Part 5: Жаль, не можешь этот шрам увидеть ты сам: а, казалось бы, он близок, словно локоть
🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
15 июля 2001 года
Максимально окрепнув и обжившись в арсеньевском доме, Артошка не давал проходу никому и был буквально везде: бегал за Арсением и в туалет, и на кухню; засыпал с ним на подушке, свернувшись мохнатым клубком; забирался под одежду и копошился там по-беличьи; сидел на голове в гнезде из волос, когда Арсений читал вслух, лёжа на кровати — из-за своего окраса он почти полностью сливался с волосами, и это было… мило. Странный термин, но он как нельзя кстати подходил под определение. Идеи о том, чтобы свалить в лес насовсем, в его беличьем мозгу, видимо, даже не возникало: зачем, если «нас и здесь неплохо кормят», а в придачу ещё и греют, и тискают? Он, бывало, убегал в сад или даже в лес, чтобы набрать орехов или притащить и припрятать где-нибудь под подушкой Арсения жуков и желудей, но надолго никогда не пропадал, всегда возвращаясь. Антон не ревновал к Артошке и то, что почти всё арсеньевское внимание достаётся ему (может, только чуть-чуть. Но ведь чуть-чуть — не считается, а жизнь продолжается…), поэтому просто наслаждался временем вместе, сидя в ногах Арсения на его кровати. Его Артошка, к слову, тоже не игнорировал, хоть и с «матерью» он проводил больше времени: Антон приносил ему вкусняшки (то ягоды, то сушёные яблоки, то фундук, растущий у бабушки на участке), а мелкий за это несильно — «это они так проявляют благодарность и привязанность», говорил Арсений — цапал его за пальцы, тоже зарывался в кудрявые волосы на макушке и иногда забирался под футболку, будто прячась в домике. Везло Антону, конечно, больше — он хотя бы писать ходил один, без лишних любопытных глаз. — Так, оболтусы, — постучав и после того, как Арсений промычал согласное «м-м-мда-да», в комнату вошёл дед Саша. Антон сел ровнее, делая вид, что не он только что бездумно массировал стопы Арсения, пока тот читал вслух Стругацких, срываясь на тихие, едва заметные стоны. Это внезапно стало одним из любимых занятий Антона — он заставлял Арсения томно вздыхать и постанывать, особенно в те моменты, когда это было совсем неуместно. Ведь тот так забавно — и местами возбуждающе — млел от простых прикосновений к ногам или лёгких поцелуев в плечи, которые Антон не забывал оставлять с регулярной периодичностью, что было просто не удержаться. — Чё случилось? — Арсений отложил книгу и посмотрел на деда. Артошка тоже поднял любопытную мордочку, и оба они выглядели прямо до безобразия умилительно. — Раз всё равно ничего не делаете, пойдёмте, задание дам. — Перебрать зёрна и прополоть розы? — предположил Арсений. — Ишь, умник, — фыркнул дед Саша, — нет, машину помыть. — Где ты умудрился её испачкать? Дожди же были. — А в город кто ездил за инструментами? — Я думал, у нас тут портал в инструментарий, и у тебя всё есть. — Я за! — отозвался Антон, глядя на Арсения, скептически выгнувшего бровь. — Ну, а чё? — Если тебе надоело моё чтение, так и скажи. — Арсений, вредина доморощенная, несильно пнул его пяткой в бедро и фыркнул — за это Антон схватил его щиколотку и защекотал ступню. Арсений захохотал и начал извиваться на кровати, пытаясь вырвать ногу из хватки, но Антон держал намертво. Артошка от такой активности, видимо, охуел и, спрыгнув с головы Арсения, перебежал по кровати и спинке стула на нейтральную территорию, прямо в подставленную крупную ладонь дед Саши. — А-а-ай! Всё! Сдаюсь! Брейк, бре-е-ейк! — От дуралеи, — констатировал дед Саша, погладив Артошку по спинке и усаживая себе на плечо. — Пойдём, мелочь, дам тебе фруктов, пока эти оболтусы валяются. — Да мы идём, деда-а-ха-ха! — сквозь хохот крикнул Арсений, когда Антон всё-таки сжалился и перестал его щекотать. По радио, стоящему на столе у крыльца, играла группа «Руки вверх!», Арсений сделал музыку громче, и первое время они активно и исправно работали под «Крошка моя», намыливая стоящую за забором на улице машину и промывая водой из шланга в «труднодоступных местах». На самом деле, мыть машины в такую жару Антон любил особенно сильно — ведь можно было незаметно и самому «помыться» (не то чтобы ему что-то мешало сделать это не незаметно в обычном душе, например), ну или хотя бы, как минимум, облиться холодной водой из шланга, чтобы не было так устрашающе душно. Именно это он и собирался сделать, как только предоставится такая возможность. Арсений же, похоже, этого энтузиазма не разделял, и, когда в первый раз, ползая по капоту и намывая лобовое стекло под «что ещё произошло, ты не едешь, не звонишь, не пишешь…», получил в спину струёй воды — высоко взвизгнул и злобно посмотрел на Антона. Тот на это лишь невинно улыбнулся и пожал плечами. Месть, однако, не заставила себя ждать, и уже в следующую минуту Антона с головы до ног окатило мыльной водой из ведра, до этого стоявшего на крыше. Арсений заржал, как припадочный, и, соскользнув с капота на землю, попытался спрятаться за машиной, когда Антон кинул в него губкой и направил шланг, держа тот как будто это пулемёт. Заиграла песня «Алёшка» и Антон, подхватив текст, начал громко напевать, чтобы Арсений слышал, при этом не прекращая атаковать его водой: — Любишь ты Артошку больше, чем меня-а-а-а, об Артошке ты-ы-ы вздыхаешь зря-а-а… — Арсений, когда до него дошло, сложился пополам от смеха и помотал головой. Это стало стратегической ошибкой, потому что Антон приблизился вплотную и начал поливать его уже как из душа. — Не так ведь всё-а-а-а! — заорал Арсений, обегая машину и присаживаясь на корточки за багажником. — Всё, я в домике! Позже уже Арсений сам переиначил песню, во весь голос горланя «Ай-яй-яй, Антошка, где ж ты взял такие ножки?», а Антон на это заржал и затопал по дорожке строевым шагом. Разумеется, о машине они забыли напрочь, продолжив дурачиться, обливаться водой и кидаться губками точно снарядами. И когда вошли в дом, мокрые до нитки и счастливые дохуя, дед Саша одарил их взглядом, лучше слов говорящим «я в вас и не сомневался». — Никакой помощи в этом доме, — беззлобно пробубнил он, прекращая гладить Артошку, прикорнувшего на подлокотнике его кресла. Бельчонок непонимающе поднял голову, но с нагретого места убегать не спешил. Вот, кому определённо в кайф было летом — чем сильнее жара, тем счастливее дитя. Переодеваться в сухое смысла не было — всё равно в такую погоду одежда на них высохнет в считанные минуты — но когда они ввалились в арсеньевскую комнату, смеясь и всё ещё распевая рандомные фразы из текстов «Руки вверх!», переделывая их на свой лад, Арсений тут же стянул с себя мокрую футболку и шорты, оказавшись перед Антоном в одних только трусах. Антон вздохнул, сглатывая ком в горле. — Пластырь промок совсем, заменишь? — хрипло пробормотал Арсений, берясь за резинку трусов, но не спеша пока их спускать вниз. Антон бездумно кивнул, до конца не соображая, о чём тот говорит, а когда опустил взгляд на прослеживающийся контур Арсеньева члена под мокрой тканью, так и вовсе забыл, какой сейчас год и где он находится. После их поцелуя они больше особо и не сосались, и уж тем более не заходили дальше — ну как бы и прошла-то всего неделя — хоть Антону и жуть как хотелось бы: трогать, касаться, целовать, лизать. Всего Арсения хотелось вылизать с головы до ног, но это было бы, наверное, странно. Что, впрочем, не мешало ему облизывать чужие плечи, измазанные в сметане в тот вечер. Но тогда была сметана, а просто так?.. Арсений же не предлагал. — Угу. — Он подошёл к шкафу, в котором лежала аптечка. Рана на ягодице Арсения заживала довольно быстро, и вроде как даже уже не кровоточила, но пластырь они всё равно наклеивали, чтобы заживляющая склизкая мазь не пачкала одежду. Пока Антон ковырялся в аптечке, Арсений всё-таки полностью разделся и стоял, неловко прикрывая пах руками и глядя в пол. Антон ничего не сказал, только жестом показал, чтобы тот развернулся к нему спиной, а сам присел на кровать, начав отрывать намертво прилипший к ягодице старый мокрый пластырь. — Чё там, как там дела? — спросил Арсений, переминаясь с ноги на ногу. Они уже далеко не впервые совершали все эти процедуры с обработкой раны, но всё равно каждый раз у Антона бешено заходилось сердце, а Арсений напрягался, как надуваемый резиновый шарик, готовый вот-вот лопнуть от избытка воздуха. — Вроде норм. Не гниёт, — ляпнул Антон, на что Арсений прыснул. — Это радует. Может, уже пора кончать? — А? — Ну с пластырями. — А. Не. — Антон чуть сковырнул ногтем край застывшей корочки и прикусил губу, когда порез немного закровил от этого действия. Арсений дёрнулся, но промолчал, лишь вздохнув. — Рано. — Рано рану оставлять, нужно рану заживлять… — Ну, типа. — Он открутил крышку с тюбика с мазью и выдавил ту прямо на ягодицу, сразу же начав размазывать пальцем по всей поверхности рубца. Арсений немного поёжился и обхватил себя за плечи руками, пока Антон, прикусив кончик языка, обрабатывал его задницу. Сколько же пошлых мыслей роилось в этот момент в голове: Антон, наверное, даже считать до такого числа не умел. Закончив все свои манипуляции, он, как и в первый раз, наклонился и поцеловал ягодицу, только теперь не сам пластырь, а голую кожу, на что Арсений шумно и длинно выдохнул, а затем хихикнул: — А мама говорила, что когда я вырасту, никто меня в жопу целовать не будет. Антон снова смутился и опустил взгляд, когда Арсений повернулся к нему лицом, больше не скрываясь и ни капли, кажется, не стесняясь. Он постоял так пару секунд, затем положил обе ладони на горящие щёки Антона, наклонился и поцеловал во влажные от частого облизывания губы. Закрыв глаза, Антон лихорадочно вздохнул и бездумно схватился за голые бёдра вмиг вспотевшими ладонями. Этот поцелуй отличался от их первого (и пока единственного настоящего), того, в лесу у домика на дереве: он был каким-то более чувственным, более трепетным, более… всё сразу. Арсений вёл, а Антон и не сопротивлялся. А когда тот совсем охренел и забрался на колени, седлая Антона, у того из лёгких весь воздух вышел с протяжным стоном, будто ему врезали под дых. Арсений только довольно улыбнулся ему в рот, продолжая терзать своими губами его губы. Снова не без огромного удовольствия Антон провёл языком по пластинке на верхних зубах Арсения и крепко — судя по тихому шипению, даже больно — вцепился пальцами в бёдра, прижимая того к себе. Антон почувствовал, что Арсений возбуждается: с каждой секундой, пока они целовались, и он тёрся об Антонов живот с задравшейся влажной майкой, его член твердел и поднимался. И когда Антон, вспомнив о необходимости иногда поглощать кислород, отстранился набрать в лёгкие воздуха и посмотрел вниз, то не сдержал восхищённого «О-о-о-о-ох». Краснючие щёки Арсения, нервно облизывающего собственные губы, тоже вызывали бурю эмоций, и Антон потянулся поцеловать особо яркие родинки, укусить за подбородок, облизать шею. — Щ-щекотно, — хихикнул тот, обхватывая Антона за плечи и прижимая к себе так крепко, что дышать стало трудно. Стук в дверь заставил их обоих нервно и быстро расплестись, так что Арсений грохнулся задницей на пол и застонал от боли, а Антон, наоборот, вжался спиной в стену, схватившись за собственный тоже поднявшийся член. — Арсюш? — Голос бабушки протрезвил их обоих мгновенно. — Антош? А пойдёмте пельмени лепить? — Да… кх… Да! — сперва хрипло, затем более внятно крикнул Арсений. — Щас только в сухое переоденемся, ба! — Хорошо, жду вас внизу, мальчики. — Она вернётся, если мы не спустимся через три минуты, — сказал Арсений, поднимаясь на ноги и отворачиваясь от Антона, который просто не мог не пялиться. — Ага, — закивал тот болванчиком. Переоделся в сухое только сам Арсений, Антон решил остаться в мокром, потому что хотя бы так мог более-менее спокойно дышать. Влажная ткань, пусть уже и нагретая воздухом, всё равно как-то приятно холодила кожу, давая надежду на выживание и невозгорание как из-за жары на улице, так и из-за жары в груди. Когда они спускались вниз на кухню, Арсений притормозил на ступеньку выше Антона и шёпотом позвал его, чтобы поцеловать сперва в нос, затем в щёку.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
Раньше Антон пельмени не лепил, только наблюдал за тем, как бабушка ловко управляется с ними. Поэтому сейчас у него, в отличие от красивых аккуратных арсеньевских (тот тоже не лепил, но он же был внуком бабушкиной подруги, у которого всё всегда выходит лучше), получались маленькие уродцы, достойные быть разве что экспонатами на полках знаменитой кунсткамеры: будто их, несчастных, уже и пережевали, и переварили, и выблевали. — Да как вы вообще?.. — от усердия высунув кончик языка, Антон попытался вылепить что-то, похожее на нормальный пельмешек, но у него всё равно получалась то головка члена, то кучка говна. — Ловкость рук и никакого мошенничества, Антошка! — заржал над ним Арсений. Как он сам так умело хуевертил и управлялся с тестом, Антон понять не мог, а тот ему и не помогал. Ещё ни черта не помогал Артошка: он то любопытно совал свой нос в миску с фаршем, то измазывался в муке, то оставлял отпечатки лапок на свежевыдавленных стаканом круглешках раскатанного теста, которые подготавливала бабушка. — И это тоже, — улыбнулась та, положив перед ними три горошины чёрного перца, — добавьте. — Зачем это? — удивился Арсений. — Чтобы счастливым быть, — буркнул Антон, который знал эту примету. Арсений удивлённо поднял бровь: надо же, он был не в курсе чего-то в этой жизни! Антон аж выпрямился, как загордился этим знанием, и собрался радоваться ему до конца своих дней (или до конца недели, потому что потом он всё равно об этом забудет). — Как чёрный перец в пельмене может сделать меня счастливее? — Это примета такая, Арсеньсергеич. — Антон взял очередной кусок теста и, подхватив горошину, положил её поверх фарша, начав заворачивать всё в очередного кулинарного монстра. — Если вам попадается «счастливый пельмешек», то можно загадать желание! — Но я же вижу, какой из них «счастливый». — Арсений ткнул пальцем в очередную членоголовку, получившуюся у Антона, и засмеялся. — Я могу взять его сразу. — Это ты сейчас видишь, Арсюш. А потом ты про него забудешь, — умилилась бабушка. — Такое не забудешь, — фыркнул тот, за что получил под столом пинок от Антона. Ну какой же он был невозможный, этот Арсений Сергеевич. — У вас мука на носу, — хмыкнул Антон. Арсений вытер лицо тыльной стороной ладони, хотя ничего там на самом деле не было. Тогда Антон демонстративно макнул в муку палец и ткнул им в кончик носа Арсения, показывая: — Вот здесь.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
18 июля 2001 года
Антон только открыл глаза, только потянулся, только собрался лениво ничего не делать примерно вечность, как в его комнату ворвался ураган по имени Арсений, а на живот плюхнулся Артошка, который тут же закопошился в скомканной простыне, явно намереваясь то ли что-то там найти и унести с собой, то ли наоборот припрятать на зиму. Найти он мог там разве что утренний стояк, а что и где мог спрятать, Антон даже думать боялся — в голове возник старый бородатый анекдот про Василь Иваныча и Петьку, и стало ещё страшнее: не хотелось бы, чтобы белочка подумала, что его яйца — это орешки, и потащила их в «дупло». — Антошка, Антошка, пойдём дрочить немно-о-ожко, — пропел Арсений, падая на свободную часть дивана и стягивая с Антона простыню, снова, как и месяцем ранее, пялясь в область паха. — Чё? — хрипло вырвалось у Антона, не до конца проснувшегося и охуевшего от жизни и от Арсения тоже. Он, на самом деле, настолько часто охуевал от Арсения, что в какой-то момент это должно было уже войти в привычку, но нет: тот с каждым разом умудрялся заставлять охуевать по-новому и в совершенно других масштабах. И Антону это нравилось. Да и подрочить он был бы не против, особенно если вспомнить сон, в котором они с Арсением сперва лепили хуи из теста, а потом, извалявшись в муке, самозабвенно целовались и тёрлись друг о друга, так что пальцы на ногах поджимались. — Вставай, говорю. Чё спишь? — Я не сплю. Что-что там было про дрочить? — Антон и сам не поверил, что переспросил это: он вообще-то собирался делать вид, что ничего не было, и продолжать как красна девица смущаться при каждом упоминании Арсением поцелуев, дрочки или членов (а тот шутил об этом часто), но сейчас ему прямо захотелось вывести его на диалог или хотя бы на продолжение начатого. Да и подрочить всё же лучше было бы нормально, по-человечески, а не, блядь, по-беличьи. Арсений, кстати, как-то раз в похожий момент поржал и сказал, что называет мастурбацию «возится белка». У Антона тогда чай носом пошёл — он чуть не сдох от смеха. Кстати, они так до сих пор и не поговорили словами через рот обо всём случившемся. То, что они тогда поцеловались на следующий день после Ивана Купалы, и то, что после этого было, они тоже не обсуждали. А Антону по-прежнему свербило задать кучу вопросов, попробовать что-то больше, понять, каково это вообще. Но им вечно было не до того: их то прерывали, то они сами уходили от разговоров-обсуждений, смущаясь и так и не набираясь смелости. По крайней мере, сам Антон точно никак не мог взять яйца в кулак — ни в буквальном, ни в переносном смысле. — Потом. Всё потом. Сейчас мы идём кататься! — Вот и снова Арсений плавно съехал с темы, хоть сам её и поднял, подлец. Антон на это только глаза сощурил и, дождавшись, когда Артошка докопается (к счастью) до ничего и перепрыгнет с его живота на подоконник, поднялся и схватил Арсения за плечи, роняя на себя. — А когда потом? А что потом? А куда кататься? — ероша арсеньевские волосы, пулемётной очередью начал задавать он вопросы. — А зачем? А почему? — А-а-а-а! Карау-у-ул, убиваю-у-ут! — заржал Арсений, когда Антон, вместо того, чтобы поцеловать его, как планировал сперва, прижался к его щеке губами и выдохнул, издав громкий звук пердежа. На шум прибежала испуганная бабушка, из-за чего теперь и Антон покатился со смеху, пытаясь защититься подушкой, потому что месть от Арсения была страшна: он начал щекотаться. — Да что ж творите-то? — запричитала бабушка, но когда увидела, что на самом деле никто никого не убивает, только рукой на них махнула и ушла обратно по своим бабушкинским делам в сад. — Ладно, сдаюсь, брейк! — с трудом отдышавшись и проржавшись, Антон счастливо уставился на лохматого и покрасневшего от смеха Арсения. — Так куда мы? — Ты обещал научить меня ездить на велике, — безапелляционно заявил тот, ткнув Антона пальцем в нос, и поднялся на ноги, разминая плечи. Сидящий на подоконнике Артошка запричитал что-то на своём беличье-матерном и тоже свалил в сад, видимо решив, что катание на велосипеде не столь увлекательно, как поедание созревшего фундука и поиск в земле всяких жуков. — Разве? — удивился Антон. Он помнил, что Арсений ещё давно просил его об этом, но чтобы он прямо обещал… Тот одарил его таким взглядом, что противиться сразу перехотелось. Ну и к тому же, а чего б не съездить-то, например, до заводи. Арсений даже приволок собственный велик, но тот, как выяснилось, был со спущенными шинами, поэтому Антон, чтобы не терять времени на поиски насоса, валяющегося явно где-то в зачердачье, взял свой, на который где-то с неделю назад вернул багажник (на всякий случай). — Ребята, привет! Арсений, поддерживаемый Антоном за поясницу, только-только оседлал велик, как из-за поворота к ним вырулили на своих велосипедах Ира, Оксанка, Поз и Катя. Они дружно помахали руками, притормаживая рядом с ними. — Вы тоже к заводи? — Ира радушно улыбнулась Антону. Он пожал плечами и перевёл взгляд на вмиг похмуревшего Арсения, который превращался в какой-то сгусток негативной энергии при каждом появлении Иры, и становился похожим на недовольного жизнью ёжика. Или тучку, которая вовсе не медведь. — Ну, мы сперва научимся, — честно ответил Антон, придерживая руль велика одной рукой, а второй всё так же подстраховывая Арсения. — Ой, а ты не умеешь, Арсений? — спросила Ира очевидное, чем заставила того покраснеть не то от смущения, не то от злости. — Умею, конечно, — буркнул он недовольно и так агрессивно нажал на педаль, что Антон не успел даже среагировать и покачнулся вперёд, чуть не упав и не уебавшись носом в забор. — Тиш-тиш-тиш, полегче, Арсеньсергеич, — предостерёг он того от очередных глупостей — ломать что-то вместе он пока не планировал. — А Макарчик с Серёгой где? — спросил он уже у ребят. — Да вы всё пропускаете, там тако-о-ое! — заржал Поз. Катя, ласково погладив его по плечу, улыбнулась: — Они не разговаривают, поэтому решили, что идёт либо один, либо другой, но кто именно — не определились. Даже на камень-ножницы не согласились, мол не по-пацански, — объяснила она. — А так обижаться друг на друга типа по-пацански, ага, — фыркнула Оксанка. — В смысле? А чё? — удивился Антон. То, что он давно не зависал с друзьями, всё больше времени проводя с Арсением, его ничуть не беспокоило, но то, что он «пропускает тако-о-о-ое», по словам Поза, чемпиона мира по интригам, его немного задело. Не так сильно, как могло бы, ведь с Арсением его дни были насыщены событиями. Он не променял бы то, что у них было, ни на что. — Девчонку поделить не могут, — отозвалась Ира. — А? — переспросил Антон, переведя взгляд со всё ещё смеющегося Поза на Иру, затем на хмурого Арсения. — Ещё в Купалу им обоим девочка понравилась одна. Они тогда чуть не подрались, решая, кто её на свидание будет звать. — Оксанка поправила тугой хвост на макушке и переступила с ноги на ногу, не спеша садиться обратно на велосипед. — То есть, они её ещё даже не позвали, чтобы она сама решила, с кем идти, а тупо между собой не могут разобраться? — Антон недоумённо почесал затылок. — Угу, — кивнула Катя. — Гениальные долбоёбы! — снова заржал Поз. — От, Сергуля, конечно, — хмыкнул, наконец, Арсений. Антон вспомнил, что они с Серёгой — давние друзья, и что он определённо в курсе характера «Командировочного». А Антон был более чем в курсе гонора Макарчика, так что прекрасно понимал, что дело пахнет писей. — А что за девочка? Мы её знаем? — он покосился взглядом на Арсения, который больше, вроде, не собирался газовать и пока просто сидел на велике, стараясь держать равновесие. Антон так и не убрал руку с его спины. — Или новенькая? — Знаем! — ответил Поз. — Наташку помнишь? Антон помнил только одну Наташку, с которой они дружили, будучи мелкими восьмилетками, бегавшими по деревне и стрелявшими друг в друга из водяных пистолетов. Макарчик уже тогда был в Наташку безвозвратно влюблён и говорил, что когда они вырастут, он обязательно на ней женится. Когда со следующего года она перестала приезжать в деревню, ему потребовалось больше двух лет, чтобы перестать страдать по утраченной любви. А тут вон, оказывается, что было дальше — Наташка вернулась, вместе с давно забытой любовью. А теперь ещё и Серёга появился… Прямо Санта-Барбара какая-то. — Ебать, — выдал вердикт Антон. — И они прямо две недели уже не разговаривают? — Да разговаривают, но так, на отъебись. — Поз скорчил дурацкую рожу. — Мы ващет думали, что Наташка с нами пойдёт, но эти писюны не решили, с кем из них именно, поэтому решили вообще не идти и её не звать тоже. Ну не дебилы ли? — Да-а-а… — Кх-романтика, — кашлянул в кулак Арсений. — А сами вы чего её не позвали? — Чтобы эти двое потом нам жопы отгрызли? Да ну на хер надо. — Поз снова поставил ногу на педаль велосипеда. — Так чё? Едем к заводи-то? — Самый ярый пловец вызывается, глядите-ка, — хихикнула Катя. — Давайте вы вперёд, мы вас потом догоним, — отозвался Антон, чуть погладив Арсения по пояснице и задерживая руку над съехавшими на заднице шортами немного дольше, чем полагается. Ира ещё раз одарила Антона улыбкой и, дзынькнув звоночком на руле, поехала за остальными. — Если хочешь, езжай без меня, — предложил Арсений, на что Антон закатил глаза. — Ну чё вы опять начинаете? — Я ничё не начинаю. — Нет, начинаете. — Антон дождался, когда ребята уедут и скроются из поля зрения, и потянулся, чтобы клюнуть Арсения в щёку. — Не начинайте. — Она так на тебя смотрит, голову бы ей отгрыз, чесслово. — Ну вы же не богомол, — улыбнулся Антон. Ему, если честно, очень льстило, что Арсений его так ревнует к Ире, но показывать это или говорить вслух он не стал. — Ага, потому что в бога не верю. И секса у нас с ней, к счастью, не было. Антон как открыл рот, так и захлопнул, не найдя, что сказать. Арсений побухтел себе под нос ещё немного, как старый дед, и снова смело поставил ногу на педаль, когда Антон кивнул, что можно. Первые метров двадцать по улице он ехал без колебаний, пока Антон, вцепившись в его футболку и поддерживая за спину, бежал рядом. Но стоило ему только отпустить, как Арсений, видимо перестав чувствовать себя в безопасности, срулил в чужой покачнувшийся забор и уставился на Антона, словно тот как минимум предал Родину. — Ты чего? — выдохнул он испуганно. — А вы чего? Нормально же всё было, ехали! — Это потому что ты меня держал. — Я ж не смогу держать вас вечно, Арсеньсергеич, — улыбнулся Антон, а Арсений от этих слов наоборот нахмурился и прикусил губу, опуская взгляд. Антон подумал — будь его воля, он бы, на самом деле, ухватился за Арсения и держал всю жизнь и не важно, едет тот на велосипеде или нет. — Ладно, давай заново. Ты только… ну, не знаю, предупреди, что отпускаешь, ладно? — Обещаю, — кивнул Антон и, вновь взявшись за футболку Арсения (и чуть пощекотав пальцами поясницу), дал команду старт. Арсений поехал. Буквально через пару минут Антон крикнул, что отпускает. Арсений проехался ещё метров пять и не сумев всё-таки как следует затормозить, покачнулся и повалился на очередной забор, вывернув руль на сто восемьдесят градусов. Антон подскочил к нему, хихикая, и помог вылезти из «клетки» из забора и велика. — Уже лучше? — сияя ярче солнца, уточнил Арсений, подняв на Антона взгляд. Тот широко улыбнулся и кивнул. — Намного! — Скоро я тебя буду объезжать на велогонках. Антон никак не прокомментировал фразу про «объезжать», пусть и очень хотелось, и просто ответил: — Ну это мы ещё посмотрим! Не ушиблись? — Да вроде нет. — Хотите к заводи поехать? — А поехали.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
Некоторое время Арсений ехал самостоятельно, пока Антон не выдохся совсем, бегая за ним, чтобы подстраховать или поймать в особо неудачные моменты. А потом тот сам психанул и уселся на багажник, обвив севшего за руль Антона руками вокруг талии, и они поехали уже нормально. — Постой, погоди, Антошка! — заорал ему в спину Арсений спустя минут десять молчаливой езды, и Антон притормозил, обернувшись через плечо. — Смотри, красота какая. Лепота. Он проследил за взглядом Арсения, тоже отмечая красоту огромного макового поля, на которое не обращал внимание, пока ехал. На самом деле, если бы не Арсений, он бы в принципе не обращал внимание на многие совершенно обычные вещи. Но тот со своими — особенными — взглядами на мир умудрялся сделать из какой-нибудь повседневной фигни такую конфетку, что Антон поражался с каждым разом. Вот и теперь — он десятки раз проезжал мимо этого поля, когда катался к заводи, но не смотрел дальше тропинки, а тут просто огляделся вокруг, и дыхание его закоротило. Возможно, всё было из-за Арсения, а, может, просто Антон повзрослел и научился «видеть». Он где-то слышал фразу, что красота — в глазах смотрящего, и сейчас, кажется, понял её значение. Арсений слез с багажника и посмотрел ему в глаза, словно спрашивая разрешение. Антон кивнул, и тот радостно помчался в поле, как сбежавший со скучных уроков мальчишка, впервые увидевший подобное великолепие. Антон поставил велик на подножку и, оперевшись на него, с улыбкой несколько минут наблюдал за тем, как Арсений наклоняется и срывает маки, чередуя их с ромашками. А затем Антон полез в небольшую сумку, пристёгнутую к рулю, чтобы достать Полароид. — Ну-ка, — сказал он, поравнявшись с Арсением на середине поля — тот уже успел сплести венок из мака и ромашек, и нацепил его на голову, вмиг став тем самым персонажем из песни про растущие на голове цветочки, которую Антон учил в детском саду. Только без «вжух» и срезанных кудряшек. — Повернитесь. Арсений обернулся через плечо, солнечно улыбаясь, когда Антон сделал первый снимок. Полароид, пожужжав немного, выдал им белую, пока непроявленную, карточку, и Антон помахал ей в воздухе, высушивая. — Покажи, что получилось, ну покажи-и-и-и, — запрыгал Арсений вокруг него, а Антон лишь поднял руку со снимком выше и коварно привстал на носочки, так что тот не дотягивался. — Антошка-а-а! Щас поцелую. — Так себе угроза, — хохотнул на это Антон, после подобного точно не собираясь опускать руку, даже несмотря на то, что фотография ещё и близко не проявилась. Арсений подпрыгнул ещё раз, но когда почти коснулся снимка пальцами, Антон завёл руку за спину, снова не позволяя тому дотянуться. — Тогда укушу! Антон проигнорировал и эту угрозу, но, видимо, зря: Арсений всё-таки напал на него, обхватив за плечи и вгрызаясь в шею точно вампир. Не больно, но неожиданно, отчего Антон вскрикнул и, не удержавшись на ногах, упал коленями на землю, роняя и Полароид, и злосчастную карточку, и Арсения за собой тоже. Тот, всё так же его не отпуская, повалился сверху, и они начали бороться, сминая маки и ромашки — практически как в прошлый раз, только теперь без былой агрессии и смеясь точно умалишённые. — Я сверху, я победил, — запыхавшись, констатировал Антон, когда они замерли в провокационной позе. Арсений мгновенно перестал смеяться, облизнулся и потянулся вверх, крадя с губ Антона тихий выдох, перетекающий в тягучий поцелуй. В заводь они решили не ехать и продолжили валяться в цветах, то целуясь, то просто балдея на солнце и фотографируясь на Полароид, пока Арсений не пожаловался, что ему в штаны, похоже, забрался жук. То, что было в штанах у Антона, он предпочёл не озвучивать, хотя тоже прекрасно ощущал ответную реакцию Арсения на поцелуи. Когда возвращались домой, Арсений снова вызвался попробовать проехаться на велосипеде самостоятельно, и у него это даже получилось, пока на очередном повороте он не наехал на кочку и не наебнулся задницей в муравейник. Антон заливисто захохотал над ним, пока тот, поднявшись и отряхиваясь, пыхтел и разъярённо сверкал глазами. — Зато жук теперь в муравейнике! — воскликнул Антон, примирительно поднимая руки в жесте капитуляции. — Жук и муравей, если честно — не пара, — пробубнил Арсений в ответ, но обижаться на Антоново веселье не стал и даже хмыкнул, когда тот посыпался с шутки и заржал ещё сильнее, чем прежде. Фотокарточку с Арсением в венке Антон ему так и не отдал (особенно после того, как тот её одобрил и признал, что он там красивый), оставив себе на память и положив ночью под подушку.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
25 июля 2001 года
Антон докурил вторую сигарету подряд и почувствовал себя немного более живым и в то же время пьяным и поплывшим. Поз и Макарчик, стоящие рядом, посмотрели на него скептически, но задавать вопросов не стали, на что тот сам, закатив глаза, просто махнул рукой: — Не нуачё. — Минус лёгкие, — констатировал Макарчик, выбрасывая потушенный об забор бычок в канаву. — Ха, отсоси. Я не курил хуй знает сколько, — гордо заявил Антон, сам себе удивляясь. В городе он шмалил, как паровоз, все карманные деньги тратя на сигареты, а не на обеды в школе, так что приходилось иногда не жрать целыми днями — зато всегда можно было подымить. А вот в деревне как-то даже не особо хотелось. Было, конечно, несколько спизженных у деда самокруток, но от их крепости у Антона так хуёвило лёгкие, что он потом неделю не мог даже думать о сигаретах. Типа самовоспитание и сила воли — уговаривал себя он, но на самом деле ни хуя, просто слишком большая мощь для него, привыкшего к тонким и лайтовым «бабским», по словам Поза, сигаретам. Гонять же в единственный ларёк в деревне, где все всех знают и могут распиздеть бабушке и дедушке, не особо хотелось, поэтому приходилось себя как-то тренировать и урезать. На самом деле, Антон с лёгкостью мог бы не курить вообще, зависимости у него как таковой не было — «ага, все курильщики и наркоманы так говорят», фыркал внутренний голос, почему-то до боли похожий на позовский — это скорее был ритуал, в котором он поджигал сигарету, втягивал в лёгкие дым, задерживал на несколько секунд и выпускал в воздух, наслаждаясь мимолётным опустошением в голове. Поэтому Антон за лето почти не курил. Почти — ключевое слово. Один раз, около недели назад, когда они с Арсением валялись в домике на дереве, он выкурил сигаретку из своих запасов. Арсений на это сделал губы куриной жопкой и отказался потом с ним сосаться. Вот, главное, с похмелья он с ним целовался, а после сигареты — фи. Сейчас Антон сделал себе поблажку, потому что знал, что сосаться с Арсением сегодня ему точно не светит. Не потому что не хотелось (ему хотелось всегда, особенно в процессе, ведь когда они начинали, остановиться было сложно), а потому что они всей оравой собрались у того дома смотреть ужастики, которые Антон на дух не переносил. Ладно, на самом деле, он их любил, хоть и смотрел сквозь пальцы. Но отказываться от просмотра и показаться ссыклом вонючим он не собирался (лучше он будет вонять сигаретами). Макарчик с Позом и Серёгой, конечно, знали, что Антон боится ужастиков и темноты сильнее, чем все они вместе взятые, поэтому тихонько глумились над ним, пока Арсений не видел. Собираться вечерами у Арсения толпой и смотреть видеокассеты стало своеобразной традицией: за неделю они уже переглядели все имеющиеся в коробке боевики, комедии и даже парочку мультфильмов и мелодрам. Антон всячески пытался скрыть, что у него глаза на мокром месте от того, что умерли Муфаса в «Короле льве» и Патрик Суэйзи в «Привидении», однако получалось у него, мягко говоря, хреново: Арсений поджимал губы, чтобы не засмеяться, но всё равно потом подшучивал над ним, «распускающим нюни». Сегодня была «ночь ужастиков», и Антон бы с удовольствием заменил её чем-нибудь более весёлым (или даже слезливым) и менее устрашающим, но все, кроме него, проголосовали именно за кошмары. Макарчик с Серёгой, кстати, заключили временное перемирие и нормально общались, пока обходили стороной темы, включающие в себя имя, начинающееся на «Ната» и заканчивающееся на «шка», да и девчонок в принципе. Что, впрочем, не мешало тому же Позу самозабвенно рассказывать о том, как у него хорошо идут дела с Катей и что Ира опять спрашивала, как там Антон… Арсений же при упоминании Иры как всегда недовольно насупливался, а Антон гладил его едва заметно то по колену, то по плечу так, чтобы друзья не видели. — Двиньтесь. — Антон плюхнулся на кровать рядом с Арсением и хлопнул его по бедру, чтобы подвинулся. Тот, почуяв исходящий от него сигаретный запашок, скривился: — Фу, вонючка. Иди в углу сиди, ты наказан. — Он обнял подушку, тем не менее сдвигаясь к самому изголовью кровати, чтобы освободить побольше места. Антон, чисто из вредности, подул на Арсения, и тот, изобразив мучительную смерть от удушья, кряхтя, упал набок. — Чё сморим? — Серёга, тоже самый некурящий и непьющий в компании, сидел на полу рядом с видиком и ковырялся в коробке с кассетами. — «Улицу вязов», «Звонок» или «Полтергейста»? Это что-то из твоего порно, Арсюх? — Чё? — охуел тот. — Пол-тёр-гей, — пояснил Серёга для «тупых», сделав паузы в нужных местах. Все заржали, кроме Арсения, который закатил глаза, и Антона, прикусившего губу: «разговор о гействе» с Арсением он всё так и откладывал до лучших времён, понимая прекрасно, что эти времена хуй наступят вообще, если не собрать яйца в кулак. Впрочем, ему и без серьёзных разговоров неплохо жилось: можно было целоваться и обниматься с Арсением, пока никто не видит. И жопу его голую регулярно лицезреть, когда они меняют пластырь. И не только лицезреть, но и гладить и целовать тоже. Кстати, о «боевом ранении» Арсения никто больше не знал, это был их маленький секретик. — А-а. Нет, гей-порно у меня на кассете под названием «Приключения Арсеньки-Печеньки и Серёжки-Пиро́жки», — как ни в чём не бывало, ответил Арсений, на что Серёга скривился и сказал, что тот пидор, а Антон, честно говоря, немного прихуел на этом моменте. Общим голосованием они выбрали «Звонок», и, к стыду Антона, большую часть фильма он провёл сперва закрывая глаза руками, а затем уткнувшись Арсению в плечо лицом. Кажется, понимая, что ситуация критическая, тот обнял Антона за плечи, ласково погладил по голове и прошептал, что там всё не по-настоящему, и он его, в случае чего, защитит. Правда, он иногда и сам пугался, вздрагивая, отчего Антон едва не стонал от ужаса, мечтая свалить отсюда поскорее или провалиться сквозь землю. Ебал он в рот эти ужастики, честное слово. «Хотя лучше бы ебал в рот Арсения», — пришла в голову постыдная мысль, когда тот, после очередного обещания, что всё будет хорошо, игриво прикусил Антоново ухо и погладил по внутренней стороне бедра слишком близко к паху. Антон тихо застонал — теперь уже не от страха, а от действий Арсения, который продолжил кружить ладонью по бедру, игнорируя при этом наливающийся кровью член. Прикусив губу, Антон чуть сместился в сторону, давая больше доступа арсеньевской руке, но тот нарочно не касался стратегически важной точки, а если у него и выходило случайно дотронуться, то он тут же смещал руку подальше и кусался сильнее (то за мочку, то в шею), отвлекая. В один особенно жуткий момент в фильме, когда все, кроме Антона и Арсения, следили за происходящим на экране, затаив дыхание, и играла нагнетающая атмосферу музыка, в комнате (и, судя по всему, во всём доме) вырубило электричество. Испуганно выдохнули даже Макарчик с Серёгой и Позом, не говоря уже об Антоне, который аж вскрикнул, хотя до этого просто-напросто поплыл, ведь Арсений уже практически разместил ладонь на его напрягшемся члене. — Ну бля-я-я, — протянул Поз недовольно. — Чуть не обосрался, — констатировал Макарчик, зашебуршав чем-то. Антон был с ним полностью согласен. Он намертво вцепился в Арсения и старался не дышать и не открывать глаза — настолько ему было страшно. Тот, к счастью, ничего не сказал. Вообще-то Антон любил, когда здесь, в деревне, отключало электричество. Ещё больше ему нравилось, когда свет отрубало вечером дома в городе: тогда они собирались всей семьёй за столом на кухне, зажигали свечи и играли в лото или карты. Такие моменты семейного комфорта и уюта вспоминались Антоном как что-то запредельно тёплое и светлое. Жаль, что с каждым годом их становилось всё меньше. Сейчас в этом не было ничего комфортного или уютного, даже несмотря на лёгкое возбуждение и объятия Арсения, который, когда отрубился свет, только сильнее прижал Антона к себе и не выпускал, словно и сам боялся. — Есть свечки-то где-нибудь? — спросил Серёга. — Внизу только, — ответил Арсений и резко притих, даже дыхание затаил, когда со стороны лестницы послышался устрашающий скрип деревянных ступеней. Антона бросило одновременно и в жар, и в холод: его заколотило от ужаса и паники, и он едва не взвизгнул, когда дверь в комнату Арсения открылась. — Вы чего тут в темноте-то? — Дед Саша хмыкнул и вручил принесённую свечку, стоящую на старом блюдце, Макарчику, потому что тот сидел ближе всех к двери: Антон наблюдал за всем сквозь маленькие щёлочки между веками. — Да вот. Решили адреналину нажраться, — ответил Серёга, нервно хихикнув. — Нажрались. — Ну понятно, ну и продолжайте, — кивнул дед Саша и собрался уже выходить, как Арсений его окликнул: — А ты как без свечки сам обратно? — А у меня есть фонарик! — Он включил фонарик и, направив луч себе под подбородок, будто собирался поведать какую-нибудь страшилку, ушёл из комнаты, оставив ребят в гнетущей тишине. — Ты там это, Арсюх, — после недолгого молчания подал голос Поз: — проверь, не придётся ли постельное менять, а то Шаст мог и нассать под себя. — Сходил бы… ты… на хуй… Дим, — отозвался Антон с большими паузами, с трудом поборов в себе желание дать тому подзатыльник пяткой. Арсений ничего Позу не ответил, только приобнял Антона крепче и погладил по затылку пальцами, отчего по спине пробежали приятные мурашки. Ладно, Антон был готов проводить вечера с ужастиками, если они будут проходить вот так — в объятьях Арсения, обещающего защитить его от всяких гадостей.