Легенды Сонной Лощины

Ну, а там? Там в городишке, на его тесных улочках, там что?! Там всё то же самое — люди всё так же занимаются торговлей на рынках, всё так же ведут фермерское хозяйство. Директор школы временно снял с учеников право учиться, подыскивая нового педагога для кафедры Сонной Лощины. С момента скоропостижной смерти Икабода прошёл целый день. Только никто о нём не беспокоился, будто бы и не было его совсем. И только женщины, которых Икабод обучал хоровому пению, нет-нет да вздыхали: — А какой учёный этот Икабод Журавль был! Другого такого нигде не сыщешь. Директор же говорил про него злыми словами: — Кому был нужен учитель, отвлекающийся на всякие пустяки? Да его давно надо было лишить педагогических прав! А Бром держался так довольно и уверенно, будто бы сам убил Икабода. На следующий день после праздничной ночи он пошёл в кабак. — Ты слыхал, Яшка, что случилось с Икабодом Журавлём? — спросил он рыжего. — А что произошло? — удивился парень. — А не знаешь потому, что рано с вечеринки удалился. Убил его безголовый всадник. Рыжий Яшка поперхнулся квасом: — Кха-кха, ничего себе! Жа-а-аль! Ах, как не повезло ему! — Суеверный очень был. Вот поверил в мою страшилку-ложь и вызвал своими мыслями безголового из Мира Монстров. Монстры — они даже из нашего мира чужой страх чуют. Про Брома нельзя было сказать, что он правдив, но на этот раз его слова были чистой правдой. Яшка, всей душой осознавая несчастную судьбу соннолощинского учителя, налил себе пива: — Славный был человек Икабод! Давай помянем его — выпьем за его душу. Бром мысленно отвергал слова приятеля, но выпить пива он был не прочь. — Я знаю, отчего он погиб, — быстро заговорил рыжий. — Он погиб оттого, что побоялся. — Выходит, что если б учитель не боялся, то всадник бы не состоялся! — Да! Ему надо было плюнуть на все дурные мысли, и уйти, не оглядываясь. И никакого убийства бы не было! Я уже много раз тренировался так на мужиках, ведь все мужики, которые таскаются по пивным дворам, — все безголовые всадники! — Ну, это ты уже, братец, врёшь! — зарычал Бром и хотел треснуть Яшку по шее, но тут подал голос Лефу, который завтракал рядом. — Слушайте… а кто сказал, что он погиб?! — Лефу-то после насмешек поумнел, и стал относиться к Икабоду уважительно. — Кто сказал, что всадник его убил?! — Я сказал! — Бром слегка стукнул кулаком по столу. — Потому что от всадника удавалось убежать только мне. — А я вот не верю! — развёл руками Лефу. — Неужели он не выжил хоть как-то? Может, он всё-таки убежал, и где-нибудь сейчас гуляет себе потихоньку… — Не может быть! — усмехнулся Бром. И только Рэд было по-настоящему жаль Икабода. Уже в ту роковую ночь она не могла уснуть, так как её терзали страшные и тревожные мысли: а вдруг безголовый призрак и вправду настиг её возлюбленного?! Когда на утро она узнала о гибели Икабода, то окончательно растеряла всю свою весёлость и бодрость духа. Первый день после этой тяжёлой потери весь прошёл в печали. Она не пошла на выступление, как обычно, а с тоской отправилась под тот дуб, где сидела с Икабодом раньше. Там подолгу находилась она, безутешно поднимая полные слёз глаза к небу; сквозь дубовые ветви просвечивали лучи солнца — Рэд словно искала в них кого-то. Но так и не находя никакой надежды, возвращалась она домой. «Зачем я отстранила от себя такого умного, хорошего человека?! — думала она. — Только потому, что он боится чудовищ? Но я ещё могла убедить его, что он не прав! Как я посмела счесть правильными пустые страшилки Брома?!»       Ей даже казалось, что учитель погиб из-за неё. Она ведь могла что-нибудь сделать до того, как он ушёл. Могла! От этих мыслей бедной девушке становилось ещё горьше. Как теперь она будет жить? Ведь певица ясно чувствовала, что без Икабода у неё потерян интерес к жизни. Если раньше она представляла этого человека только утончённым учителем, то теперь полюбила бы даже фермером. Но всё же Рэд старалась утешить себя: «Не стало Икабода — буду с Бромом. Он тоже ко мне неплохо относиться…» Но тут же вспоминала, какие драки затевал Бром на улицах, как Капуша Никитична бранила его за злые охотничьи выходки, и, наконец, какие ужасы вытворял он с Икабодом. Учитель сам признавался певице в этом, ведь Бром всегда над ним издевался, вплоть до проклятия в бане. Можно сказать, этим проклятием он и убил учителя. Убил того, которого всей душой ненавидел, — ни за что! — чтобы завладеть первой красавицей. Да и к самой красавице Бром относился с пренебрежением, так как мог вполне напустить на неё настоящего медведя, ради того, чтобы спасти. Такой человек не сможет быть хорошем мужем. Икабод же был словно создан для неё — Рэдди с горечью осознавала это. Между тем родители заметили тоскливое состояние дочери. — Что с тобою, доченька? — спросила её мать, когда та грустно поникнув головой сидела на скамье. — Со мной всё хорошо. — ответила Рэд и даже улыбнулась, чтоб не беспокоить мать. Когда Рэд обедала, Балтус спросил её: — И с чего это ты так увядаешь? Не заболела ли ты? — Нет, батюшка, я здорова. — сказала она, пряча глаза. После обеда Рэд, сидя на своей кровати, размышляла о своём несчастном будущем. Подозрительный, гордый и непредсказуемый Бром не мог заменить ей мудрого, доброго и прекрасного Икабода. Она не любила никого так горячо и взаимно, как этого школьного учителя. И теперь она готова была дать обет незамужества — кроме Икабода ей не нужен был никто. Хотя его уже нету… Рэд думала пойти в ту самую рощу, сама не зная, зачем, но лишь она спустилась в столовую, как её встретила улыбающаяся мать: — Скорее становись весёлой! Для тебя есть жених — Бром тебя сватает. Рэд пошатнулась, словно смертью поражённая. Парень встал из-за стола и сказал ей ласково: — Ну как, моя красавица, согласна ли ты на нашу совместную жизнь? Рэд молчала; слёзы смочили ей лицо. — Согласна, конечно согласна, — поспешно сказала мать, — просто ей трудно выговорить это слово. Несчастная девушка закрыла лицо руками, и, громко рыдая, побежала назад к себе. — Иди-иди-иди! — замахала на неё рукой мать. — Успокойся немедленно! Они всегда плачут при помолвке, так уж получается… Миссис ван Тассел не знала, как объяснить это Брому, ей было стыдно за дочь. Тот поднялся на второй этаж и приоткрыл дверь в комнату Рэд. — Отчего же она плачет? — подозрительно спросил он. — От радости? — с улыбкой надежды предположила мать. — Что-то она сильно радуется… — недоверчиво нахмурился парень. Пока Бром и Балтус вели разговор о приданом, Рэд на своей кровати говорила, обливаясь слезами: — Нет, нет! Ни за что! Я скорее утоплюсь в том самом пруду! Отец сидел на диване и показывал Брому какие-то бумаги с денежными расчётами. Рэд, вбежав, упала на колени и закричала: — Батюшка, не губи меня! Я отвергаю предложение Брома! — Это что значит?! — грозно нахмурился Балтус. — Я уже отписал Брому часть своих полей и животных, а ты вдруг вздумала отрекаться! Поздно, поздно! Твоя судьба уж решена. — Радуйся, моя прелесть! — Бром подскочил к девушке и пальцем приподнял её подбородок, чтобы видеть глаза. — Мы заведём богатую ферму, будем знаменитыми людьми в Сонной Лощине! Рэд отчаянно призналась им обоим: — Я с удовольствием разделила бы это богатство с другим! — С кем это? — Бром с подозрением прищурился. — С Икабодом Журавлём. Бром заскрипел зубами от злости: — Ты, верно, нездорова. Что ж, я надеюсь, ты скоро выздоровеешь. Всё решено: свадьба послезавтра. А меня ждут мои друзья. Парень ушёл. А Балтус принялся успокаивать дочь: — Что, в самом деле, с тобой творится? Бром — мужик хороший, хозяйственный. А что тебе этот Икабод? Ничего доброго не дождёшься от того, кого пугает каждый намёк на чудовище. Может, он и был умнее Брома, но ты знала его боязливый характер. — Помилуй, я не выйду за этого мерзкого Брома! — умоляла Рэд отца. — Если Икабод был бы жив, ты наверняка выдал бы меня за него, ведь так? — Был бы он жив, я, может быть, и… — Балтус, было, задумался, но тут же махнул на дочь рукой: — Впрочем, уже известно, что с ним произошло. Нету Икабода — выходи за Брома, смотри, какой парень расчётливый, отважный… — И не за Брома, и не за кого! — зарыдала Рэдди, но отец молча увёл дочь в её комнату.                               * * * Наступил новый день. Икабоду, вернувшемуся в Сонную Лощину, больше всего хотелось выяснить, что теперь с его возлюбленной. Но первым делом он решил узнать, поминают ли его люди. Он пошёл на городскую площадь, которую даже нельзя было назвать площадью — такая она была крохотная. Но сегодня на ней вовсю теснился народ. Дамы громко ахали, мужчины хмурились, дети испуганно жались к родителям, маленькие плакали от страха. Ничего не понимая, Икабод протиснулся сквозь толпу (на него никто не обратил внимания) и заметил Брома, что стоял прямо на большой колонке, к которой всегда приходили за водой, и что-то говорил. Во всеобщем шуме Икабод всё же уловил его слова. — Случилось вчера проходить мне около школы, — говорил Бром, — а там — никого нет. Никого! На крыше вóроны чёрные сидят, а в классе головы лошадиные понавешаны! Никак безголовый всадник там побывал! — А замок? — спросил Брома какой-то старичок. — Да что замок! — махнул тот рукой. — Замок-то как раз целый, я видел, как директор сам его отпирал… А на учительской кафедре… Ну-ка, угадайте, что! — Что, что?! — послышалось из толпы. — А то! Книга там лежит — «Духи и существа Сказочного Мира»! Раскрытая! Люди ахнули. — Свет-свет-свет! — Капуша Никитична поспешно куталась в шаль. — Я очень тут застоялась. Надо скорей уходить! — Видать, Икабод Журавль приходил, и, наверняка, колдовал! — продолжал Бром. — Колдовал, да-да. Ведь он, как я понял, сущий чернокнижник. Он стал призраком, и теперь хочет отомстить всем нам. Только не беспокойтесь, если он надумает прийти ко мне, я его непременно уничтожу, так и знайте. Но для начала нужно замуровать школу, чтобы дух Икабода не читал там колдовскую книгу… Такой мерзкой лжи Икабоду ещё и не доводилось слышать. Никто доселе не говорил про него такие страшные слова. И только у Брома хватило дерзости сказать про него неправду! Учитель решил во что бы то ни стало сказать людям всё о себе, чтобы они не смогли окончательно поверить глупому сплетнику, чтобы никто не смел оскорблять его, такого доброго человека, который никому зла в жизни не делал! Не понимая, что выдаёт себя, Икабод вышел вперёд и громко сказал: — Не верьте ему! Я никогда не был чернокнижником. Я остался в живых и никому не мщу… На миг Бром застыл. Затем лицо у него скривилось жгучим негодованием и страшной яростью. — Вот он!! — вскричал он, ткнув пальцем в учителя. — Враг людей честны́х! Попался! — Призрак! — завопили люди, испуганно пятясь назад. — Вы что, — удивился Икабод, — страшилок наслушались? Какой же я… Но он не смог договорить — камень, брошенный стариком, попал ему в голову. Видя, что Икабода все признают чернокнижником, Бром напустился на него, как хищный зверь. — Не уйдёшь! — шипел он. Спасаясь от него, Икабод в страхе бросился по улице; разъярённые люди бросали в него чем попало: яблоками, палками, и даже собственными башмаками. Даже та девушка со светлыми косичками, которая ходила к нему на уроки пения, швырнула в него туфлей. Не зная, куда деться от ударов, Икабод шмыгнул за стену большого дома; люди, к счастью, не заметили этого. Учитель отчаялся: неужели его все забыли?! Неужели поверили словам Брома, и стали воспринимать его как мстительного призрака?! Но тут уже заметивший его Бром подскочил к нему, взглянув в самые его глаза: — Ты! Как ты выжил, презренный?! Если ты призрак, то клянусь, я наизусть знаю способ уничтожения! Икабод, успев оправиться от страха, заговорил спокойно: — Во-первых, я совершенно не призрак, ты это прекрасно видишь. Во-вторых, я уже, кажется, говорил, что никакой всадник не сцапает меня — вот и не сцапал. Я… заблудился в лесу. Не мог же Икабод рассказать своему врагу про Великую Кицунэ и часы! — Жаль. — проговорил сквозь зубы хулиган. — Но с тобой я потом разберусь, мне к свадьбе нужно готовиться. «К свадьбе! И на ком Бром собирается женится?» — об этом думал Икабод, пока Бром куда-то тащил его за руку. Не успел учитель догадаться, кем же является невеста Брома, как сердитый парень толкнул его в какой-то неизвестный дом. — Сиди здесь! — прошипел он. —Уж теперь за моей невестой ты не погонишься! И запер дверь снаружи на задвижку. Икабод навалился на дверь плечом — заперто наглухо. Тогда он оглядел дом — и понял, что дом этот оказался ничем иным, как Бромовым кабаком. За столами сидели мужики, для которых этот кабак был всегда открыт, пили пиво и хохотали по всякому пустяку. Лефу, заметив Икабода, вытаращил глаза и радостно закричал: — Эй, Яшка, взгляни! Это же Икабод Журавль, легендарный учитель из соннолощинской школы! Я знал, что он вернётся! «Хоть кто-то реагирует на меня положительно.» — успокоился Икабод. Яшка удивлялся больше всех своих товарищей: — Как ты спасся? Ты ведь должен был сказать всаднику: «Тьфу-тьфу, сгинь от меня, безголовый!» — а ты этого ему не сказал. — Я ускакал от него, — Икабоду не нравилось беседовать с дворовыми мужиками, да и не хотел он, чтобы они знали о его смерти. — Помогите мне выйти отсюда. У меня дело очень срочное. — Никуда ты не уйдёшь, — засмеялся Яша. — Ты теперь у нас в гостях. — В гостях у Брома, — уточнил Лефу, и оба парня чокнулись кружками с пивом. Икабод надеялся, что когда Бром вернётся и откроет дверь, то он непременно выскочит на свободу. Но никто не входил. В кабаке между тем царило полное веселье, а точнее полный беспорядок: мужики играли в карты, говорили пошлости, бранились. По каждому поводу и без повода затевали драки, а некоторые даже заливали пиво себе за шиворот потехи ради. Образованный и воспитанный Икабод никогда не позволял себе ничего подобного. — Да тут же нет никакой музыки! — возмущённо говорил он двум мужикам, закатившим концерт на котелках, используя их заместо барабанов. — Это мы в честь твоего прибытия! — объяснил кто-то. Икабод был не в силах возразить: от свирепых голосов и дикого хохота мороз продирал его по коже чуть ли не до крови. Неужели в обществе Брома такой кавардак проходит каждый день? Этих мужиков, которые могли бы быть вполне приличными, не мешало бы проучить. Однако как это осуществить? Учитель пытался размышлять об этом (хотя в таком ужасе это было нелегко), но когда какой-то невежа плеснул струйку пива прямо ему в лицо, решимость посетила Икабода в один миг: «Да что же это я, в самом деле? Что мешает мне их выучить жизни? Опять избыточная боязнь?! Ну нет, теперь бояться мне никак нельзя. Проучу их! Точно так же, как учеников!» Икабод давно заприметил сухой ивняк в углу, который наломали для растопки камина. Недолго думая, он схватил гладкие ивовые ветви и ну хулиганов ими охаживать. — Это вам за вашу разгульность, за вашу бесцельность к жизни, за ваши вредные привычки! — приговаривал он. Мужики и рады бы завалить его в драке, но этот суровый и высокий учитель ещё при своей жизни внушал им что-то странное, а его ледяной взгляд, с которым он обычно сёк учеников, заставлял парней только убегать прочь, закрывая голову руками. Сейчас парни боялись Икабода как призрака, таинственным образом восставшего из мёртвых, и когда он набросился на них с ивовыми прутьями, они больше не могли держать страх при себе. Правда, нашёлся один смельчак, который хотел ударить Икабода, но тот ловко увернулся и — р-раз! — кулак драчуна врезался в голову соседа.       Учитель так неожиданно появлялся перед мужиками и так резко ударял по их спинам, рукам, головам, что те в испуге убегали к двери, которая была заперта. Вскоре в неё колотили и пытались выломать уже все присутствующие кабака. Но когда Икабод метнул в них ветку, как копьё, мужики всем скопом так ударили в дверь, что, наконец, выломали её. В один миг кабак опустел. — Палка пришла к нам из Дивного Сада! — смеясь, произнёс Икабод свою коронную фразу. — А у меня цель в жизни есть, не то, что у них. Хотя, может, у них после такого учения наверняка появится. Куда же податься бедной Рэд, если завтра её свадьба с Бромом? Сказав родителям, что смирилась со своей участью, она пошла к тому заветному дубу, куда всегда уходила для полного уединения. Она стояла под деревом и думала, что теперь всегда будет такой хмурой, задумчивой, печальной — с учителем Икабодом погибла и её прежняя жизнь. Вдруг сквозь глубокую задумчивость послышался ей голос: — Не обо мне ли грустишь? Этот голос показался девушке таким знакомым, что она вздрогнула и обернулась… По другую сторону дерева стоял Икабод, одним взглядом задававший ей серьёзный вопрос. Несколько секунд стояла она, обомлевшая, не веря своим глазам. Но, наконец, вскричала отчаянно и дико: — Ах!! — и кинулась обнимать его. Икабод был удивлён, что любимая, которая совсем недавно отказывала ему, так встречает его теперь. Но когда Рэд подняла на него полные радостных слëз глаза и прошептала «Прости!», он понял всё и ответил ей на объятие. Лучи жаркого дневного солнца освещали их радостные лица, а птицы на ветках пели-заливались, наполняя весенний воздух какой-то небывалой песнью счастья. Казалось, всё вокруг тоже ликовало, тоже радовалось. — Рэдди, милая моя… — повторял Икабод, поглаживая её белокурые косы. — Это ты меня прости, а то я своим слепым суеверием чуть, было, сам себя не уничтожил… — Мне сообщили, что ты погиб от всадника, — всхлипывала девушка. — Я думала, что потеряла тебя навсегда… — Вовсе нет. — и учитель рассказал ей, как всё с ним было. Рэд удивилась в свою очередь: — Знаешь, вот эту веру, в реально существующее возвышенное существо, я нахожу даже нужной для тебя. Если бы Дивный Сад не сложился у тебя в воображении, ты бы никуда не попал. — Всё это правда. — кивнул Икабод. — И потом, срок моих часов заведён лишь на неделю, а за это время я должен успеть хотя бы отомстить этому негодяю Брому и освободить тебя от его гнёта… Нет, долго я не задержусь здесь, ты это знаешь. Икабод уселся на нагретый солнцем камень и стал размышлять, как ему быть теперь; Рэд села с ним и зашептала: — Завтра меня ожидает самое страшное: свадьба! Точнее, даже то, что и свадьбой не назовёшь. Я не хочу быть женой Брома, за которого хотят выдать меня родители. Они со своим богатством на меня совсем внимания не обращают… — Что я могу сделать?! — воскликнул учитель. — А у тебя ведь… была ученица, — вспомнила Рэд. — Ты говорил, что она Волшебница, что она необыкновенная, ты сам с ней советовался. Может, вы с ней вместе что-нибудь да придумаете… — Уверен, что не всё потеряно. Надежда ещё есть. Я не сдамся этому хвастуну Брому. Но и ты не сдавайся. Рэд понимающе улыбнулась: пусть и кажется им обоим, что всё кончено, но общее между ними есть — они несдающиеся.