***
Спустя пару часов подвал преображается. Лампочка заменена на более яркую. Очищен небольшой журнальный столик, и на нём поблёскивают аккуратно разложенные инструменты: несколько видов кухонных ножей, кусачки, садовые ножницы и аптечка. В центре помещения сидит привязанный к стулу Мигель Гонсалес. Пока он без сознания. Удар был жёстким — волосы на его голове слиплись от крови. Некоторое время Уилл спокойно взирает на пленника, а затем резко выливает ему в лицо стакан холодной воды. Мигель болезненно стонет и кое-как приходит в себя. — Что? Где я? — дёргается он. — Не узнаёте? — Уилл многозначительно обводит подвал рукой. — Дом вашего любимого братца. Завидев подвал со стеллажами и коробками, в глазах Мигеля на мгновение проскальзывает узнавание и страх. Значит, он уже бывал здесь ранее, помогал или принимал непосредственное участие. — Что ты с ним сделал, сукин сын? — рычит Мигель, не оставляя попыток вырваться, но стяжки лишь сильнее врезаются в его запястья. — Сперва вы ответите на мои вопросы, — вежливо произносит Уилл, не обращая внимания на фамильярность и ругательства. Мигель прищуривается, и из него вдруг льётся озлобленный смех. — Я видел, что ты сотворил с моими ребятами, ублюдок! Превратил мой дом в кровавое месиво! — В скотобойню, — флегматично поправляет его Уилл, и Ганнибал усмехается в стороне, любуясь разворачивающимся спектаклем. — И ты думаешь, после этого я стану отвечать на твои тупые вопросы?! От вежливости Уилла не остаётся и следа. Ему надоедает ходить вокруг да около. Вышибить бы мозги этому недоноску и отправить на стол к доброму доктору-кулинару, но детские голоса в голове просят найти их и вернуть родителям. — Слушай, я не собираюсь врать тебе, Мигель. Мы оба знаем, живым ты отсюда не выйдешь. Всё зашло слишком далеко. Если ты не скажешь, где зарыты тела детей, мы не будем с тобой столь любезны, — говорит он, склонившись к пленнику. Немного расслабляется и кивает в сторону Ганнибала. — Скажу по секрету: кое-кто мечтает заполучить тебя к столу. Красиво запечь в глине, подать с фигурно нарезанными овощами и сбрызнуть соусом из сорока непроизносимых ингредиентов… Лицо Мигеля искажается в ужасе и отвращении. Следует небольшая пауза как раз для того, чтобы фантазия пленника успела представить свою неблаговидную участь в самых ярких подробностях. — Однако я менее притязателен, чем мой муж, — пожимает плечами Уилл, выпрямляясь. Мигель поднимает на него ошалелый взгляд, и только тогда Уилл начинает осознавать, что только что ляпнул. В шоке он оглядывается на Ганнибала. Глубоко посаженные карие глаза лучатся тёплым смехом, а на лице расцветает улыбка и… О боже, это что, румянец? Воображение совсем некстати подсовывает возможные варианты заголовков на «Tattle Crime»: «Сенсация! Сенсация! Ганнибал-каннибал впервые смутился и покраснел!» или что-то вроде «Уилл Грэм теперь не против, чтобы их называли мужьями-убийцами. К слову, он только что сам назвал Ганнибала своим мужем». Что ж, остаётся только держать лицо до самого конца, особенно в присутствии допрашиваемого. Мигель мечется взглядом между Ганнибалом и Уиллом, а потом разражается истерическим хохотом. — Да вы же просто ёбаные педики! Так и знал, что вы оба — больные психи! Небрежно опёршись ладонями в подлокотники стула, к которым привязаны руки Мигеля, Уилл наклоняется к нему и угрожающе цедит: — Не настолько больные, как твой брат-педофил, — он суёт ему в лицо фотографии детей, одну за другой. — Анхель Родригез, Хулио де ла Пенья, Руи Алегре, Мартин Сапатеро… Ну как, вспомнил?! — Не понимаю, о чём ты, — смеётся тот ему в лицо. — Иди отсоси мне, принцесса! В груди поднимается красная волна ярости. Уилл хочет, ох как хочет поддаться свой тёмной сущности! Всадить нож по самую глотку и слышать восхитительные булькающие звуки. Слепой гнев и жажда мщения выжигают внутренности напалмом. Но убивать нельзя, не сейчас. Недолго думая, он берёт кухонный топорик и одним быстрым взмахом отрубает пару пальцев на левой руке пленника, вонзив лезвие в деревянный подлокотник. Первое мгновение Мигель ошеломлённо молчит. Таращится на фонтанчики крови, бьющие из культей, а потом начинает истошно вопить. Да, вот так! Кричи во всё горло! Уилл засовывает отрубленный палец в его открытую пасть и зажимает. — Давай, жуй! — шипит он, с садистским удовольствием наблюдая за тем, как Мигель давится и краснеет, как выпучиваются чёрные колючие глаза. — Могу ещё отрубить твой член, и тогда ты сможешь отсосать себе сам! Как тебе такая идея? Мигель изворачивается и выплёвывает палец на пол. — Иди на хуй, чёртов псих! — орёт он, трясясь от боли и злости. Кровь со слюной стекает по его подбородку. Уилл фыркает и отворачивается в сторону, чтобы скрыть своё разочарование. Подобрав с пола выплюнутый палец, Ганнибал осматривает его в свете лампы и задумчиво произносит: — Разбрасываться едой — такое святотатство! — он подходит к пленнику и бесстрастно обрабатывает его руку. Тот корчится, сипит, но достойно выдерживает это испытание. Крепкий орешек. Так просто его не сломать. — Уилл иногда бывает импульсивен. Не стоит злить его лишний раз. Мигель непонимающе хмурится. — Уилл?! — Ах да! Мы ведь так нормально и не представились, — спохватывается Ганнибал. — Это — Уилл Грэм, а я — Ганнибал Лектер. К вашим услугам. Судя по вытянувшемуся лицу Мигеля, в его голове происходит сложный мыслительный процесс с поиском нужных фрагментов из памяти и построению выводов. Его глаза озаряются пониманием, а следом — благоговейным ужасом. — Да, те самые, — подтверждает Уилл. Он садится перед ним на корточки и окидывает мрачным взглядом. Его голос теперь звучит особенно проникновенно, и оттого жутко. — Сейчас я предлагаю тебе быструю и лёгкую смерть. Но если ты не расскажешь то, что я хочу знать, я передам тебя в руки моего мужа и его богатой кулинарной фантазии. «Коней на переправе не меняют», — думает Уилл. Он не из тех, кто бросает слова на ветер. Скорее, будет повторять их вновь и вновь из чистого упрямства. Муж… Так необычно произносить это вслух, и так обыденно, когда не задумываешься. Будто оно всегда витало в воздухе и лишь сейчас обрело форму. Ганнибал стоит такой сияющий и счастливый, с мерцающими искрами в янтарных глазах. Смущённая улыбка на его лице кажется слегка глуповатой, но совершенно неподдельной. От его вида самому хочется улыбаться, но дела не ждут. — От тебя будут отрезать кусочек за кусочком, — продолжает Уилл, — пока ты не сойдёшь с ума и не будешь молить о смерти. Так что выбирай сам — умереть достойно, человеком, или свиньёй на столе. Уилл разворачивается и молча уходит. Надо дать Мигелю возможность обдумать его предложение и собраться с мыслями. Благо времени теперь хватает. Душ помогает немного расслабиться. Пот, кровь и тяжесть минувших дней смываются в сливном отверстии в кафельной плитке. Прохладная вода беспрерывным потоком льётся на лицо, окутывает тело. И вот Уилл уже стоит в русле холодной реки, в которой проплывают тела мёртвых детей. Один из них цепляется за его ногу. Лицо двенадцатилетнего мальчика виднеется под толщей воды, тёмные волосы развеваются по течению. Широко раскрытые чёрные глаза вперяются неживым замутнённым взглядом. Рот открывается как у рыбы — он что-то говорит. Уилл склоняется ниже, стараясь прочесть слова по синим губам. Мальчик вдруг выныривает из воды, хватаясь и утягивая за собой на глубину. «Почему ты убил меня? — от его загробного шёпота по спине бегут мурашки. — За что, дядя, за что?!» С паническим ужасом Уилл очухивается в душе и вырубает кран с уже ледяной водой. Всё его тело содрогается от пережитого наяву кошмара и дикого холода. Завернувшись в махровое полотенце, он садится прямо на пол и обхватывает себя руками, пытаясь унять дрожь. Теперь он знает, что следует искать. Золотой билет. Перерыв всё вверх дном, Уилл наконец находит тайник, спрятанный в стене. В этом ему помогает Бруно, таскающийся за ним хвостиком по всему дому. Получив свою награду, он с удовольствием грызёт жевательную косточку из сыромятной воловьей кожи где-то на кухне. Слышатся шаги. Ганнибал спускается по лестнице с мокрыми зачесанными назад волосами и окидывает взволнованным взглядом выпотрошенный подвал. Уилл молча перебирает старые фотографии. — Уилл? У нас перестановка? — спрашивает он, поправляя рукава голубой рубашки из-под лёгкого тёмно-синего пиджака. Одежда Мануэля приходится ему в пору, хоть немного и стянута в плечах. — Не может смириться с неудачей, — противно хихикает Мигель, устало повесив голову на грудь. Уилл неторопливо подходит к пленнику и выкладывает выцветшие полароидные снимки ему на колени. Мигель хмуро всматривается в улыбающиеся лица и недоумённо моргает. — Что это? — Твой брат с вашим племянником, — Уилл потирает переносицу и садится перед ним на корточки. — Тебе никогда не было интересно, куда пропал сын вашей сестры? Несколько мгновений Мигель тупо глазеет на него, а потом трясёт головой. — Нет-нет-нет! Мигель говорил… клялся мне, что он ни при чём. Это не мог быть он! — И тем не менее, это он, — с сожалением говорит Уилл, заглядывая в его глаза. А затем молча вкладывает ему в руку локон тёмных волос, повязанных синей лентой. Проходит долгое мгновение, прежде чем он произносит: — Серийные убийцы часто хранят что-нибудь на память о жертве. Твой племянник был первым. — Его звали Тео, насколько я помню, — подсказывает Ганнибал, становясь рядом, и Уилл шлёт ему быстрый признательный взгляд. — No-o-o… No-no-no! No puede ser! Me estás engañando! — бурчит себе под нос Мигель. Жалобно захныкав, он откидывает голову назад, и на его глазах блестят слёзы. Пока он корчится на стуле, речь его и вовсе становится нечленораздельной. — В прошлой жизни я был профайлером, — рассказывает Уилл. Голос его звучит устало. — Помогал составлять профили серийных убийц и воссоздавать сам процесс убийства. Хочешь узнать, как всё произошло? Мигель отрицательно мотает головой, и его плечи вздрагивают от тихих всхлипываний. — В тот первый раз всё произошло спонтанно, — продолжает мягко давить Уилл. — Он всегда чувствовал влечение к Тео, но старался сдерживать свои порывы. Водил его на аттракционы и в кино, покупал мороженое… Видишь, какие они весёлые на фото? А потом, оставшись однажды вдвоём, Мигель не выдержал и изнасиловал Тео. Испугался того, что натворил, и убил его. Первое время он наверняка горевал со всей семьёй, боялся быть пойманным. Но вместе с этим он почувствовал вкус жизни. Ему понравилось. Через несколько лет он надругался и убил следующего мальчика, на сей раз специально. Ты помог ему скрыть тело и сам буквально вложил ему в руки оружие. — Нет! Заткнись! Прекрати-и-и! — воет Мигель, и хриплые рыдания прорываются из его груди. — Прошу, не надо! Вот и всё. Сарпедон убит, а Гектор повержен. Теперь остаётся заключительная часть спектакля — апофеоз. — Ты хочешь, чтобы твоя сестра смогла нормально похоронить своего сына? Твоего племянника Тео? — спрашивает Уилл, и Мигель поднимает к нему красные от слёз глаза. — Чтобы ей было, куда принести цветы? Пленник сдаётся. Он просит рассказать, что же всё-таки случилось с его братом и даёт слово ответить на все вопросы. Уилл склонен ему верить, и он рассказывает. — Мануэль умер быстро? — тихо звучит надтреснутый голос. — К сожалению, быстрее, чем мне бы того хотелось, — честно отвечает Уилл. Мигель вздыхает и устало опускает голову на грудь. — Каким бы он ни был, он был моим братом. Las familias primero. — В этом я тебя понимаю, — соглашается Уилл. — Мы не можем выбирать, кого любить. Он мельком глядит на Ганнибала, и грустная улыбка на мгновение трогает его уста. Если Ганнибал и не согласен с озвученной формулировкой, то предпочитает промолчать. Он знает, как важно Уиллу докопаться до сути, и не мешает в этом. Когда Мигель говорит, где зарыты тела убитых его братом детей, Уилл поднимается и расправляет плечи. — Ты помогал ему, прикрывал его грязные делишки. Ты заслуживаешь гораздо более жестокого наказания. Однако, раз я дал обещание, то выполню его. Ты не будешь долго мучиться. Вооружившись лопатой, Уилл едет на место захоронения. Он берёт с собой Бруно, чтобы заодно выгулять его на свежем воздухе. Точка находится в нескольких милях от города, и на дорогу уходит всего около часа. Солнце уже садится. Это хорошо — меньше вероятности, что его заметят. По отмеченным на карте координатам Уилл быстро находит одинокую деревянную хижину в лесу, в которой, по всей видимости, и происходили убийства. На полу валяется грязный матрас, а из потолка свисает крюк с металлической цепью. Мигель держал тут детей, измывался над ними, прежде чем жестоко расправиться. Уилл шумно вздыхает и просто выключает разыгравшееся воображение, будто рубильником. Больше не нужно строить догадки и реконструировать место преступления. Эта работа на сегодня окончена. Он бы и рад сказать «навсегда», но больше не собирается врать самому себе. Это то, чем он является, и это будет с ним всегда. Он наконец-то принимает себя и берёт свою эмпатию под контроль. Выключает чувство стыда за то, что не испытывает жалости ко всем собственноручно убитым людям. Это необходимость. Один хищник пожирает другого — такова природа. Можно только защитить самых слабых, ни в чём неповинных, смерть которых была бы бессмысленной, несправедливой и беспощадной. Помимо привычного опустошения Уилл впервые ощущает спокойствие и умиротворение. Пёс громко лает, переводя на себя всё внимание. Мол, чего это ты, хозяин, завис на месте? — Всё в порядке, малыш. Пойдём. Нам ещё нужно хорошенько поработать. Покинув хижину, он обнаруживает просторную опушку на заднем дворе. «Чёрт! Работёнка предстоит немалая», — думает он и принимается копать первый попавшийся подозрительный холмик. Там оказывается пусто. Бруно с любопытством наблюдает за ним, склонив голову набок, а затем начинает рыть неподалёку. — Что ты там нашёл? — подходит к нему Уилл и треплет за ухом. — Думаешь, это оно? Бруно согласно тявкает. — Умный пёсик! Земля в этом месте ровная, поросшая густой травой и сорняками. Но листья растений тёмно-зелёные, чрезмерно крупные, что может говорить об избытке азота в почве. В среднем в человеке содержится примерно пять-шесть фунтов азота, большая часть которого преобразовывается в аммоний в ходе разложения. Хоть высокие концентрации аммония в почве и могут быть токсичными, зачастую происходит «эффект озеленения». Вырыв приличную яму, Уилл находит то, что искал — труп ребёнка, превращающийся в скелет, и уже знакомый полосатый носочек на правой ноге. Он фотографирует его, отсылает вместе с координатами со скрытого номера матери пропавшего мальчика и разбивает телефон камнем. В запасе есть по крайней мере пара дней, прежде чем испанская полиция узнает, кому на самом деле принадлежит эта земля. Мигель постарался запутать эту нить махинацией с подставными лицами. С чувством выполненного долга Уилл едет обратно.***
— Твою же мать! — ругается Уилл, едва они с Бруно входят домой. В воздухе гуляют аппетитные запахи. На фоне приглушённо играет музыка, Шопен. Глупо было надеяться, что один очень настойчивый каннибал не решит устроить очередной торжественный ужин. — Уилл, ты как раз вовремя! — радостно сообщает Ганнибал, встречая в прихожей. Взгляд его критично скользит по грязной одежде, а крылья носа раздуваются. Уилл уверен, что пахнет от него совсем не фиалками. Землёй, пóтом и отвратительной сладостью разложившейся плоти. — Но сперва освежись. Мы будем ждать тебя в столовой. «Мы» — значит, с пленником пока что всё хорошо. Уилл поднимается к себе и наскоро принимает душ. Назло Ганнибалу надевает простую белую футболку и джинсы. Спустившись вниз, он кормит на кухне Бруно, а затем входит в столовую. Во главе стола сидит привязанный к стулу Мигель. Вид у него хмурый, и понятно почему — его отрубленная по колено нога покоится на большом серебряном блюде в центре стола и заманчиво блестит запечённой корочкой, сдобренной приправами. — А вот и ты! — восклицает Ганнибал. — Раз все в сборе, то можем приступать к трапезе. Уилл с каменным лицом присаживается напротив него. — Не боитесь, что кто-нибудь ещё нагрянет в гости? — прищуривается Мигель. — Места много, — улыбается Ганнибал и взмахивает рукой в грациозном жесте. — И за столом, и на столе. Каким-то образом Мигелю удаётся сохранить остатки самообладания и выдать удачную шутку. — Кто не рискует, тот не ест людей. Ганнибал усмехается. — Мигель, вы просто очаровательны! — Увы, не могу сказать о вас того же, — бурчит тот. — Ну, тогда сделайте, как я, — весело отвечает Ганнибал и отвязывает его правую руку. — Соврите. Отрезав кусочек сочного мяса, он кладёт его в тарелку пленника. Тот морщится от подступающей тошноты. — Ганнибал, — сквозь зубы цедит Уилл. — Какого чёрта ты делаешь? — Сеньор Гонсалес любезно согласился на прощальный ужин. Ему не было больно, так ведь? Он выжидающе смотрит на Мигеля, и тот молча кивает. Уилл думает, что разберётся с Ганнибалом позже. Негоже доставлять пленнику удовольствие наблюдать за их ссорой. — Как всё прошло? — интересуется Ганнибал, пока Мигель уныло копается в тарелке. — Ты сделал то, что планировал? — Да, — отвечает Уилл и делает глоток красного вина. — Отправил матери ребёнка координаты захоронения. — Значит, та женщина… Уилл не сразу понимает, о чём речь, а потом расплывается в улыбке. Ганнибал почувствовал в тот вечер запах женщины от него. Разумеется, он не специально обнял её под конец встречи, но догадывался, что за этим последует. Возможно, даже неосознанно желал этого. Маленькая беззубая подлость. — Да, мать последнего пропавшего мальчика. Мы с ней встретились тогда в баре и разговорились. — Опрос под видом свидания? — ухмыляется Ганнибал. — Оу, нет! — Уилл притворно оскорблён подобным предположением. — Я представился журналистом и убедил её, что смогу помочь закрытому делу. Ганнибал выглядит до боли довольным. Теперь он точно знает, что Уилл не трахался ни с какими бабами, или ещё чего похлеще. — Я предполагал, что ты, возможно, ведёшь своё новое расследование, но не был в курсе деталей, — он аккуратно отрезает кусочек мяса, отправляет в рот и долго пережёвывает. — Ты ведь был в этом доме и раньше? Мигель перестаёт копаться в тарелке и молча переводит заинтересованный взгляд от одного к другому. — Да, — кивает Уилл. — Как ты догадался? — Помимо женских духов я уловил запах собачьей шерсти, — рассказывает Ганнибал. — Также на яхте ты упомянул про возможную собаку Мануэля. А сегодня Бруно сходу послушался тебя, словно уже видел раньше. — Верно, Шерлок! В тот вечер, пока вы ужинали, я воспользовался тем, что Мануэля не было дома. Ещё в первую встречу я успел сделать слепок его ключей. Поэтому легко вошёл сюда и провёл собственный обыск. Было очень любопытно, что же он скрывает. А потом я нашёл у него в комоде фотографию пропавшего ребёнка… Подвал тогда я так и не смог открыть — не было брелока. — Моё чутьё не подвело. Мануэль Гонсалес был жалким чудовищем, — губы Ганнибала кривятся в отвращении, и он поворачивается к хмурому гостю. — Простите, Мигель. Предпочитаю называть всё своими именами. Затем вновь смотрит на Уилла, и лицо его светлеет. — Истинное удовольствие наблюдать, как мангуст охотится на очередную змею, — произносит Ганнибал. Глаза его горят нежным восторгом, и Уилл не может не улыбнуться в ответ. — В предпоследнюю нашу встречу в больнице ты был разочарован тем, что я так никого и не убил. Теперь-то я оправдал твои ожидания? Разумеется, он просто подкалывает. И всё же бесконечное удовольствие отражается на лице Ганнибала. Подняв бокал с красным вином, тот декламирует: — И когда снял Агнец шестую печать, грянуло великое землетрясение. И солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. Ибо пришёл великий день гнева Его, и кто может устоять? — Ганнибал делает глоток, и Уилл повторяет за ним. — Это было прекрасно! Целую вечность они купаются в глазах друг друга, и время замирает. Они вместе. Их всего лишь двое, всегда было двое. Всё остальное — иллюзия. В груди клубится коктейль из разных чувств: эйфория, понимание, бесконечная нежность и… нечто неописуемое. То, что скрывается в самой глубине, как айсберг под водой или лава в недрах земли. То, что согревает сердце… Любовь? При этой мысли губы Уилла трогает смущённая улыбка, и он прячет взгляд в бокале вина. На фоне соловьём заливается тонкое сопрано, плывёт по воздуху, точно ручеёк, и оркестр подхватывает его, чтобы вознести выше, к солнцу. Уилл закрывает глаза, наслаждаясь расцветающим на языке букетом вина и ласкающей слух музыкой. — Это ария Лю из оперы «Турандот», — поясняет Ганнибал, продолжая трапезу, — молодой невольницы, безответно влюблённой в принца Калафа. Уилл хмыкает. Он плохо знаком с оперой, но кое-что всё же знает о ней. — Насколько я помню, принцесса Турандот — сама жестокость, — он отправляет Ганнибалу многозначительный взгляд. — Чёрствая и холодная красавица, сердце которой заковано в лёд. Каждому претенденту на свою руку она загадывала сложные загадки, а когда те не справлялись — казнила их. Ганнибал тихо смеётся. Уже второй раз. Уилл считает это огромным успехом. — Ты сравниваешь меня с принцессой Турандот? — его брови взлетают вверх. — Мне кажется, на её роль больше подходишь ты. — Не я загадывал загадки ФБР, — отвечает Уилл и закидывает в рот кусочек мяса. Оно буквально тает во рту. — Кстати, очень вкусно. Ганнибал с удовлетворением кивает. — Ты выстроил вокруг себя слишком крепкие форты, Уилл. Мне, как и Калафу, пришлось потратить немало сил и времени, чтобы пробиться сквозь них. Ты мариновал меня более трёх лет. Теперь приходит очередь Уилла смеяться. Он запивает мясо вином и приподнимает одну бровь. — Неужели? Никогда не рассматривал наши отношения с такого ракурса. — Как ты говорил? — Ганнибал задумчиво покручивает бокал и вдыхает аромат напитка. — Свет дружбы не достигнет нас и через миллион лет? — Туше, — усмехается Уилл. Какая же злопамятная принцесса! — Но тогда я как бы немного злился на тебя. — Надеюсь, больше не злишься? — Нет, — отвечает он, а потом вспоминает о Мигеле. — По крайней мере не по этой причине. В глазах Ганнибала мелькает интерес. — А по какой же? Он ещё спрашивает! Уилл отрицательно мотает головой. — Не сейчас. Может, позже. — Что ж, — Ганнибал встаёт. — Думаю, пора приступить к десерту. Когда Ганнибал уходит на кухню, Уилл скользит равнодушным взглядом по Мигелю — выглядит понуро, к еде даже не притронулся. Наверняка уже смирился со своей скорой смертью. Уилл может его понять. Пусть этот человек и виновен во многих грехах, но вряд ли заслужил подобные страдания. Он всецело любил своего брата, какой бы сволочью тот ни был, защищал и помогал. И держится очень стойко, что несомненно заслуживает уважения. — Потерпите немного, Мигель, скоро всё закончится, — обещает Уилл. Мигель отвечает замученным взглядом и кивает. Чёрт! Уилл бы прямо сейчас свернул ему шею, если б не боялся обидеть Ганнибала. С другой стороны, а что Ганнибал может ему сделать? Снова выпотрошит или вскроет череп? Вряд ли. Этот этап они уже давно прошли. Как и предательство. Уиллу почему-то кажется, что его сочувствие к Мигелю тоже своего рода предательство. Но разве Ганнибал не пошёл ему наперекор, отрезав ногу пленнику, которому Уилл обещал быструю достойную смерть? Как же, блять, всё это сложно! Вернувшись с кухни, Ганнибал ставит на стол блюдо с пирогом и отрезает три куска. — Традиционный баварский пирог с нежным сливочным кремом, — торжественно провозглашает он, поправляя белую воздушную шапку, поддетую карамельной корочкой. — Кремпай? — вскидывает брови Уилл и слышит, как Мигель давится смехом. Ганнибал на секунду замирает, а потом раскладывает десерт по тарелкам. — Нет, Уилл. Это ожидает тебя чуть позже, — невозмутимо отвечает он и иронично подмигивает, отчего Уилл мигом покрывается краской до кончиков ушей. Ганнибал подходит к Мигелю, чтобы заменить его тарелку, и тот вдруг резко вскидывает руку с ножом для мяса. Уилл в то же мгновение вскакивает и вырывает нож из его руки. Мигель в бешенстве мечется на стуле, пытаясь ударить его головой. — Сукин сын! Я убью тебя! Вас обоих! Вы пожалеете, что родились на свет, ёбаные пидоры! Ганнибал со вздохом привязывает его руку и голову к стулу кожаными ремнями, чтобы тот не мог пошевелиться. — Видимо, вас следует научить манерам, — разочарованно говорит он и берёт в руки тонкий нож для колки льда. — Раньше для успокоения буйных больных использовали лоботомию, вырезая лобные доли мозга, отвечающие за самосознание и принятие решений. Эта процедура была показана больным в тяжёлом состоянии или тем, кого агрессивность делала социально опасными. Как в случае с вами, мой дорогой друг. В попытках вырваться, Мигель плотно сжимает зубы и загнанно дышит, брызгая слюной. — Ганнибал, — понижает голос Уилл. — Это уже слишком. — Не беспокойся, Уилл, лоботомия почти безболезненна. Мозговые ткани сами по себе нечувствительны. Один маленький прокол через глазницу, и наш друг перестанет вести себя, словно пациент Балтиморской больницы для душевнобольных преступников. — Мы с тобой тоже находились там некоторое время, — напоминает ему Уилл, на что Ганнибал усмехается. — Уверен, что ты, как и я, вёл себя с персоналом вполне цивилизованно. Для нас это была больше тюрьма, нежели клиника. — В твоём случае это был скорее санаторий, — комментирует Уилл и осушает бокал. Приставив острие ножа к верхнему веку над глазом пленника, Ганнибал говорит: — Расслабьтесь, Мигель, это займёт совсем немного времени, — удостоверившись, что Уилл внимательно наблюдает, он проговаривает каждое своё действие отстранённым врачебным тоном. — Это довольно простая операция. Даже ты сможешь её провести. Смотри, Уилл. Аккуратно, чтобы не повредить мышцы и глазное яблоко, вводим узкое металлическое лезвие под углом в пятнадцать-двадцать градусов к вертикали, — под дикий вопль, переходящий в звериное рычание, Ганнибал берёт молоток для мяса и слегка стучит по рукояти ножа. — И пробиваем глазницу. Вауля! Лезвие должно вводиться вверх, до соприкосновения с упругими внутренними оболочками мозга. Теперь круговым вращательным движением вырезаем конус из тканей мозга с основанием около трёх-четырёх сантиметров и вынимаем лезвие. Далее следует ввести в надрез гибкий зонд с отверстием для оттока жидкости, удаления избытка крови и клеточной массы, но мы обойдёмся без этого. Вот и всё! В случае успеха операции, пациент обычно возвращается к трудовой деятельности через неделю. Уилл с грустью смотрит на Мигеля. Из его глаза вытекает кровь, смешанная с мелкими белёсыми кусочками мозга, а пальцы впиваются в подлокотники стула. Постепенно тело расслабляется, Мигель начинает дышать свободнее и размереннее. — Как самочувствие? — спрашивает Ганнибал, вытирая его лицо салфеткой. Тот будто не слышит, и Ганнибал щёлкает пальцами у него перед носом, привлекая внимание. — Мигель, вы с нами? — Да, — рассеянно говорит пленник. — Всё хорошо. — Отлично! Тогда можете попробовать пирог. Он отвязывает голову и руки Мигеля. Вручает ему десертную вилку и придвигает тарелку. Тот начинает медленно есть. — Вкусно… — Что нужно сказать? — допытывает его Ганнибал. — Спасибо. — Всегда пожалуйста! Он садится за стол со своей неизменной улыбкой и натыкается на тяжёлый взгляд Уилла. — Что такое, дорогой? Крем слишком сладкий для тебя? — Что-то аппетит пропал. Уилл мрачно сверлит его глазами, так и не притронувшись к десерту, а потом обращает своё внимание к «пациенту» доктора Лектера. У того изо рта тянется слюна, да и в целом он уже не выглядит прежним. В беседе Мигель производит странное впечатление. Формально разум его не пострадал, память и запас знаний остались на прежнем уровне. Ведёт он себя тоже вполне адекватно — на первый взгляд. Бросается в глаза неестественное спокойствие, вплоть до равнодушия. Мигель безучастно рассказывает о своём состоянии, будто это произошло не с ним. Абсолютная пассивность. Если Ганнибал предлагает ему напиток или еду — соглашается, если нет — сидит безучастно. Кажется, прикажи ему прыгнуть в окно — он так и сделает, причём совершенно не задумываясь. Когда Ганнибал доедает свою порцию десерта, Уилл молча встаёт и подходит к «пациенту» со спины. Резким движением он сворачивает Мигелю голову, не отводя от Ганнибала угрюмого взгляда. — Жаль, что наш гость так быстро «ушёл», — шутит Ганнибал, попивая вино. Уиллу хочется заорать, но он сдерживает себя, как только может, и принимается нервно ходить из стороны в сторону. Останавливается и вздыхает, схватившись за голову. — Я обещал ему окончание страданий, если он всё расскажет. — Ты обещал, не я, — парирует Ганнибал. — К тому же лоботомия и есть окончание страданий. В каком-то смысле. Уилл смотрит на его самодовольное лицо без тени сожаления, и всё накопленное потихоньку прорывается наружу. — Это было несправедливо! — шипит он, выходя из столовой, и поднимается по лестнице. Пока всё не вышло из под контроля, хорошо бы поскорее свалить и запереться в своей комнате. Но Ганнибал следует за ним по пятам и продолжает раздражать. — А как же Фредерик? То, что ты сделал с ним, было справедливо? Дойдя до двери спальни, Уилл резко оборачивается. Запах горелой плоти окутывает всё вокруг, а пред глазами встаёт образ обожжённого, изуродованного Чилтона. На него было тяжело смотреть. Тут нечем гордиться. — Что?! Я не… — задыхается он от гнева. — Не я откусил ему губы! Не я поджёг его! — Но ты поднёс спичку. Воспользовался его тщеславием, положил руку на его плечо, словно он твоя домашняя зверушка. Ганнибал стоит так близко, что аж кулаки чешутся начистить его интеллигентную морду. Каждое его слово бьёт в цель. — Признай, Уилл, — уголок рта дёргается в подобии ухмылки, — тебе это понравилось. Это окончательно выводит Уилла из себя. Он с рыком кидается на Ганнибала, хватая за грудки, и они оба вваливаются в комнату.