Ноябрь, 2005.
В тот момент, когда Наоко открыла рот, чтобы выпалить все то, что держалось в ней уже год, Чифую потупил взгляд, в прострации отводя его. Он не проронил ни звука и медленно поднялся со ступеней. Тогда девочка почувствовала, как внутри гнется тот металлический, стальной стержень, который взращивал в ней брат. Она не могла больше делать вид, что ей все равно, не могла больше улыбаться, как делал он. Ей было не все равно на отношения со своими друзьями, Наоко желала схватить Мацуно за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы этот накрутивший себя идиот послушал ее… но неожиданно поняла, что все ее слова будут звучать как нелепое оправдание. Чифую поплелся вниз по ступеням, не желая смотреть на нее. Наоко просто не знала, как заставить Чифую верить ей, как теперь вообще верить ее словам? Ложь всегда вскрывалась неожиданно, в самый неподходящий момент и теперь девочка почувствовала это на собственной шкуре, в которой барахталось чувство вины. Она ринулась за ним, но сохраняла дистанцию, будучи не в силах остановить разрастание зияющей пропасти между ними. Казалось, Наоко слышала все то, что Мацуно сдерживал за своей отчужденностью, все, что он думал о ней и как с каждой ступенькой все больше разочаровывался. Ей было страшно представлять его ранее мягкий взгляд стеклянными глазами полными немого осуждения. Наоко с каждой ступенью понимала, как все доверие выросшее между ними, как детский песочный замок, за пару секунд смыло волной из ее лжи. На улице пригревало солнце, мягкие лучи которого по-осеннему не грели, но слепили. В такую безоблачную погоду Наоко любила, пообедав, растянуться на крыше дома и глядеть в одиночестве или с друзьями на небо, размышляя о том, что же на самом деле творится над этим атмосферным голубым куполом. Но, когда они с Чифую спустились и вышли из здания, девочка не ощущала былой радости и легкости, которую надеялась получить от неба. Ее раздражала эта огромная светящаяся лампочка над головой, все вокруг было слишком ярким, а голубой и вовсе стал противен! Она хвостом плелась за другом, волоча в руках свой скейтборд и понуро свесив голову, словно маленький нашкодивший ребенок идущий за своими родителями. Наоко даже не знала куда они направлялись, но не отставала до безумия боясь упустить свой шанс на исповедь. Ноги болели. И не столько от преодоленной лестницы, сколько от вины размером с айсберг, давящей на плечи. Но даже боль не могла остановить ее ради небольшой передышки. Когда Наоко почувствовала, как ветер весело играется с ее волосами и неспешно плывет дальше, чуть останавливаясь у ее лица и обволакивая его прохладным потоком, когда облака продолжали так же мерно плыть, когда они шли по улице мир становился таким большим и необъятным, что ей казалось будто она видит Чифую в последний раз, стоя на арктической льдине, отчалившей от Токио. Но девочка резко тряхнула головой, отгоняя эту навязчивую мысль. Она наигралась в молчанку и подумала, что собралась с силами, чтобы высказать абсолютно все, однако голос Наоко дрожал, а руки тряслись. Девочка с трудом смогла выдавить из себя имя друга и уже не ожидала ничего в ответ, однако, Чифую замер. — И какого черта, Нао?! — грубо прошипел он. — Какого черта ты так поступила с нами… почему, черт побери, ты… — Чифую, — она видела его сжатые до побеления костяшек кулаки. — Погоди… — Заткнись! Закрой рот! — Чифую тяжело дышал, сдерживая себя как мог. — Зачем ты скрывала? Игралась с нами? Понравилось представление?! Мацуно обернулся, впиваясь своим свирепым взглядом в ее голубые глаза-блюдца. Однако девочка различила кое-что еще — его глаза были полны боли. И тогда Наоко ясно поняла в какую петлю просунула голову. Этот взгляд… она помнила его, взгляд, которым Чифую провожал Кейске на тот свет. Ее открыто сделали виновником его смерти — тот исход, который был для девочки страшнее дула пистолета у виска, тот момент, когда от нее отвернулись абсолютно все. — Нет, выслушай меня! — взмолилась Наоко дрожащим голосом. Это боязнь совершить ошибку и разрушить свою мирную, счастливую жизнь разбивала ее мужество. — Все не так… пожалуйста, Чифую… Скейтборд из ее рук с грохотом полетел на землю. У Наоко больше не было сил его держать. Асфальт стал покрываться дождевыми каплями, в далеке прогремел гром, а над их головами уже успели собраться черные тяжелые тучи. Наоко замолчала, устремляя испытующий взгляд в глаза Чифую, что все так же полыхали обидой и болью. Они пытались найти ответы в друг друге, чтобы спасти самих себя из той пропасти, в которую намеревались погрузится. Каждый ожидал следующего хода от другого, но знал, что кто-то не сможет спокойно выслушать, кто-то не сможет поверить, а кто-то не сможет убедить. Однако, хлынувший ливень сгладил тишину, будто в самом деле стараясь остудить этих детей, притупить их чувства. Чифую вздохнул и поднял голову к небу, подставляя лицо дождю. Баджи ведь был где-то там? Ну почему он не здесь? Почему не подскажет, как Мацуно следовало поступить? Глаза застелила пелена — обычные слезы, которые помогала скрыть сама природа. Чифую не верилось в происходящее, только-только он чувствовал себя до бесконечности преданным, совсем как тогда с Баджи, но этот дождь, ударяющий холодными каплями по лбу и щекам оставлял внутри лишь пустоту и ничего больше. — Тебе есть что сказать? — спросил он, скорее больше себя, чем ее. Девочка осторожно кивнула. Она наконец решилась рассказать все, но в тоже время ощущала непонятный страх, панику перед тем, что ее объяснений не хватит, чтобы избавится от гнили, которая была райскими яблоками во время их дружбы, а сейчас превращалась в яд, каким оба они были сыты по горло. Мацуно лишь развернулся и вновь молча двинулся вперед. Нао было тяжело следовать за ним, ноги превращались в вату. Ей хотелось остаться прямо посреди дороги, сесть на скейт и погрузится в свои мысли, коря себя и смывая всю грязь дождем.***
Дома у Чифую было пусто. И даже не от того, что его мама работала сверхурочно. Апартаменты встретили Наоко серой и темной унылостью. Она была здесь тысячи раз, но только сегодня чувствовала, что ей тут не место. По подоконникам бил дождь. Разувшись, Мацуно направился в ванную и взял со стиральной машинки полотенце, которое накинул на голову промокшей насквозь подруги, а затем стал закрывать открытые настежь окна, в которых виднелись яркие вспышки молний, а после слышались грозные раскаты грома. Нао сняла полотенце с волос и благодарно посмотрела вслед другу, что уже забирался на табуретку, чтобы дотянуться до ручки окна. Она посчитала подобное проявление заботы за шанс, что еще не все потеряно, что в нем еще остались крупицы тех чувств, которые они разделяли до недавних пор. Когда они сели за кухонный стол, на девочку, будто цунами обрушились воспоминания о том, как они вместе ели: за разговором с его мамой, вдвоем, при свете и без; и смеялись: тихо ехидничая или же громко заливаясь хохотом на грани истерики, когда Наоко могла запрокинуть голову назад и случайно упасть со стула. Будто бы они знали друг друга всю жизнь. Однако теперь кухня казалась такой большой и пустой, холодной настолько, что у девочки по рукам пробегали мурашки. За окном вновь сверкнуло, являя Наоко грустное лицо Чифую, которое он отчаянно пытался скрыть за челкой. Ее голова была пуста, не подавая ни одного варианта того, как начать разговор. — Я слушаю, — сухо произнес он, наблюдая за большими пальцами, которые вертел друг вокруг друга. Нао боялась. Она не знала, как подступиться. — Насчёт брата — это правда. Ханма мой брат, — девочка притихла, подбирая слова, пока ее нога беспрестанно нервно дергалась. — Это все, что ты хотела мне сказать? — медленно переспросил Мацуно, монотонно произнося каждый звук. — Нет! — вскрикнула Наоко. — П-просто я не знаю с чего следует начать, — выдавила она, нервничая будто сдавала самый важный экзамен в своей жизни. И цена ошибки в нем была фатальной. — Послушай меня, я ничего не смогла бы сделать… Чифую поднял на подругу глаза и тогда она поняла, что проигрывает: — В каком смысле не могла? Ты же все знала. Глава «Вальхаллы» все время был с тобой под одной крышей. — он переходил на крик. — Что значит ты не смогла бы ничего сделать?! А?! Недопонимания надоедали скейтбордистке больше чем страх перед Мацуно. — Чифую, успокойся! — она старалась перекричать его. — Даже если мы и кровные родственники, это ничего не значит, пойми, дурная ты голова! — Что? — полыхнул Мацуно, сверкая хуже молний. — Т-ты могла спасти его, не говори ерунды! И все вновь, черт его побери, скатывалось к Баджи. Что за одержимость? Он ведь уже умер, ему все равно. Однако Наоко понимала, что это больная тема для ее друга, но ничего не могла поделать, ведь Чифую вошел в раж, поэтому девочка вскочила и притянула его к середине стола за воротник, да так, что он встал на ноги: — Хватит винить в его смерти всех подряд, это было его решение! Чифую отвел взгляд, его глаза уже были на мокром месте, чтобы какой раз предаться печали от кончины лучшего друга. Наоко схватила его за челюсть и повернула обратно к себе: — Успокойся, слышишь меня? Да, Ханма мой брат, это факт не подлежащий сомнениям, но мы никогда не влезали в личную жизнь друг друга, — на одном дыхании с жаром протараторила она, но все же сделала паузу, чтобы восстановить зрительный контакт с ошалелым другом. — А молчала о нем я потому, что если они узнают, что я вожусь с вами, то расползутся слухи и нападать начнут уже на вас. Она вдохнула полной грудью и шумно выдохнула, продолжая тяжело дышать от расшалившихся нервов. Конечности вновь становились ватными от потери адреналина, кипящего в крови. — Что? На тебя кто-то нападает? — внимание Чифую переключилось. Наоко уже приготовилась к уйме вопросов, которые будут выливаться на нее, словно дерьмо из закромов. Ведь за каждой тайной скрывается еще одна, а затем еще, будто ниточка с узелками, у которой не видишь конца. Девочка отпустила друга и грохнулась на стул. В последний раз она так напрягалась очень давно, однако, Наоко показалось, что все худшее позади. Заботливый вопрос парня успокоил ее. — Почему ты не рассказала об этом раньше? — Это мои личные проблемы, которые не должны были касаться вашего мира, — она подтянула ноги к груди, упираясь стопами в стул. Возможно, она желала хоть слегка закрыться от друга. — Да и потом все с Баджи стали носится, не до меня было. Светлые глаза Чифую на секунду заблестели живостью, будто он хотел возразить, но не стал. Он замолчал и задумался, переваривая все сказанное за этот небольшой промежуток времени. Ему красочно, в каждой своей детали пришел на ум тот сон, где Наоко набросилась на него, словно змея, намеревавшаяся съесть заживо. Когда подруга потянула его за воротник ранее, Мацуно вдруг ощутил тоже самое: растерянность и тревогу. Подсознательно Чифую всегда ждал от Наоко подобного выпада в свою сторону. Он знал, что подруга мутила воду, но всегда отмахивался, не расспрашивая ни о чем. Вот во что вылилась его беспечность. Наоко, как только могла бы пожелать раскрыться, тут же была заткнута другими проблемами, а сам Чифую никогда не был готов ее выслушать и даже теперь накричал, поставив свои чувства выше дружбы. «Кто еще перед кем должен теперь просить прощения?» — с досадой подумал Мацуно. В голове мысли постепенно превращались в кашу, но ему очень хотелось верить подруге. Каждому ее слову, пусть хоть это будет тем лучом истины в этот пасмурный день.***
Они вышли на улицу, когда тучи слегка разметались по небосводу, а солнце мягко и по-осеннему несмело старалось утешить землю после продолжительной непогоды. С веток деревьев, уже утративших листву, капали грозные капли. Они ударялись о лужи и со всплеском грязнили кроссовки Наоко. Чифую провожал ее к станции, от которой девочка уже вставала на скейт и ехала к дому. Однако теперь, Мацуно оставил ее одну возле круглосуточного сказав, что ему нужно было что-то прикупить. — Неужели сигареты? — лениво бубнила Наоко смотря вверх. Она сидела на своем скейтборде слегка катаясь то в одну, то в другую сторону. — Чифую бы не помешало расслабиться с их помощью. Она пораскинула над тем сколько еще сможет прожить, будучи пассивным курильщиком со стороны брата и одного друга, пока что только гипотетически. — Эй, — услышала она голос Чифую за спиной и хотела было подняться, но ее опередили, положив руку на плечо. Мацуно смотрел на подругу сверху вниз. — Ты лучше подвинься. Освободив одну из сторон скейтборда, Наоко с ужасом ожидала своей участи. Ощущение былой легкости подстегивало ее некой тревогой. Друг хотел серьезно поговорить? Он все же хотел прекратить их общение? Чифую присел рядом и вытянул свои длинные ноги, устроившись совершенно по-хозяйски. Его профиль казался таким завораживающим в оранжевых лучах закатного солнца, что Наоко не могла оторвать взгляд. Мацуно что-то говорил ей, говорил, рассматривая свои кроссовки, но девочка не слушала его вбирая в себя крупицы их возможной последней встречи. — И в итоге, — вдруг Чифую зарделся краской. Его щеки могли посоревноваться с самым спелым томатом в супермаркете. — Держи. Надеюсь, что ты меня простишь. Перед носом Наоко возникло мороженное. Одна из палочек замороженного льда закрывало лицо друга, своим синим цветом перекрывая и закат. — Что это? — успела выдать девочка, пока ее серое вещество еще загружало полученную информацию. — Примирительное мороженное, — надулся Мацуно, засунув вторую из палочек себе в рот. — Если не хочешь мириться, то я его выброшу. Наоко взвизгнула такое заветное: «Нет!» и выхватила свою порцию из его рук. Она еще никогда не любила двойное мороженное, как сегодня. Ей было даже все равно на то, что на дворе стоял ноябрь, что она слегка замерзла, а горло скорее всего будет першить. Девочка аккуратно легла на плечо другу. Эта новая глава в жизни ей уже определенно нравилась.