Залапанное зеркало

      - Господин Вольфганг, четвёртый принц Голденлеонард, Его святейшество приказал вам последовать за мной в его опочивальню…       Парень не дал эскортному надсмотрщику договориться, издав протяжный беспардонный звук: «э-э-эм» и несдержанно всплеснул руками.       - Я? Ни за что! старику не хватает этих его кнопок, которые бегают за ним хвостиком? – Вольфганг опустил ладонь на уровень колена, показывая условный возраст всех его любовников, и оскалился.       Нервический холодок пробежал у него вдоль позвоночника, когда смотритель гарема обратился к нему по имени в привычной манере, как если бы звал рядового мальчика. Что-то оборвалось в нем от внезапного испуга и отвращения. Чего-чего, а приглашения в спальню от собственного отца он не ожидал, даже для старика это было бы чересчур. Вольфганг готов был схватить канделябр с камина и насмерть биться со стражниками, в сопровождении которых навестил его в библиотеке смотритель, но охрана была разоружена: на них не было тяжелых лат и шлемов, скрипучих сапог и кольчужного обмундирования, только короткие поясные клинки. Такой подход насторожил принца.       - Ваше высочество, смените гнев на милость. Господин не отдавал специальных распоряжений касательно вашей внешности и одежды, он просто пригласил вас к себе… в качестве гостя.       - Разговоры говорить я с ним и в зале могу, а в койку к нему лезть к чему? Фу! Знаю я эти ваши «разговорчики», - Вольфганг попятился назад, боковым зрением интуитивно осматривая пути отступления, и сложил руки на груди, категорично мотнув головой в знак отказа.       - Выше высочество, вы обязаны повиноваться. Поверьте мне, если бы Король возжелал видеть вас на своём ложе, вы узнали бы об этом за несколько недель, было бы столько процедур… ничего не будет.       Принц шмыгнул носом, недоверчиво кося взгляд на стражников, отошедших от эскортного смотрителя по сторонам и перекрывавшие Вольфгангу пути для бега.       - Как долго это обычно длится? Вообще-то я не закончил сегодняшние занятия.       Вольфганг незаметно стащил со стола острую перьевую ручку с литым раздвоенным наконечником и сунул её себе за пояс.       - Кто знает, господин. Всегда по-разному. Идёмте же, Его величество ожидает вас. Следуйте за мной.       Королевский надсмотрщик вёл Вольфганга в противоположное крыло дворца, то, в которое обычно не было доступного прохода. В анфиладах комнат висели портреты членов королевских семей за все 17 поколений Голденлеонардов, было особенно много роскошного текстиля, мрамора и золота. Вольфганга сопровождали несколько стражников и смотритель, и со стороны это выглядело, как если бы вели преступника-рецидивиста.       - Ваше высочество, услышите, пожалуйста, моё напутствие. Это очень важно. Верьте мне. Я первый, кто заинтересован в вашем благополучии и в здоровье своих подчиненных. Его величество приказал закрыть вам рот кляпом, если вы будете пререкаться, но мы никто не будем этого делать. Я полностью полагаюсь на ваше здравомыслие и умоляю вас, с момента как перешагнете порог этой комнаты, молчите и видите себя очень тихо. Это было основное и единственное требование господина. Вы понимаете? - надсмотрщик положил руки Вольфгангу на плечи и очень по-человечески посмотрел ему в глаза, надеясь донести до него смысл невербально. Мужчина сам выглядел так, если бы монарх приглашал его вместо всех своих любовников одновременно. В седых глазах читалась тоска, смешанная с добротой строгость и волнение.       - Молчать? А говорить то как с ним? - Вольфганг недоумевая вздёрнул правую бровь.       - Что бы ни случилось, молчать. Как бы ни было невыносимо. Понимаете, так будет лучше для всех. Эта стража, - надсмотрщик качнул головой на мужиков в белых рубахах, - телохранители Его величества, я не смогу попросить у них за вас. Нож у спины - не бутафория. Потерпите, молодой господин, умоляю, не гневайтесь. Мы все здесь не сносим головы, если что-то пойдёт не так. С вами ничего не сделают, если вы не погорячитесь первым. Вы понимаете это? Я могу рассчитывать на ваше здравомыслие?       - Ну да, да, я уже понял. Сопи в тряпочку и сиди на жопе ровно, тогда всё быстро закончится . Что ещё нужно знать? - Вольфганг хмыкнул.       - Хотя бы это, Ваше высочество. Одного этого уже будет много.       - А эти так и будут? - Вольфганг строго зыркнул на стражников, доставших поясные ножи, наготове напасть.       - Они будут рядом, да. Таков приказ нашего Короля, ваше высочество. Не думайте об них, ничего не нарушайте, и всё пройдёт хорошо.       - Идём, - принц носком ботинка беззвучно поддал дверь в спальню, и у надсмотрщика от волнения в живот упало сердце.       Стража не стучала, как это обычно требовалось по этикету. Мужчина кивнул головой, приставляя нож и с нажимом проводя по кадыку обратной стороной лезвия. Вольфганг кивнул, сдвинув брови, и зашёл первым.       Король полулёжа сидел в кресле, со стороны казалось, будто он дремал. Стража бесшумно проскользнула в покои следом. Мельчайший шорох и движение - и монарх приоткрыл глаз, довольно улыбнувшись. Он лениво привстал, переваливая вес всего тела на руку и опершись на подлокотник. На нем было распахнутое спальное облачение, тяжелое, парчовое, расшитое вытянутыми из серебра, платины и золота нитями. Он был простоволосым, и но того выглядел фривольно. Вольфганг остановился на середине комнаты, ощущая пристальный взгляд королевских телохранителей и помня про «не бутафорский нож», которым ему угрожали за шум.       Король был явно в очень хорошем расположении духа.       Игра началась.       - Су Хёк! - позвал старик его вальяжно, - малыш, смелее, иди ко мне. Давай-давай, я здесь.       У Вольфганга от возмущения и ужаса перехватило дыхание. От набрал воздуха в грудь, приоткрыв рот, а после с усилием сомкнул челюсти, вспоминая умоляющее напутствие надсмотрщика молчать из последних сил для своего же блага. Вольфганг сжал руки в кулаки и весь напрягся.       Король вёл себя так, как если бы никого кроме них двоих с любовником не было. Шин завозился за ширмой, поднимаясь с бархатистого диванчика, и медленно, сгорбившись и выставив перед собой руки, подался на голос. Он был совершенно нагим и оттого очень уязвимым, из текстиля на нем была только чёрная повязка на глазах, туго стянутая на затылке и на шее. Су Хёк, помня интерьер спальни и ориентируясь с усилием, шёл на похабное «кис-кис» и в конечном итоге дошёл до кресла, осторожно дотронулся ладонью до мантии монарха и получил одобрение.       - Умница, - похватал его Король, вытягивая руку навстречу. Су Хёк опустился перед его креслом на колени и стал ластиться лицом к ладони, хватая его за пальцы и прижимая их к губам и носу. Старик сжал в кулаке его волосы, помотав голову из стороны в сторону, и пропихнул сквозь сжатые губы два пальца в рот. Шин стал их шумно облизывать, специально роняя влажные хлюпающие звуки, и кашлянул, когда почувствовал чужие пальцы где-то ближе к чувствительному ребристому небу. Правитель вынул руку и небрежно похлопал юношу по щеке, когда он опустил голову и стал переминаться с колена на колено, ощущая жгучий дискомфорт в суставах.       - Давай поиграем. Помнишь правила? - Король заговорил очень приторно. Шин кивнул, сжимая в руках подлокотник для устойчивости.       Старик медленно встал, с усилием отрывая тяжелое тело от подушек. Что-то глухо звякнуло в полах его распахнутого облачения, и Вольфганг не сразу понял, что это был маленький визгливый колокольчик, который использовал монарх для своих утех. Король отошёл к трельяжу, на котором лежала тиара, в открытых коробочках лежали тяжёлые перстни и печатки, камни, золото. Мужчина бедром опёрся на крышку, едва на неё присаживаясь, и зазвонил в колокольчик. Шин прокрутил головой, сосредотачиваясь, чтобы пойти в нужную сторону. Эхо сбивало его с толку.       Су Хёк, пригнувшись, осторожно ступал по дощатому полу, характерным образом скрипучему в некоторых местах, и на вытянутую руку проверял, есть ли перед ним мебель. Король очень любил эту незатейливую, но издевательскую игру, от которой Шин очень злился. Он чувствовал себя беспомощным, уязвимым, слишком открытым и нелепым, но не мог ослушаться приказа избранника.       Король перемещался по комнате из угла в угол и звонил в колокольчик, то и дело подзывая Шина к себе. Юноша вслепую тыркался по покоям, ощупью двигаясь на звук, и руками пытался схватить полу королевского облачения. Он тыкался в кресла, наткнулся коленом на деревянное изножье постели и, нелепо водя руками, старался не нарваться на мебель. Король дразнил его, выбирая самые неудачные места, сложные пути и непреодолимые без визуализации препятствия. Он заставлял его садиться в кресла, на кофейный столик опускаться голым задом, приказывал ему занимать развратные открытые позы, которые Шин занимал, со стыдом переступая через себя.       - Хороший мальчик, Су Хёк, ты победил. Умница. Мне стоит тебя как следует вознаградить, - говорил Король играючи, каждый раз по разному хваля Шина за успешную работу, а после обнимал его, набрасывая на его хрупкое боязливо сжимающееся тело полы спального облачения, глубоко и влажно целуя его в рот. Он так самодовольно и грубо задирал острый мальчишеский подбородок, с такой халатностью придерживая любовника. Су Хёк горбился, растерянно поддаваясь ласкам через силу, и в какой-то момент стал недоумевать, отчего бы избранник был настолько неуёмен и любвеобилен.       Вольфганг побелел от омерзения и злости. Если все это показательное выступление нужно было, чтобы вывести принца из себя и наказать, у старика успешно это вышло. Вольфгангу титанических усилий стоило не проронить ни звука, ни сдавленного писка, ни возмущённого сопения за всё это время. Старик выбирал очень открытые и унизительные позы и вынуждал ничего не подозревающего Шина стоя поставить одну ногу на подлокотник и вальяжно трогал его промежность, монотонно дрочил ему, выдавливая неправдоподобно-громкие стоны наслаждения, а после приказал встать на четвереньки, задрав зад выше плечь, и грубо отымел в анал.       Шин хныкал и шипел от боли, бесконтрольно выворачиваясь из чужих рук. Он поставлял зад, не в силах унять дрожи в ослабевших коленях, и скулил, когда Король особенно настырно и взатяг ласкал руками его член, то и дело бросая и наотмашь хлеща ладью по яичкам, чтобы Су Хёк пищал от боли и не кончал. От этого у него слегка опадала эрекция, и Шин мог стоять дольше.       Вольфганг не контролировал мимику лица, но оно было у него злым, сосредоточенным и раздражённым. Принц был в бешенстве. Жилка на шее у него нервически подергивалась, от напряжения побелели кулаки и очертились косточки, губы напряжённо сжаты, глаза сощурены и пристально следили за каждым движением старика. Их с Вольфгангом взгляды периодически пересекались. Его высокомерное самодовольное лицо без слов выражало превосходство. «Смотри, что я могу, видишь, что я делаю с твоим другом?».       - На край, - скомандовал Король и звонко хлестнул Шина по ягодице, так что юноша замычал недовольно, выгнул спину и покачал бёдрами, нелепо имитируя фракции.       Но избранники поняли друг друга. Су Хёк на четвереньках попятился к краю кровати, опуская бёдра на икры и расставляя ноги пошире, чтобы напряженные ягодицы не закрывали раскрытой саднящей дырочки, ноющей от грубых рывков и нехарактерного расширения. Король схватил любовника за щиколотки на вытянутые руки и стоя пристроился к мальчишескому заду, на котором горячими красными следами оставались его шлепки. Старик жадно и резко вздыхал, рывками толкаясь в мягкое боязливо жмущееся от него тела, на выдохе дрожащим голосом произнося имя любовника. Шин взвизгивал от особенно глубоких проникновений, лицом упираясь в смятое одеяло и комкая в ладонях простынь, на локтях держа грудь над матрасом. Он сам тяжело дышал и выстанывал отчетливо: «Ау… ахах, ха… а~ау», закусывая одеяло каждый раз, когда Король хлестал его по бокам и ягодицам. При ударах юноша характерно сжимался, особенно приятно и туго обжимая любовника, так что старик не щадил его вовсе.       Всхрапывая от наслаждения, сдавливая бока любовника и не давая ему отстранитсья, Король вколачивался в симулирующего извивающегося Су Хека, с напускным рвением и особой интонацией выклянчивая похвалу, ласку, окончание. Шин очень унижался, когда спал с Королем, он становился на колени и целовал ему руки, ныряя головой в одеяло, подставлял зад и широко расставлял ноги, по-особому стонал и вскрикивал, угождая старику. Но Вольфганг знал, что это его: «прошу, приласкайте меня», «осемените», «выжмите из меня» - не пустой звук, не бессмысленная ложь и не лесть. Шин отчаянно нуждался в любви и заботе, но регулярно отдавался старику и уходил от него ни с чем. Принц вспоминал все эти ужасные сравнения со скисшем супом и картофельными очистками, вспоминал отчаянное умоляющее лицо Су Хёка, когда он выклянчивал у принцев интим, когда унижался ради него и всячески старался ухватить хотя бы кусочек тепла. У Вольфганга от жалости и сожаления сжималось сердце.       - На колени, - прохрипел Король, переводя дыхание, и Су Хёк заелозил на простыни, качая бёдрами и недоумевая, почему из него так резко вышли. Шин сполз с постели на пол, руками цепляясь за простынь для ориентации в пространстве. Старик схватил его за волосы, притягивая к паху, и стал водить набушуй малиновой головкой по его лицу: по щекам, по носу, тыкался кончиком в рот, призывая разомкнуть губы и обласкать его своей горячей влажной теплотой.       Шин ненавидел минет вслепую. Он боялся причинить Королю дискомфорт, потому что последствия могли быть сколько угодно катастрофическими и зависели исключительно от его милости, Су Хёк знал ребят, кого секли насмерть за укусы или лишали зубов вовсе. Он думал сделать минет, но любовник просто пихал в него толстый член, оплетённый сеткой крупных вен, и хрипел от удовольствия. Вольфганг испытывал тошнотворное чувство, когда видел слюни, текущие изо рта по подбородку, меняющийся рельеф глотки, в которую глубоко входило и выходило уродливое достоинство. Су Хёк захлёбывался минетом, кашляя и всхлипывая, его как будто тошнило. Когда Король вынимал, Шин хватал ртом воздух, мучаясь сильной одышкой, часто сглатывая слюни и плечом обтирая липкий подбородок, тоненькие ниточки смазки и слюней тянулись от его губ к багровой головке.       Старик спустил. Су Хёк открыл рот и высунул остренький язычок, как Король любил и постоянно требовал от него, и любовник перемазал его губы и подбородок вязким семенем. Шин сел голым задом на пол, подставляя руку под спину, и небрежно обтёр предплечьем губы. Его собственный член колом болтался между ног, шлёпаясь о ляшки, и Су Хёк собирался с духом снова попросить Короля об интиме. После оргазма старик становился сговорчивее.       Король опустился обратно в кресло. Он выглядел, как сытый хищник, отдыхающий после удачной охоты. Монарх даже пояс спального облачения не перекинул через бедро, так что он лежал, не стыдясь наготы, и смотрел на Вольфганга высокомерно. Сын стоял озадаченно-растерянным.       Старик достал сунул руку в карман и достал визгливый колокольчик, качая его из стороны в сторону указательным и большим пальцем. Су Хёк, полулежащий на полу и скромно обтирающийся кончиком простыни, поднялся на ноги и, согнувшись пополам от жжения в анале и сильной слабости во всём теле, поковылял за любовником. Король встал и погремел у кофейного столика, Шин повернул голову на звук и подался в ту сторону. Ещё шаг, и ещё, и вот Король уже неотрывно звонил у Вольфганга над самым ухом почти минуту. Обычно он дважды встряхивал рукой, и помогал Су Хёку звуком только в том случае, если он совсем терялся.       Вольфганг попятился, когда почувствовал, что ещё пара шагов, и Су Хёк дотронется до него ладонью. Принц так и понял, что на это и был расчёт, но ему стало очень страшно за чувства Шина, всё это время думавшего, что его, такого слабого, униженного, покорного и грязного видел близкий человек. Стражник не дал Вольфгангу отстраниться. Принц сложил руки на груди в замок, стараясь не выражать в лице никаких эмоций и оценок, но когда Су Хёк схватил его за пояс штанов, перехватил золотую ленту, переброшенную через плечо и стал торопливо ощупывать фигуру, у него сердце пропустило удар.       Шин, заподозрив неладное, не выдержал и сорвал повязку. Их взгляды столкнулись.       Су Хёк вскрикнул, закрывая раскрасневшееся лицо руками и отворачиваясь от Вольфганга всем телом. У него сердце застучало в два раза чаще, щёки и шею ошпарил румянец. Возмущение, интимный стыд и страх смешались в нём в одну гремучую выедающую душу смесь, и Шина пополам сломало от осознания происходящего.       - Ну что, хочешь взять его после меня? – спросил Король строго и громко, заходя Вольфгангу за спину. Юноша резко дёрнулся и замахнулся рукой, но оба стражника быстро усмирили его, и принц взял себя в руки, вспоминая на периферии бессознательного вспоминая напутствие надсмотрщика, - давай, подними огрызок с пола и доешь его! Это же так тебе подходит! – Король оказался уже сбоку от сына.       Старик поморщился, кладя руку на грудь и запахивая полу спального облачения, с задержкой чувствуя отголоски разрывающей тоски, стыда и самоненависти избранника, доходившие до него лёгкой тяжестью в сердце. Шин обессиленно расплакался, не справляясь с эмоциями. Стоило ему чуть-чуть отпустить ситуацию, как в самое уязвимое и слабое место ему нанесли удар. Су Хёк скулил и захлёбывался воздухом, в ужасе от собственной отвратительной глупой реакции попятился за ширму на свой диванчик, но Король приказал ему стоять на месте и намотать сопли на кулак. Шин стоял, как стражник, вытянувшись по стойке смирно и сложил руки за спиной, но его лицо искажали уродливые горькие слёзы отчаяния, слабости, жалкости.       Вольфганг подался шагом вперёд, потянулся руками к приятелю, от одного вида которого у него кровь застывала в жилах и сердце разрывалось от боли и беспомощности, но стражники схватили его и заставили отстраниться. Принц рыкнул и отдёрнул руку.       - Твоему избраннику невыносимо! Ему плохо! Он рыдает! Не видишь? Пощади его! – сорвался Вольфганг, констатируя очевидные вещи. Он стал активно жестикулировать, пререкаясь со стражниками, и в бешенстве срывался на отца. Старик нахмурился.       - Ну и от чего ты ревёшь? Скажи мне, Су Хёк? – Король оказался уже на стороне Шина, стража схватила Вольфганга по рукам, - не ты ли водишь хороводы со своими приятелями из моего окружения, с моими сыновьями, со стражей? Клевета, Шин Су Хёк? Грязные языки оговорили невинное создание?       Монарх был сдержанн, и в этом была самая раздражающая и возмущающая его черта. Шин не слушал. Он размазывал по лицу слёзы, через силу проглатывая скулёж и особенно громкие всхлипы, сотрясающие грудь, а после обнял живот, смыкая на боках руки. Он хотел провалиться, сквозь землю, или умереть на месте, навсегда вычеркнув из своей жизни этот невмерный позор.       - Оправдывайся, мой избранник, я послушаю твой лепет. Ты что-то говорил про «любовь» и «ласку». Кого любить, тебя? Ты пошёл по солдатью и предал предназначение, похотливая ты, гнусная тварь. Омерзительно быть тобой.       Притихший Су Хёк завыл снова. Нагота стала душить его, как каменная плита, упавшая на грудь, придавливающая его к полу. Шин хотел спрятаться, одеться, отвернуться, сжаться в маленький тугой комочек и убежать ото всех, чтобы мир больше не видел его, такое чудовище.       - Шину плохо из-за тебя, ты мучаешь его! – не унимался Вольфганг, и ни один взгляд, ни одна угроза и ни один нож, приставленный к пояснице, не могли его усмирить.       - Бери его, сын. Целуй в тот рот, в который я только что излил семя, облизывай после меня этого помоечного, тебя ведь привлекает третий сорт людей.       - Ты сам же его развратил! Он же до тебя был невинным!       Король хмыкнул.       - Сир, я… - нашёлся что-то сказать Шин, но один взгляд избранника задушил в нём всю смелость. Слова застряли в горле, и Су Хёк мог только с приоткрытым ртом лепетать какие-то бессвязные оправдания.       - Здесь чужие люди, Су Хёк, не тащи руки в рот, лучше прикройся ими. Или стыд – это не твоё? – язвительно уколол его старик, опуская тяжёлое грузное тело обратно в кресло. Он снова сделал вид дремящего.       В тот же момент Шин сдвинул коленки, обеими руками прикрывая обмякший член, стыдливо спрятавшийся в коже, как от холода, и опустил голову, чтобы Вольфганг не видел его красноречивого лица.       - Подите вон все, - отмахнулся старик, делая такой жест, будто стряхивает с кончиков пальцев невидимую грязь. Стража схватила сопротивляющегося Вольфганга и силой выволокла из покоев монарха, а Су Хёк упал перед ним на колени, на четвереньках подползая к креслу и хватаясь за подол спального облачения. Он прятал в парчовый халат лицо, смахивая им не останавливающиеся бессильные слёзы, но Король отстранённо отпихнул его ногой. Шин униженно наперебой шептал что-то, вымаливая прощения и надеясь хотя бы немного подействовать на чувство жалости старика, но Король своим презрением и отстранённостью только сильнее жёг ему сердце. Су Хёк знал, что избранник не сможет строго наказать его, любое неуёмно суровое наказание отразилось бы на нем самом. Посадить Шина на голодовку? Король сам перестанет ощущать сытость. Высечь до потери сознания? У монарха у самого потемнеет в глазах. Отчаянная острая боль Су Хёка, насквозь выедающая самоненависть и панический страх быть строго наказанным застили Шину глаза, напрочь отбили чувства гордости и самолюбия, и Король сам стал чувствовать, что ему стало тяжело. Коридорный стражник выволок юношу из спальни, и старик остался в покоях один, хватаясь за неуёмно стучащее сердце. Он совершенно точно знал, что волнение избранника оставит на нём отпечаток, но не знал, чем это для него может окончиться.       Остаток ночи мужчина не сможет спать, на несколько суток вся еда станет пресной, безвкусной, и ни одно старое увлечение не будет приносить сейчас радости.       После того случая Шин стал избегать Вольфганга, находя нелепые и неправдоподобные поводы перенести встречу. Он бросил их занятия, уходил из библиотеки каждый раз, когда взглядом сталкивался с принцем, прятался от него в саду на прогулках и отворачивался, а на совместных обедах старательно игнорировал любое заигрывание. Су Хёк был сам не свой. Он носил всю ту же чёрную накидку, кипельно-белую рубашечку, белые перчаточки и лакированные туфли, ел с королевского стола столовым серебром, заедая мясо мясом, читал любые книги и изредка получал подарки, как любой член эскорта, но с той ночи Король больше никогда не звал к себе Су Хёка, а Су Хёк и не предлагал больше никакого интима.       Вольфганг заметил, Шин стал, как сгоревшая спичка, как оплавленная свеча с обуглившимся фитильком. Он был потерянным и разбитым вдребезги.       - Тефтелька! – позвал приятеля Вольфганг, когда случайно столкнулся с ним в Зелёной гостиной. Су Хёк стал брать книги в библиотеке рано утром и забирать их в залу, чтобы не видеться с принцем, который посещал занятия, и старался читать у окна, чтобы дневной свет хорошо освещал страницы.       Шин, услышав знакомый голос, вздрогнул и мотнул головой, мельком взглянув на Вольфганга. Он спешно прикрыл книгу и соскочил из кресла, на ходу обувая туфли, но принц опередил его и схватил за руку, покачивая её из стороны в сторону.       - Чего ты? Ты меня ненавидишь? После тогда? Да я не хотел, я… я не знаю, как тебе объяснить, но если б он…       Су Хёк поднял на него уставшие полные тоски и опустошённости глаза. Самобичевание и злость отобрали у него все силы.       - Вы что-то хотели? – он делал вид, будто почти месяц никакой неуместной беготни между ними не было.       - Шин, не злись на меня, пожалуйста. Поверь, я бы этих уродов, я всех их там, но тогда бы тебе стало плохо, ещё хуже. Я вырву ему язык, отрублю ему руки, которыми он тебя касался, хер ему отрежу и в глотку затолкаю за тебя, клинок в зад засуну и…       - Не нужно, Ваше высочество, - Су Хёк застенчиво улыбнулся, на его бледном лице проступил румянец, в потухших глазах что-то шелохнулось, - это бы не рано поздно случилось. Я правда… это так. Его величество прав насчёт меня.       - Вот ещё! Не смей так думать даже, выбрось из головы. Плюнь и разотри, что он тебе там сказал, - заговорил на повышенных тонах Вольфганг. Он хотел взять руки Су Хёка ладонь в ладонь, но Шин тесно прижимал к груди книгу.       - Мне стыдно смотреть вам в глаза, господин, - признался юноша и обречённо отвёл взгляд. У него был очень вымотанный опустошённый вид, как если бы всё время его привязывали к забору и секли розгами, а в перерывах обливали помойной водой, - перестаньте, Вольфганг, не нужно. Я не могу так. Мне нельзя принимать вашу заботу, вашу чистую благородную душу.       Голос Су Хёка перешёл на шёпот.       - Не говори глупостей. Всё можно. Вот ещё чепуху себе придумал, - отмахнулся Вольфганг и обнял Шина легонько, проверяя, дастся ли он ему в руки на этот раз. Су Хёк передёргивал плечами, уходя от настойчивых прикосновений, но до конца не отталкивал приятеля.       - Ваш брат прав, молодой господин. Я залапанное зеркало в гостевой комнате, такое же грязное, доступное, общественное. Я не сохранил ни чести, ни невинности, совсем ничего. Все знают, что Шин Су Хёк хуже девки продажной. Они делают это за деньги, потому что надо зарабатывать на жизнь, а я в этом, потому что мне нравится… и никто меня не держал, я просто сам выбрал грязь.       - Да он соврёт – недорого возьмёт. Прекрати, - Вольфганг прижал его голову к своему плечу и почувствовал, как хрупкие плечи вздрогнули и расслабились под его крепкими натруженными руками. Очки съехали низко на переносицу, книга упала на пол. Шин ни за что бы не позволил ей выпасть из рук, но сейчас эти самые руки были у него заняты. Они что было сил обнимали Вольфганга и сжимали пальцами его парадно-выходную рубашку.       - Моё тело и душа – обезображены пороком. Оттолкните меня. Бросьте. Не лезьте руками в эту помойную лужу, не трогайте губами чужой носовой платок. Перестаньте пачкаться об меня, - поносил себя Су Хёк, отчаянно прижимаясь к принцу сильнее. Несмотря на то, что он хотел обезопасить репутацию принца, ему невыносимо было пережить этот позор в одиночестве. Весь двор отвернётся от него, поругает и унизит, смешав с землёй и песком, и только Вольфганг носил его на руках, как самое драгоценное сокровище, прикасался осторожно и ласково, как если бы для Су Хёка любой интим был первым, и с таким трепетом относился к Шину, будто чувствовал сердцем предназначение.       Не чувствовал, конечно.       - Нет, Шин, нельзя. Тебе нельзя быть одному.       Вольфганг приблизился своим лицом к его, шепча слова губами в его губы, и Су Хёк неловко отстранял лицо, жмуря веки.       - Не целуйте меня в рот. Это отвратительно, - казалось, глаза вот-вот снова влажно блеснут от нахлынувшего чувства отвращения, разочарования и злости, от осознания невозвратности чистоты, юности, девственности.       - Ладно. Сделаем это, когда у тебя появится настроение, - прекратил настаивать Вольфганг за секунду до того, как Шин стал бы выкручиваться из его объятий.       Принц лизнул любовника в нос, и Су Хёк от неожиданности распахнул глаза, обескураженный поведением Вольфганга. Парень усмехнулся, в его золотых глазах блеснула шаловливая искорка.       - Сделай так же, - принц по-доброму улыбнулся, и эта улыбка умилила Шина. Он неловко улыбнулся, а после уголки губ сами подёрнулись у него кверху от умиления.       Су Хёк привстал на носочки и самым кончиком язычка коснулся тюпки Вольфганга. Шин почувствовал, что это было настолько интимно и близко, что ни одно соитие не шло в сравнение по накалу эмоций, по искренности и уровню доверия между ними. Парни поняли друг друга без слов.       Су Хёк поблагодарил Вольфганга и первым попросился к нему в объятия. Этим же вечером Шин возобновил занятия и пришёл принцу в специальный отдел библиотеки…