Сомниум

Сначала у неё ничего не выходит. Конечно же, у неё ничего не выходит. Ей всегда тяжело давалось то, что у Алёны получалось с первого раза. Лиля прекрасно помнит, как сестра загорелась идеей осознанных сновидений, а уже через неделю взбудораженно рассказывала про полёты. Ещё через неделю Алёна «вышла вовне». Так она это называла. — Это так странно! — рассказывала сестра с горящими глазами. — Там паутина, и я в самом центре, как паук… И я перебираю нити, следую им, захожу в чужие сны… Нереально! Ты должна попробовать. Лиля не хотела. Вообще-то, методичку по осознанным снам раскопала именно она, и именно ей эта идея показалась необыкновенно занятной, но как только Алёна ухватилась за неё, энтузиазм Лили поутих. Так же было с фигурным катанием в пятом классе (сейчас Алёна могла прыгнуть двойной тулуп), с вязанием (на каждый день рождения Лиля получала свитер или шарф), с фолк-роком (Алёна не пропускала ни одного концерта «Мельницы», пока Лиля ревниво охраняла от сестры лично свой дэт-металл). На то, чтобы «выйти вовне», у Лили уходит месяц. Понимая, что закрыть сессию ей не светит, она берёт академ. Она спит. Много, вдумчиво, целенаправленно спит, пока Алёне в больнице становится всё хуже. Она худеет, тускнеет, вянет, и Лиля вянет вместе с ней, словно их тела связаны так же, как сознания. Именно из-за этой связи Лиля знает, что сестра где-то там. В паутине. Трепыхается бабочкой, ждёт спасения. В середине мая, вдоволь насмотревшись чужих снов, ныряя из одного в другой, Лиля наконец находит Тень. Её сложно описать как-то иначе: сгусток черноты, полноценной и меж тем пустой. Беззвучной и громогласной. Бесформенной и чёткой. Впервые Лилю выкидывает из чужого сна ещё до того, как она успевает понять, что место, в котором она очутилась, умирает вместе с хозяином. Тень высасывает из него краски, звуки, энергию. В следующий раз Лиля готова ко встрече, но Тень не одна. Лиля сразу узнаёт его: того парня с презентации. Того, которого она упустила. Он много говорит, бессвязно и быстро. Он яркий — смотреть больно. Раздражает. Мельтешит. Несёт какой-то бред. Много обещает, да всё пустое: в ту ночь он больше не появляется. Лиля ищет его ещё неделю, но без толку. Во снах мало логики, ещё меньше связности, и найти нужного человека в них почти невозможно — разве что наткнуться случайно. Лиля чувствует себя так, словно бродит по картинам Пикассо — абстракции и формы, цвета и чувства. Паутина снова и снова заводит её в тупик, но сегодня… Сегодня кое-что меняется. Нить. Одна нить кажется ей особенно чёткой, объёмной, пульсирующей. Не нить даже — трос. Лиля хватается за него и погружается в сон. Мир вокруг выстраивается масштабный и детальный, и она даже теряется: это совсем не похоже на другие сны. Лиля слышит шум реки, чувствует запах травы, и даже лучи солнца теплом ложатся на руки и лицо. Лиля осматривается кругом и вдруг кажется себе самой маленькой, совсем крошечной и нечёткой. На горизонте стоит замок. Белоснежный, резной, изящный, с десятком устремлённых к небу башен, он выглядит реальнее, чем жизнь. — Посторонитесь, девушка! — кто-то толкает её в плечо, и Лиля отшатывается. Двое средневековых крестьян несут какой-то тюк, за ними, фыркая, ковыляет лошадь. Что за?.. Лиля зачарованно идёт следом, вслушиваясь в стрёкот кузнечиков, переругивание селян, мычание коров. Кто бы ни создал этот сон, он должен быть грёбанным гением! Лиля шагает по дороге, которая, по мере приближения к замку, становится всё оживлённее. Появляется каменная кладка, тут и там снуют детишки — все на одно лицо. Дорога под ногами ощущается настоящей, и каждый метр приходится преодолевать самой — магия снов здесь не действует, перескочить сразу к цели не выходит. Когда Лиля добирается до крепостных стен, она уже не так восхищается создателем этого мира, чертыхаясь из-за заляпанных грязью ботинок и смрада протухшей капусты, которым полнятся улицы города. — Эй, — Лиля вылавливает одного из одинаковых поселенцев. — Что это за место? — Ну вы даёте, девушка! — смеётся он. — Это ж Лунное Сердце. — Лунное… что, блять? — Лунное Сердце, столица Сомниума! — любезно подсказывает проходящая мимо торговка. — Яблок купите? Сочные, наливные! Сегодня сорвала! Лиля застывает, не слушая. Сомниум. Сомниум! Она нашла его! Значит, Алёна где-то здесь? Но откуда начать поиски? Интуиция подсказывает ей продвигаться к замку, ведь пленниц обычно держат в темницах, так? Или, может, сестра заточена в одной из фигурных башен?.. Придётся всё проверить. Лиля поправляет очки, собираясь с мыслями, и оглядывает город. Есть ли в этом замке чёрный ход?.. Нет, искать его нет времени, действовать надо быстро, а то вдруг она больше не сможет найти этот мир среди тысячи, миллиона других?.. Значит, главные ворота. Она решительно идёт к тяжёлым кованым дверям, но путь ей преграждают стражники. — Куда? — рявкает один из них. — К… э-э-э… королю? — Его Высочество Изгнанный принц не проводит аудиенций! «Ебучее фэнтези», — думает Лиля. Алёна отлично вписалась бы сюда со своими косами до пояса, лентами и платьями… Мысль об этом придаёт сил — яростных и бойких. — Мне назначено, — мрачно говорит она. — Повод? — требует стражник. Странно, что не просит разгадать загадку. Или это удел троллей?.. Повод, повод… Лиля судорожно пытается вспомнить всё, что знает о Вэле Винтерсе и его дурацкой книжонке. — Передайте ему, что это по поводу Мефиуса. Мефиуса, кхм, Пылающего, — нехотя добавляет она. Даже произносить это неловко. Лицо стражника озаряется чем-то, похожим на надежду, и он убегает в замок, оставляя своего напарника караулить непрошеную гостью. Рыцарь смотрит на неё сквозь щель в забрале изучающе, любопытно, и Лиля куксится под его настырным взглядом. — Чё пялишься? — грубо бросает она. Стражник мотает головой, возвращаясь к своему молчаливому дозору. Лиля уже успевает заскучать, когда ворота вдруг распахиваются, и перед ней предстаёт — иначе и не скажешь — Вэл Винтерс собственной персоной. От его мрачной напыщенности Лиля давится смешком: вроде взрослый парень, а нацепил корону и плащ… Клоун долбаный. Он озирается по сторонам совсем не царственно, даже растерянно как-то, а когда наконец натыкается взглядом на девушку, разочарованно поджимает губы. — А, это ты, — тянет он, тут же теряя интерес к происходящему. Отворачивается с досадой, смотрит на свои ногти. Придурок. — Где Алёна? Тут его лицо становится совсем уж скучающим, и Лиля давит в себе желание врезать ему по щам. — Никаких Алён не завозили, — говорит Вэл Винтерс. Лиля теряет терпение. — Я знаю, что она у тебя! Где ты её держишь? — она бросается к парню, но тот лишь брезгливо отступает на шаг, словно боится, что грязь с её ботинок заляпает его пижонский плащ. — В темнице? В башне? — Я понимаю, что моя репутация летит впереди меня, но поверь, если бы я и держал кого-то в темнице, то несчастных девиц сия участь бы миновала. — Что? — у Лили нет времени разгадывать его ребусы, она и так потратила полночи, чтобы добраться до блядского замка! — Я гей, — сообщает он с ленивой улыбочкой. — Голубой. Гомосексуалист. Мужеложец. Лиля чувствует, как закипает. Даже во сне её кровь будто становится горячее, ударяет в голову красным туманом. — Да мне насрать, хоть педофил наследственный! — рычит она. — Где моя сестра?! — Не имею чести знать, — бросает он сухо и отворачивается. Лиля хватает его за плащ, останавливая. — Ты же хозяин этой херовины! Ты должен знать! — И я знаю, — говорит он, косясь на ткань, сжатую её рукой. Лиля так и видит, как позже он прикажет своим поданным её отстирать. — Я знаю, что её здесь нет. — Я тебе не верю, — упрямо твердит она. — В прошлый раз ты соврал. На секунду ей кажется, что Винтерс собирается что-то объяснить, но в последний момент передумывает. — Делай, что хочешь, — отвечает он безразлично. — Если понадобится, я разнесу это место, ясно тебе? По камушкам, блять. Дотла его спалю. — Удачи, — улыбается он холодно и, жеманно махнув рукой, вновь скрывается за воротами. Сука! Лиля пинает кирпичную стену, показывает возмущённому стражнику средний палец и круто разворачивается на пятках. Наверное, она и так это знала: Алёны здесь нет. Если бы она была, Лиля бы почувствовала. Она всегда её чувствует, и в этом сраном Хоббитлэнде её нет. Хорошо хоть ей не надо снова тащиться несколько километров, чтобы выйти из этого сна. Из солнечного дня её бросает в темноту, и на секунду Лиле кажется, что она летит, и тонет, и парит, но прежде чем она успевает зацепиться за следующую ниточку, кто-то вдруг дёргает её на себя, и Лиля оказывается в какой-то подворотне. Непродуманной, непрописанной, нечёткой. «Чей-то сон, — понимает она и невольно признаёт: — Куда менее искусный, чем прошлый». — И снова здрасьте! Какие люди в Голливуде! Киря, я говорил тебе, что мы её отыщем! Я слов на ветер не бросаю, за базар я отвечаю, и стихами каждый день изъясняться мне не лень, — парень упирает руки в бока, донельзя довольный собой. Меф. В прошлый раз он представился именно так. — Привет, — вежливо вставляет второй — он тоже был на презентации. На фоне своего друга он выглядит… нормальным, и Лиля с облегчением смотрит на него, позволяя глазам отдохнуть. Всё-таки смотреть на Мефа отчего-то трудно, словно слишком много всего надо держать в голове. — Я Кирилл. — Лиля, — отвечает она осторожно. — Ну, конечно, — вздыхает почему-то он. — Конечно, тебе обязательно надо быть Лилечкой… — Извини? — цедит она, чувствуя, как перекашивается физиономия, а рот кривится в оскале. — Ну, Маяковский… Ладно, забей, — отмахивается Кирилл, пока его друг смеётся над какой-то локальной шуткой. — Прости. Ты, кажется, ищешь сестру?.. Лиля кивает. Кирилл выглядит так, словно мог бы сыграть следующего Человека-паука и при этом заменить любого из предыдущих. Палитра его лица и мягкое выражение наводит на мысли о какао. И улыбается он дурацкими зефирками. — Вы знаете, где она? — Чего мы только не знаем! — бахвалится Меф, и голос его заполняет всё пространство. Его много. Его так много, что у Лили начинает кружиться голова. — Этого, например, не знаем. Но мы как раз в процессе процесса, уже создаём бюро находок имени Кирилла и Мефодия! Что потеряно — вернём, что украдено — сочтёмся. Оплата картой, наличкой, натурой, халтурой… — Меф, — обрывает его Кирилл, и спокойная уверенность его тона наводит Лилю на мысль, что подобное давно стало для него привычным. — Заткнись. Лилечка… — Лиля, — жёстко поправляет она. — Кхм. Да, разумеется. Лиля, — объявляет он, — не могла бы ты рассказать нам побольше о твари, питающейся снами? И о твоей сестре, естественно. Меф подбадривающе кивает, мол, доверься нам. Лиля окидывает их сомнительным взглядом, но, подумав, решает, что выбора у неё, в общем-то, нет. И если эти чудики хотят помочь, отказываться не следует. И она рассказывает им всё, что знает.