимина, они отметили свой десятилетний юбилей, как всегда, вдвоем, съездив сначала в деревню и поднявшись на вершину холма, на котором все началось и где произошло их первое признание, с которого они и считали время своих отношений, а после уединившись на пару дней в маленьком домике в горах, который им посоветовали Джун с Джином. Полгода спустя подошел первый юбилей Зефирки, и его они отметили совершенно по-другому, с точностью до наоборот. А именно, всей шумной веселой компанией, взяв с собой даже Сону и Юми, они отправились на несколько дней на Бали. Несмотря на то, что март является самым дождливым месяцем на острове, им повезло с погодой. Девочки, да и сами мужчины, накупались и нанырялись вволю. Выбираясь из воды, близнецы Хосока делали песчаные замки или закапывали в песок кого-нибудь из взрослых. А девочки, с Соной и Сольхи, в это время искали на берегу красивые раковины и камешки. Все были счастливы и уезжать никому не хотелось. Но увы, наступил последний день отдыха. Отметив День рождения Юнги в маленьком местном баре, вся компания на следующее утро улетела обратно. И снова наступила рабочая и учебная жизнь. Девочки вернулись в школу, радуясь встрече с другом и делясь с ним впечатлением от отдыха. Взрослые же приступили к работе. Тэ и Чимин, погрузившись в работу, не забывали о собственных репетициях и будущих концертах. У продюсеров появлялись новые клиенты и стажеры. Джин вернулся в свою клинику, а Чонгук занимался комплексом приютов Тэ, не отрываясь от других проектов, создаваемых его командой. Прошел март. Наступил апрель. Жизнь шла своим чередом. В один из теплых апрельских дней Юнги разбирал на кухне почту из ящика, опустошаемого, как всегда, крайне редко, и раскладывал отдельно корреспонденцию по кучкам, пока Чимин готовил им свой фирменный завтрак из тостов с молоком и сахаром. Юри переписывалась с друзьями по телефону, отщипывая маленькие кусочки от одного из уже готовых тостов. Чимин, обратив внимание на голубой конверт в руках Юнги, спросил: — Что это за письмо? Они ведь каждый год тебе приходят, а я так и не знаю откуда они. Это секрет? — А у меня разве могут быть от тебя секреты, Пухляш? — спросил удивленно Юнги, протягивая уже открытый конверт Чимину. — Может, сам скажешь? — попросил Чимин. — Боюсь, последние тосты подгорят. — Это отчет о дивидендах по моим акциям в компании семьи и приглашение на ежегодное собрание акционеров. Вот и все, — спокойно ответил Юнги. — Семейный бизнес? — удивился Чимин. — И ты пойдешь? — Конечно! А почему нет? — не меньше удивился Юнги, отодвинув чашку с горячим чаем от руки дочери, увлеченно переписывающейся с друзьями и не обращавшей на папочек никакого внимания. — Ну… Я не знаю… Ты никогда не говорил об этом. Я думал, ты не общаешься с ними… — смущенно проговорил Чимин, все эти годы не терявший надежды помирить Юнги с родными. — Чимин, послушай. Если тебе интересно, я расскажу тебе все. Но сразу могу сказать, что я не ссорился со своей семьей. Мне сложно общаться с ними, это правда. Но я по-своему люблю их. Особенно маму. И я не ненавижу их. Поэтому я хожу каждый год на эти собрания и получаю прибыль от семейного бизнеса. В этот момент входная дверь открылась без звонка и мгновение спустя на пороге столовой появился Тэ. Он приехал за Зефиркой, чтобы вместе поехать на строительный объект. Подойдя к столу и поздоровавшись, он увидел в руке у девочки едва откушенный тост и с намеком открыл рот. И когда она поднесла его к нему, куснул так, что у нее в пальцах почти ничего не осталось. Юри громко рассмеялась и, съев остатки тоста, слизнула с пальца сахар и после вскочила с намерением бежать собираться. — Так! Юная леди! Вернитесь и позавтракайте нормально! — крикнул ей вслед Чимин. — Папочка, диета! – проговорила девочка. — Мне нельзя такое есть! — Как твой тренер и личный диетолог, заявляю, что немного можно! Даже я себе это позволяю! — заявил Чимин. — Поэтому вернись и покушай, пожалуйста. Юри вернулась за стол и устроилась на коленях Тэ, уже занявшего ее стул и попивающего чай из ее кружки. Завтрак продолжился почти так же. Зефирка тянулась за тостом, откусывала от него маленький кусочек, после чего он исчезал в широко раскрытом рту любимого Тэ, и тот даже умудрялся облизнуть каждый пальчик. Запивалось это все тоже обоими, из одной общей чашки, по очереди. Очень скоро тарелка с тостами опустела под строгим взглядом Чимина и раздраженным Юнги. — Тебя твой качок не кормит, что ли? — спросил он ворчливо. — Или не в коня корм? — Кормит, — ответил весело Техен. — Но из рук моей Зефирки все такое вкусное, что я не могу отказаться! — девочка подняла к нему лицо, улыбаясь, и он смачно чмокнул ее в нос, на кончике которого совсем недавно появилась родинка, в том же месте, где у самого Тэ, только совсем крошечная, едва заметная. Когда они ее обнаружили, эти двое хохотали от счастья и восторга, а Юнги ворчал, что, видимо, все-таки они где-то недоглядели и упустили момент, когда этот засранец ее укусил и заразил. — Поехали? — спросила Юри. — Мне еще надо кое-что тебе рассказать! — Я не сомневался в этом! — с видом заговорщика ответил Тэ. — Но не здесь! — Ясное дело, не здесь! — поговорила девочка, спрыгивая с его колен и целуя по очереди папочек. — Пошли скорей! И они, взявшись за руки, помчались к выходу, смеясь и что-то обсуждая. — Мы родили ребенка исключительно для твоего друга! — обреченно проговорил Юнги, посмотрев им вслед. — Мне так нравится это твое «мы» и «родили», — заметил с улыбкой Чимин. — Факт есть факт, — ответил со вздохом Юнги. — Она больше его дочь, чем наша… — Не ревнуй, папочка! — весело проговорил младший свою любимую фразу. — Ее любви на всех хватит… Так ты мне расскажешь? — Да тут рассказывать-то особо нечего… — Юнги сделал глоток чая. — Когда я уехал из дома, сначала в общежитие, потом в квартиру, родители поначалу еще не теряли надежды, что я вернусь. Но время шло, и они смирились. Я сразу сказал, что не буду заниматься семейным бизнесом, и у отца язык не повернулся просить меня об этом. Однако они настаивали, чтобы я пользовался средствами семьи и переводили мне постоянно деньги на карту. Позже, когда и брат вырос и окончил университет, отец разделил акции компании. Сорок девять процентов акций осталось у него, двадцать у мамы, по пятнадцать у нас с братом и один процент поделен между старыми и самыми преданными сотрудниками компании. Отец сказал, что этот процент решит проблему, если он когда-нибудь выживет из ума, и мы все объединимся против него. Я отказывался от своей доли, предлагая отдать ее брату или маме, но отец сказал, что это именно брат настоял на равном разделении акций, хоть он отдает всего себя компании, а я ни дня там не работал. И я продолжаю каждый год отказываться от процентов, отец же заявляет, что именно брат настаивает на том, чтобы все, как и прежде, было поровну. — Отец? — уточнил Чимин. — А что, брат не присутствует при вашем разговоре? — Присутствует. Но он ни разу не произнес ни одного слова при мне и все время молчит. Поэтому за него говорит отец. — Он что, не разговаривает? — не понял младший. — Почему? Прекрасно разговаривает, — продолжил Юнги. — Его и по телеку часто показывают в интервью и передачах, компания то растет… Но при мне не произносит ни слова, все говорит отец. — Он не хочет с тобой говорить? — с недоумением проговорил Чимин. — Пухляш, я не знаю! Я у него причину не выяснял! Молчит — и хорошо! Меньше проблем! — Ясно… И когда сие мероприятие планируется? — поинтересовался младший. — В следующую пятницу, — безразлично ответил старший. — Пойдешь? — Чимин уже успел все убрать со стола и подойдя, положил руки Юнги на плечи, обняв со спины. — Я каждый год хожу. Привык уже… — Юнги повернул голову и нашел его губы, слегка их прикусив. — Тем более, сейчас нужны деньги для фонда Тэ. А тебе интересно это? — Мне все интересно, что касается тебя! — проговорил младший, тоже играя с его губами. — Хочешь взять меня с собой? — Зачем? — не понял Юнги. — В качестве моральной поддержки? — Ну, можно и так… — Чимин обошел стул и сел к старшему на колени. — Я просто хочу посмотреть. — На мою семью? — напрягся Юнги. — Просто… На тебя в другой обстановке, — продолжая целовать губы, щеки и скулы и спускаясь к шее, пробормотал младший. — Я не буду мешать, просто посижу в приемной где-нибудь или в коридоре… — лизнув ушную раковину, прошептал он. — Да пойдем, я разве против… — прошептал уже заведенный Юнги. — Просто не думал, что тебе это интересно… — Мне все интересно, что связано с тобой! — повторил Чимин, поднимаясь и потянув за собой старшего в сторону спальни. — Значит, договорились? — Договорились, — уже стягивая с себя футболку, ответил Юнги. — И больше никаких разговоров в ближайшие несколько часов! — прорычал он, заходя с младшим в спальню и подталкивая его к кровати. — А если это будет: «хочу тебя», или «возьми меня», или… — Все! Никаких разговоров, я сказал! — Юнги немного отодвинулся, стягивая штаны с бельем. — А для твоего рта у меня есть лучшее применение! После этого из спальни донесся только счастливый хохот Чимина, который тоже вскоре прекратился и сменился другими звуками. В следующую пятницу, ровно в двенадцать, как и договаривались, Юнги с Чимином зашли в здание компании. Поднявшись на нужный этаж, они прошли в приемную перед входом в конференц-зал. — Ты побудешь здесь? — спросил Юнги. — Туда можно только акционерам. — Конечно! — ответил младший. — Иди, я дождусь тебя. Мне здесь очень интересно. Юнги зашел в зал, а Чимин вышел в большой холл, осматривая все вокруг. Пару минут спустя мимо него прошли несколько человек. Чимин навел справки и просмотрел в интернете всю возможную информацию о семье Юнги. Среди этих людей его родственников не было. Он понял, что они, скорее всего, уже в зале и пришли туда заранее, в то время как сотрудники отлучились со своих рабочих мест в последний момент перед собранием. Чимин приготовился ждать и, засмотревшись на одну из картин, висевших на стене, начал отходить спиной, чтобы полюбоваться издалека. В этот момент в приемную почти вбежал мужчина с какими-то листами в руках и, не глядя на него, быстрым шагом направился в сторону приемной. Чимин продолжал отходить назад, и неизбежное столкновение все же произошло. Пара листов из стопки плавно спланировали на пол. Чимин, обернувшись, поспешно извинился, поклонившись, и опустился на корточки, чтобы собрать бумаги. С его пластикой он сделал это так быстро, что мужчина глазом не успел моргнуть, как он уже вручал ему листы со словами извинения. Подняв, наконец, глаза на стоящего перед ним мужчину, Чимин узнал в нем брата Юнги. Вот он — шанс! И только было он открыл рот, чтобы начать разговор, как мужчина, тоже поклонившись, пробормотал извинения и слова благодарности, развернулся и направился в сторону переговорной. Чимин разочарованно посмотрел ему вслед и хотел уже было отвернуться, как тот, обернувшись, поинтересовался: — Простите. Я не разглядел вас раньше. Вы ведь Пак Чимин, не так ли? — Да! — поклонившись, ответил Чимин. — Вы не ошиблись. Возникла неловкая пауза. Каждый хотел что-то сказать, но не знал с чего начать. Видно было, что мужчина спешит, но очень не хочет уходить от Чимина не поговорив с ним. — Простите. Я не представился. Мин Джеун, — слегка поклонившись, произнес мужчина. — Да, я узнал Вас, господин Мин. Я видел Вас по телевизору, — слегка улыбнувшись и снова поклонившись, ответил Чимин. — Да… Конечно… — и снова неловкая пауза. — Я тоже видел Вас по телевизору, господин Пак. — Да… Они стояли и не могли произнести то, что у каждого крутилось в голове. Первым не выдержал старший. — Чимин-щи! Я могу к Вам так обращаться? — Чимин кивнул. — Прошу Вас, уделите мне несколько минут. Я не задержу Вас надолго. — Разумеется, господин Мин. Сколько нужно! — поклонившись еще раз, ответил Чимин. — Я знаю, что Вы близки с моим братом. Вы ведь пришли сюда сегодня вместе с ним? — Чимин снова утвердительно кивнул. — Прошу… Прошу Вас, помогите мне поговорить с ним. Только один раз! Я о большем не прошу! Я не знаю его настроение! Не знаю, позволит ли он… Прошу только дать возможность встретиться и сказать ему несколько слов… Пожалуйста, Чимин-щи, прошу Вас. — Господин Мин, — удивленно, но счастливо проговорил Чимин. — Я сегодня здесь именно для этого. Чтобы поддержать Юнги, разумеется, но и чтобы попытаться помочь ему сблизиться с семьей! — Это правда? Правда, что Вы сейчас говорите? — задыхаясь от волнения, проговорил мужчина. — Вы правда хотите этого и готовы помочь? — Безусловно! Я готов сделать все для этого! — искренне заверил Чимин. — Тогда не откажетесь ли Вы приехать к нам домой завтра с братом на обед? Прошу Вас, помогите уговорить его на это! — Это будет сложно, но я очень постараюсь это сделать, — ответил Чимин. — Вы сами пригласите его? — Нет… Я не посмею… — отчаянно прошептал мужчина, но вдруг всплеснул руками от какого-то озарения. — Я попрошу маму! – произнес он воодушевленно, достав телефон. Набрав номер, он тихо сказал несколько слов в трубку и, обернувшись, уставился на дверь в конференц-зал в ожидании. Через минуту оттуда вышла женщина, в которой Чимин, без сомнения, узнал мать Юнги. Они были невероятно похожи. Из чего можно было сделать вывод, что младший брат, видимо, похож на отца. Женщина была очень красивой, но морщины и застарелая грусть в глазах выдавали ее возраст. Было видно, что она ухаживает за собой, но делает это без фанатизма, не гонясь за молодостью, а скорей просто по необходимости. На ней почти не было косметики, строгое каре и безусловно дорогой, но скромный серый костюм. Чимин поклонился в знак приветствия. — Мама, это Пак Чимин. Чимин-щи, позвольте представить Вам мать Юнги - Мин Шинхе. — Здравствуйте, госпожа Мин! Приятно познакомиться! — Мне тоже, господин Пак. — Мама, Чимин-щи готов помочь нам и уговорить Юнги приехать к нам домой завтра. — Это правда? — с надеждой посмотрела госпожа Мин. — Вы уговорите его это сделать? — Я готов попытаться, госпожа Мин, — ответил Чимин. — Я давно чувствую, что ему не хватает семьи, хоть он и старается не показывать этого. Я сделаю все, что от меня зависит, госпожа Мин. — Спасибо Вам, Чимин-щи! Спасибо! — также задышав чаще от волнения и появившихся слез, произнесла женщина, взяв Чимина за руку и сжав ее. — Спасибо Вам. — Спасибо Вам! — в тон ей произнес сын. — Мама, нам пора в зал. Пригласишь Юнги сама, да? — Конечно! — ответила женщина, все еще не выпуская руку Чимина из своих ладоней, будто боясь, что он исчезнет или убежит. — Спасибо! — еще раз произнесла она. — Спасибо! — снова повторил господин Мин, беря ее под локоть, и после того как она нехотя отпустила руку Чимина, повел ее в зал. Еще раз поклонившись им вслед, Чимин остался в холле, все еще находясь под впечатлением от встречи. Юнги, сидя за столом для переговоров, вполуха слушал отчет о проделанной за год работе и заработанной прибыли от одного из сотрудников. Он незаметно разглядывал отца и недоумевал где все остальные члены семьи. Брат так и не появился, и мать куда-то вышла после звонка… Что происходит? Он волновался за Чимина, которого взял с собой и оставил в одиночестве. Что он сейчас делает, зачем решил составить ему компанию сегодня? Сколько еще придется ему ждать? Все эти мысли не покидали Юнги на протяжении всего отчета. Он нетерпеливо постукивал одним пальцем по подлокотнику кресла, что не укрылось от внимания отца. В этот момент в зал вошли мать и брат и заняли свои места. Совещание продолжилось в обычном режиме и закончилось через полчаса, после обсуждения всех вопросов. Когда отец объявил о завершении, Юнги одним из первых поднялся и направился было к двери, однако голос матери заставил его остановиться. — Юнги, задержись, пожалуйста, на минуту. После того, как все сотрудники вышли, и они остались вчетвером, Юнги повернулся и снова подошел к столу. Он посмотрел на мать в ожидании. Брат по-прежнему молчал, не глядя в его сторону. Отец, не понимая что происходит, смотрел на всех по очереди. Мать, собравшись с духом, произнесла: — Юнги, я сегодня имела честь познакомиться с твоей второй половиной. Я взяла на себя смелость пригласить его завтра к нам на обед. И сейчас повторяю свое приглашение. Прошу тебя, приезжайте завтра к нам домой. Приезжай домой, сынок. — Мама… Ты… — Сынок, не говори ничего. Прошу, не отказывай мне. Поговори с Чимином. Я очень буду ждать вас завтра. Мы все будем ждать… Прошу тебя… — Не знаю, мама… Извини! Мне пора, — поклонившись матери и кивнув отцу, не глядя на брата, Юнги вышел из зала. Оставшиеся переглянулись с надеждой в глазах. Юнги нашел Чимина почти там же, где оставил. — Пойдем, — тихо, чтобы не привлекать к себе внимания, проговорил он. Чимин понял, что Юнги сейчас на взводе, и лучше слушаться, не задавая никаких вопросов. — Зачем, Чимин? — спросил старший, как только они сели в машину и отъехали от здания фирмы. — Зачем тебе это? Ты поехал сегодня со мной только для того, чтобы устроить что-то подобное? — Да! — не стал ходить вокруг да около Чимин. — Чимин! Я жил более-менее спокойно много лет. Ты действительно хочешь разворошить этот улей? — Юнги… Семья — это не улей! Это твоя семья! — возмутился младший. — Тебе ли не знать, какие воспоминания связывают меня с семьей? — проговорил Юнги, останавливаясь на обочине в тени деревьев, в месте с несильно оживленным движением. — Юнги, это в прошлом! — повернувшись к нему, проговорил Чимин. — Ты излечился от этого, открой глаза! С тобой уже все в порядке! Так дай им шанс! — Ты не понимаешь, Чимин. Ты излечил меня от кошмаров, и я благодарен тебе! Но ты напрасно думаешь, что все в прошлом. Это нарыв. Нарыв, который затянулся и не беспокоит. Но стоит его вскрыть, он снова начнет болеть и кровоточить! Ты этого хочешь? — Иногда нарывы нужно вскрывать, чтобы они не отравляли кровь и быстрее исчезали, Юнги, — прошептал младший, беря его за руку и поднося ладонь к своим губам. — Я так люблю тебя, Юнги! Умоляю тебя, давай просто попытаемся. Если тебе будет некомфортно или слишком тяжело, мы сразу уйдем. Прошу, доверься мне! Пожалуйста… — Малыш… Как всегда, вьешь из меня веревки… — со вздохом проговорил старший. — Что же ты делаешь со мной все эти годы? Что творишь? — Люблю тебя? — с улыбкой и надеждой во взгляде пробормотал младший. — Обожаю тебя? Восхищаюсь тобой? Принадлежу тебе? — Последнее, как нельзя, точно! Будешь доказывать мне это сегодня всю ночь! — заводя снова мотор, проговорил Юнги. — Спать я, видимо, сегодня не смогу даже после твоего усыпления, поэтому ты, в свою очередь, завтра не сможешь сидеть… А возможно и говорить… — Все, что захочет мой господин! — улыбаясь счастливо и все еще не отпуская его руку, но уже обхватив ее за предплечье и немного мешая вести машину, пробормотал младший. — Ой ли! И кто тут еще господин, позвольте узнать? — возмутился Юнги. — Ты! Ты! Ты! А я — твой покорный слуга. И буду доказывать тебе это всю ночь! Зефирка сегодня ночует у ребят, ты знал? — Уже и это успел провернуть? — рассмеялся Юнги, и Чимин почувствовал, что его немного отпустило. Он радовался в душе, что действительно все предусмотрел и теперь вся квартира в их распоряжении до завтрашнего утра. На следующий день, когда Техен привел Юри домой, мужчины уже собирались. Техен, узнав куда они идут, внес предложение взять с собой и Зефирку. Девочка, услышав, что папочки едут на встречу с бабушкой и дедушкой, которых она никогда не видела, тоже загорелась. Чимин решил, что это прекрасная идея и пошел собирать девочку, выбирая красивый наряд. Оставшись одни в гостиной, Тэ с Юнги посмотрели друг на друга. Несколько лет назад, в одной из гастрольных поездок, Юнги рассказал Техену о своих проблемах и страхах и о том, что случилось в детстве. Поэтому теперь все друзья, без исключения, знали об этом. И сейчас Тэ, ни слова не говоря, просто подошел к старшему и крепко обнял его. — Все будет хорошо, хен! Я уверен! И я согласен с Чим-Чимом, это давно пора сделать! — прошептал он. — Вы все сговорились, что ли? — пробормотал старший, но не отстранился, сам слегка обхватив руками в ответ. — Ворчи, ворчи ворчун! — смеясь, проговорил младший, сам размыкая объятья. — Ладно, собирайтесь. Не буду мешать. Зефирка, пока! — крикнул он на весь дом так, что Юнги вздрогнул, а Чимин с Юри в ее комнате подпрыгнули. — Пока, Тэ! – также громко прокричала девочка в ответ. — Два сапога пара, — пробормотал Юнги, морщась. — Пора вешать на дверь амбарный замок, раз все утверждают, что я уже здоров! Чтобы всякие засранцы сюда на шастали! Последние его слова услышала дочь, вышедшая из комнаты в вельветовом комбинезоне цвета зеленого яблока и с двумя загогульками на голове, закрученными из длинных волос папой Чимином. Она громко засмеялась, зная, что никакие замки не удержат ее Тэ вдали от нее. Подъехав к дому, где родился и рос его возлюбленный, Чимин с любопытством разглядывал все вокруг. Зефирка с заднего сидения следовала его примеру. Когда они вышли из машины и направились по дорожке к дому, она посмотрела на высокий забор вокруг дома и спросила только: — Папочка, ты провел здесь детство? Тебе не было скучно? — Не помню, Юри. Это было давно… — проговорил Юнги, снова почувствовав мандраж и волнение. Чимин, уловив его состояние, поймал его ладонь и сжал в своей, давая молчаливую поддержку. Дверь была открыта и на пороге их уже ждала сама госпожа Мин, отослав прислугу. — Ты все-таки приехал! — поговорила она. — Вы приехали! Я так счастлива! Проходите, мои дорогие! Ни разу Чимин не почувствовал в ее голосе и не уловил в глазах раздражения или недовольства по поводу выбора ее сына своей второй половины. Они прошли в гостиную, где их ждали остальные члены семьи Юнги. В том числе его отец, с которым Чимин еще не был знаком. После того, как их представили друг другу, все обратили внимание на девочку. Юнги не был публичным человеком, как и Чимин, не смотря на свою популярность, в отличии от Тэ, который большую часть своей жизни находился под пристальным вниманием. Поэтому они мало где делились подробностями своей личной жизни. А уж Юри и вовсе старались нигде не светить, чтобы не создавать ей проблем, как когда-то в школе. И разумеется, родители Юнги даже если и могли слышать какую-то информацию об их семье, вряд ли могли ей полностью доверять. — Это моя дочь, Юри. Наша дочь, — представил ее Юнги. — Твоя дочь? — в шоке произнесла госпожа Мин. — Значит, это наша внучка? — затаив дыхание, уточнила она, не веря. — Да, это ваша внучка. Родная внучка, — подтвердил Юнги, глядя на растроганного отца, тоже во все глаза смотревшего на внучку. И впервые видя его таким. — Милая, позволь обнять тебя, — проговорила госпожа Мин, подходя ближе и наклоняясь к девочке. Та с радостью подняла руки и обняла новую бабушку. — Так значит, тебя зовут Юри? – первый раз за вечер подал голос отец. — Да, — ответила тихо и скромно обычно бойкая на язык девочка и низко поклонилась. — Но все близкие зовут меня Зефиркой. — И ты позволишь нам так себя называть? — с улыбкой спросила госпожа Мин, уже кажется всем сердцем полюбившая внучку. — Конечно! — ответила девочка. — А я смогу называть Вас бабушкой и дедушкой? И тут произошло то, чего никто не ожидал. Господин Мин подошел и, обняв внучку, поцеловал ее в макушку. Взяв ее за руку, он произнес: — Пойдем, Зефирка, я покажу тебе наш дом. Он ведь теперь и твой! — и они удалились под удивленными взглядами всех оставшихся. Брат Юнги за все это время не произнес ни слова… Он стоял, опустив глаза, и, когда мать Юнги пригласила всех в столовую, остался в гостиной и вышел из нее только, когда отец с внучкой, обойдя дом, присоединились ко всем. За обедом могла бы возникнуть неловкость, но ситуацию спасла Юри. Она со своей детской непосредственностью болтала с новыми родственниками, не обращая внимание на замкнутость одного из сидящих за столом мужчин. И Юнги с Чимином к концу обеда почувствовали себя немного комфортнее, так же как и родители. И лишь Мин Джеун по-прежнему сидел не глядя ни на кого. Если бы Чимин не видел его совсем другим вчера в холле компании, он ни за что не поверил бы, что он сам желал этой встречи. С этим надо было что-то делать, и кто, если не Пак-всех-на-свете-мирю-Чимин мог это все разрулить. — У вас очень красивый дом, госпожа Мин. И я вижу из окна прекрасный вид на сад, — произнес он. — О, правда? Вам нравится? — обрадовалась женщина и мельком глянула на Юнги, который сидел с непроницаемым лицом. — Хотите осмотреть всё? — Да! Я бы с удовольствием! — ответил Чимин и прежде, чем она успела что-то сказать, слегка повысив голос, с наигранным энтузиазмом, продолжил. — Джеун-щи! Вы позволите так к Вам обращаться? Не покажете ли Вы мне Ваш сад? Деревья очень красиво цветут! Мужчина вздрогнул от того, что обратились к нему, и поднял растерянный взгляд на Чимина. — Папочка! Где красивые деревья? Я тоже хочу посмотреть! — воскликнула Юри, но Чимин ее остановил. — А Вам, юная леди, нужно допить свой чай и доесть то, что Вы с такой жадностью наложили себе на тарелку! Где Ваши хорошие манеры? А после, уверен, Ваш дедушка не откажется показать Вам все, что Вы пожелаете! — произнес он строго, но с улыбкой и продолжил, уже обращаясь к брату Юнги. — Прошу Вас, Джэун-щи! Мужчина, все еще не придя в себя, поднялся неловко и, снова опустив глаза, вышел из комнаты вслед за Чимином. Юнги посмотрел им вслед, не понимая, что задумал младший и начиная раздражатся. Госпожа Мин тоже посмотрела вслед уходящим и перевела взгляд на мужа и вновь обретенную внучку, которая очаровала ее с первого взгляда. Заметив, что они о чем-то беседуют и увлечены друг другом, она обратилась к сыну. — Юнги! Сынок, я прошу тебя! Прошу тебя, прости своего брата! Умоляю тебя, иначе может случиться непоправимое. Я боюсь за него! С каждым годом ему становится все ху… — Мама! Прошу! Я не хочу ничего знать об этом! — перебил ее Юнги. — Я пришел сегодня только для того, чтобы познакомить вас с внучкой! Как я понимаю, других внуков у вас за это время не появилось? Странно, что брат все еще не привел невестку в ваш дом. Но избавь меня от всего этого! Я не хочу вспоминать ни о чем! Уже то, что я переступил порог этого дома… — он замолчал, не справившись с эмоциями. — Сынок! Поэтому я и прошу тебя! То, что ты пришел! Значит, тебе уже легче! Это ведь благодаря твоей семье, да? — Да. И я рад, что ты не делаешь шокированное лицо при виде моей второй половины. Как и отец. — Мы давно знаем о нем. Газеты, интернет, передачи. Мы только не знали про Юри. Слышали слухи, но не были уверены. А твой выбор… Ты счастлив, это для нас главное! Поэтому я и прошу тебя… — Мама! Я же сказал. Не хочу ничего знать! Капризы младшего ребенка мне не интересны! Я не ненавижу его и этого достаточно! — отрезал сын. — Прости. Прости меня, Юнги. Прости, что не смогла предотвратить того, что произошло тогда! — со слезами на глазах проговорила женщина, и у Юнги больше язык не повернулся перебивать ее. — Прости, что ни я, ни отец не уследили за своими детьми в ту ночь. Мы виноваты! Только мы! Ты винишь брата, я знаю. Но больше, чем он сам винит себя, сделать это невозможно. Юнги хотел было снова остановить ее, но она подняла руку в умоляющем жесте и посмотрела на него так, что он снова промолчал, а она тем временем продолжила: — Он, конечно, виноват. Я понимаю. Но он был почти в два раза моложе Юри тогда! Он не понял, что произошло! Не понял всего масштаба трагедии! Он испугался! Но потом… Когда ты не мог выйти из дома, но и дома находиться не мог… Когда кричал каждую ночь… Ты не хотел его видеть, не давал возможности подойти к тебе, а он все больше уходил в себя… Потом ты уехал и уже не мог знать, что с ним происходило… А он, с каждым годом становясь старше, смотря на все более взрослым взглядом, все больше чувствовал вину и погружался в себя. Он отгородил себя от всего мира. Закрылся в себе… Мы были уверены, что потеряем и второго сына… — Но это не помешало ему занять пост директора компании. И не мешает сейчас работать и даже общаться с журналистами. Что-то не сходится… — Это так. Это отец смог уговорить его пойти работать в компанию, за себя и за тебя. И только осознание, что ты, как старший сын, не можешь этого сделать, подействовало на него. Он тоже отказывался от акций в твою пользу, как и ты в его. Он настаивал, что будет работать только вместо тебя, и только за зарплату. Но потом, узнав, что ты отказываешься от всего, согласился на равные половины, строго следя за тем, чтобы все было поровну, но работая за двоих. А интервью и передачи… Ты же тоже часто давал и даешь интервью, однако это не отменяет твоей внутренней боли и страха… Тебе ли не понять, что творится внутри у человека в такой момент… Юнги! Как мне загладить свою вину перед вами двумя? Ведь в ту ночь пострадал не один, а оба моих сына! И неизвестно, кто больше страдал все эти годы! Он винит! Он так винит себя! Не знаю как ты, но он до сих пор не может спать без кошмаров! И каждую ночь просыпается с криком! Он терзает себя этими «если бы»! Если бы он уснул. Если бы побоялся выйти. Если бы его застал кто-то из нас. Если бы он поднял шум. Если бы… Если бы… Но самое главное - если бы они похитили его, а не тебя! Он так винит себя в этом! Ты говоришь про невестку… Есть девушка… Они учились вместе в университете… Она… Она влюблена в него все эти годы… Но он не дает приближаться к себе, считая, что не заслуживает счастья семейной жизни… Она знает, в общих чертах, о его проблемах… И готова мириться с ними… Но… Он не позволяет, не подпускает… Сколько еще она сможет ждать и когда ее терпение закончится и она сдастся, я не знаю… — Мама, я правильно понимаю? Ты хочешь, чтобы я успокоил его. Сказал, что больше не сержусь и не обижаюсь, похлопал по плечу и благословил на долгую, счастливую семейную жизнь? Но это так не работает! Ты думала, что растрогаешь меня своим рассказом? Но я не растроган! Прости. Я не буду рассказывать тебе, как я сам жил… или существовал все это время, пока не встретил Чимина. Прости, но мой муж… что-то задержался. Пойду посмотрю, где он. С этими словами Юнги встал и вышел из комнаты в сторону сада, куда чуть раньше, вслед за папой и дядей, отправилась и Юри вместе с дедушкой. Выйдя во двор, Юнги увидел всех четверых под яблоней, уже начавшей свое цветение, в то время как вишни, сливы и сакуры уже почти отцвели. Чимин увидел его и улыбнулся, попросив взглядом подойти. Юнги двинулся в их сторону, злясь на себя, что опять не может отказать своему любимому интригану ни в чем. Он подошел вплотную и посмотрел сначала на возлюбленного, а после на брата, который снова опустил глаза. Что-то кольнуло в груди у Юнги, видно, после слов матери, и он разозлился на себя за это еще больше. Отец, увидев это, сообщил Юри заговорщицким шепотом, что чуть дальше у них есть еще и пруд, в котором плавают рыбки, одна из которых исполняет желания. Девочка посмотрела на него с восторгом и поспешила за дедом вглубь сада. Они остались втроем. Молчание затянулось. Чимин прикоснулся к плечу мужчины и несильно сжал: — Джеун-щи… Ну-же… — проговорил он. — Чимин! — возмутился Юнги. — Не устраивай спектакль! Пойдем в дом! Нам пора уже скоро уходить. Где Юри? — спросил он, оглянувшись, потому что не заметил, как те ушли. — Юнги, прошу! Всего несколько минут! — проговорил младший. — Джеун-щи! Ну-же! Чимин смотрел на брата Юнги, подбадривая, и тот, взглянув на него мельком, перевел наконец свой взгляд на брата, не опуская больше глаз. Юнги также смотрел на него в ответ, разглядывая и осознавая только сейчас сколько лет прошло. Перед ним сейчас стоял мужчина тридцати семи лет, с невыносимой и непроходящей болью в глазах. Смотрел так, что казалось через минуту или упадет замертво, или разорвет свою грудную клетку и вытащит сердце, протянув его Юнги на ладони. — Юнги… Прости меня, Юнги! Умоляю тебя… — на глазах Джэуна выступили слезы и, не останавливаясь, потекли по щекам. Они текли все больше и больше, как будто где-то внутри прорвало плотину. Джеун начал задыхаться и захлебываться, но все равно продолжал повторять одно и тоже: — Прости меня, Юнги! Прости меня! Прости! В какой-то момент слезы переросли в рыдания, и мужчина, не в силах больше произнести ни слова, упал на колени и, склонив голову, все равно пытался сказать: — Прости меня, Юнги! Чимин перевел взгляд на возлюбленного и увидел, что у него тоже выступили слезы на глазах. С каждой секундой что-то менялось в нем. Взгляд становился менее холодным и отчужденным. Он уже не просто немного прослезился. С каждым мгновением его состояние приближалось к тому же, что испытывал его брат. Первым порывом Чимина было кинуться к нему с утешительными объятиями, но какое-то чувство внутри, возможно врожденная интуиция, остановило его в этот момент, дав возможность старшему полностью отпустить себя и, уже не сдерживая рыданий, опуститься на колени рядом с братом и через миг заключить его в объятия. Тот в ответ прижался к Юнги со всей силы, на которую был способен, и обхватил его руками, повторяя и повторяя уже совсем хриплым и осипшим голосом: — Прости меня, Юнги! Двое взрослых мужчин сейчас вернулись мысленно на тридцать лет назад и, словно два маленьких мальчика, искали тепла, помощи и поддержки друг друга, понимая, как много они потеряли и сколь многого были лишены. Успокоившись через какое-то время, эти двое еще долго разговаривали друг с другом. Они сидели на скамейке, все также в саду. Джеун никак не мог отпустить руку Юнги, сжимая ее в своих ладонях. И старший не делал попыток высвободить ее из цепких пальцев брата. Они говорили обо всем. Каждый рассказал всю свою жизнь, рассказал, как жил все эти годы. Они старались наверстать все то, чего были лишены все это время. И страдали оба от того, что так много потеряли, но в тоже время были рады, что обрели вновь друг друга, пока еще не поздно и столько лет еще впереди. Чимин оставил их сразу, как только понял, что истерика прошла и братья готовы к разговору. Он присоединился к дочери и отцу Юнги и немного времени спустя ушел вместе с ними в дом. Госпожа Мин уговаривала Чимина как можно чаще приводить к ним внучку, и тот обещал делать это при любом удобном случае. Господин Мин, вспомнив что-то, вышел из гостиной и вернулся несколько минут спустя с небольшим фотоальбомом в руках, который отдал Чимину. Открыв его, младший увидел там фотографии маленького Юнги. С самого младенчества и далее, показывая его каждый год, вплоть до того самого дня рождения, когда ему исполнилось десять. На фото он стоял возле того самого велосипеда, а рядом стоял счастливый шестилетний Джеун и, улыбаясь беззубым ртом, смотрел с восторгом и любовью на брата. Однако на этом фотографии не закончились. Сменился лишь ракурс и бумага. Очередные снимки были сделаны издалека, на них был Юнги во дворе старшей школы, затем в университете и даже в армейском госпитале. Затем были вложены несколько вырезок из журналов, и снова фотографии, на одной из которых был даже Чимин. — Мы никогда не теряли его из виду и всегда надеялись, что наш сын рано или поздно вернется к нам, — сказал тихо господин Мин после того, как Чимин закрыл альбом, посмотрев все фото. — Спасибо Вам, Чимин-щи. — Просто Чимин, — с улыбкой ответил младший, переведя взгляд на Юнги и Джеуна, все также сидящих рядом. После всего случившегося, семья вернулась домой уже затемно. Зефирка уснула в машине, переполненная впечатлениями, и Чимин, забрав ее из машины, отнес на руках в детскую. Сняв с нее комбинезон и натянув пижаму, он уложил девочку на подушку и накрыл одеялом. Поцеловав ее на ночь и включив увлажнитель-ночник, Чимин выключил верхний свет и собирался уже выйти из комнаты, как услышал сонное бормотание дочери: — Теперь у всех все хорошо… Вернувшись, Чимин поцеловал дочь в мягкую теплую щечку и прошептал: — Да, моя любовь, теперь у всех все хорошо, — и вышел, прикрыв не до конца дверь. Уже позже ночью, когда они лежали удовлетворенные и уставшие, Юнги прижал младшего к себе так крепко, как только мог, прошептав с комом в горле: — Чем я заслужил тебя? За что небеса послали мне тебя, малыш? За какие заслуги или страдания? — Ты же знаешь, что я был рожден для тебя… — прошептал в ответ Чимин. — Я живу лишь для тебя! И дышу лишь для тебя! И существую, только пока ты рядом! И если ты сегодня стал хоть чуточку счастливее, то я счастлив в тысячу раз сильнее от этого! И Юнги в который раз убедился в том, что они существуют и смогут существовать дальше только чувствуя на себе дыхание друг друга и слыша стук родного сердца рядом. И стоит лишь только перестать биться одному из них, как в тот же миг замрет и другое. С этими мыслями он заснул, прижимая к себе саму суть своего существования и зная точно, что кошмары ему больше никогда не приснятся.