Part 6: Посреди житейских смут я б, как лютик, засох. Я судьбою был бы загнан, как борзая...
🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
28 июля 2001 года
— Мне хо-о-олодно, Антошка-а-а, — жалобно прохныкал Арсений, когда Антон положил очередной ледяной компресс ему на лоб. — Я знаю, Арсеньсергеич, — тяжело вздохнул он в ответ и погладил того по мокрым от воды волосам другой рукой. — Но так надо. — Не на-а-адо. — Арсений обиженно надул губу и, застучав зубами, попытался отвернуться от ласк Антона, сильнее заворачиваясь в насквозь промокшую простыню. — Не надо было на солнце без панамки бегать, а компресс и вентилятор — надо. — В комнату вошла обеспокоенная бабушка и с горечью вздохнула, посмотрев на мающегося в полубреду Арсения. Антон покачал головой, молча подтверждая, что никаких изменений с прошлого раза не последовало — а прошлый раз был от силы полчаса назад, когда бабушка Арсения принесла таз с холодной водой и кусок марлевой ткани. Она предложила того обтереть, но Антон настоял, что сам справится. Они действительно переборщили в этот раз с нахождением под палящим солнцем, пока гоняли у заводи пасущихся коров, пиздили палками крапиву и убегали от агрессивного козла соседа (настоящего — рога у него были с Антонову руку — а не соседа-козла, хотя такой в деревне тоже имелся). Арсений, дурачина, не надел кепку или панаму, и теперь страдал от теплового удара. Его тошнило и колотило то от жары, то от холода, он даже пару раз сблеванул на Антона желчью (потому что всю еду он выблевал ещё раньше), когда тот просто сидел рядом и держал его, сопящего, за руку. Противно, как ни странно, не было, блевать самого Антона даже не потянуло — потянуло где-то в груди, потому что Арсению было очень плохо. Бабушка его сменяла Антона чуть ли не каждые двадцать минут, чтобы сходил переоделся, умылся и «хоть покушал что-нибудь». Есть ему не хотелось, как и оставлять Арсения ни на минуту, даже пусть и под присмотром, но сидеть в заблёванной одежде тоже было такое себе, поэтому приходилось отлучаться. Арсений бредил, и ему сперва казалось, что Антон — тот самый козёл, и у него рога (оставалась ещё надежда, что его не просто так козлом обзывают). А потом он утомлённо хихикал, говоря: — У тебя ушки. Смешные такие… Антон не обижался, даже несмотря на то, что обычно комплексовал по поводу странной формы своих ушей. В школе его часто дразнили как девчонки, так и пацаны и из-за нелепой тощей фигуры, и из-за роста, и из-за тех самых топорщащихся ушей, а он расстраивался, принимая это близко к сердцу. А сейчас нет — ну, разве что чуть-чуть. Но Арсений, будто почувствовав это самое «чуть-чуть», поспешил реабилитироваться и добавил: — Как у за-а-айчика ушки. Солнечного. — У солнечного зайчика нет ушек, Арсеньсергеич, — спокойно отозвался Антон. — А где они? Их забрали за неуплату? — Какую неуплату? — Ну как же, утром деньги — вечером от мёртвого осла уши. — Но стулья ведь… — А каждый год, тридцать первого декабря, мы с друзьями ходим в баню. Это у нас такая традиция. — Какую баню? — Он честно попытался уловить связь между неуплатой за уши, стульями и традицией с баней, но не смог. — Горячую… Надо сходить в баню. Там тепло. А тут холодно. — Ага. — Антон уже совсем ничего не понимал, потерявшись в чужих рандомных картинках и мыслях, и просто кивал Арсению, который, не открывая глаз, бормотал себе под нос всякие глупости. Обычно Антону нравилось, когда тот говорил глупости, он над ними всегда смеялся, но сейчас было тоскливо, потому что эти глупости сопровождались бредом и полустонами — и вовсе не теми, какими хотелось бы. — Пи-и-ить, — утробно прохрипел Арсений, и Антон тут же подскочил на ноги — в процессе ударился о металлический каркас панцирной кровати коленом, пнул таз с водой, снёс с табуретки стакан, который собирался подать Арсению, и проматерился до самых дальних родственников. — Сейчас, секунду, будет пить. Он быстро сгонял на первый этаж до кухни (чуть не наебнувшись на лестнице и не свернув себе шею), набрал воды в графин и погладил вспрыгнувшего на плечо любопытного Артошку. — Пока некогда играть, дружок. Мамке плохо, — попытался он пошутить, и Артошка, будто понял его, профырчал что-то и ускакал обратно в сад. Вернувшись в комнату, Антон обнаружил Арсения лежащим на животе: он свесил руку с кровати и сопел в подушку с тихим придыханием. Из-за возни мокрая простыня вся скаталась под ним и больше не прикрывала ни миллиметра обнажённого тела. — Арсеньсергеич, пить, — подходя к кровати и наливая воду из графина в поднятый с пола стакан, позвал Антон. Он старательно не пялился тому на задницу — только на профиль и в затылок. — Мгм, — глухо отреагировал Арсений и открыл рот, больше никак не пошевелившись. — Надо сесть, — как маленького, уговаривал Антон. Арсений пробубнил недовольное «у-у» и отвернул голову. Антон вздохнул, уселся на колени перед кроватью и, взяв из таза с водой марлю, отжал её и тут же принялся обтирать плечи Арсения. Тот задрожал и снова застонал, пытаясь уйти от прикосновения. — Холодно. — Пить. — Не хочу. — Нет, хотите. — Хочу. — Нет… то есть да, давайте-ка, ну Арсеньсергеич. С трудом уговорив того приподняться хотя бы немного, чтобы выпить воды, Антон аккуратно влил её в рот, поддерживая Арсения под подбородком. Вода стекла на подушку и кровать, но те уже и так были мокрыми из-за компрессов и обтираний, так что это осталось незамеченным. — Вот так, хорошо. А теперь поспать, да? — Угу. Не уходи, пожалуйста, — попросил Арсений сонно, потянувшись к Антону рукой. — Да куда я уйду. — Без вопроса ответил он, взял Арсения за руку и погладил большим пальцем тыльную сторону ладони, обведя яркую родинку над косточкой. — Расскажи ска-а-азку? Антон не помнил сказок, кроме той, где «дед насрал в коляску и поставил в уголок, чтоб никто не уволок», хоть в детстве бабушка ему и рассказывала каждую ночь перед сном и сказку про «Сивку-Бурку», и про «Царевну-Лягушку», и про «Крошечку-Хаврошечку». Названия-то Антон знал, а вот содержание не особо: ему больше запомнился собственный детский ахуй от осознания, что в «Сивке-Бурке» мужик вставал из могилы, а в «Хаврошечке» девчонка влезала в ухо корове… Да и «лягушонка в коробчонке» вызывала не восхищение, а ужас. Странные это какие-то были сказки, если честно. Поэтому он задумчиво почесал затылок, глядя на вновь закрывшего глаза Арсения. — Какую? — Не зна-а-аю. — Про приключения Арсеньки-Печеньки и Серёжки-Пирожки? — И про Антошку-Батошку. Антон аж прихрюкнул от смеха, когда Арсений чуть улыбнулся. — И про Илюшу-Кренделюшу? — И про Димку-Мандаринку. — Он не булочка? — Не-е-ет. Он тот ещё фрукт. — Это точно. Согласен. Антон снова провёл свеженамоченной марлей по красным обгоревшим плечам и спине Арсения, поднял его руку, чтобы обтереть под мышкой, и двинулся ниже, затормозив у круглой голой задницы. И когда Арсений сонно угукнул, будто бы разрешая, Антон пошёл дальше и обвёл, едва касаясь, сперва поясницу, а затем ягодицы и скользнул между чуть раздвинутых ног по внутренней стороне бёдер. Арсений был такой горячий, что на нём, наверное, можно было с лёгкостью поджарить яичницу, как в «Горячих головах», а между ног и вовсе запечь кусок мяса… Сжав челюсти и задержав дыхание, Антон старался не думать и не фантазировать ни о чём (ни о еде на Арсении, ни о сексе), потому что это было максимально неуместно сейчас. Но у него всё равно предательски свело внизу живота и задрожали бёдра — пришлось опуститься на пятки, потому что колени ослабели. Он помнил, чтобы сбить температуру, в первую очередь необходимо обтереть холодной тряпкой лоб, шею, подмышки, под коленками и в паху, и от этого знания стало как-то жарковато. Ещё хуже сделалось, когда Арсений, будто специально провоцирующе, даже требовательно, застонал и немного прогнулся в спине, раздвигая ноги шире и позволяя руке Антона съехать глубже. — Жа-а-арко, — в подтверждение своих действий, выдохнул тот, на что Антон кивнул, сглотнул слюну, наполнившую рот, и снова намочил марлю, тут же ныряя обратно ему между ног. А по ощущениям — с головой прямо в пе́кло (ведь пекло́ там просто зверски). Взгляд против его воли примагнитился к ране на левой ягодице, уже не скрытой пластырем — корочка почти совсем отвалилась, покрывала не всю поверхность. Антон, точно загипнотизированный, обтирая бёдра и ноги Арсения холодной марлей, сперва провёл кончиком пальца другой руки по мягкому розовому рубцу, затем наклонился и прижался к нему губами. Арсений судорожно выдохнул, а Антон, ещё больше осмелев, лизнул шрам и тут же подул на него, охлаждая — скорее себя и готовую взорваться голову, чем Арсения. Тот тихонько застонал, пряча лицо в подушке, и Антон повторил своё действие, пока рукой с тряпкой гладил его полыхающие от температуры бёдра, заднюю часть колена и щиколотки. Когда отстранился от манящего шрама, тут же перевёл взгляд на стопы, и, расправив марлю, накрыл ею их, а хотелось бы — всего себя. Щёки его горели просто безумно — как и весь Арсений перед ним — в паху тянуло, внизу живота плотной пружиной скручивалось возбуждение, но Антон держался и старался не усугублять и без того тяжёлое состояние Арсения, который хрипло дышал и даже немного поскуливал. — Простите, — просипел Антон и вытащил из-под Арсения скомкавшуюся мокрую простыню. Пару раз встряхнув ею в воздухе, он накрыл Арсения, а затем поднялся и погладил его по горячим влажным волосам на затылке. — Спаси-и-ибо, — видимо, проваливаясь в сон, тихо ответил тот, — Антон… Сердце ухнуло куда-то вниз, стукнувшись о печень: Арсений впервые назвал его полным именем.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
Домой Антон идти не собирался и даже вынудил бабушку Арсения отпросить его у своей, чтобы остаться и не бросать того на ночь. Антонова бабушка, конечно, немного попричитала, что они такие «негодяи неаккуратные», но больше для виду, чем всерьёз, и, разумеется, дала добро на то, чтобы он побыл с Арсением. Ему предоставили раскладушку, которая при каждом его движении и даже вздохе жалобно скрипела пружинками. Уснуть Антон не мог ни на мгновение: слушал то размеренное дыхание Арсения, то его жалобные стоны, когда температура снова поднималась выше, чем было комфортно для нормального существования; то очередной полубред и просьбы не оставлять, хотя никуда он и так не собирался и шёпотом говорил, что здесь, рядом. Арсений просыпался за ночь несколько раз — просил пить, ему было жарко (и тогда Антон снова обтирал его водой, отчаянно не пялясь на задницу или член, когда Арсений лежал уже на спине), в следующий раз — холодно (Антон отключал вентилятор до момента, пока тому снова не становилось жарко), затем всё у него кружилось и вертелось, словно он был на «Американских горках». В один момент, когда Антон всё-таки немного задремал, Арсений разбудил его страшным грохотом — он свалился с кровати, попытавшись встать самостоятельно, но не рассчитав силы. — Вы чего? — испугался Антон и подхватил Арсения под мышками, прижимая к себе, такого сонного и слабого. Тот обхватил его руками за плечи и спрятал лицо в шее, обдавая кожу горячим дыханием. — Мне надо, я сам, — промямлил он хрипло, видимо прилагая все силы, чтобы устоять на ногах. Получалось, мягко говоря, не очень. — Ни хуя, сам он. Что надо? Куда? — М-м-м, — ответил Арсений недовольно и невнятно и попытался сделать шаг в сторону, но Антон только крепче прижал его к себе за талию, игнорируя и то, что тот по-прежнему полностью голый, и то, что у него самого с координацией были проблемы. — В туалет? — спросил он мягко, когда до него дошло. Арсений кивнул, снова утыкаясь лбом Антону в плечо. Он как будто мгновенно уснул в таком положении, но когда Антон сделал шаг в сторону двери, протестующе застонал. — А, ой. Он подхватил с кровати уже высохшую простыню и накинул её на плечи Арсения, не слушая его очередное «я сам дойду» и «не надо, Антошка». — Ага, конечно, сам, — пробубнил Антон шёпотом, помогая переступить высокий порог комнаты. — На первый этаж сам? Кубарем с лестницы — фтытыщ! Там и заночуете? — Нянька, — измученно улыбнулся Арсений, всё-таки принимая помощь и явно соображая, что Антон его просто так не отпустит. Хорошо, что в их доме был «цивильный» туалет. Нет, привычный деревенский, уличный, который смотрит прямо в душу своим устрашающим бездонным очком отстойник у них тоже был, но был ещё и «домашний» — в который можно было ходить без боязни отморозить себе яйца зимой и без опасности провалиться в говнобездну ночью летом. У Антона такой тоже был, но то ли из-за слабой канализации, то ли из-за чего-то ещё, бабушка разрешала ходить туда только писать. — Дальше сам, — твёрдо заявил Арсений, когда они дошли — а точнее доползли — до первого этажа и до туалета. — Хорошо, — кивнул Антон, отпуская того, тут же схватившегося за стеночку. — Только на защёлку не закрывайтесь. И говорите, если что-то надо будет там… помочь. — Подержать, например? — хихикнул Арсений сонно. Антон засмущался немного, но кивнул: мало ли, и правда помощь понадобится. Ему не хотелось бы, чтобы Арсений, не удержавшись на ногах, разбил себе ещё и голову вдобавок ко всему. Поэтому, да, если будет необходимо, он готов и подержать, и поддержать. — Ты ж мой рыцарь. Неплотно прикрывая двери, Арсений пообещал, что выживет.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
29 июля 2001 года
Антон несколько раз попытался избавиться от назойливой мухи, то и дело садящейся то на нос, то на щеку, но у той, похоже, был безлимит на выведение его из себя. Открыв глаза, он обнаружил, что назойливой мухой был Арсений, который, свесившись с кровати, щекотал его лицо вытащенным из подушки пером. — Привет, соня, — улыбнулся он, когда Антон сфокусировал на его лице взгляд. Выглядел Арсений уже хорошо: был румяный, но не болезненно, смотрел ясно и осознанно, да и издевался — тоже. Антон широко зевнул, так что едва не вывихнул челюсть, потянулся на вновь заскрипевшей раскладушке и замер, на секунду испугавшись, что та сейчас развалится. — Как дела? — сухо причмокнул он губами и оглянулся по сторонам в поисках стакана с водой. Тот был слишком далеко, а значит — добраться до него было непосильной задачей для ещё не полностью проснувшегося Антона. — Хорошо. — Арсений кивнул и снова провёл от переносицы к кончику носа Антона пером, а затем наклонился и поцеловал туда же. — Спасибо тебе. — Да не за что… — Нет, есть за что. — Ладно. — Антон поёрзал на раскладушке, пытаясь улечься поудобнее и чтобы перекладины посередине не так давили на поясницу, но те только сильнее впились в разморённое со сна тело. Некоторое время понаблюдав за его метаниями, Арсений утомлённо вздохнул и, протянув ему руку, потребовал: — Залезай. — Куда? — не понял Антон. — Ко мне. — Арсений подвинулся ближе к краю, освобождая место у стенки, и уставился так выжидательно, что у Антона даже мысли не возникло сопротивляться. Но он всё равно решил уточнить: — Э-э-э?.. — Считаю до трёх: два… — Эй, это нечестно! — Два с половиной… — А что будет, когда будет три? — поинтересовался он, с любопытством наклонив голову набок. — Два и три четверти… — игнорируя вопрос, продолжил Арсений. Антон наигранно тяжело вздохнул и перебрался с раскладушки на кровать, стараясь не прижиматься к голому Арсению, которого, кстати, ничуть собственная нагота не смущала. Зато она смущала Антона и его утреннюю эрекцию — член дёрнулся от прилившей крови, когда Арсений, будто специально, поёрзал и вжался в него задницей. Антон затаил дыхание и шумно сглотнул, зажмурившись до головокружения. А Арсений же, как ни в чём не бывало, взял его руку и обнял себя ею поперёк груди. — Спи, — приказал он, будто вкладывая в эти три буквы угрозу оторвать хуй с яйцами, если Антон не послушается. — Угу, — испуганно согласился тот, думая, что никогда в жизни не уснёт вот так, пока голый Арсений безумно провокационно вжимается в его стоящий член. Однако, как ни странно, прошло всего-то несколько минут, и разомлевший, пусть и возбуждённый, Антон вырубился под сладкое сопение Арсения, дыша тому в затылок и трепетно прижимая к себе.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
В следующий раз Антон проснулся за полдень, проспав несколько часов мёртвым сном. Его не разбудило ни то, что Арсений вставал с кровати и уже оделся в майку и шорты, ни даже то, что он вернулся обратно и подставил плечо под щёку Антона, как подушку. Теперь очень сильно обслюнявленную подушку… — Ты храпишь и пукаешь во сне, — не отвлекаясь от книги и не скрывая улыбки в голосе, заявил Арсений. Антону захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Он, насколько позволяло расстояние от стены до Арсения, сполз с того на кровать и, застонав, накрыл руками лицо. Было бы неплохо, на самом деле, прямо сейчас сбежать и больше никогда не смотреть Арсению в глаза, но тот, пошевелившись — видимо, отложил книгу — и развернувшись к нему лицом, взялся за его запястья и отвёл руки в стороны. Антон зажмурился и задержал дыхание, решив, что если он не видит Арсения, то и тот его — тоже, и можно сгладить неловкость и стыд таким простым способом. Но не тут-то было, Арсению явно что-то не понравилось, потому что он многозначительно кашлянул, привлекая внимание. Только тогда Антон осмелился приоткрыть один глаз, и то не полностью. — Не думал, что скажу это когда-либо, но это даже мило, — улыбнулся Арсений и, пока Антон не успел как-то отреагировать и сбежать на другой конец деревни, переполз с кровати на него, придавив весом своего тела. — Мнмкхр-ха-а-а… — непонимающе крякнул Антон — он пока не очень улавливал чужое настроение. Арсений, точно огромный кот, распластался на нём, начал ластиться и, уткнувшись носом в шею, горячо задышал, опаляя кожу так, что даже направленный на них вентилятор, включенный на полную мощность, не спасал. Не давая даже секунды одуматься, он тут же притёрся бёдрами, демонстрируя явную вовлечённость в происходящее, а Антон подавился воздухом, но всё-таки нашёл в себе силы нелепо пошутить: — Если бы я знал… что вас это так заведёт… я бы пукал и храпел раньше. И чаще. Засмеявшись, Арсений затрясся всем телом, аж завибрировал, а когда Антон осмелился обхватить его руками за спину, коварно куснул за ухом, тут же зализав чувствительное местечко, чем вызвал тихий непроизвольный стон. Очевидно, это ему понравилось и он, почувствовав вседозволенность, в следующую секунду прикусил шею сильнее, но не отпустил сразу, а буквально присосался к коже, заставив Антона надрывно выдохнуть и почти вскрикнуть. Он с силой впился пальцами в бёдра Арсения и толкнулся своими вверх, проезжаясь едва ли не вмиг напрягшимся членом по чужому: тонкая ткань арсеньевских летних шортов натянулась в паху, не оставляя простора воображению. Прижав его к себе, Антон повернул голову и поймал подставленные губы своими, скрепляя их поцелуем. Арсений тихо застонал Антону в рот, упёрся руками и коленями в кровать и прижался так, что между их телами не осталось ни зазора: они были как каменные плиты в Египетских пирамидах — даже иголка между ними не пролезла бы. Антон едва не задохнулся от нахлынувших ощущений, стараясь не стонать слишком громко, когда Арсений начал двигаться вперёд-назад и немного по кругу, безостановочно целуя его губы, щёки, подбородок и шею. Тело с готовностью откликалось на каждое движение, вздох и хрип и напрягалось точно тетива в новёхоньком луке: Антон то и дело отрывался от Арсения, чтобы набрать в лёгкие воздуха и заново нырнуть в поцелуй, словно в реку. Руками он шарил по спине, бокам, ягодицам и бёдрам в попытках обхватить его сразу всего, впаять в себя, вплавиться намертво и навсегда. Арсений отвечал тем же, с не меньшим рвением и запалом: хныкал, стонал на одной ноте, кусался и щипался губами, вызывая тонну захлёстывающих с головой приятных чувств. Кровать от их движений жалобно методично поскрипывала, наверняка привлекая внимание (оставалась надежда, что бабушка и дедушка Арсения на первом этаже проигнорируют этот момент), но в ушах Антона шумело далеко не от скрипа, а от прилившей к мозгу крови, от хриплых поскуливаний Арсения, от того, как тот, самозабвенно вылизывая его рот, тёрся членом о член, плавно прогибаясь в пояснице. Если честно, кончать опять в трусы не очень хотелось: ведь было бы здорово ощутить сполна прикосновения кожи к коже. Но Антон не осмелился попросить прямо. Этого и не понадобилось: Арсений, очевидно, был с ним на одной волне и, как всегда, искусно читал мысли — завозился между их телами рукой и спустил сперва свои шорты под яйца, а затем и Антоновы. Их члены прижались друг к другу, как давно не видевшиеся лучшие друзья — Антон подумал, будь у них ручки, они бы даже обнялись. Эта дурацкая, показавшаяся даже смешной, мысль ничуть не убавила градуса горячности — наоборот, только сильнее заставила задвигаться, потеряв возможность связно думать. — Ан… то-о-о… а-а-а, — томно протянул Арсений, когда Антон намертво вцепился пальцами в его ягодицы: он то плотно сжимал их, то чуть раздвигал, припаивая бёдрами к себе изо всех сил и кусая влажные покрасневшие от поцелуев губы. Арсению потребовалось всего-ничего — ещё каких-то пара движений, чтобы задрожать всем телом и, тонко заскулив, кончить первым, на живот Антона, после чего он так и продолжил хаотичными толчками вдавливать его в кровать. Он отстранился, вытянувшись на руках, посмотрел сверху вниз поплывшим взглядом, но не перестал двигаться, хоть и немного сбился с поставленного ритма. Антон хотел было сказать, что ещё чуть-чуть, и он тоже всё, но только открыл рот, как ему на лицо шмякнулось что-то мохнатое. — Даблядь! — испуганно вскрикнул он и так и не кончил, когда Арсений, вжавшись в него бёдрами со всей мощью, замер на несколько секунд, а затем заржал, вынужденно отстраняясь. — Ну Артошка-а-а, ну чёрт бы тебя побра-а-ал, — простонал тот сквозь смех, потому что любопытная мохнатая морда — а со стороны Антона вообще жопа и яйца — прискакала совершенно не вовремя и обломала такой момент. Хотя он был на волосок от взрывного оргазма! — Пиздец, — буркнул Антон, падая на подушку — его потряхивало от возбуждения, но былого запала уже не было, азарт исчез, всё пропало. Кончать с жопой белки на лице было... ну такое. Артошка потоптался по его лбу, проверил что-то в длинной кудрявой чёлке и шустро перебрался на макушку Арсения, который, всё ещё хихикая, сидел на пятках между раздвинутых ног Антона, пока тот пытался совладать с дыханием. — Видно не судьба-а-а, видно не судьба, — фальшиво пропел он, погладив бельчонка по спинке, а Антона по животу под задравшейся майкой, игнорируя грустно опавший член.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
31 июля 2001 года
— Ой, а чё это тако-о-ое? — хитро протянул Макарчик, ткнув Антона пальцем в шею. Они собрались поиграть в футбол на опушке леса, раз уж было не слишком жарко, и небо заволокло тяжёлыми тучами, пока только намекающими на скорый проливной дождь — впрочем, им было не привыкать гонять мяч и в таких погодных условиях, так даже было веселей. На «ворота», сооружённые из старых деревянных поддонов, было решено поставить Серёгу и Арсения (который, по его же словам, не умел в футбол вообще) — Антон не выпустил того из дому, буквально встав в дверном проёме и отказавшись двигаться с места, пока Арсений, закатив глаза, не надел кепку даже в такую «не»погоду. Сам Антон с Позом, Макарчиком и приехавшим совсем недавно Дроном, вытянув жребий, разбились на команды. Попадание в команду с Дроном и Серёгой Антона не очень порадовало (да, он хотел быть в команде с Арсением и Макарчиком, ну и что), но показывать он этого не стал. Непрофессионально это было бы. — Чё? — не понял Антон выпада Макарчика и, задумчиво нахмурившись, коснулся шеи, куда тот указывал. В голове вспыхнули воспоминания вечера двумя сутками ранее, когда Арсений, совсем оправившийся после солнечного удара, засосал его и чуть не изнасиловал прямо в собственной кровати. Вместе с воспоминаниями вспыхнул и сам Антон — щёки и шею обдало жаром точно так же, как когда он, полыхая от стыда и возбуждения, обтирал бёдра и спину Арсения, а потом самозабвенно мацал их же. И снова целовал его задницу со шрамом. — Ого-о-о ты. Впервые вижу тебя таким красным. Колись давай! — Да ничё. Комар укусил, расчесал походу, — попытался увильнуть с узкой тропинки неловкого разговора Антон. — Ага, — понятливо кивнул Макарчик и улыбнулся так широко, словно знал всё на свете, что было на самом деле, не то что какие-то там глупые Антоны Шастуны. — А комара, случайно, не Ирой зовут? Вот тут Антон охуел и воззрился на Макарчика так, будто у того вместо куцей бородки щупальца выросли. — Че-е-его-о-о? — Да ладно тебе, мне-то можно сказать, ну. Я ж знаю, что ты ей нравишься, да и она девчонкам все уши прожужжала, что ты её на Ивана Купала засосал в лесу. Антон посмотрел на Иру, которая с Катей, Мариной и Оксанкой прыгала через резиночку с краю их импровизированного футбольного поля. Та, увидев, что на неё смотрят, улыбнулась и помахала рукой, послушала, что ей шепнула Катя и игриво захихикала, не отводя от Антона взгляда. — А ты давно в девчонки записался? — Антон решил напасть на Макарчика тоже, едва ли справляясь с ахуем. Он надеялся, что у Иры хватит мозгов не распространяться об их поцелуе. Для него-то он ничего не значил (и вообще с Арсением целоваться было гораздо значимее и круче, чем с ней), а вот Ира, похоже, думала иначе. Как ещё можно было объяснить её томные и заинтересованные взгляды, Антон не знал, и попросту предпочёл сказаться слепым и глухим. — Да ты охерел, братан? — беззлобно фыркнул Макарчик, пихая Антона в плечо кулаком. — Мне это Поз рассказал, а ему Катя. Я ж вообще не о том, у меня другие дела и мысли! — Знаю я твои другие дела и мысли, — пробубнил Антон, бросая взгляд теперь на Арсения, пританцовывающего у «своих» ворот под принесённый Серёгой кассетный магнитофон. — Ну так чё? Не расскажешь? — не отставал Макарчик, ещё раз несильно толкнув Антона кулаком в плечо. — Не расскажу. Комар это. — Чё начинается-то, нормально ж общались, — хохотнул друг, но, напоровшись на серьёзный взгляд Антона, допытывать не стал, только вздохнул немного расстроенно и отошёл к обсуждающим предстоящую игру Позу, Дрону и Серёге. Антону стало стыдно и немного не по себе: раньше он в самом деле всем делился с Макарчиком без каких-либо недомолвок. Они знали друг о друге всё… что не касалось ориентации Антона (тут бы самому сперва разобраться). Но сейчас он попросту не мог взять и, как есть, рассказать другу об Арсении. То есть, об Арсении Макарчик, разумеется, и так знал, но рассказать, чем Антон с Арсением занимаются, тот не мог по многим причинам. Он боялся осуждения и непонимания. Да за такое в Воронеже его бы отпиздили ногами по почкам при одном лишь намёке. И хоть он был уверен, что Макарчик драться точно не станет, но то, что он мог не понять и не принять, волновало Антона гораздо сильнее. Поймав обеспокоенный взгляд Арсения, он дёрнул плечом и натянуто улыбнулся, показав два поднятых вверх больших пальца. Игра у них не задалась практически с самого начала, а точнее с момента, когда Арсений пасанул мяч точно Антону в лицо. От мощного удара его так качнуло, что он грациозно (в его мечтах) полетел жопой на землю, отбивая себе копчик и локти. К нему тут же сбежались все — даже девчонки, а особенно Ира — и начали причитать, что, мол «бля, минус один». Антон пробубнил что-то невнятное в руку, придерживая нос, который, по ощущениям, вот-вот собирался отвалиться, и понадеялся, что тот не сломан. Ещё он явственно ощутил, как заплывает подбитый левый глаз. Арсений остался топтаться поодаль, смущённо заламывая руки и виновато глядя на Антона, пока Ира ворковала над его лицом и вытирала цветастым платком кровь, текущую из носа. — Да дарбальда, — прогундосил Антон, задрав голову и открыв рот, чтобы дышать. — Надо лёд приложить. Пойдём, Антон, у нас как раз есть, — ненавязчиво предложила Ира и протянула руку ладонью вверх. Антон посмотрел в середину ладони, куда упала первая крупная капля дождя, и попытался как можно незаметнее облегчённо выдохнуть — спасение пришло, откуда не ждали. За полторы минуты начавший накрапывать дождь разогнался до мощного ливня, так что стало сложно разглядеть не то что ворота противника, но даже мяч под ногами или кого-то перед собой. Антон поднялся с помощью Макарчика и подошедшего наконец Арсения, поглядел на засуетившихся девчонок, которые, прикрываясь кто чем (корзинкой для пикника, одеялом, книжкой) и звонко смеясь, первые покинули поле боя. Пацаны же решили, что дождь им нипочём и они хотят играть до последнего, но быстро бросили эту затею и тоже разбежались. Арсений привычно схватил Антона за руку и без лишних слов потащил за собой, играя роль поводыря, потому что Антон не видел практически ничего из-за дождя и опухающего глаза. К арсеньевскому дому было идти ближе, поэтому они и свернули туда, прошли мимо хлопочущей на кухне бабушки и деда Саши, засевшего в гостиной у телевизора, и поднялись в комнату Арсения, где тот тут же отпустил Антона, толкнул его к кровати и серьёзно приказал: — Сидеть и не двигаться. Антон послушно приземлил жопу на кровать и даже забыл попричитать, что шорты у него вообще-то мокрые и грязные, потому что Арсений, точно курица-наседка (а их Антон повидал немало) начал возиться с ним — достал из шкафа аптечку и большое махровое полотенце, которое кинул ему на голову и, пододвинув к кровати стул, сел между раздвинутых коленей Антона и начал осматривать его лицо. Насколько Антон мог судить, смотря лишь одним незаплывшим глазом, выглядел Арсений взволнованно и виновато. — Извини, — покаялся тот, оторвал от рулона ваты небольшой кусочек, смочил его перекисью и вытер кровь под носом. — Дичего, — осторожно кивнул Антон, стараясь не мешать аккуратно обрабатывать ушибленные места. — Сильно больно? — Дет. Больше обиддо. — Он кривовато улыбнулся, когда заметил, что уголок губ Арсения дёрнулся в подобии улыбки, хотя до этого он держал их плотно сжатыми. — У убийцы боли, у насильника боли, а у Антошки не боли, — прошелестел вдруг Арсений игриво и мягко чмокнул Антона в переносицу. Тот аж воздухом подавился и попытался не растаять от этой заботы, словно забытая на солнце мармеладка. — Ран нет. Вроде, не сломан. — Ура-а-а, — немного устало протянул Антон, закутываясь в большое полотенце, как в одеяло. — Побе-е-да. — Давай вытирайся скорей, а то заболеешь ещё. — До у бедя же есть такой забечательдый доктор, который вылечит! — Если заболеешь специально, то хуй тебе, а не «вылечит», — усмехнулся Арсений, а Антон против воли уставился ему в пах. — Эй! — А? Ой, да вытираюсь я, баб! — Не бабкай мне тут, — фыркнул Арсений и кинул в Антона сухую футболку и растянутые дедовы треники.🖤 🤍 🖤 🤍 🖤 🤍
Дождь не прекращался ещё несколько часов — более того, он разразился грозой, от которой у Антона непроизвольно сводило внутренности при каждом раскате грома: не то чтобы он прямо так уж боялся, просто было как-то не по себе. Хотя бояться одному и бояться с Арсением — это были разные вещи: они, конечно, мало походили на котёнка по имени Гав и щенка, имя которого Антон не помнил, но бояться с Арсением ему искренне нравилось. Особенно когда тот, в процессе ленивого просмотра «Истории игрушек», со своего законного места «маленькой ложечки» перебрался на Антона и снова улёгся на нём, будто он был не кожа да кости, а мягчайшая перина. Сперва Антон попыхтел, мол ему тяжело, неудобно и вообще он не матрас, но это только для виду было — кроме того, это вовсе Арсения не согнало, тот только усмехнулся и улёгся головой ему на грудь, уткнувшись в подбородок макушкой. Антон подумал, что готов провести так остаток жизни. Ну, или хотя бы остаток лета… В голову неприятными и щиплющими ежевичными колючками вонзились мысли о том, что от лета осталось всего-ничего — месяц, который пролетит так же незаметно, как и предыдущие два. А это значило, что придётся распрощаться и с Арсением, и с вот такими вот вечерами с лежанием в обнимку, и с поцелуями, и с… со всем, в общем. А Антон ведь так и не осмелился поговорить на насущные темы, да и сомневался уже, что они такие прямо важные. Важнее было то, что он будет скучать, потому что неизвестно, когда они ещё встретятся вновь… если вообще встретятся. Арсений ведь уедет в свой Питер, Антон — в Воронеж. Впереди их ждало ещё целых два класса школы, а потом Арсений, по его же словам, собирался умотать в свою заграницу... Осознание бахнувшей по макушке реальности так сильно расстроило Антона, что он, тяжело вздохнув, поёрзал и хотел даже встать, чтобы меланхолично пойти покурить и посмотреть в окно, но вес чужого тела не дал ему этого сделать. Арсений приподнял голову и посмотрел на Антона снизу вверх. — Ты чего? — Да так, — вздохнул он и положил руку Арсению на спину, начав перебирать пальцами. — Дождь просто. Уныло чё-та. Сделав вид, что верит ему, Арсений кивнул и натянуто улыбнулся: — А мне нормально. Я же на солнышке лежу-у-у. И я солнышко… лижу. — С этими словами он лизнул его в основание шеи. — Всё лежу… И лижу. И на солнышко гляжу. Антон соображал, наверное, секунд тридцать, прежде чем прыснуть со смеху — аж прихрюкнул ненароком. А когда Арсений, довольный реакцией, чмокнул его в ключицу, то обнял того обеими руками и крепко прижал к себе. — Уо-о-о, как мило. Щас прям радугой начну блевать. — Романтик в тебе сдох, Антошка, — укоризненно покачал головой Арсений. Антон был с этим не согласен, поэтому, собрав все свои придремавшие за время ленивого валяния силы, он резко поднялся, перегруппировался и подмял того под себя: теперь Арсений лежал на спине, а Антон был сверху, упирался руками в кровать по обе стороны от его головы. — А теперь, получается, вы под солнышком лежите? — Это, получается, я подсолнушек? — игриво улыбнулся Арсений. — Хуёлнушек. — И за что я тебя люблю?.. Антон, собравшийся уже и дальше крыть арсеньевские слова дурацкими матерными рифмами, опешил и замер, глядя на того во все глаза (точнее, во весь глаз, потому что левый всё ещё открывался не в полную силу). — Молчи, — предостерёг его Арсений. Голос его звучал низко и опасно, да и в любом случае Антон не хотел отвечать на это идиотской шуткой. Вместо всего этого он кивнул и наклонился, чтобы поцеловать Арсения, тут же с готовностью разомкнувшего губы и впустившего внутрь язык. Целовались они не как раньше с надрывом и страстью, а томно, медленно, будто смакуя каждую секунду, которые стремительно утекали, напоминая, что времени осталось мало — надо взять от лета всё. Они и брали, обнимая друг друга, впиваясь крепко пальцами в кожу, наверняка до синяков, но так было надо. Внутри Антона всё выло от любви, нежности и затесавшейся и портящей всё тоски. А так как он не ответил вслух на случайно вырвавшееся признание Арсения, то ему хотелось показать, что он «тоже» вот таким образом: он целовал и вылизывал податливый рот, проходясь языком по пластинке на зубах и прихватывая горячие губы своими. Когда воздуха в лёгких стало не хватать, Антон, тяжело дыша, отстранился и посмотрел Арсению в глаза: взгляд того был поплывший и как будто даже немного пьяный. Он облизнулся, акцентируя внимание на своих заалевших губах и медленно провёл рукой от Антонова плеча к запястью, чтобы в следующую секунду взять за руку и смело сперва разместить её у себя на боку под задравшейся из-за возни футболкой, а затем сдвинуть ниже — на бедро. Антон нервно сглотнул, не отрывая взгляда от глубоко голубых глаз с поволокой, и послушно кивнул, когда Арсений, недолго думая, положил его ладонь себе на пах. Сердце сделало кульбит — Антон читал об этой метафоре где-то, он уже и не помнил где, но понял, что это такое, именно сейчас — когда Арсений приподнял бёдра, вжимаясь в его ладонь сильнее. Жар, исходящий от него, ощущался даже сквозь одежду. — Можно, Антошка, — прошептал Арсений ему в губы, не отпуская запястья и руководя пока что несмелым и немного неуверенным Антоном. Другой рукой он зарылся в волосы на затылке и перебрал пальцами, тем самым посылая волны мурашек и дрожи по всему телу. Антон, как послушный пёс, которому дали очевидную команду словами, слегка сжал пальцы, обхватывая член через шорты, и провёл по нему вверх-вниз, прижимая к животу и слушая, как лучшую музыку на свете, одобрительный стон, который не сдержал Арсений. Он снова наклонился и впился губами в чужие истерзанные губы, тем временем забираясь рукой под шорты (трусов Арсений не надел). Арсений лихорадочно задышал и начал кусаться, когда Антон обнял пальцами горячий ствол его члена — он отчаянно поддал бёдрами вверх, стараясь, видимо, отхватить ощущений сполна, но при этом шёпотом предупредил: — Пжи-пжи-пжи, не оторви только. — Он хихикнул, а Антон притормозил и посмотрел на него как щенок, перед носом которого потрясли вкусняшкой, но не дали и кусочка. — Серьёзно? — Нет. Продолжа-а-а… да-а-а… — томно протянул Арсений, когда Антон задвигал запястьем так же, как когда дрочил себе. Хоть это и не было то же самое, что дрочить себе: во-первых, член у Арсения был крупнее, но при этом идеально помещался в ладонь Антона; во-вторых, ракурс был совсем другой, непривычный, но такой правильный; в-третьих, то, как Арсений реагировал, буквально срывало тормоза и сжигало предохранители — поэтому, осмелев достаточно, Антон принялся ласкать того, то сжимая член сильнее у основания, то едва обхватывая у самой головки. Он опустился на локоть, практически ложась на Арсения сверху, и проехался по его бедру собственным стояком. Арсений нетерпеливо и сбито захныкал и снова поднял бёдра, чуть ли не дугой выгибаясь на кровати. Он почти больно впился пальцами в плечи Антона, который тоже дышал, словно убегал от стаи бешеных собак. Воздух, тяжёлый и густой, даже раскалённый, несмотря на непогоду за окном, обжигал лёгкие; пот, стекающий по вискам, щекотал кожу; а губы, измученные поцелуями и укусами, горели, как и весь Антон, готовый вот-вот кончить от одного только вида такого красивого, возбуждённого, взмокшего и раскрасневшегося Арсения и от ощущения его горячего члена в собственных пальцах. — Я… щас… Антош… ка-а-а… — простонал тот надрывно, когда Антон, не сдерживаясь, задвигал рукой быстро-быстро, вырывая лишь короткие вздохи-стоны, перешедшие в хрипы-шёпот, заглушаемые шумом дождя за окном. Арсений напрягся всем телом, задрожал и кончил вместе с очередным раскатом грома, прямо Антону в ладонь, измазывая ту горячей спермой. Антон продолжил бездумно поглаживать его член, в ритм с собственными движениями бёдер, доводя до оргазма и себя: он впился зубами в плечо Арсения и зажмурился, кончая в чужие треники, не беспокоясь о том, что когда сперма высохнет, будет не очень приятно. Сейчас было — охуеть. Они так и продолжили тюлениться, ожидая, пока дыхание придёт в норму: Антон полулёжа на Арсении, с рукой у него в шортах, и тот, поглаживающий его по затылку пальцами. Мультфильм уже давно закончился, и видик, перемотав кассету в начало, «выплюнул» её с тихим жужжанием. Антон лениво поглядел на надпись на боку и загорелся гениальной, но дурацкой идеей, которую точно нужно было воплотить в реальность. Он аккуратно вынул руку из шортов Арсения и вытер её прямо о простыню под ними. — Ты куда? — сонно пробормотал Арсений, когда он медленно сполз с кровати и на ватных ногах дошёл до столика, где творился хаос из сваленных бумажек, журналов, книг, кассет, карандашей и маркеров. Ничего не ответив, он только победно поднял вверх руку с зажатым в ней маркером, которым они, кажется, ещё в прошлой жизни разрисовывали Арсению гипс, и вернулся к тому в кровать, но не лёг, как раньше, а уселся в ногах. — Не двигайтесь, — серьёзно предупредил он, беря ничего не понимающего Арсения за щиколотку и, открыв маркер зубами, сосредоточенно начал писать на чужой стопе своё имя. Арсений предсказуемо дёрнулся, пожаловался, что ему щекотно, но ногу не отобрал и смиренно дождался, пока Антон закончит со своими художествами, чтобы подтянуть ногу к себе и посмотреть на результат. Он гордо вздёрнул подбородок и довольно фыркнул от того, как вытянулось лицо Арсения. — Дурак ты у меня, — ласково произнёс тот и заулыбался как ненормальный, глядя то на Антона, то на «Антон» на своей стопе. — Ага. Я вас… тоже.