Part 2: Грациозная походка, культурная речь...
🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
22 июня 2001 года
Просыпаться с петухами Антон не очень-то любил, но был вынужден. И хоть бабушка каждый раз говорила, что так день становится длиннее и можно успеть переделать кучу дел, Антон не разделял этого энтузиазма — его «идеальный» день начинался часов в двенадцать, а то и в два. Но только не когда он в деревне, и уж тем более не сегодня. Мечты выспаться хотя бы на каникулах с началом каждого лета в деревне разбивались как суицидники об асфальтовое покрытие на шоссе. Открыв глаза и со стоном потянувшись на старом скрипучем диване, который родители привезли сюда в типичном порыве спихивать в деревню всё ненужное дома в городе, Антон испуганно вскрикнул и спрятался под простынёй, так что с одной стороны остались только глаза и нос, а с другой — беззащитные голые ступни. На подоконнике в его комнате сидел Арсений, жевал длинную травинку и болтал ногами, настырно глядя на Антона. — До-о-оброе утро, — улыбнулся он. — Вы нормальный вообще? — спросил Антон деланно недовольно, ёрзая и стараясь улечься так, чтобы скрыть утреннюю эрекцию, красноречиво топорщащую простыню. Однако чем сильнее он старался отвлечь от неё внимание, тем очевидней было, что Арсений смотрит именно туда. Это заставило Антона покраснеть, поэтому единственное, что он додумался сделать — скомкать простыню в паху и уставиться на незваного гостя с вызовом. Лучшая защита ведь — нападение. Арсений лишь ухмыльнулся и ничего не ответил на получившийся риторическим вопрос о нормальности. Это было уже далеко не первое утро, когда Антон просыпался и обнаруживал того у себя дома. В первый раз это случилось три недели назад — на следующий день после поездки в травмпункт. Тогда Антон проснулся от умопомрачительного аромата борща. И когда он вышел на кухню, ведомый скорее носом, чем не до конца проснувшимся мозгом, то обнаружил Арсения, сидящего за столом и воркующего с его, Антоновой, бабушкой! Как будто у него своей не было, в самом деле. Антон тогда подохренел, но ничего не сказал, просто присел рядом и получил свою порцию божественного борщика из овощей с собственной грядки и на мясе из собственных же куриц. Да, прям жирного наваристого, да прям с утра. Бабушка тогда очень долго причитала, мол «как же так Арсюшеньку не уберегли и что же он теперь со сломанной-то рукой делать будет, всё лето наперекосяк, ой-ой». Антон только глаза закатывал, ведь Арсений, как оказалось, был тем ещё актёром, и всячески бабушке подыгрывал — настолько прям любил внимание пожилых женщин, что ли? — хоть и уверял, будто ничего страшного не произошло, и вообще его молодой организм и не такое выдерживал. Что именно он там выдерживал, Антон не уточнял, хоть ему и было любопытно: раньше-то тот говорил, что ничего себе не ломал. Зато потом оставшуюся часть дня, когда Арсений ушёл к себе, Антону пришлось выслушивать от бабушки, какой же Арсюшенька хорошенький мальчик и «ты там давай, Антошенька, следи, чтобы он больше ничего себе не поломал и никуда не влез, а то знаю я ваши игры, вечно лезете куда ни попадя, управы на вас нет». Пришлось пообещать, что следить будет и никуда они сами не полезут. Не развеивать же бабушкины розовые фантазии и не рассказывать с ходу о том, как этот «хороший мальчик» сам полез на дерево, сам поспорил на то, что в случае поражения пройдётся голым по деревне и сам же и ёбнулся с ветки, сломав руку. Никто его на это не подбивал. Второй раз Арсений явился уже когда Антон не спал, а помогал бабушке в саду рвать сорняки, обливаясь потом и матеря под нос жуков и жару. С него текло в три ручья, он даже пошутил, что одновременно и прополол грядки, и полил — КаПэДэ просто на максимуме. Арсений тогда, как и пиздец, подкрался незаметно: в одну секунду Антон пыхтел от усталости над грядкой, а уже в следующую его жопу обожгло ударом, и он полетел носом прямо в землю. Когда обернулся на заливающегося хохотом Арсения, так и открыл рот от офигевания. — Прости, Антошка! Не удержался! Не очень-то это походило на извинения, поэтому Антон, когда Арсений протянул ему руку помощи, вместо того, чтобы подняться, опрокинул того на себя, пытаясь попутно не огрести гипсом. Они валялись по земле, борясь и смеясь, минут пять, пока на шум не прибежала бабушка и не отругала их за раздавленную морковку и чеснок. Вытряхивать землю из трусов потом было не так весело, как баловаться. А отмываться им вообще пришлось из шланга, так как «топить баню для этих оболдуев» дед напрочь отказался. Вода была ледяной, и Арсений визжал как девчонка, пока Антон коварно, не зная пощады, поливал его моднявые футболку и джинсы, стараясь не задевать гипс. В третий раз Арсений припёрся в дом ещё даже до петухов, но… с самим петухом. Антон понятия не имел, как тот пронёс птицу в дом и чего наговорил бабушке, чтобы она закрыла на это глаза, но проснулся тогда он от истошного вопля петуха прямо у себя над ухом. То, как ржал Арсений, хватаясь за живот, Антон будет помнить, наверное, вечность. Как и то, как он потом несколько минут гонялся за петухом, снося всё на своём пути. Хорошо хоть в доме не было ничего легко бьющегося. Кроме самого Арсения с его гипсом. Четвёртый раз был каким-то совсем скотским: Арсений разбудил его звуками из ада — игрой на игрушечной трубе. Откуда он её откопал и как удержался Антон, чтобы не запихать её поглубже Арсению в задницу, остаётся главной загадкой человечества. Никакие оправдания в виде «мне её твоя бабушка дала и сказала можно подудеть!» и доводы типа «почувствуй себя в пионерлагере, Антошка» и «хватит спать, всю жизнь проспишь, а там солнышко, гулять!» не действовали на Антона до того момента, пока Арсений, самозабвенно смеясь, не подавился мошкой. Тогда ржал уже Антон и решил, что он отмщён. Как-то так получилось, что следующие три недели июня Антон большую часть времени проводил с Арсением. Или с ним, Макарчиком и Позом. Кстати, с Позом Арсений тоже сдружился прямо сразу, правда сперва они сильно сцепились языками, обсуждая какую-то фигню, в которую ни Антон, ни Макарчик вникать не хотели. То ли они обсуждали, кто автор фразы «краткость — сестра таланта», то ли как называется маленькая грядка. Но искры летели во все стороны. Макарчик даже предложил принести шампуры и поджарить над спорящими сосиски. Что было совсем странным — пробуждения с Арсением Антона ничуть не напрягали и не бесили по-настоящему, он только для вида пыхтел и ерепенился, а на самом деле ему даже почти нравилось (не просыпаться от оглушающей дудки или петуха над ухом, а просто сам факт присутствия Арсения рядом). Однако как так можно было привязаться к человеку за такой короткий срок, Антону было непонятно. С Макарчиком и Позом он, по сути, провёл всё детство, они были как семья, а Арсений — новенький не только в деревне, но и в жизни консервативного (как в еде, так и в новых знакомствах) Антона, а стал своим за считанные дни. Более того, когда он просыпался один, то даже ловил себя на мысли, что скучает по этому ненормальному городскому. Вот же он, прилип как репейник, и даже отдирать его не хотелось. Антон мысленно хихикнул над словосочетанием «отодрать Арсения» и не стал дальше развивать фантазию. Но сегодня скучать не пришлось, ведь сегодня Арсений сидел на подоконнике и пялился Антону в пах, тем самым неистово смущая. — Вставай, Гекльберри Финн, солнце уже высоко. Нас ждут вели-и-икие приключения. — Эй, а чё это я Гек? — возмутился Антон, просто чтобы возмутиться. Он плохо помнил историю Гека и Тома, поэтому не знал, по какой такой аналогии Арсений распределил между ними эти роли. Но тот лишь таинственно улыбнулся и спрыгнул с подоконника. — Зато не Чук! Как тебе мой новый прикид? — лишь сильнее запутав Антона таким ответом, спросил Арсений и покрутился вокруг своей оси. — Теперь я похож на деревенского? Либо его настолько задели недавние слова Макарчика о его «слишком городском» виде, либо закончилась модная одежда, но сегодня он решил явиться пред очи Антона… так: на нём была старая потёртая майка, драные коричневые шорты, явно принадлежавшие ещё дед-Саше, калоши на босу ногу и древняя выцветшая синяя бейсболка, которую Арсений надел козырьком назад. Антон, оглядывая всё это великолепие, припёршееся с самого с ранья (сранья) по его душу, пожалел, что не умеет рисовать и фотоаппарата у него в деревне нигде вроде не завалялось. Он бы сохранил для потомков эту картину, которая явно будет его самого преследовать ещё долго. Было, ну… красиво. Нелепо, но Арсению шло. Антон даже позавидовал немного — наверняка на нём хорошо смотрелся бы и мешок из-под картошки. Вот бы и ему, Антону, иметь такую внешность, чтобы как этому подлецу — всё к лицу. — Угу. Похож, — пробурчал он в итоге, стараясь не показывать, насколько ему на самом деле понравился такой вот «обновлённый» Арсений. И его ноги. Так уж вышло, что не пялиться на них было невозможно даже при большом желании. Их было длинно-много, они были рядом, а теперь ещё и не в прорезях джинсов, а голые. — Вы дадите мне… ну… подняться и одеться? — Да поднялся уже вроде, — совершенно бесстыдно заявил Арсений, кивая ему в пах, и расплылся в такой хитрой улыбке, что Антон почувствовал, как у него покраснели даже уши. — Да и чего я там не видел? У меня есть точно такой же. «Всего!» — хотелось возмутиться Антону, но вместо этого он, плюнув на смущение и изо всех сил сохраняя морду кирпичом, откинул простыню и, быстро встав с дивана, спрятался за створкой шкафа, подальше от зорких голубых глаз.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
Великими приключениями, по мнению Арсения, очевидно, были поиски интересных мест по деревне и в её округе (ведь за три недели он ещё не всё увидел и попробовал) — это не считая единственного на весь посёлок ларька и околодискотечного танцпола на окраине. Антон, кстати, никогда на дискотечных сборищах не был… по крайней мере официально. Старшаки ни его, ни Поза, Серёгу или Макарчика никогда туда не звали, но они пробирались в потёмках к громыхающей музыкой танцплощадке и подглядывали за сосущимися парочками, когда им было по тринадцать-четырнадцать. Впрочем, ничего интересного в этих дискотеках Антон не видел, даже если бонусами были «доступные девчонки», о которых говорили Серёга и Макарчик. Ещё Арсений настоял на том, чтобы пойти и наконец проверить «дом с призраками». Слова о том, что ходить туда надо не в восемь утра, а хотя бы ночью, он напрочь проигнорировал и в пух и прах разнёс уверения Антона о живущей там нечисти. Из нечисти Арсений отметил там лишь тонну пыли и плесень на гниющих досках. Антон не мог не признать — утром (и на трезвую голову) зловещий дом уже не казался столь зловещим, но всё равно ходить туда ему не понравилось. Даже с Арсением, который зачем-то прятался за стенами и выпрыгивал с громогласным «бу-у-у!» в попытках напугать. Это не столько пугало, сколько вызывало сочувствие — у того ведь явно были проблемы с башкой. Зато они прогулялись по полям с подсолнухами и пшеницей: Арсений впервые в жизни повалялся на стоге сена и даже скаламбурил шутку про то, как правильно валяться на Сене. «Главное — не утонуть». — Я на вершине мира-а-а! — проорал он, раскинув руки в стороны. — Вы на стоге сена, Арсеньсергеич! Антон ржал над ним, наверное, минуты три. Ещё он ржал над тем, что Арсений не смог самостоятельно слезть с высокого стога, и его пришлось оттуда снимать, прям как барышню в беде. В процессе тот пару раз треснул Антона голой пяткой по лбу (он скинул с себя галоши ещё до того, как забрался наверх), а в конце буквально сел Антону на лицо — обошлось, к счастью, без жертв. — Друг не оставит в бИ-де! — смеялся Арсений, пока Антон вытаскивал из его волос солому, невольно залипая на выцветших от солнца ресницах и наоборот ярче проявившихся веснушках на плечах. Домой они добирались через заросшие дикой ежевикой старые ничейные сады. Антон весь обкололся и исцарапался, пытаясь достать самые большие ягоды, а Арсений радостно предоставил полы своей майки в качестве корзинки, когда в кепке закончилось место. В этот раз Антон на несколько секунд завис взглядом на оголившемся животе и сглотнул вязкую слюну: от вида аккуратного шрама над правой тазовой костью Арсения у него защекотало внизу живота. — Антошка, а, Антошка? — тот начал идти спиной вперёд и поглядел на Антона заискивающе, выводя из транса. — А научи ездить на велике? — Чтобы вы ещё и голову себе разбили? — кивая на гипс, фыркнул Антон. — Ну чё ты начинаешь, не сейчас же, а когда гипс снимем! — Помолчав секунд пять, Арсений с ещё большим энтузиазмом предложил: — А давай гипс снимем? Он посмотрел на свой уже посеревший за три недели гипс, на котором и Антон, и Поз, и Макарчик оставили свои следы перманентным маркером: Макарчик написал дату арсеньевского падения и нарисовал что-то, похожее на надгробный камень с изображением дерева и тарзанки; Поз намалевал какую-то дурацкую мордаху и подписал её Арсением; а Антон просто нарисовал письку. Больше всего Арсений любовался и радовался отчего-то именно ей. — Три недели прошло, а врач сказал носить как минимум четыре. — Антон покачал головой. — А врач не узнает, — не унимался Арсений. — А кость не зарастёт. — Ты всегда был таким правильным? — Арсений закатил глаза и поднял с земли тонкий прутик, чтобы почесать под гипсом. — Я не правильный, — буркнул Антон недовольно, словно это было действительно очень серьёзным обзывательством. — Ещё какой: туда не ходи, это не делай, гипс раньше времени не снимай. Ты как нянька. — Арсений остановился резко, без предупреждения, так что Антон едва в него не врезался и затормозил только когда между ними осталось сантиметров десять. — Где же твой приключенческий дух? Арсений хоть и смотрел на Антона немного снизу вверх, всё равно как будто был выше и внушительнее раз в двадцать. А ещё Антон поймал себя на мысли, что не может долго выдерживать его взгляд, поэтому быстро отвёл глаза и посмотрел вдаль, где уже виднелись первые деревенские домишки. — Мне бабушка яйца оторвать пообещала, если с вами ещё что-нибудь случится, — не выдержал он прессинга и поджал губы, стараясь не заулыбаться, ведь Арсений захохотал так заливисто и звонко, что было сложно удержаться и не засмеяться следом. Ну, допустим, конечно, бабушка сказала немного не так, но посыл Антон точно уловил верный. — Ладно, побережём твои яйца тогда. Они нам могут ещё пригодиться. — Арсений поиграл бровями и, закинув пару ягод ежевики в рот, припустил к деревне со словами: — Кто последний — тот вонючка! Антон покачал головой, фыркнул себе под нос и побежал следом. Не собирался он быть вонючкой.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
Во второй половине дня Арсений пригласил Антона, Макарчика и Поза к себе, посмотреть видик. В деревне не у всех были и телевизоры, не говоря уже о видеомагнитофонах и тем более кассетах. Дома в городе этого счастья было навалом, конечно, а здесь такое развлечение приятно разбавляло походы на речку и пропалывание грядок. Макарчик предлагал в очередной раз позырить «Крепкого орешка», а Поз хотел что-то околонаучное или историческое. Антону было всё равно — он наелся вкуснющих пирожков с начинкой из принесённой ими ежевики, приготовленных бабушкой Арсения, и хотел только валяться тридцать лет на печи (или на полу на мягком ковре) и не делать ничего. — Как насчёт «Горячих голов» и в дурака? — предложил Макарчик и как заправской фокусник достал из (широких штанин) кармана шортов колоду карт. — О-о-о, я за. — Поз потёр руки. — Я не люблю в дурака, — покачал головой Арсений, вставляя в видеомагнитофон кассету. — А во что любите? — Антон приподнялся на локтях. — В покер. В тыщу. В преферанс. Могу научить, если хотите. — Нихера ты. Но мы учиться будем дольше. Да и такими картами не в покер, а в похер только и играть, — хмыкнул Макарчик и продемонстрировал ярко-алые рубашки с нарисованными на них губами. — А чё с ними не так? — уточнил Антон. — О-о-о, мой дорогой друг, с ними не только всё так, с ними вообще всё очень охуенно, смотри. Зимой прикупил, зачёт? — Макарчик разделил колоду на несколько частей и раздал всем по кучке, оставив и себе несколько карт — видимо, полюбоваться. А любоваться там было на что — на картах вместо знакомых и привычных мастей и изображений королей, дам и валетов, были фотки голых девушек. — Тридцать шесть карт отборного секса. Огонь, скажите? — Надеюсь, мне не попадётся карта со следами того, как ты в них играл, — заржал Поз и тут же получил от Макарчика подзатыльник. — Да ты чё, я ж не на них! В смысле, я не… ой, всё. — Он отобрал карты у Поза и потянулся за остальными. — Не хотите играть, так и скажите. — Да дай посмотрю, прикольно ведь. — Поз наклонился над Антоновыми картами, которые тот перелистывал, не особо разглядывая: он больше косился на Арсения, который к своей кучке даже не притронулся, словно боялся заразиться чем-то или, что ещё страшнее, возбудиться. — А ты чё? — спросил у того Макарчик. Арсений поднял на него взгляд и усмехнулся: — Скукота. — Ой, ещё скажи, что видел такие сто раз. — Пф. Тридцать шесть карт отборного секса, говоришь? — Арсений, не поднимаясь, подполз на коленях к видику, выключил уже начавшийся фильм и зарылся чуть ли не с головой в ящик с кассетами. Антону было гораздо любопытнее наблюдать за тем, что он там ищет, чем разглядывать с Позом голых девушек на фотках. Когда Арсений достал кассету с надписью «12 подвигов Геракла», то никто даже не заподозрил неладного, но когда тот включил её, и это оказалось порно, охуели все. Антон вспыхнул разом, словно спичка, почувствовав, как румянец заливает шею, лицо и уши. Не то чтобы он ни разу не видел порно раньше: в городе они с Дроном, Стасяном и теми же Макарчиком и Позом передавали друг другу заветную кассету с фильмом «Джуманджи» в первой части и с порнушкой во второй, как что-то максимально золотоценное. Но всё равно они ни разу не смотрели порно так, вместе. И вообще это был секрет Полишинеля, о котором все знали, но никто никогда не говорил. — Да ты чё?! — неприкрыто восхитился Макарчик и даже забыл собрать все карты со столика, вперившись взглядом в экран, на котором длинноволосая блондинка быстро надрачивала накачанному мужику. — Вечер перестаёт быть томным. — Весьма, весьма, — усмехнулся Поз и деловито поправил съехавшие на кончик носа очки. — Откуда?.. — только спросил Антон, поглядев на присевшего рядом Арсения, который выглядел настолько довольно и коварно, будто это был его план по захвату Вселенной, и он успешно осуществлялся. По крайней мере, первое задание из списка — зомбировать их небольшую шайку. — Если честно, даже знать не хочу, — фыркнул тот, не глядя на экран, к которому с дурацкими выражениями лиц прилипли Поз с Макарчиком. — Но валялась в коробке, когда я приехал… Антон в ответ лишь кивнул и перевёл взгляд с Арсения на экран: там мужик, уже развернув блондинку к себе спиной, уткнулся носом ей между ног и тщательно вылизывал, пока та явно стонала, широко раскрыв рот — Арсений специально не стал включать звук, чтобы бабушка и дед на первом этаже не услышали. Невольно облизнувшись, Антон сел на полу по-турецки и устроился поудобнее, чтобы не палиться, так как в паху у него ожидаемо приятно свело и потянуло, а сердце начало биться активнее, так что стало ещё на пару градусов жарче, чем было до этого. Макарчик с Позом, красные, но безумно увлечённые, не обращали внимание вообще ни на что вокруг, а вот Антону отчего-то стало интересно всё сразу — и погода за окном (кажется, дождь собирается), и тонкая ниточка паутинки в углу на потолке, и взгляд Арсения, которым тот прожигал в Антоне дыру. Почему он вообще не смотрел на экран, а как будто ждал реакции? — Чего? — выдавил из себя Антон, не выдержав, а Арсений лишь плечами пожал. — Выключить? — спросил он шёпотом. — Да не… — прохрипел Антон и попытался незаметно прокашляться, отчего подавился слюной сильнее и забухтел, как старый чахоточник. Арсений положил руку ему на спину, но не стал бить, а ласково погладил, только усугубляя этим положение. — А если?.. А если бабушка придёт? — Она не зайдёт без стука, — обнадёжил тот. Антону о таком только мечтать оставалось — у него что родители, что бабушка с дедушкой не знали о таких понятиях, как личное пространство, и всегда врывались в его комнату без малейшего намёка на стук, в самый неподходящий момент. А в комнате в деревне у него и вовсе не было двери, только занавесочка в дверном проёме, отделяющая его от мира. Он кивнул и попытался как-то включиться в процесс просмотра, но всё равно то и дело косился на Арсения, который максимально игнорировал происходящее на экране. Поэтому их взгляды периодически встречались, и тогда по телу Антона как будто разряд тока проходил. Действие на экране, тем временем, набрало обороты, и мужик уже вовсю трахал блондинку сзади, крепко сжимая её бёдра и насаживая на мощный член. Сглотнув, Антон понял, что невольно возбуждается, и опять посмотрел на Арсения. Тот пялился в окно, так что невозможно было не залипнуть взглядом на его профиле и не начать пересчитывать все родинки. В голове, конечно, тут же всплыли слова суеверной бабушки, которая говорила, что родинки считать нельзя, но их заглушало белым шумом от транса, в который Антон случайно впал. Очнулся он только когда понял, что пялится с открытым ртом, а слюна, тонкой струйкой вытекшая из уголка губ, щекочет подбородок. Ну он и дебил, конечно. — Это, погодите, он её прям в жопу же… — удивлённо пробасил Макарчик, чуть наклонив голову вбок, чем окончательно вывел Антона из его полузабытья и любования Арсением. — Да не, это ракурс просто такой, — не согласился Поз. — Да да́, я тебе говорю. Приглядись… — Они с Позом придвинулись ещё ближе к экрану, будто так в самом деле можно было разглядеть лучше или вовсе поменять угол просмотра, чтобы удостовериться в теории Макарчика. — Ну-у-у не знаю, — протянул в итоге Поз. Антон сглотнул слюну и тоже попытался разглядеть, куда же там всё-таки… — Бля, ребят, ну эт пиздец. Карточки такого эффекта не дают. — Макарчик наконец-то отлип от экрана и потупил взгляд, будто только сейчас понял, что он не один находится в комнате, а в компании ещё с тремя пацанами. — Арсений, это диверсия! — Диверсия чего? — невинно уточнил тот. Казалось, его происходящее на экране ничуть не впечатлило. Хотя, если он уже это смотрел (и, возможно, не один раз), то ему, может, просто надоело? — Игры в дурака, — засмеялся Поз и положил руки на пах, прикрывая стояк. — То есть, ты хотел сказать, саботаж? — Арсений усмехнулся. — Ой, умник. Не важно, чё я хотел. Мог бы просто сказать, что не хочешь играть, — подхватил веселье Макарчик. — А я и сказал. — И чё терь с этим делать? — Я могу выйти, а вы тут как-нибудь справитесь. — Арсений, изобразив однозначный жест рукой у паха, всё так же невинно похлопал ресницами и стрельнул глазами (на поражение) в Антона, которому было вовсе не до смеха, но и не до происходящего на экране тоже. На самом деле, причина была вовсе не в том, что ему не нравилось порно, как тому же Макарчику, Позу или любому среднестатистическому шестнадцатилетнему пацану. Просто… просто ещё пару лет назад Антон понял, что женская грудь и «влажное, манящее лоно», как было написано в бульварных романах, которые иногда почитывала мама, его не особо-то возбуждают. Антон чисто ради интереса как-то прочитал пару страничек этого странного псевдоэротического чтива и не понял ни хуя. И ни капельки не впечатлился. То же было и с кассетой с «Джуманджи»: первые пару раз он, конечно, возбуждался исправно и даже дрочил, но потом перестал. Это было странно и с этим было сложно смириться, так как Антон считал себя не таким, как все, и вообще испорченным и неправильным. И сейчас это снова подтверждалось, а внутри всё бурлило — ведь Антон больше обращал внимание не на девушку с экрана, а на мужчину. И ещё на Арсения. На Арсения нельзя было не обращать внимание. Ведь он словно видел Антона насквозь. Он будто знал, что тот делал прошлым летом. Или это эндорфины так в мозг ударили, и ему начало мерещиться всякое. — Арсюш! — послышался с лестницы голос бабушки, и Арсений быстро подскочил к видику, чтобы вырубить порно и спрятать кассету обратно в коробку. Вот вам и «12 подвигов Геракла», блядь. А ведь Антон был полностью уверен (и наивен), что они сейчас посмотрят исторический фильм. — К вам ещё гости! В комнату после двух чисто номинальных ударов кулаком по двери вошёл Серёженька-Пироженка, их с ребятами любимый «Командировочный». Они так его звали, потому что в деревню он с сестрой приезжал только в двадцатых числах июня, когда их мама уезжала по своим командировкам. — Здарова, детвора! — поприветствовал всех он. Поз поднялся его обнять и, когда отстранился, получил охуевший взгляд ему в пах. — Хуя ты рад меня видеть, конечно! Я польщён. С Макарчиком он отбил пятюни, Антон тоже протянул руку поздороваться и приобнять невысокого друга, а Арсений так и остался стоять около видика с телевизором, смотря на Серёгу, как на врага народа. — Ты… — пробасил он и заершился, как недовольный дворовый кот, встретивший другого такого же. — Ты… — вторил ему Серёга, медленно подходя ближе, словно готовый вот-вот атаковать. Антон как не понимал до этого ни хуя, так и продолжил недоумённо лупить глаза на зарождающийся конфликт. Очевидно, эти двое были знакомы, и судя по искрам, которые летели из их глаз, что-то явно не поделили. Было немного ссыкотно оттого, как они смотрели друг на друга, всё сильнее и сильнее хмурясь. И Антон уже готов был срываться с места и разнимать драку, когда они поравнялись и встали чуть ли не вплотную друг к другу. Арсений грозно посмотрел сверху вниз, а Серёга, задрав голову, нахмурил свои густые брови. — Э-э-э. Ребят? — попытался разрядить обстановку Макарчик, тоже явно не вдупляющий, что происходит, когда в следующую секунду и Арсений, и Серёга заулыбались как два придурка и обнялись. Арсений даже подхватил того на руки и закружил по комнате, радостно закричав: — Сергу-у-уль приеха-а-ал! — А-а-а… — облегчённо выдохнул Поз. — Ничё не понял. Так вы знакомы, получается? Как тесен мир. — Конечно, знакомы! Это ж Сенька Попов, знаменитый питерский гэй, — заржал Серёга, за что получил тычок пальцем в рёбра от Арсения, когда тот его поставил на пол. — Сам ты! Иди ты! Как ты? — ероша его волосы, спросил тот. — Ой щас чё расскажу, ребя-та-а-а! — Серёга потёр руки, словно готовясь поведать что-то грандиозное. — В моей жизни… ни хера не происходит. Но теперь я тут, с вами! Чё делаем? Чё смотрим? В дурака партейку, может? Или в похер? Все, кроме Антона, заржали — он затормозил, отвлечённый Серёгиной фразой про гея-Арсения. А когда поймал взгляд самого Арсения, то тут же отвёл глаза в сторону и запоздало рассмеялся, чтобы не выбиваться из общего веселья. — В похер — это к нам! — Макарчик вручил Серёге, присевшему к ним на пол, несколько карт. — Ка-а-айф. Я, чур, дилер. Но сперва вопрос: кто мне Арсения сломал? Все, не сговариваясь, указали пальцами на самого Арсения, который только махнул рукой, типа-обиженно цокая. — Тебя вообще нельзя оставить одного ни на секунду, да? Везде найдёшь дыру, куда ёбнуться.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
Уснуть в ту ночь Антон не мог долго и ворочался, наверное, вечность. Из головы никак не хотели выходить кинутые Серёгой слова, и Антон места себе не находил, жмурясь, чтобы хоть как-то заснуть, но обычно безотказный метод отчего-то не работал. Ему бы забить, но не получалось. Хотелось прямщас подняться и пойти уточнить у Арсения, правда ли это… Но у Антона кишка была тонка, он трус, каких поискать, особенно в таком серьёзном деле. Ну не мог же он просто подойти к тому и спросить, а правда ли он гей и каково это вообще? Потому что сам Антон, кажется, им был, но совершенно не знал, как это точно понять и как в этом разобраться. Не было же никакой литературы, в которой бы писалось, что делать, если ты испытываешь влечение к мужчинам, хотя сам мужчина. Об этом не говорилось ни в энциклопедии по анатомии, которую Антону подарили в десять лет, ни в совершенно упоротой (это сейчас так казалось) книге «Откуда берутся дети», появившейся внезапно в комнате, когда ему исполнилось одиннадцать. Школьный курс анатомии в восьмом классе как-то тоже эту тему не рассматривал. Да и Антон, на самом деле, до этого лета (до Арсения, если быть честным хотя бы с собой) пытался обо всём этом не думать. Хотя стоило, наверное, ещё когда в двенадцать он словил нехилый такой краш на Лео ДиКаприо в «Титанике». Но разбираться в себе? Нет, это не про него. Более того, в четырнадцать у Антона даже девушка была в Воронеже — Нина. Ну, как девушка: они вместе гуляли со всей компашкой, тусили за гаражами и на заброшках, ходили на дни рождения вместе и даже целовались. Нина была очень хорошей, но до чего-то серьёзнее поцелуев у них не дошло. Антон, на самом деле, удивлялся, как у него вообще до самих поцелуев-то дошло, ведь он никогда не считал себя привлекательным и интересным девчонкам. Но Нине он нравился, она неоднократно об этом ему говорила, чем вгоняла в краску. Они разошлись, но по-прежнему остались друзьями и продолжали тусить вместе, а Антон понял — с ним что-то не так. Нет, он не начал заглядываться на Макарчика, Поза или Дрона со Стасяном, боже упаси, это его братаны, но заметил, что его не особо впечатляют разговоры о девчонках и обсуждение порно, найденного «у бати в ящике». Ему и сегодняшнее-то порно зашло весьма относительно, и то лишь потому, что рядом был Арсений. Всё завязалось вокруг этого дурацкого Арсения — Антон постоянно пялился на него, любовался его родинками, замечая, как тот смеётся, поправляя чёлку, и как шутит, своими каламбурами и нелепостями разрывая Антона каждый грёбанный раз. Это всё было слишком странно и непонятно — Антон сам себя не понимал. А теперь ещё эти слова — возможно, сказанные в шутку — что Арсений гей… как-то взбаламутили давно застывшие эмоции. Антон тихо застонал и перевернулся на живот, утыкаясь носом в продавленную горячую подушку. Надо было прекращать об этом думать, иначе он мог не уснуть примерно никогда. И тогда, если Арсений опять припрётся утром, Антон будет вести себя как говно на палочке. Или как палочка с говном, тут с какого ракурса посмотреть. — Так, блин, если ты щас не уснёшь, завтра будешь весь день поливать пионы и полоть грядки, понял, да? — поставил он себе условие, но это не очень-то его напугало и убедило. Он и так обещал бабушке помочь прополоть картошку, поэтому надо было придумать наказание пострашнее. Но в голову ничего, кроме порно и Арсения, не лезло. Был ещё один способ точно утомиться и уснуть. И это даже была не ночная прогулка по саду — хотя иногда и она действовала — и не стыренная у деда сигарета, втихаря выкуренная за курятником. Антон со скрипом — дивана, он ещё пока был не настолько старым, чтобы у него скрипели суставы — перевернулся обратно на спину и посмотрел в потолок, безмолвно задавая ему вопрос: ту би ор нот ту би. Тот проигнорировал его душевные терзания, и поэтому Антон решил, что это зелёный свет. Прикрыв глаза, он попытался вспомнить, что сегодня было… какие эмоции он испытывал и какими были его ощущения, когда он смотрел на экран, где красивая блондинка дрочила и сосала мужчине. Как тепло было в паху, когда Антон понял, что возбуждается, как приятно тянуло яйца и поднимался, наливаясь кровью, член. Как сильные руки мужчины сжимали округлые бёдра блондинки, как она подавалась назад, навстречу уверенным, резким толчкам… Как очаровательный шрам над правой тазовой косточкой манил, чтобы до него дотронуться, как Арсений улыбался, когда смотрел на Антона, как облизал губы и спросил, надо ли выключить порно, только у него… Антон резко открыл глаза и остановил движения рукой по уже вставшему члену. Он даже трусы не снял, просто запустил руки под резинку и медленно, но настойчиво надрачивал, фантазируя совсем не о том, о чём собирался. Ну, блядь, приехали, здрасти. Прикусив губу, Антон попытался вновь вернуться воспоминаниями к карточкам Макарчика с голыми девушками и порно на экране, но то и дело его мысли возвращались к Арсению: к его родинкам на щеках, шее и руках, к веснушкам на плечах, к его дурацким шуткам и, разумеется, к Серёгиному «знаменитый питерский гей». Понимая, что бессмысленно пытаться избавиться от наваждения, Антон снова крепко зажмурился и начал дрочить быстрее, уже не пугаясь картинок, встающих перед глазами: лицо Арсения, губы Арсения, которые уже даже не внезапно так хочется поцеловать, глаза Арсения, ямочки на щеках Арсения, шея Арсения, руки Арсения, живот Арсения со шрамом, ноги Арсения, стук в окно от Арсения… — Только не говори, что спишь, Антошка, — даже шёпот Арсения был такой настоящий, что Антон аж резко дёрнулся и чуть член себе не оторвал, когда диван прогнулся под весом чужого тела. — Не спишь же? Антон со скоростью звука отодвинулся к стене и врезался в неё плечом, а головой ударился о деревянный подлокотник дивана так, что перед глазами разлетелись разноцветные вспышки. Арсений в самом деле забрался к нему в комнату через окно и присел рядом, освещаемый лишь луной и звёздами на почти безоблачном небе. — Арсеньсергеич, блядь, ш-ш-што вы творите, совсем охуели? — прошипел Антон, пытаясь унять взбесившееся сердце, которое билось так заполошно, будто он передоил всех коров в округе на время. — Я помешал чему-то важному? Дико извиняюсь. — В его голосе при этом не было ни капли раскаяния, только насмешка. Антон искренне понадеялся, что тот не понял, какому именно важному делу помешал. — Но потом за-а-а… — Чёрт, да сто процентов он сделал эту паузу специально! — … кончишь. Пойдём, чё покажу! — А нельзя было подождать до утра? — Утром этого уже не будет, пойдём. Спасибо на том, что он хотя бы не стал сдёргивать простыню, которой Антон стыдливо прикрывался, пока дрочил. Тот и без того не знал, куда себя деть и как прекратить стесняться присутствия Арсения. И своих мыслей о нём. Правду говорят — мысль материальна, и если бы Антон знал, что прямо настолько, побоялся бы думать так откровенно пошло. Наскоро накинув на себя майку и шорты, и надеясь, что в них не будет слишком заметен так и не спавший даже от страха стояк, Антон двинулся было к двери, но остановился, когда Арсений уселся на подоконнике ногами на улицу. — Знаете, у нас есть такое приспособление, дверь называется. Ею люди пользуются, чтобы входить и выходить из дома. Попробуйте, вдруг вам понравится, — вздохнул он, понимая, что его слова только вызовут у Арсения усмешку. Так и оказалось: тот, хмыкнув, пожал плечами и спрыгнул вниз на лавочку, стоящую почему-то аккурат под окном. Вот же этот Арсений хитрый жук, сам же небось её туда и притащил для большего удобства. Антон, прикинув, не сломает ли себе чего, тоже взобрался на подоконник и опустился сперва на лавочку, а затем на землю рядом с довольным Арсением, который тут же схватил его за запястье здоровой рукой и повёл вглубь сада. Что именно он хотел показать Антону в его же саду, тот не понял, пока они не встали где-то посередине, рядом с растущей свёклой, где не было теплиц и раскидистых крон груш и яблонь. — Смотри! — Арсений встал так, чтобы почти полная луна оказалась у них за спиной, и ткнул пальцем в небо. Сперва Антону подумалось, что тот показывает ему созвездия, которые он и так знал отлично — у него был «Атлас звёздного неба для детей», засмотренный до дыр вдоль и поперёк. Хотя, может, для привыкшего к городскому небу Арсения, небо деревенское, низкое и полное звёзд, казалось чем-то диковинным и необычным. Антон поймал себя на мысли, что совсем не против разделить с ним этот искренний восторг. Но он всё равно скептически выгнул брови, глядя на того сверху вниз и не поднимая взгляд на небо. — Да смотри же, а то упустишь. Антон закатил глаза и посмотрел, куда указывал Арсений. Ну небо. Ну звёзды. Ну Большая медведица, ну Кассиопея, ну странный белый полукруг на полнеба… чего? — Ага, заметил? — Чё это? — Это называется ночная радуга. Или лунная. Значит, где-то там идёт дождь, скоро сюда придёт. Но вот когда луна такая яркая, как сейчас, она отбрасывает достаточно света и появляется вот такое вот свечение. А ты говорил утра ждать. — Как-то на радугу не похоже, — не согласился Антон. Дуга — да, но бесцветная. — Потому что у луны недостаточно света, чтобы проявлялись цвета. Ты что, физику не учишь, Антошка? — Арсений повернул к нему голову и, несильно постучав костяшкой пальца Антону по лбу, улыбнулся так широко, что тот опять завис на ямочках на его щеках. Да что же это такое происходило, чёрт побери? — Я вживую никогда ночную радугу не видел. Только в книжках и по телику. — Я вообще не видел, — кивнул Антон задумчиво и перевёл взгляд на губы Арсения, которые тот быстро облизнул и снова отвернулся к небу. Антон тоже машинально облизнулся, продолжая пялиться на чужой профиль, полностью игнорируя происходящие над их головами необычности. — Знаешь, есть примета: если увидишь лунную радугу, обязательно нужно загадать желание и взяться за руки или поцеловаться, чтобы сбылось. Антон недоверчиво фыркнул — не верил он никаким приметам, но в груди у него всё равно ёкнуло. Значило ли это что-то? Или он хотел выдать желаемое за действительное? — Это вы сейчас придумали? — Ну нет же! Я в… прочитал, наверное, где-то. Точно помню про желание. — А если увидел радугу один, с кем целоваться? — не унимался Антон. Не то чтобы ему не хотелось: он уже думал о том, что хочет поцеловать Арсения, но сделать это просто так не осмелился бы. А в намёках (если, конечно, это был намёк, а не шутка) он был не силён. — Или тогда без шансов, что желание сбудется? — Ой, всё. Ему правда очень хотелось бы поцеловаться — он даже бросил быстрый взгляд на Арсения, пытаясь предугадать его реакцию, — но вместо этого просто сделал шаг ближе и взял его за руку. Арсений молча переплёл с ним пальцы и коротко вздохнул... Этой ночью Антон так и не поспал. Арсений ушёл домой вместе с первыми закукарекавшими петухами, чтобы бабушка не переживала из-за его пропажи, а Антон, забравшись обратно в окно, попытался подремать, но его разбудили напоминанием, что он обещал помочь прополоть грядки. Кряхтя, как несмазанная телега, он поднялся с дивана, быстро принял летний прохладный душ и пошёл в сад, то и дело поглядывая в ту сторону, где ещё пару часов назад была радуга. К обеду всё-таки пошёл дождь, и Антон был загнан домой, не сдерживающий радости от того, что работа на сегодня отменяется. Хотя вместе с этим отменился и поход к Арсению. Зато у Антона было несколько часов подумать о своём поведении, о происходящем в целом и о внезапно-невнезапном желании поцеловаться с Арсением. И поспать.