Залапанное зеркало

      Вольфганг заметил, сегодня целый день Су Хёка нигде не было. Принц обычно дожидался приятеля в библиотеке, чтобы начать занятие, а до этого разглядывал витражи, лазил между стеллажей и искал книги с интересными названиями, чтобы спросить потом у Шина, о чём они. Парня долго не было. Уже когда Вольфганг отчитал сегодняшние страницы и стал выводить буквы на чистописании, дверь в специальный отдел королевской библиотеки скрипнула. Принц, не отрываясь, дорисовал до конца остроугольный символ, непроизвольно прищуриваясь, и только через несколько секунд поднял голову.       Су Хёк стоял в дверях, не проходя вовнутрь, у него был ужасно удручённый скученный вид. Вольфганг не успел поздороваться и крикнуть что-то по-приятельски приветственное, Шин качнул головой на выход, и его макушка скрылась из виду. Принц нахмурился. Он занервничал, догадываясь, что без причины Су Хёк не стал бы так вести себя, а когда дёрнул на себя ручку и увидел трёх стражников из личного сопровождения Короля, Вольфганг сразу догадался, в чём дело. Он стал серьёзнее.       - Дайте руку, Ваше высочество, - попросил Су Хёк и протянул раскрытую ладонь. Вольфганг вытянул прямую напряжённую руку как если бы хотел убить ей муху. Шин сплёл их пальцы вместе, и парни последовали за стражником, который по доспеху и отличительным гвардейским знакам был старшим в звании. Вольфганг не сразу понял, но их сопровождали в зелёную гостиную, ту, в которую постоянно бегал Су Хёк и где прямо сейчас их ждал старый монарх, развалившись на бархатистом диванчике в компании двух других юношей-эскортников. Вольфганг краем глаза заметил, что Шин часто мигал глазами, дышал неровно, как сжималась и разжималась его рука в белой перчаточке, как Су Хёк невыносимо нервничал.       В Зелёной зале Шин отпустил руку любовника и, оставив Вольфганга на середине комнаты, подошёл к Королю близко, сел на колени, опуская лицо в пол, и закрыл голову обеими руками, выражая крайнюю степень покорности. Полностью боеэкипированные стражники стояли по обе стороны от принца и всем своим видом угрожающе показывали своё решение напасть.       - Не сомневался, что ты приведёшь моего сына, - старик хохотнул.       Он гладил беловолосого юношу по острым коленкам, смущённо сведённым вместе. По другую сторону от него сидел Леон, жмущийся от волнения. Обстановка была очень напряжённой и суровой. Только что монарх строго вычитал избранника, посмевшего пререкаться и оправдываться за свои измены, и позволил ему выбрать любовника и привести его сюда для одобрения.       - Позорник, - продолжал стыдить его Старик, - ладно, что с тобой делать. Вольфганг, забирай его и меси эту грязь за меня, я не желаю прикасаться к этой подстилке.       Принц дёрнул носом, перебирая пальцами, чтобы они не сжимались в кулаки от напряжения, и сделал над собой усилие, выдавливая улыбку. Он то и дело смотрел на Су Хёка, едва не касавшегося его босых стоп макушкой, и злился.       - Шин Су Хёк, я много думал над твоим наказанием. Вот что я решил. Ты больше не будешь есть яства с моего стола, тебя будут кормить несколько раз в день досыта свиным жиром, маслом, хлебом и квасом, так что скоро ты потеряешь привлекательность своего тела. Тогда и посмотрим, как ты будешь искать новых любовников. Отказаться от еды ты не сможешь, потому что твой голод – мой голод, и в случае противства ты будешь сыт насильно. Так же с этого момента ты не имеешь права ступать во дворец, ты будешь жить в коридоре служебного корпуса или под лестницей. Тебе постелют. Это будет тёплое место, ты не сможешь там простудиться, но спать ты будешь на дереве, без постельного белья и подушки.       Шин молчал, покорно выслушивая предстоящее наказание.       - Раз ты не сможешь ступить во дворец, можешь навсегда забыть про мою библиотеку, – Шин вскинул голову и посмотрен на монарха умоляюще, не смея произнести ни слова. На его лице считывались испуг, горечь и возмущение, но в тот же момент он опустил лицо к полу обратно, - учти так же, что та одежда, которая на тебе сейчас – это единственная одежда, которая у тебя впредь будет. Захочешь постирать её – иди с прачками на реку, а пока она сохнет, сиди под лестницей голым. Ты разочаровал меня, Су Хек, и к тебе не будет жалости.       - Спасибо, Ваше Высочество, - сумел найти слова Шин, дождавшись, когда ему прикажут подняться, встал с коленей, тут же сгибаясь в почтительном поклоне, - вы очень великодушны.       Король сделал небрежные пассы руками, и стража моментально отреагировала. Вольфганг не сумел произнести ни слова возмущения, одновременно строгий и обречённый взгляд Су Хёка моментально остудил его. Вольфганг буквально укусил себя за язык, чтобы не развести полемику, и позволил страже вывести его из залы.       Стража сопроводил их обоих до летней веранды, с которой был выход в королевский сад.. Переступая порог веранды, Су Хёк обернулся через плечо, оглядывая анфилады дворца, зажмурился и быстрым шагом пошёл к фонтану. Ему очень тяжело свыкнуться с мыслью, что дворец на много лет перестанет быть его домом, что теперь его удел – собачья жизнь. Привыкший к хорошей жизни юноша, чисто одевавшийся, мягко спавший и вкусно и сытно кушавший в один момент был лишён всех привилегий. И ни одна мольба его отца, ни одни просьбы Су Хёка не смягчат сердце монарха. Он дал Шину волю на пару недель, придумывая в меру суровое и адекватное наказание, которое бы в первую очередь на нём самом не отразилось бы пагубно, и сегодня вынес бывшему любовнику приговор.       Вольфганг хотел как-то начать разговор, но приятель не был готов к нему. Шин быстрым шагом шёл в сторону служебных корпусов, а когда заметил, что Вольфганг старается идти в ногу, припустил и легко бегом оторвался от него на пару метров. Так принц понял, что сейчас не время для разговоров. Су Хёк был разбит и подавлен, и ему самому нужно было привести мысли в порядок. Было очень холодно, морозный день, а на нём только шорты, летние туфли, шёлковая рубашечка и шерстяная чёрная накидка. На юношу холодно было смотреть.       Вольфганг заглянул к другу этим же вечером, сразу после ужина, когда его отпустил учитель танцев. Принц забрался в окно служебного корпуса в обход стражи, чтобы не попасться мужикам, но сегодня не было никакой дополнительной безопасности на дверях. Парень искал Шина по комнатам, осторожно заглядывая в спальню, в прачечную и в столовую, но нашёл Су Хёка в коридоре на третьем этаже, где жила прислуга и дворовые. Юноша сидел на окне, завернувшись в штору, и дрожал от холода и нарастающего внутреннего напряжения. Вольфганг подумал, Шин сидел так с того момента, когда они разошлись в королевском саду. Его кровать в общей спальне для эскортников уже пообещали другому юноше, а немногочисленные вещи Су Хёка выбросили в снег.       - Эй, тефтелька, – позвал его Вольфганг, стараясь ненавязчиво вывести приятеля на разговор. Су Хёк даже виду не подал, что заметил любовника. Он смотрел в одну точку, на свои ноги, укутанные в шторы, и держал себя в руках, чтобы не хныкать больше.       Вольфганг попробовал задавать ему какие-то простенькие вопросы и заговорил про свою учёбу, чтобы как-то ослабить напряжённость обстановки, но когда Шин поднял страшные стеклянные глаза, когда принц увидел его лицо, побитое отчаянием, ужасом беспомощности и слабостью, у Вольфганга защемило сердце.       - Я сделал свой выбор, Ваше высочество, – заговорил Шин вполголоса, но даже этот шёпот в гробовой тишине коридора казался ему криком.       Было слышно только просвистывающее завывание ветра за окном и стучащее ломающее рёбра сердце.       - Я выбрал вас, и мне пришлось отказаться ото всего, что мне было близко, любимо и дорого… - Су Хёк вытащил дрожащие руки из-под шторы и обнял ими колени, подтягивая их к груди, – кроме вас у меня теперь ничего и никого нет… так что если вы захотите отказаться от меня… - его голос становился выше и рассыпался бисером, – у меня больше ничего не будет.       - Шин! – воскликнул Вольфганг и тут же бросился обнимать друга за плечи, прижимаясь к нему щекой. Мурашки побежали по коже от холода, Су Хёк был едва-едва тёплым, от деревянной рамы морозно тянуло, – прекрати. Ты большой молодец, что пошёл на это. Молодец. Так и надо было, слышишь меня? Не грусти так. Не отчаивайся. Я ж это все так не оставлю, ты меня знаешь. Тебе нельзя в библиотеку? Это тебя так сильно расстроило в первую очередь? Но мне же можно, Шин, я тебе всё принесу, любые книги, любого автора, я всё достану, клянусь. Веришь моему слову? Слову твоего будущего короля? Захочешь вкусностей с отцовского стола? Да я их для тебя подрежу, стража и глазом не мигнёт. Я вот это… - Вольфганг хлопнул себя по груди, намекая на пастилу во внутреннем кармане жилета, – я вот уже. А про тело он сказал… да я ж тебя не за него ценю. Ты сам же знаешь это, ну… ну потолстеешь немного, будешь жирненький тефтелькой, а они ещё вкуснее и сытнее вообще-то, - Су Хёк, слушая бессвязные утешения любовника, невольно улыбался. Его лицо, перекошенное обидой и горечью, на мгновение преобразилось, но после снова помрачнело, – и за одежду не думай даже, я знаю вашего смотрителя, он у вас тут нормальный мужик, адекватный, да я в два счёта договорюсь с ним, он тут за каждого трясётся, а с тобой он три года вась-вась. Шин… ты только не вешай голову…       - Ваше высочество, - прервал его Су Хёк, улыбаясь сквозь набежавшие на глаза слёзы. Юноша и головы не повернул, он был ужасно взволнованным и расстроганным, дрожащим от холода, страха, отчаяния и беспомощности, и только эти добродушные медовые глаза, эти сильные жилистые руки и горячее юношеское сердце могли унять его боль, восполнить утрату и вернуть веру, – мою благодарность невозможно передать словами, молодой господин, вы так… вы такой…       - Тщщ, я понял, - Вольфганг перебил друга. Он с нажимом гладил его по плечу и коленям, чтобы Су Хёку стало теплее, - ты главное с окна слезь, а то застудишься. Давай-давай, слазь, - парень подёргал приятеля на себя, как бы заваливая его с подоконника, и Шин неохотно сполз. В корпусе эскортников хорошо и жарко топили, но даже при том в коротеньких кортиках было невыносимо холодно, посиневшие коленки дрожали, пальцы не гнулись от холода. Дрожала сама душа, измученная, опустошённая, выпитая.       - Где тебя положили спать? Дай я посмотрю, - попросил Вольфганг требовательно. Су Хёк отрицательно мотнул головой, мол, нигде. Ему казалось, встань он сейчас с подоконника, его и отсюда выгонят.       - Ну не дрожи так, бедный, - принц наклонил голову на бок. Он давно заметил за Су Хёком такую черту, что он очень колко и с неохотой принимал жалость, но в глубине души её очень любил и в ней нуждался. Вольфганг расстегнул кашемировый жилет и распахнул его, прижимаясь к Шину горячим телом и набрасывая на него полы своего одеяния. Су Хёк стал дрожать ещё сильнее, цепляясь за Вольфганга ослабевшими руками и напряжённо прерывисто выдыхая, с трудом держа себя в руках. Принц ласково гладил его плечи и шею, часто повторяясь в похвалах и утверждая, какой Шин смелый, сильный, терпеливый, умный и красивый. Су Хёку было тошно это слышать, и он постоянно шептал: «перестаньте», «ну бросьте», «не надо», утешаясь его похвалой и кожей чувствуя доброжелательность и душевную теплоту, которые исходили от Вольфганга. Это был человек большого сердца, высокого самообладания, чести и достоинства. Принц был милосерден и гуманен, избирателен в людях и готов в ущерб своим личным интересам помогать подданным, тем, которые чувствовали в нём острую нужду. Это были качества достойного и сильного короля, такого, которого много десятков лет не было у Голденлеонарда.       - Ваше высочество, - позвал Су Хёк тихо, одними губами, и Вольфганг посмотрел в его лицо ласково. Он был сам до глубины души растроган всем, что происходило с его другом, и, казалось, внутренне ощущал какую-то родственную тоску.       - На вот, - принц достал из-за пазухи пару пластинок яблочной пастилы и вложил сахарные палочки ему в расслабленные руки.       Ладони не сжимались то ли от волнения, то ли от холода.       - Не думай плохое. Поспи. Клянусь, я завтра до завтрака буду прямо здесь, - Вольфганг топнул ногой, сапог утвердительно скрипнул, - я ещё принесу тебе вкусного. Что ты хочешь почитать? Скажи мне, скажи, я завтра оставлю тебе на подоконнике. Но у Шина слова не вязались в предложения. Он разомкнул губы и приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но в сухом немом горле не рождалось звуков. Разномастные мысли у Су Хёка летели наперебой, заглушая одна другую, и он задыхался от самобичевания, обиды на себя и несправедливую жизнь, на старика и на его успешных любовников, бывших только с ним и ни с кем больше, те, которые продолжали хорошо жить во дворце, льстить старику и довольствоваться его щедрыми подарками.       - Ладно, ты подумай, а потом скажешь. Хочешь, чтобы я остался? Или мне пойти? Ты не молчи, пожалуйста, а то я буду нервничать, я ж не знаю, о чём ты там думаешь. Вдруг ты опять что-то своя плохое мусолишь…       Су Хёк усмехнулся.       - Ваше величество, - несмело обратился Шин ещё раз, и его слова наложились на последнюю фразу Вольфганга, тут же замолчавшего и ставшего вслушиваться в тихий лепет друга.       Принц подставил ухо, как бы стараясь расслышать его получше, но Су Хёк тут же озяб и растерял всю решительность. Ему не хватало смелости поделиться внезапным откровением, тем, которое так и рвалось у него изнутри.       - Я слушаю, Шин. Говори…       Су Хёк застенчиво опустил глаза и пальчиком подцепил ладонь Вольфганга, как бы сцепляя их руки вместе.       - Я люблю вас, Ваше высочество. Вы – самый лучший человек, которого я знал в своей жизни. Я… у меня есть предназначенный судьбой, мой избранник, я ненавижу его, но любовь к нему течёт во мне вместе с кровью. Любовь к вам… она идёт прямо отсюда… - Су Хёк положил ладонь на грудь, тут же убрав её за спину, - это такое сильное чувство, я уверен… я бы очень хотел ощущать его в полной мере, если бы не зависимость от вашего отца. Это так близко к любви, это так по-настоящему…       Его глаза блеснули мягкостью. Вольфганг улыбнулся уголком губ и чмокнул Шина в щёку, а после потёрся об неё носом и шепнул ему на ушко: «И я».       Этой ночью Вольфганг не усидел и решил действовать. Принц дождался ночного обхода и услышал, как в его комнату заглянула стража, проверяя наследника на предмет сна и отдыха, а потом парень сложил одеяло и одежду правдоподобным комом, так чтобы со стороны он напоминал тело его комплекции, и сунулся в коридор. Вольфганг презирал воров и относился к краже имущества с большим осуждением, но был настолько зол на отца и так возмущён всем, что случилось с Су Хёком, что без зазрения совести стянул золотую статуэтку льва с камина в гостиной, на улице расколол её и сунул в вещмешок. Вольфганг натянул поверх тёплый королевских одеяний свою робу и решил бежать в город, к своему знакомому меняле, чтобы сдать эту статуэтку на золотые монеты и подкупить ими надсмотрщика. Принц хотел, чтобы Су Хёку выделили полноценную кровать в технической комнате и комплект хорошей шерстяной одежды.       Он был готов пойти на кражу и провокацию, чтобы облегчить участь приятеля.       Вольфганг пробегал мимо служебного корпуса, крайнего, стоящего на границе со стенами и обледеневшим рвом, и решил заглянуть, горит ли в нужном окне свет. Они с Су Хёком условились, что если Шину нужна будет помощь, он выставит на подоконник свечу и будет ждать, пока Вольфганг её заметит. Из некоторых комнат во дворце это окно хорошо просматривалось и было заметно.       Но все окна были чёрными и глухими.       Шмыгнув на центральную дорожку, слабо освещённую тусклым жёлтым светом масляных фонарей, Вольфганг боковым зрением случайно заметил тёмный силуэт на крыльце и спрятался за укрытое на зиму дерево, не сдвигаясь с места и разглядывая в полутьме человеческие очертания. Принц затаил дыхание. Он не встретил пока ни одного стражника, ни одного смотрителя, который бы схватил его за руку. Застань принца кто врасплох, его высекли бы за кражу королевского имущества, и Шину бы как следует влетело как невольному сообщнику.       Вольфганг хотел понять, во что одет был тот человек, чтобы определить род войска и степень опасности, но фигура была маленькой, тоненькой и больше напоминала упавшую ветку, которой априорно не могло быть в королевском саду. Вольфганг посмелее высунул голову, когда в полутьме различил отдельные черты «коряги», недоверчиво шагнул в её сторону, и тут вдруг в ужасе ойкнул и ломанулся в её сторону.       Это был Су Хёк. Он сидел босиком, в своих коротеньких шортиках прямо на обледеневших порожках и ел грязный рассыпчатый снег, подскребая его негнущимися руками, засыпал его себе за шиворот, и не шевелил окоченевшими ногами. Подойдя ближе, принц заметил, как его изнутри била крупная дрожь, как посинели губы, красными ледяными ожогами горела кожа. Глаза юноши лихорадочно блестели.       - Придурок, ты чего творишь? – набегу вскликнул Вольфганг, совсем забыв о том, что скрывается от стражи. Он так резко переключился на Су Хёка, так у него кровь вскипела от возмущения и волнения, что всё остальное стало совершенно неважно. Он скользил сапогами с тонкой бесшумной подошвой по заметённой дорожке, едва не падая, а потом потрогал приятеля за ледяную шею и руки.       Су Хёк не отзывался несмотря на то, что у него были открыты глаза. Принц в панике не сообразил даже, что делать. Он требовательно кричал: «Вставай! Поднимайся же!», а когда понял, что Шин совсем бессильно озяб, закинул его негнущуюся хрупкую руку себе на плечо и рывком оторвал от земли. Ватные ноги не держали Шина. Он упал на крыльцо, грохнувшись копчиком об угол, и зашипел от боли. Су Хёк был настолько слаб, что плохо держал голову.       - Шин, Шин, пожалуйста, - Вольфганг отчаянно тряс его за плечо, предпринимая попытку поставить его на ноги ещё раз, но Су Хёк стал вяло сопротивляться, отворачивая лицо и недовольно мыча, - жди меня тут, слышишь. Никуда не уходи только, ладно?       Вольфганг заглянул ему в лицо, на котором забегал лихорадочный румянец, выступили объёмные тёмные круги под глазами, дрожащие синие губы разомкнулись.       Принц сломя голову полетел к дереву, с которого удобнее всего было забраться на балкон в здание. Обычно приоткрытая для вентиляции дверь была заперта, так что Вольфгангу пришлось выломать окно в отхожую комнату, чтобы проникнуть внутрь. Он бегал по этажам и нарвался на стражника, перехватившего его между залами, и Вольфганг вцепился в его руку, требуя надсмотрщика. Различив в беглом пацане члена королевской семьи, стражник тут же отдёрнул от него руку, поздоровался почтительно и стал расспрашивать о причине позднего визита.       Принц продолжал требовать эскортного смотрителя.       С до ужаса перепуганным надсмотрщиком на пару они заволокли Су Хёка в служебное здание. Вольфганг подсадил друга себе на спину и понёс его в залу с большим тлеющим камином и удобно положил его на прожжённый плед, стащенный с подлокотника. Надсмотрщик, паникуя, принёс ещё одно тяжёлое одеяло и махеровый полотенец, который он спешно попытался нагреть от камина. Вольфганг подкинул дров и по новой разжёг их, чтобы усилить жар.       - Я подниму повариху, надо дать горячее. Нужно отпоить его отварами, чтобы дальше в грудь не ушло. И как вы только углядели эту бестолочь! Ох, Ваше высочество, он бы насмерть замёрз к утру, если бы не ваша дальнозоркость. Посмотрите за ним минуту, я найду хороший сбор и прикажу накипятить воды в корыте. Его срочно надо обогреть, немедленно, - бубнил себе под нос надсмотрщик, меряя шагами комнату. Он снял свою куртку, согретую теплом собственного тела, и велел Вольфгангу накрыть ей Су Хёка. Принц сидел на полу, держа голову Шина у себя на коленях, вздрагивая каждый раз когда он тяжело вздыхал или лихорадочно прерывисто выдыхал, скуля и пропуская свистящие грудные звуки.       Надсмотрщик юркнул в другую комнату, и только по его суетливым шагам и строгому приказному голосу можно было понять, что он уже где-то на другом конце корпуса.       Шин, маломальски обогревшись и чувствуя источник тепла, стал вытягивать руки к огню. Изнутри его била крупная дрожь, так что он даже полупустой стакан воды бы не смог на весу удержать, не расплескав. Он дышал через рот, хрипя, и плохо держал голову, то и дела ныряя носом Вольфгангу в колени.       Принц не задавал вопросов. Он терпеливо ждал, пока Су Хёк немного отойдёт, и до того не мучил его дотошными личными вопросами.       Шин сжался калачиком, подбирая под себя раскрасневшиеся от холода окоченевшие ноги, раненые об лёд и мелкий осколочный мусор, и дыханием пытался отогреть пальцы на руках.       - Ты дурной? – Вольфганг наклонился почти к самому его уху, делая покачивающие движения вперёд-назад чужой курткой, чтобы от трения лишний раз обогреть его. Каждое прикосновение к обмороженной коже ужасно жгло, даже минимальное движение приносило острую боль.       - Я хочу умирать от горячки… мучительно долго… без сознания. Хочу забыть… человеческую речь… и визжать от боли… Я хочу… - бессвязно шептал он, стеклянными глазами глядя в трещащие искорки в камине, и Вольфганг не сразу понял, что он там лепечет вообще.       Разобрав, принц строго пошлёпал его по шее и настойчиво перебивал словами: «не смей так говорить», «прекрати», «не вздумай».       - Ты чего как взбесился, Шин? Сейчас нам непросто, я знаю, но это же… ты ж себя угробишь, и что дальше? Чего ради?! – Вольфганг взял его подбородок в свою ладонь и мягко развернул лицом к себе, так чтобы у Су Хёка не было возможности разорвать зрительного контакта. Он был так слаб и настолько немощен, что его варёное тело совершенно не слушалось его.       - Я хочу, чтобы ему было так же плохо, как и мне. Он будет это чувствовать и ничего не сможет сделать, - губы Шина тронула ядовитая ухмылка, - я хочу отомстить, Ваше высочество. Пусть сгорит от лихорадки и паники, прямо как горю я…       - Да ну нельзя же так! – Вольфганг был непреклонен. Су Хёк испуганно зажмурился, не перенося, когда на него кричат, и принц, заметив это, сделал над собой усилие, чтобы смягчиться.       - Ненавижу его, - бессильно констатировал Шин. Он привстал медленно, не с первого раза, и приобнял холодными мокрыми руками Вольфганга за пояс, так что принцу самому стало очень холодно. Су Хёк, казалось, заиндевел, а сейчас только-только начал оттаивать изнутри.       - Ты должен жить ради себя, ради меня, ради этой страны. Шин, нельзя так. Ему ни горячо ни холодно от твоих выкрутасов, а ты сейчас так заболеешь, что… чем ты думал? Ты ж умный парень, в конце концов, а такую херню творишь иногда, волосы на ногах шевелятся, - Су Хёк хохотнул, покашливая легонько. Вольфганг стал гладить его холодную отсыревшую голову, забираясь тёплой рукой между ледяных прядей и касаясь кожи головы осторожно. Шин тихонько одобрительно попискивал.       Так они пролежали до тех пор, пока надсмотрщик не принёс большой железный чайник. Они с Вольфгангом стали в четыре руки раздевать не гнущегося Су Хёка, после мужчина доставал из-за пояса подтыкнутые тряпки и полотенца, промакивал их в горячую воду и обтирал руки, ноги и живот юноши от грязи. Шин скулил и уворачивался, потому что каждое прикосновение тёплой влажной ткани вызывало у него ужасную колющую боль в мышцах, как будто кожу прожигало насквозь.       - Воду сейчас накипятят, я поднял кухарок. Если сейчас опустим его в корыто, ему будет больно, нельзя так резко. Сейчас спазмы и колики снимем, а потом в горячую воду лежать. Подливайте в ковш и разбавляйте, я разомну мышцы.       - Ау, не, не надо, эй, - попискивал Су Хёк недовольно, переворачиваясь с боку на бок на топчане, пока надсмотрщик накрывал его горячими тряпками и массирующими движениями как будто втирал тепло в кожу. Перед тем, как пойти полежать в корыто, Шина насильно напоили тёплым отваром и отнесли в отхожую, где кухарки уже приготовили для него воду. Пар столбом поднимался над корытом, протапливая воздух. Обе женщины, постарше среднего возраста, стояли с перекошенными недовольными лицами и, зыркая строго, помогли усадить вяло брыкающегося Су Хёка. Шин всё-таки сдался.       Юноше казалось, ему здесь было в несколько раз холоднее, чем на улице, это было необъяснимое ужасное чувство, как будто что-то обледенело внутри и его невозможно было извне никак согреть.       - Тебе получше? – спросил Вольфганг через время, когда надсмотрщик снова выбежал из комнаты. На этот раз он побежал в кладовую за старыми тёплыми вещами, сношенными или списанными, чужими. Шина нужно было положить в тепло, чтобы наутро его не срубила лёгочная болезнь.       Парень качал головой отрицательно и глубоко опускался в тёплую воду, почти по шею, едва держа голову над водой, чтобы не захлебнуться.       - Никогда не смей так делать, понял? – Су Хёк не отзывался. Ему вдруг стало так стыдно за своё поведение, за то, что ему не хватило смелости довести идею до конца, что ему стало от самого себя противно. Теперь накажут и его, и надсмотрщика, и Вольфганга заодно. Король точно не спустит избраннику такое с рук.       Шин шумно втянул сопли и умыл лицо горячей водой. Очки у него запотели и стали матовыми стекляшками, не пропускающими картинку.       - Какое же ничтожество, - ругал себя вслух Су Хёк, избегая взгляда Вольфганга. Ему было невыносимо стыдно за себя, так что он готов был захлебнуться в этом корыте и не видеть унижающей жалости и скрытой строгости в глазах близкого человека.       - Всё кончилось. Ты сейчас отогреешься. Лежи и дыши ртом пар, чтобы в горло зашло. Тебе сейчас ещё отвара принесут. Больше пей, - Вольфганг посмотрел на кухарку исподлобья, ту, на которой был замаранный фартук с невыводимыми коричневыми разводами, и та, скрипя сердцем, пошла исполнять косвенное распоряжение.       - По правде говоря, сначала я хотел выпасть из окна вниз головой, но у меня не хватило решительности. Там надо раз, и всё. Я не смог. Ваше высочество, я просто не смог, клянусь вам. А надо было, - Су Хёк подобрал под себя руки и ноги и умывшись ещё раз. Лицо горело то ли от смущения, то ли от переохлаждения, то ли от разрывающих внутренние органы эмоций.       - Рехнулся?! – Вольфганг не выдержал и плеснул ладонью по глади воды, так что Шин аж вздрогнул. Он замялся.       - А на улице вроде бы сидишь себе и можешь в любой момент уйти. Там это постепенно. Лежишь и чувствуешь, как из тебя уходит жизнь… как в романе Льюэса Кэрола, где повествование от лица воина. Помните? Его ранили в живот, и он истекал кровью, он ещё вспоминал брата-купца. Там ещё девушка на лошади…       - Да, да, Шин, я понял, о чём ты. Вот давай только без этого, я тебя умоляю! – прервал его натужные размышления Вольфганг, понятия не смея, что за Кэрол и какой там воин. Ему было важно, чтобы Су Хёк подуспокоился.       - Как ты это придумал то? Мы расходились, всё было в порядке! Ну, относительно всё, но ты был повеселее. Накрутил себя, да? Или ты кого-то из тех упырей встретил? – разъярённо перебирал принц, имея в виду в последнем случае своих старших братьев.       - Нет, Ваш-ше высочество. Тут другое. У меня мурашки о ушей до кончиков пальцев пробежали. Я же знаю, откуда это, что. Он там пригласил к себе в покои очередного мальчика-зайчика, а я тут загибаюсь. Мне стало так обидно. Я так зол на него. Мне ни за что в жизни не подобраться к нему, и рука у меня не поднимется на избранника, но я так захотел сделать ему больно. Чтобы его там скрутило на этом ложе, чтоб он кровью захаркал на своих блядей, - Шин говорил на выдохе, шумно вдыхая ртом и делая долгие паузы между фразами.       Вольфганга дрожь пробирала от этого рассказа. Он так и захотел схватить отца за бороду и разбить ему лицо, воткнуть чайную ложку в глаз, завалить его и, бессильно барахтающегося на полу, запинать ногами. Все эти жестокие бесчеловечные фантазии моментально проскакивали в его сознании, одобрительно отзываясь в беспокойном сердце.       - Он говорит, я из любовников вожу хороводы. Я вожу? – Шин внезапно вцепился Вольфгангу за руку, лежавшую на бортике корыта, - да он через себя десятки, сотни пропускает, и ничего. И я перетерпел каждую измену. А он мне заявляет, что я грязный. Да он сам такой, он хуже!       Вольфганг положил ладонь ему на руку, и тут же вся его сила и уверенность пропали. Су Хёк откинулся спиной на стенку и снова поглубже залёг в воду, чтобы тепло обволакивало больше его тела. Кожей он чувствовал, как мурашки бежали от отвращения и злости.       - Поклянись, что ты так в первый и в последний раз. Сейчас же, - принц непреклонно и требовательно повторял одно и то же, на весу держа Шину питьё и давая ему отвар маленькими глоточками, которые Су Хёк умудрялся пропускать мимо рта. Надсмотрщик сидел рядом, держа наготове большую шерстяную шаль и женские чулки с подшёрстком, чтобы сразу из горячей ванны обтереть его простынёй и завернуть в одежду.       Но Шин не успел пообещать это Вольфгангу. Он на ходу засыпал от усталости, избыток эмоций и холод сильно вымотали его, а когда схлынул адреналин, тело стало совсем ватным и верёвочным. Принц до утра просидел у его старой постели, куда Су Хёку, несмотря на приказ Короля, решили временно вернуться. Вольфганг не смыкал глаз. Он следил за тем, чтобы ножка у него случайно не выглянула из-под одеяла, локоток не замёрз, и постоянно подтыкал его одеялом. Через несколько часов у Шина начался жар, и юноша подскакивал периодически, тяжело дыша ртом и ворочаясь, пока друг давал ему попить.       После завтрака Вольфганг решил вернуть золотую статуэтку на место.