Глубоко в сердце

Описывая следующий двухлетний промежуток, можно сказать всего два слова: большая семья. Они действительно с каждым годом все больше превращались в одну большую дружную семью, со своими проблемами и даже мелкими ссорами порой, но и со своей любовью, заботой, чрезмерной порой опекой, со своими неразберихами и сумбуром, забывчивостью и в то же время со своей ответственностью за каждого члена этой большой семьи. Сыновья НамДжинов, Сынхо и Чанук, очень быстро вписались в общую картину и уже через несколько месяцев никто не мог вспомнить, а как они жили до их появления? Всем казалось, что они были с ними всегда! Первым познакомил детей со своей семьей Намджун. Он очень боялся реакции родителей, боялся, что отец будет не очень доволен тем, что сын, сам желая стать отцом, не воспользовался суррогатным материнством, а взял совершенно чужих детей. Он до сих пор очень боялся волновать его, так как в последние годы сердце отца стало давать сбои все чаще. За мамино мнение он тоже переживал, но несколько меньше, зная ее характер. Однако все его переживания были напрасны. Отец задал единственный вопрос: — Почему так поздно? Намджун не понял сначала и подумал, что отец имеет ввиду, что они пришли к этому только сейчас, спустя столько совместно прожитых лет с Джином. Джун начал объяснять, что они и сейчас не планировали этого, просто почувствовали, что это их мальчишки… — Нет! — перебил отец. — Я спрашиваю, почему ты познакомил внуков с дедом только сейчас, спустя два месяца, как привез их домой? А не сделал это на следующий же день? Почему я ждал столько времени, чтобы принять мальчиков в семью? — Прости, отец… — оправдывался опешивший Нам, который думал, что придется долго объяснять отцу все, что произошло, и просить не игнорировать новых внуков. Что касается мамы, то она без разговоров обняла обоих мальчиков и сказала, что они всегда теперь могут рассчитывать на любовь и заботу бабушки и дедушки. С клиникой для Чанука тоже помог отец. Он нашел специалистов и помог Намджуну с оформлением всех документов и со всеми обследованиями. И вот, через пару месяцев мальчик вышел из реабилитационного центра поддерживаемый отцом с одной стороны, и Сынхо с другой, навсегда забыв про то, что когда-то передвигался с помощью костылей. Конечно, впереди были месяцы тренировок, но главное было сделано. А дома их ждали папа Джин и Пончик, тот самый щенок лабрадора, который вымахал уже в огромного пса, но остался щенком внутри, таким же ласковым и добрым, но жутко баловным и неуправляемым. Он чуть не свалил бедного Чанука с ног, так сильно соскучившись по нему, что мальчику ничего не оставалось, как сесть на пол и позволить Пончику облизать себя всего с ног до головы, показывая свою любовь. Джин смог только на пару минут выскочить из кухни, чтобы обнять и поздравить с возвращением сына, и снова убежать к плите, потому что через пару часов к ним в дом должна была нагрянуть вся семья. Вся! И слово «вся» подразумевало под собой именно всех! И не только самых главных, но и: родителей Нама, Джунги с О-Джин, доктора Пака, который и по сей день был близким другом их семьи. Тут был конечно и дедушка, который, несмотря на солидный возраст, был еще полон сил и энергии. Приехали также и родители Сокджина. Они уже познакомились с мальчиками раньше, когда мужчины привозили их в гости. И были счастливы, что их старый большой дом, который принадлежал еще их родителям, из которого они были вынуждены уехать в Пусан, поближе к морю из-за состояния здоровья мамы Джина, что их большой дом снова слышит детский смех и топот детских ног. Ведь оставляя Джина одного в этом большом доме, родители переживали и даже советовали ему снять небольшую квартиру в центре, чтобы не чувствовать себя в нем так одиноко. А теперь здесь было так шумно, что даже звенело в ушах. Здесь был даже Ёнтан, которому уже исполнилось пятнадцать, и все ветеринары в один голос твердили, что декоративные собаки так долго не живут, но любимец Тэ всем своим существованием доказывал обратное и цеплялся маленькими лапками за эту жизнь и за любимых людей. Это было начало апреля. К сожалению, у них во дворе не было сада, была только небольшая лужайка с детскими качелями и турником для Сынхо. Но запах цветущих деревьев из садов по соседству был таким сильным, что проникал во все окна, которые были открыты настежь из-за теплой погоды. Ребята, у одного из которых день рождения был три дня назад, а у второго три недели назад, уже окончательно освоившиеся и полюбившие новых родственников и друзей, и в первую очередь отдавшие свои детские сердца любимым отцам, счастливо принимали подарки и переходили от одного гостя к другому, в итоге улизнув во двор. Юри, Юми и Чонсок которым уже исполнилось по пятнадцать, считавшие себя более взрослыми, стояли в сторонке, о чем-то переговариваясь, в то время как одиннадцатилетние близнюки вовсю носились по двору вокруг хохочущего и наблюдавшего за ними Чанука, с девятилетним Сынхо, Пончиком и Микки, щенком ши-тцу, на которого Хоби с сыновьями все-таки удалось уговорить Сольхи, потому что заводчик пообещал, что он не будет таким большим, а, главное, таким подвижным как лабрадор. В семье же НамДжинов у Джуна появился конкурент и соперник за звание главного разрушителя. Там, где прошел Намджун, еще могло что-то остаться целым, там же, где пронесся Пончик — только погром и руины… Этот день закончился очень поздно и со следующего началась обычная, не всегда спокойная, но такая любимая всеми жизнь. Дети учились в школе и ходили на дополнительные занятия, в кружки или секции. Взрослые занимались своими делами. Техен почти прекратил выступления, соглашаясь лишь на участие в сборных концертах и продолжая записывать отдельные треки в студии, из которых потом Юнги с Намджуном составляли альбомы. Раскупались они моментально в любых количествах, потому что популярность Тэ с годами меньше не стала. И любили его по-прежнему не только в Корее, но и во всей Азии, и за рубежом. Чонгук… Чонгук за эти годы добился, пожалуй, самых больших успехов. Его компания, именно его, потому что он выкупил ее у бывшего владельца и распрощался с ним навсегда, так вот, его компания не просто выбилась в лидеры. Она стала первой среди остальных. И никто из конкурентов не желал оспаривать первенство, заранее зная, что этот тигр Чон все равно вырвет первенство и оставит их далеко позади. Из маленькой конторки, в которой они ютились при бывшем владельце, фирма переехала в большое здание, на одну из центральных улиц района Каннамгу. Здание это, кстати, было построено четыре года назад по их проекту. Фирма занимала пять этажей. Попасть в эту компанию на работу было крайне сложно. Почти невозможно. Потому что сформированный штат из самых талантливых и трудоспособных людей страны крепко держался за свои места. Но все же Чонгук принимал иногда на работу сотрудников. И для этого не нужно было иметь стаж, имя или связи. Нужен был только талант. Как у него самого когда-то. Это мог быть даже школьник, которого он мог принять на стажировку на пару часов в день, если видел потенциал. Именно умение разбираться в людях и помогло Чонгуку, теперь уже господину Чону — председателю JEON-GROUP и одному из самых известных предпринимателей Сеула, стать тем, кем он стал. Как же гордился им его крестный отец, по-прежнему остающийся самым любимым и дорогим человеком, кроме Зефирки, для обоих мужчин, и Тэ, и Чонгука. Джунги уже перевалило за пятьдесят. Он, как и раньше, жил один, однако, когда бы сыновья не нагрянули к нему в гости без приглашения, а случалось это частенько, они неизменно заставали у него дома О-Джин, готовящую что-то на кухне, перебирающую бумаги, с которыми мужчина работал дома, или просто смотрящую телевизор на диване в гостиной. Оба сына также заметили перемены в обычно скромном и по-пуритански строгом жилище адвоката. Появился небольшой светлый ковер на полу, статуэтки и подаренные когда-то поделки маленькой Юри на полках, красивые занавески на окнах и картина Чонгука на стене, которую он написал для крестного пару лет назад и на которой был нарисован рассвет, наблюдаемый с того самого холма в деревне у дедушки Пака. Джунги очень любил эту картину и отдыхал душой глядя на нее, но повесить сам все никак не решался, соблюдая строгий интерьер. О-Джин же как-то смогла изменить его отношение не только к дому, но и к строгости в собственной личной жизни. Смогли ли врачи как-то помочь мужчине, или их отношения ограничивались платонической любовью и нехитрыми ласками, которые мог себе позволить Джунги… Кто знает… Но женщина, молодая, привлекательная, вызывающая интерес у противоположного пола, но видевшая на протяжении стольких лет только одного мужчину, хранившая ему верность все эти годы и не отвернувшаяся от него, узнав о всех проблемах, была достойна того, чтобы одиночка по жизни, грозный адвокат Ли, открыл наконец ей не только свой дом, но и свое сердце. Кстати, адвокатская деятельность Джунги не закончилась, и он, к радости всех несправедливо осужденных и к досаде нечистых на руку, вернулся к ней во всю силу, как только любимый сын Тэ освоился до конца в приюте и не нуждался больше в его постоянной поддержке. Что касается Юри, Юми и Чонсока, то их отношения оставались прежними. Чонсок записался в секцию по плаванью, чтобы стать немного более мужественным, потому что Юми, посвященная в его тайну, постоянно шептала ему, что он слишком мягкий и робкий чтобы привлечь внимание такой яркой девушки, как Юри. Сама же Юри по-прежнему не замечала ничего вокруг. Танцы и Хенджин занимали все ее время и все ее мысли. Она не отдалялась от друзей, как сделала бы, возможно, другая на ее месте, она слишком любила их обоих. Однако все свои чувства она держала в себе, не открывая их не только друзьям, но даже Тэ, что было совсем на нее не похоже. Лишь один раз она задала ему вопрос: — Как понять, что ты нравишься другому человеку, Тэ? На что он смог только ответить: — Ты сама поймешь это, маленькая моя. Ты сразу почувствуешь это. Поверь. А еще… Думаю, когда человек готов ради тебя если не на все, то на многое, это уже говорит о том, что ты ему небезразлична… — продолжил он, вспомнив начало своего знакомства с Чонгуком. И она начала искать признаки симпатии или хотя-бы небезразличия. Но пока ничего не могла найти и понять… А все потому, что Хенджин ни разу, ни единого раза, ни словом, ни взглядом, ни жестом не показал, что ее чувства взаимны. И если честно, то она и сама не могла разобраться что чувствовала к нему. Да, он нравился ей внешне. А разве такой парень мог не понравиться? Он был слишком хорош. Мечта любой девчонки. Он нравился ей своей целеустремленностью. Ведь за все это время его желание стать участником группы ничуть не уменьшилось, а наоборот, только выросло. И вот недавно его надежды и ожидания оправдались. Хосок начал набирать новую группу и предложил Хенджину стать первым участником и, возможно, лидером, учитывая его опыт и работоспособность. Парень был на седьмом небе и стал заниматься еще усерднее. Однако Хосок посоветовал ему продолжать заниматься в танцевальной студии Чимина, так как это хорошо сказывалось на его пластике и технике движений. Поэтому их пара с Юри продолжала существовать и тренироваться. Время шло, вновь наступила осень с ее многочисленными днями рождения друзей. Чимину исполнилось тридцать пять. Он закончил свою карьеру еще два года назад, прекратив выступления. Остались только студия в агентстве и преподавательская деятельность. Ему было вполне достаточно, ведь это было именно то, о чем он мечтал. Танцевать самому и учить танцам других. Не успели друзья оглянуться, как пришла зима со своими праздниками и переменами. Отметили также тридцатипятилетие Техена и следом Новый год. В начале января Сеульская академия искусств вместе с городской администрацией объявила конкурс среди юных танцоров, победители которого по окончании школы принимались в академию без экзаменов. Возрастное ограничение конкурса было от шестнадцати до двадцати лет. И поскольку проведение его планировалось в конце марта, а день рождения Зефирки был первого числа, она во что бы то не стало решила в нем участвовать. Хенджин был против, так как это мешало его тренировкам в будущей группе, ведь подготовка к конкурсу должна была отнимать все время. Тем более, на конкурсе оценки ставились каждому танцору отдельно, не смотря на то, в паре они танцевали или сольно. Оценивался только сам заявленный участник и его танец. Хенджину победа в этом конкурсе не давала ничего, потому что в академию он в ближайшее время не собирался, полностью посвятив себя группе. Однако по просьбам Зефирки, Чимина и Хосока ему пришлось участвовать в подготовке и готовиться к выступлению. Юри выбрала стиль контемп и Чимин полностью одобрил ее выбор. Танец был сложным. С множеством элементов и довольно замысловатыми связками. Хенджин разрывался между конкурсом и группой, не желая отказываться от второго, хоть Хосок и сказал ему не волноваться и отдыхать, немного успокоив тем, что группа будет формироваться только после конкурса. Однако парня это не остановило и не вразумило. Он стремился скорее исполнить свою мечту и начать выступать как участник группы. Ради этого он готов был отказаться даже от сна и выматывал себя до изнеможения. Наступил март. Зефирке исполнилось шестнадцать, а Юнги сорок восемь… Но даже на праздники времени не оставалось. Все готовились к конкурсу. И вдруг, ровно за две недели до главного дня, случилось непоправимое. На одной из тренировок, в сложной поддержке, Хенджин неловко повернулся, поскользнулся и, сильно подвернув ногу, рухнул на паркет, успев, правда, развернуть тело так, чтобы не упасть на Зефирку и весь ее вес принять на себя. Когда все опомнились, ребята лежали на полу и Хенджин тихо стонал. Чимин первым бросился к ним, крикнув ученикам, чтобы позвали Юнги и Хосока и позвонили в скорую. В агентстве был врач, но, судя по положению ноги и стонам парня, Чимин видел, что дело серьезное и нужно срочно ехать в больницу. Юри не пострадала, однако сидела рядом, с ужасом смотря на партнера. Хенджин лежал с закрытыми глазами, закусив от боли губу и тяжело дыша. Некоторое время спустя приехала скорая. Чимин поехал вместе с парнем, попросив везти Хенджина в клинику к доктору Паку, которому они уже позвонили и попросили договориться с нужным отделением. Юнги с Юри отправились следом на машине. Юри за всю дорогу не произнесла ни слова, полностью уйдя в себя и переживая всей душой за партнера. Все, что смог Юнги, это взять ее за руку, остановившись на светофоре, и несильно сжать маленькие детские пальчики. Однако этого было достаточно, чтобы девочка немного воспряла духом и, шмыгнув носом, посмотрела на отца с благодарностью. Это было то проявление чувств, которое мог себе позволить Юнги со всеми, кроме Чимина. И этого вполне хватило Юри, чтобы почувствовать всю его любовь, в то время как с нежным и тактильным Тэ она бы сейчас утопала в объятиях, вся зацелованная, и ей все казалось-бы мало… Выяснилось, что у Хенджина не было перелома. Но только все вздохнули с облегчением, как их огорошили новостью, что у него разрыв связок голеностопа. Причем степень серьезная и нужна операция, иначе о карьере танцора можно забыть. Нога так и будет постоянно подворачиваться. Сама по себе операция была несложная, но вот реабилитация после нее должна была продлиться не меньше двух месяцев для полного восстановления, что для Хенджина было настоящей трагедией. Когда Юри зашла к нему в палату после операции и после того, как оттуда вышли старшие, Хенджин лежал на кровати, глядя в потолок, и не обратил никакого внимания на вошедшую. — Хенджин… Хенджин-оппа… — никакой реакции. — Хенджин, мне очень жаль… Девочка подошла вплотную к кровати и виновато опустила глаза. — Прости меня… Прости, пожалуйста… Это все из-за меня и этого дурацкого конкурса, будь он неладен!.. Клянусь тебе, когда ты вернешься, я больше не заикнусь… — Я не вернусь… — перебил ее тихим голосом Хенджин. — Что?.. — не поняла Юри. — Как не вернешься? Но как же… — Юри! Я не вернусь больше в студию! Даже если Чимин-сонбэ будет настаивать, не вернусь! Я и так столько времени там зря потерял! Мог бы уже столько всего сделать для группы… А теперь еще и травма! — Зря? Ты считаешь, что зря терял там время? Зря терял время… со мной?.. — спросила тихо девочка, едва сдерживая слезы. Ей казалось, что земля уходит у нее из-под ног и мир вокруг рушится. — Юри, пойми! Я никогда не хотел только танцевать! Все, что я хотел — группа! Все, о чем мечтал — группа! Все, к чему стремился и ради чего работал — группа! Раз для этого надо было танцевать с тобой все то время, я это делал. Но сейчас, когда я могу целиком посвятить себя тому, о чем мечтал так долго… Прости… — За что? — машинально тихо спросила Юри, готовая разреветься в любой момент. — За то, что причиняю тебе боль своими словами. Я же вижу… видел, что ты что-то чувствуешь ко мне… Прости, что не могу ответить тем-же… мне… — Боль? Какую боль, Хенджин-оппа? — изо всех сил взяв себя в руки, сжав кулаки, чтобы не заплакать так, что ногти до мяса впились в ладони, но зато почти безразлично спросила Юри. — Но… Ты же… Мне казалось… — Тебе казалось, Хенджин-оппа! — попыталась убедить его Юри. — О чем ты? Я всего лишь расстроилась из-за потери партнера! Ведь нового так сложно будет подобрать! Да и конкурс… Я просто расстроена, вот и все… Больше ничего! Даже не надумывай! Все в порядке! — Правда? — успокоено проговорил парень. — Тогда хорошо! Я рад, что ничего больше! И прости, что так получилось с конкурсом! Я правда хотел помочь тебе с ним! Увы, мы оба много теряем из-за этой травмы… — Ничего! Все в порядке! Переживу я с этим конкурсом! — почти бодрым голосом из последних сил произнесла девочка. — Да и ты скоро поправишься. Через месяц уже сможешь начать тренироваться! Не переживай! — Я надеюсь… Значит точно все нормально? Ты не обижаешься? — уточнил Хенджин. — Да нет, конечно! Забудь! Поправляйся! Ладно, мне пора бежать! Пока! — и Юри, кое-как выдавив из себя улыбку, развернулась и как можно скорее выскочила из палаты, чтобы Хенджин не увидел брызнувшие из красивых глаз крупные слезы. Она выбежала в коридор и, не замечая никого и ничего вокруг, распахнула дверь на лестницу и побежала вверх по ступеням. Она даже не заметила, как следом за ней метнулся Чонсок. Он догнал ее спустя два пролета и, схватив за руку, дернул на себя. Юри, не удержав равновесия, развернулась и упала прямо в объятия остановившегося парой ступенек ниже парня. Он схватил ее поддерживая и, притянув к себе, крепко обнял. Зефирка уткнулась ему в плечо, громко рыдая и выливая на него всю ту обиду и разочарование, которые сдерживала все это время в палате Хенджина. Она ревела не стесняясь, громко, взахлеб, поскуливая и шумно хлюпая носом. Чонсок же гладил ее по голове одной рукой, другой продолжая обнимать, прижимая к себе, и шептал, тоже чуть не плача: — Зефирка моя… Любимая моя… Все пройдет… Успокойся, моя милая… Ну успокойся же… Зефирка моя… Юри не слышала ни единого слова из того, что он говорил, глубоко уйдя в себя и продолжая мочить слезами его толстовку. Чонсок со временем усадил ее на ступеньку, почувствовав, что она уже не может стоять, и, сев рядом, снова крепко ее обнял. Он узнал о том, что произошло от Юми, с которой они встретились во дворе школы, когда он шел с тренировки, а Юми, наоборот, направлялась на дополнительные занятия, которые не могла отменить. Как только она сказала другу, что Юри с Хенджином упали и их забрали в больницу, он схватил ее за руку и сжав повторял только один вопрос: — Что с Юри? Что с Юри? Что с Юри? — Да все с ней в порядке! Сок, успокойся! Она не пострадала! Она сказала только, что пострадал Хенджин… Однако Чонсок уже ее не слышал. Как только он узнал в какую клинику они уехали, тут же рванул на остановку. Примчавшись в больницу, он выяснил где в тот момент находились его знакомые и бросился бегом в нужное отделение на нужный этаж. Правда, там ему пришлось резко остановиться в коридоре под строгим взглядом Юнги и взволнованным Чимина. Юри с ними не было, значит, она уже была в палате. Когда подошла медсестра и попросила пройти с ней для подписания документов, Чимин посмотрел на Юнги, но тот лишь сказал: — Иди ты, ты лучше во всем разбираешься. Я побуду здесь с Чонсоком. Когда Чимин ушел, Юнги посмотрел на мальчишку, который, кажется, дышал через раз от волнения. — Что, все по-прежнему? — с пониманием и без обычной язвительности спросил старший. Чонсок бросил на него быстрый взгляд и смущенно опустил глаза. Так они и стояли молча еще минут пять-семь. Вдруг дверь резко открылась и Юри с выдавленным из себя легким «пока!» вышла в коридор, и ждущие отец с другом увидели ее лицо и брызнувшие из глаз слезы. И когда девочка, не глядя на них, побежала к лестнице, дернувшийся было Юнги увидел, как мальчишка бросился за ней, и остановился с грустной улыбкой, такой редкой на его вечно хмуром лице. — Ладно, пацан, посмотрим, что из этого получится… — проговорил смирившийся отец. И вот Чонсок сидел сейчас на пустой тихой лестнице и обнимал любимую, тихо успокаивая и уговаривая. Парень с детства был очень мягким и добрым. Из-за этого ему часто доставалось от отца, который хотел вырастить сына настоящим мужчиной. Однако, как он не пытался подействовать на Сока — уговорами, криком, принудительным воспитанием, мальчик не менялся, оставаясь таким же нежным и тихим. — Да что ты за пацан?! Как девчонка, честное слово! Поэтому у тебя и друзей нет! Дружишь с такими же девчонками, как ты сам! Со временем поняв, что толку от него не будет, отец оставил сына в покое, переключившись на младших сына и дочь. Чонсок же был полностью предоставлен себе и смог больше времени проводить с подругами. Он часто оставался с ночевкой дома у ЮнМинов, которые были рады всем. И в то время, как Юми спала в одной комнате с Юри, Чонсоку папочки выделили гостевую спальню, которая в последствии так и осталась его комнатой и в которой он мог жить сколько угодно и приходить в любое время. Зная, что семья мальчишки не слишком обеспечена, тем более воспитывает троих детей, а работает только отец, Юнги с Чимином, да и Тэ с Чонгуком всегда брали и Чонсока и Юми с собой, куда бы не ехали отдыхать с Юри. С возрастом, становясь старше, мальчик совершенно не менялся характером, оставаясь по-прежнему мягким и безропотным. В четырнадцать отец снова решил взяться за воспитание сына и отдал его в секцию тхэквондо. Однако полгода, проведенные там, так и не дали никаких результатов. Как-то на очередном сборе всей большой семьи по поводу очередного праздника, Сынхо, которому на тот момент было девять и он уже несколько месяцев занимался тхэквондо, узнав, что Чонсок ходит в ту же секцию, попросил его потренироваться с ним. Когда они встали в спарринг и несколько раз атаковали друг друга, Сынхо вдруг засмеялся и снисходительно похлопал проигравшего по полной пятнадцатилетнего Чонсока: — Оставь это, хен! — проговорил мелкий. — Не твое это. Сразу же видно, что ты боишься причинить боль сопернику и сдерживаешь удар. И готов принять всю боль на себя, лишь бы не травмировать никого. И дело не только во мне, в том, что я гораздо младше. Ты будешь так вести себя с любым соперником, это сразу видно. Так что бросай… Это не твое. Займись чем-нибудь другим. Плаваньем, например, или бегом… — Плаваньем?.. — спросил, задумавшись, Чонсок. На следующий день он записался в школьный бассейн. Отец, узнав об этом, проворчал что-то про безнадежность и махнул рукой. Однако Чонсок не бросил плаванье, и оно ему даже понравилось. А со временем, когда в мышцах начал вырисовываться рельеф и появилась сила, когда тело вытянулось и рост перевалил за отметку сто восемьдесят, когда ребята начали смотреть с уважением, а девчонки с интересом, вот тогда парень поверил сам в себя. И год спустя, когда им исполнилось уже по шестнадцать, хоть он по-прежнему оставался мягким и нежным внутри, и по-прежнему больше всех на свете любил своих подружек, особенно одну из них, со стороны он теперь не казался жалким хлюпиком. И вот сейчас, сидя на лестнице клиники, Юри, слегка успокоившись и отстранившись, пожалуй, впервые увидела в нем не подружку, каковой привыкла его считать наравне с Юми, а сильного, крепкого, красивого парня, который смотрел на нее в ответ каким-то странным, непонятным для нее пока, но, почему-то, очень волнующим взглядом. — Прости… — хлюпнув носом, проговорила Юри. — У тебя платка случайно нет? Мой в рюкзаке остался… — Н-нет… — растерявшись, пробормотал Чонсок, залезая в карман. — Но есть вот… — он протянул ей бумажную салфетку, которую засунул туда машинально, потому что зашел в кафе после тренировки, и в этот момент ему позвонила Юми. Пока он ее слушал, на автомате мял в руках салфетку, взятую со стойки, а потом случайно сунул ее в карман. Вот, сейчас пригодилась. Юри попыталась вытереть глаза и высморкаться, а Чонсок смотрел на нее, такую заплаканную, красную, с раздутым носом, и думал, что прекраснее этой девочки нет никого во всем мире. Юри, заметив его взгляд, смутилась, опустила глаза, хлюпнула носом и потом снова посмотрела на него уже более внимательно: — Сок, ты чего?.. — растерявшись, спросила она. — Юри… Ты можешь сказать мне, ты плачешь сейчас только из-за конкурса или из-за чего-то еще? — запинаясь, спросил парень. — Что? Что ты имеешь ввиду? Я не понимаю… — Ты ведь из-за Хенджина так плакала? Что случилось? — Сок, это… — Юри! Я должен знать! Ответь мне, пожалуйста! И девочка снова растерялась от такого Чонсока. От его взгляда, от его напора, от его… Мужественности? Пожалуй, да… Это слово подходит… Подходит к ее мягкому, нежному другу, который вдруг в одну минуту стал… другим… — Что я могу сказать тебе, Сок? Я сама не знаю… Я не знаю, что со мной… Мне казалось… Я думала, что чувствую что-то… Но сейчас я так расстроена, что ни о чем другом даже думать не могу! Я… Я так мечтала об этом… И не из-за академии! Я уверена, что смогу поступить и так! Но мне важно было доказать! Доказать всем и в первую очередь самой себе, что я смогу! Что у меня получится! Я жила этим, понимаешь?.. А он сказал, что это ерунда и он даже не хотел участвовать… Он… Ему это не надо, понимаешь? Ничего не надо! Только группа… А для меня это вся жизнь, понимаешь? — Но, Юри… Ты же говорила, что оценивают участника, а не пару… Ты же можешь… — Сок, ты не понимаешь! Это дуэт! Парный танец! Мне нужен партнер! — Но может, можно заменить? Найти кого-то? — Ни один танцор, даже самый супер-способный и талантливый, не сможет за две недели выучить и отрепетировать все движения и связки, чтобы было идеально! Это контемп, а не полька! Там важна подача! Важны эмоции! Важен внутренний мир! Ничего уже не получится… Ничего… Она снова заплакала и Чонсок снова прижал ее к себе, успокаивая и гладя одной рукой по плечу, тем не менее радуясь в душе, что Юри больше убивается из-за танца, а не по партнеру. И возможно, у него еще не все потеряно и есть маленькая надежда… А в коридоре больницы Чимин, разобравшись с оформлением документов Хенджина, оплатив все и позвонив его родителям, вернулся к палате и нашел Юнги на том-же месте. — Зефирка еще там? — спросил он. — Нет. Она вышла оттуда расстроенная и Чонсок пошел ее успокаивать, — ответил Юнги. — Что, поедем в агентство? — А дети? Мы должны их дождаться и отвезти домой! — Я тебя умоляю! Как будто их некому будет отвезти! Удивляюсь, как это твой забубённый дружок еще сюда не примчался. Ведь его девочка плачет. Как это он еще… Не успел он договорить, как в конце коридора появился Техен, который быстрым шагом подошел к ним: — Где она? — Как? Ну как, блять? Вот столько лет уже, а я не могу понять… Как? — проворчал Юнги. — Я сам не знаю… — сразу его поняв, ответил Тэ. — Я просто чувствую ее… Сердцем чувствую… Еще ни разу не ошибся… — Она сейчас с Чонсоком, — ответил Чимин. — Дождешься их? Мы тогда поедем пока, а то бросили все… И ребята остальные ждут новостей и волнуются… — Да, идите! Я не уеду отсюда, пока не увижу свою девочку и не успокою ее. Я отвезу их домой, — ответил Тэ. — Как партнер? — Жить будет! — ответил за Чимина Юнги. — Ну, мы поехали тогда! Они ушли. А через какое-то время вернулись Юри с Чонсоком. Зефирка, увидев своего любимого Тэ, сразу бросилась к нему и утонула в крепких, любящих и таких надежных объятьях. — Маленькая моя! Все пройдет! Тэ с тобой! — успокаивал он ее. — Тэ… Мне не с кем танцевать… Я не смогу пойти на конкурс… Я так ждала… Так мечтала… — Пойдем, я отвезу вас домой. Ты успокоишься, и мы поговорим. Мы обязательно что-нибудь придумаем. На протяжении этого разговора и потом, по пути домой, Чонсоку не давала покоя какая-то мысль, которую он никак не мог уловить. Он мучался и пытался понять, что же крутится у него в голове. И вдруг, когда они уже подъехали к дому Зефирки и увидели Юми, встречающую их, его осенило! Вот оно! Решение! Как же теперь воплотить его в жизнь? Только бы получилось! Только бы удалось уговорить… Только бы он согласился!.. — Ну что? — спросил Тэ. — Вас можно оставить одних? Я съезжу в агентство и вернусь. Вы справитесь? Ты как, красота моя ненаглядная? — Все хорошо, Тэ, — ответила Зефирка. — Я, конечно, все еще расстроена, но глупостей не наделаю. Поезжай спокойно, только возвращайся потом, ладно? Мне плохо без тебя… — Я приеду и заберу тебя к себе! И устроим пикник, хочешь? — спросил Тэ, целуя любимую, мягкую и красную сейчас от слез щечку. — Да! Я буду ждать! — надув губы, кивнула девочка. — Сок, ты идешь? — посмотрела она на друга. — Нет. Мне надо… — Чонсок замялся. — Техен-щи, можете меня подвезти? Мне надо… — Разумеется! — произнес старший. — Пока, родная. До вечера! — Куда тебя подбросить? — спросил Тэ, заведя мотор и отъехав от дома. — Вы ведь в агентство сейчас? — получив утвердительный кивок, Чонсок спросил. — Можно с Вами? — Поехали… — не совсем понимая, что он задумал, но не допытываясь, Техен поехал дальше молча. Когда они приехали в агентство, Чонсок спросил у кого-то из стаффа где найти Пак Чимина и пошел в том направлении. Техен отправился следом, так как ему тоже нужен был друг. Зайдя в танцевальный класс в тот момент, когда последние ученики его покидали, узнав новости, Чонсок увидел, что Чимин остался не один и с ним в классе находится Юнги. «Все, — подумал парень. — Ничего не выйдет», — он с отчаяньем посмотрел на Юнги, уверенный, что тот выгонит его в тот же момент, как только узнает суть его просьбы, но, вспомнив заплаканные глаза любимой, он пересилил себя и, подойдя к Чимину, прямо посмотрел на него. — Ты чего здесь, Чонсок? — удивился Чимин. — Ты что-то хотел? — Чимин-щи, пожалуйста, будьте партнером Юри на конкурсе! Прошу Вас! — поклонившись, попросил парень. — Что? — Чимин посмотрел на него с удивлением, думая, что ослышался. — Юри сказала, что никто, даже самый талантливый танцор, не сможет выучить танец за такой срок, но ведь Вам учить не надо! А про Ваш талант даже и говорить не стоит, он бесспорен! Прошу Вас, Чимин-щи, будьте партнером Юри на конкурсе! — Чонсок! Ты в своем уме? Что ты говоришь такое? — опешил Чимин. — Умоляю Вас, Чимин-щи! — как молитву повторял Чонсок и вдруг опустился на колени перед Чимином, низко склонив голову в поклоне, показывая этим свое безграничное уважение. — Умоляю Вас! — Прекрати, Чонсок, я… — Чим-Чим! А ведь он прав! — произнес, вошедший следом за парнем и слышавший все, Техен. — Кто, если не ты? Ведь ты действительно знаешь танец, каждый его элемент! Ведь ты его и поставил! — Тэ-Тэ! И ты туда же?! Вы сговорились, что ли? Куда мне на конкурс? Мне тридцать пять! — Но не семьдесят же! Какая разница сколько тебе? — возмутился Тэ. — Мне тоже тридцать пять! Но это не мешает мне выступать до сих пор с успехом! — Умоляю Вас, Чимин-щи! — упорно, как мантру, повторял Чонсок, все еще стоя на коленях и низко склонившись. — Юнги! Хоть ты им скажи! — обратился Чимин к молчавшему все это время мужу. «Ну вот и все… — подумал про себя Чонсок. — Сейчас меня выгонят отсюда с громким матом!» Однако Юнги, серьезно посмотрев на любимого, сказал только: — А почему нет, Пухляш? Помоги дочери! Я уверен, ты сможешь! — Юнги!.. — Чимин уже отчаялся что-либо доказать. — Вы с ума, что ли, все сошли? Я больше двух лет не танцевал! Я в ужасной форме! Тебе ли об этом не знать, Юнги? — Ты два года не выступал! Это так. Но ты танцевал все это время. Не забывай, я твой муж. Я живу с тобой! И я не слепой и не глухой! Ты в прекрасной форме, Чимин! И я тоже готов просить тебя, если это необходимо! — И я! — поддержал Тэ. — Жаль, что там нельзя спеть вживую. Танец ведь поставлен под мою песню? Все должны танцевать под запись, потому что условия для всех одинаковы… А я бы даже спел акапельно, если бы было можно… — Спеть нельзя. И акапельно необязательно, — тихо заметил Юнги. — А вот под одно фортепьяно… Без других инструментов… Только клавиши и твой голос… — Да… Пожалуй ты прав… — задумавшись, проговорил Тэ. — Я готов прямо сейчас попробовать! — Сейчас прогоним один раз, а завтра запишем, — ответил старший. — Говорите так, как будто все уже решено! — проговорил, пытавшийся возмущаться, но уже окончательно сдавшийся, Чимин. — Знаете, кто вы? — Твои самые любимые мужчины на свете? — спросил, улыбаясь, Техен. Чонсок поднял голову, не веря своим ушам. У него получилось! Получилось уговорить! Да еще так легко! Он просто не мог в это поверить. А Чимин, заглянув в его глаза, впервые увидел то, о чем уже давно знал и даже пытался сказать ему Юнги. Чувства, которые Чимин посчитал когда-то детскими и недолгими, никуда не исчезли, а лишь окрепли и стали сильней. Что же это? Неужели и Зефирке повезло в жизни найти то самое? Единственное… Только бы взаимное! — взмолился он, обращаясь к небесам… Только бы она поняла, только бы разглядела, только бы открыла свое сердце… Техен же, стоявший рядом, не переживал, будучи абсолютно уверен. Его врожденное чутье и их необыкновенная связь с Зефиркой не оставляли ему никаких сомнений. И то, что она пока не поделилась с ним этим, и то, что так не желала обсуждать тему с Хенджином и своими чувствами к нему, говорило лишь о том, что она сама еще не определилась и не поняла свое сердце. И, возможно, еще не скоро поймет. Но поймет обязательно! «Ничего — думал Техен. — Всему свое время…» Когда Юри узнала, что конкурс не отменяется, она была на седьмом небе от счастья. По просьбе Чонсока ей не сказали, что это его идея. Чимин просто сообщил, что тренировки продолжаются и подготовку никто не отменял. Когда же она с недоумением задала главный вопрос — кто? Чимин просто ответил: — Я сам встану с тобой в пару. Надеюсь, ты не против выйти на паркет с престарелым отцом? Главное ведь конкурс и твое в нем участие, не так ли? — Папочка! — бросилась к нему Зефирка. — Папочка мой! Спасибо! Ты самый лучший папа на свете! — Ага, — улыбнувшись и чмокая любимую макушку, проговорил он. — Только Юнги с Тэ это не говори. Однако с началом тренировок радость обоих потихоньку начала таять. И дело было не в возрасте, не в опыте и не в плохом взаимодействии пары, что тоже бывает. Бывает, что равные по силе партнеры просто не подходят друг другу и, встав в пару, они заранее обречены на провал. Здесь же все сходилось. Отец и дочь интуитивно чувствовали друг друга, и движения, отработанные до мелочей, выходили слаженно и синхронно. Но… Чего-то не хватало… Не было общей картины… И вновь все смог понять и решить Техен. Он в один из дней приехал в агентство к началу репетиции, чтобы посмотреть и спеть вживую. Хоть они и записали уже трек для танца с Юнги, как и планировали, с одними клавишами, он хотел проверить ложится ли рисунок танца на музыку идеально, и не надо ли поправить что-то. Понаблюдав немного и дождавшись перерыва, он позвал к себе вновь расстроенную Зефирку и попросил Чимина и остальных оставить их минут на десять наедине. Накрыв мокрое от пота тело своей девочки полотенцем, он дал ей в руку бутылку с водой и, усадив на скамейку, прижал к себе. — Плохо, да? — спросила Юри. — Нет, не плохо… Но… Недостаточно хорошо. И я, кажется, знаю в чем дело. Понимаешь?.. Ваш танец не о любви. Ваш танец и есть сама любовь. И ты, танцуя с бывшим партнером, испытывая к нему что-то… — на этих словах девочка смутилась, и он прижал ее крепче и потерся носом о висок, успокаивая. — …Или только думая, что испытываешь, открывалась ему полностью. Поэтому, глядя на тот танец, верили все, и зрители, и вы сами. Сейчас же ты чувствуешь, что перед тобой отец. И как бы ты не любила своего папочку, это не та любовь, которая нужна именно для этого. Ты скована, и это мешает тебе. — И что же делать? — спросила Юри. — Ведь он действительно мой папа. — Нет! — Зефирка вздрогнула от этого слова, но Тэ быстро продолжил. — В жизни — да! Но в этом танце — нет. Здесь нет твоего папы! Абстрагируйся от этого! Нет папы! Нет Зефирки! Есть душа! Твоя душа, которая в данный момент даже не твоя. Это просто душа! Почувствуй ее! Она стремится к другой душе! Не к душе твоего отца или кого-то еще, а к абстрактной душе! К той душе, без которой само ее существование невозможно! Они должны соединиться! Они должны быть вместе, пройдя через все испытания! И ваш танец дает им это! Помоги своим танцем соединить эти две души! После этого разговора все изменилось. Танец начал получаться. Причем так, как не получался даже с Хенджином. На Юри так подействовали слова Тэ, что она смогла отгородить себя от всех посторонних мыслей. Скованность ушла! И она раскрылась. Раскрылась так, как никогда до этого. И в день конкурса ничто не могло нарушить ее гармонию. Ничто не могло помешать ей стать первой! Стать лучшей! Заявить о себе так громко, как не удавалось еще никому! Их танец вошел в историю, как один из самых проникновенных и трогающих самые сокровенные струны внутри. Те, кто помнил и любил Чимина, узнав его, достали свои камеры, снимая этот шедевр и выкладывая срочно в интернет. А Юнги еще раз убедился, что его муж — это ангел, или бог, спустившийся к нему с небес, и что равных ему ни по красоте, ни по всем остальным качествам нет. Ролики сразу стали набирать все большее число просмотров и Юри в одночасье стала знаменитой. Вот он — момент славы! Вот он триумф! Однако девочка, несмотря на овации, несмотря на безоговорочную победу, несмотря на внутреннее удовлетворение и доказательство самой себе, что она смогла, смогла несмотря ни на что, все еще не могла успокоиться. Ей все еще чего-то не хватало. И получив главный приз, получив поздравления от жюри и других конкурсантов, спустившись к зрителям, к друзьям и родным… она наконец поняла! Она увидела! Почувствовала! Осознала! Чонсок… Он смотрел на нее так!.. В его взгляде, устремленном только на нее, было столько всего! Это было восхищение. Это была преданность. Это была любовь! Сильная, чистая, искренняя, ничего не требующая, но так ждущая, что ее примут, поймут и не оттолкнут. И Зефирка, бедная маленькая Зефирка, вдруг заплакала… Заплакала от досады и обиды на себя саму! На то, что была такой слепой и глупой. Что простое увлечение и симпатию приняла за что-то серьезное, совсем не замечая рядом с собой то самое — настоящее, то, что миллионы ищут всю жизнь и, увы, не находят. А у нее оно все время было рядом, стоило лишь только открыть свои глаза и свое сердце. И что ответь ей Хенджин взаимностью, она могла пройти мимо этого сокровища, данного небом, не обратив внимания, не разглядев… Могла вступить в отношения с тем, с кем это было бы что-то обычное, ничего не значащее… Могла отдать свой первый поцелуй… Свои первые объятья. Свою первую ночь любви… Как отдала уже первые слезы. Свои первые бессонные часы. Свою первую запись в первом в жизни дневнике. Она стояла и смотрела в эти такие родные и единственные теперь глаза, а слезы продолжали течь по ее нежным розовым щекам. И Чонсок, не в силах больше сдерживаться, глядя на эти слезы и почувствовав, что в нем сейчас наконец-то нуждаются, что его наконец-то заметили и приняли, бросился к любимой, крепко обняв и прижав к себе так нежно и бережно, как будто боялся раздавить или смять лепестки этой самой прекрасной лилии на земле. Ведь Юри в переводе с японского — лилия. И это теперь его личный, единственный и драгоценнейший цветок, за которым он готов ухаживать, беречь и лелеять его всю свою жизнь! Однако их идиллия продлилась недолго. Семья, хоть и не в полном составе, все равно самая многочисленная в качестве поддержки на конкурсе, обступила их со всех сторон, поздравляя и успокаивая девочку, расплакавшуюся, по их мнению, от эмоций. Первой подлетела Юми, отстранив их друг от друга со словами: — Ну хватит обниматься! Успеете! У вас еще столько времени впереди! Ну! На вас же все смотрят! — после чего сама крепко обняла подругу. Следующим был Тэ, после него Куки и так далее. Чонсока оттеснили от Юри, и он стоял в стороне, счастливо глядя на любимую. Вдруг кто-то подошел сзади и положил руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел Юнги, вставшего рядом и тоже смотревшего с любовью на дочь. — Что ж… Я рад, что не ошибся в тебе тогда… Добро пожаловать в семью, Чонсок! Хоть ты и так уже давно ее член. Но теперь принимаю тебя официально и в новом качестве! И да, я рад, что это ты!.. Хотя, нет! Забудь! Я тебе этого не говорил! — и глянув строго на счастливого парня, пошел тоже обнять и поздравить дочь. Уже позже, ночью, когда все разошлись по комнатам или разъехались по домам, у себя в спальне Юнги, прижимая к себе Чимина, прошептал: — Ты был так прекрасен, малыш! Так прекрасен! — Как и наша девочка! Согласись, она самая прекрасная из всех! — Соглашусь! А как же иначе, она же вся в меня! — со смехом заметил Юнги. — Да… Даже спорить не буду! — серьезно прошептал Чимин. — Значит, теперь и она нашла свое счастье? Как думаешь, Пухляш? Это оно? — Думаю, да… Теперь даже уверен, что да! — улыбнувшись, проговорил Чимин. — Нееет! Господи! Ей всего шестнадцать! — простонал Юнги. — Мне еще рано иметь седые волосы и не спать по ночам! Это моя маленькая девочка! Я не готов! — Не ревнуй, папочка! — произнес Чимин свою любимую фразу. — Иди лучше сюда и скажи, как мне тебя успокоить? — Правда? — заинтересованно ответил Юнги. — Тогда, думаю… И он прижался к любимому вплотную, что-то шепча ему на ухо и накрывая их обоих с головой одеялом, из-под которого вскоре раздался счастливый смех Чимина и кряхтение самого Юнги.