Письма для Казуторы (Letters to Kazutora)

      Когда в следующем месяце наступило время посещений, в день, обещанный Чифую, Казутору так и не вызвали, чтобы они увиделись. Он сидел на своей кровати, прислонившись спиной к стене, и нервно ждал, когда его вызовут. Затем прошло десять минут с того момента, когда его должны были вызвать. Пятнадцать. И, как только прошло полчаса, Казутора понял, что Чифую не придет к нему. Ему следовало бы радоваться этому. Но в глубине души Казутора был разочарован тем, что Мацуно не выполнил своего обещания, хоть и не хотел признаваться в этом самому себе. Чифую даже напомнил ему в своем письме за неделю до этого, что приедет навестить его.       Поэтому вместо этого Казутора сидел один в своей камере и ждал обеда, так как Чифую не собирался навещать его в этот день или, возможно, в любой другой после. Чифую на самом деле не был обязан сообщать, по какой причине он не приходил к нему, и Казутора пытался убедить себя, что у него нет причин расстраиваться из-за этого. Он очень старался выбросить это из головы, но проблема заключалась в том, что у него не было абсолютно ничего, кроме кучи времени наедине со своими мыслями, поэтому было очень легко вернуться к тому, о чем он не хотел думать. Вместо этого он задумался о любой возможной причине, по которой Чифую решил не навещать его.       Позже многие из его предположений, которые имели посыл «Чифую больше никогда со мной не заговорит», были разрушены, когда пришло его еженедельное письмо. В нем ничего не говорилось о пропущенном визите, но все же было бы странно, если бы Чифую, который, кажется, продумывает большинство вещей заранее, просто сдался, а не пошел на каприз и решил не разговаривать с ним.       Письмо было составлено в его обычном формате, когда Казутора вспоминал о Баджи и о нем. На этот раз было что-то милое в том, что Баджи простудился, пытаясь ухаживать за больным Чифую. Он часто задавался вопросом, что чувствовал Мацуно, когда писал ему письма.       На самом деле его мысли о Баджи продолжались, но сны чаще всего были наполнены Чифую, у которого теперь было гораздо более ясное лицо после визита. Сны о Чифую не всегда были кошмарами, но у него было достаточно видений о том, как Мацуно убивает его раньше, чем он моргнул. Эти сны превратились в воспоминание, которое прокручивалось, пока Казутора спал. Оно было о том, как Чифую говорил ему, что ненавидит его, и сон становился мрачнее, напоминая ему, что это его вина. Он плакал и кричал. В конце сна Чифую всегда почему-то исчезал, и Ханемия оставался один.       Он всегда просыпался, как только оставался один. Он предположил, что это, вероятно, потому, что он сам ничего не мог представить, или, может быть, мозг тоже ненавидел его, потому что это была худшая часть сна. Нежелание оставаться одному было действительно отвратительным чувством. Он был уверен, что заслуживает одиночества, но все же жаждал контакта, которого не мог иметь. Некоторое время назад Казутора решил, что ему не нравится спать, потому что невозможно отфильтровать какие-либо его мысли, и его разум вырывался на свободу, показывая ему любую возможную ужасную вещь, которую он похоронил в своем сознании. Казуторе больше не снились сны, они были всего лишь кошмарами после первого инцидента, но это было нормально, потому что он это заслужил.       В письме, написанном неделю спустя, тоже не говорилось о том, почему Чифую не пришел к нему. На самом деле, он вообще не обращался к нему в течение нескольких недель. Казутора ждал любого незначительного упоминания, но оно не пришло. Каждый раз, когда он ничего не говорил об этом в письмах, ему приходилось напоминать себе, что это нормально, что он не ожидал чего-то. Поэтому он перестал думать об этом и в течение двух месяцев получал именно то, что ждал, без упоминания об обещании посещения.       Затем в сентябре он получил письмо от Чифую, которое было необычным для писем, которые отправлялись ему до этого. Это письмо не имело абсолютно никакого отношения к Баджи, и он не был уверен, что заставило Чифую отправить это.       Это было третье письмо, которое Казутора запомнил бы в деталях. Он не расскажет Чифую, как много это значило для него, даже спустя много лет после того, как он вышел. Он прочитал его только один раз и сохранил конверт. Казутора пожалел, что не улыбнулся, когда впервые прочитал это.       16 сентября 2007 года       Ханемия-кун,       С семнадцатилетием, Ханемия-кун. Я полагаю, что там, где ты находишься, на самом деле нет никаких празднований дня рождения, так что, возможно, я буду единственным, кто поздравит тебя, и я уверен, что это письмо даже не дойдет до тебя вовремя. В любом случае, с днем рождения. Я не знал, когда твой день рождения, пока несколько месяцев назад не получил коробку с вещами Баджи. Одна из фотографий была с одного из твоих более ранних дней рождения, так что, возможно, он не сегодня, и я просто слишком много предположил, но думаю, что прав.       Я не думаю, что это письмо что-либо значит для тебя, так как ты знаешь, что я тебя ненавижу, и я не твой друг. Итак, Баджи хотел бы, чтобы ты хотя бы улыбнулся сегодня…       Тем не менее, под этим находится письмо (?) с сообщениями от некоторых членов-основателей Тосвы для тебя. Они не ждут, что ты ответишь, так что не заставляй себя, если ты не хочешь отвечать, но все они хотели написать тебе, когда я спросил. Не думай, что я угрожал или даже подталкивал их к этому, я только предложил. Если ты не хочешь их читать, то ничего страшного, так как это не обязательно. И, Ханемия-кун, увидимся на следующей неделе, так что на этот раз не притворяйся таким удивленным и открывай свои письма, когда получаешь их.       От,       Мацуно Чифую       …       Казутора.       Я не знал, что Чифую посылал тебе письма. Я надеюсь, что ты проведешь свой день рождения настолько хорошо, насколько это возможно. Я хотел бы увидеться с тобой, чтобы сказать тебе лично. Когда ты выйдешь… Тогда мы сможем отпраздновать твой день рождения. С семнадцатилетием.       Мицуя       Казутора,       Жаль, что Майки не напишет. Он никому не пишет, так что не считай это обидой, ты же знаешь, что он тебя простил. У нас все будет хорошо, Казутора. С Днем рождения, мы все скучаем по тебе и ждем твоего возвращения.       Береги себя,       Дракен       …       Он перестал читать после Дракена и не смог бы заставить себя продолжить, даже если бы захотел. Осознание того, что они думают о нем, казалось совершенно невыносимым. Больше всего во время письма он сосредоточился на том, как Чифую изо всех сил старался поздравить его с днем рождения. Он уже несколько раз отмечал свой день рождения из-за Баджи и Майки, хотя это всегда было немного неловко, так как он никогда не знал, как следовало отмечать этот праздник.       Мацуно Чифую глубоко ненавидел Казутору, возможно, даже больше, чем когда-либо ненавидел кого-либо прежде, но он поздравил его с днем рождения. Это было ради Баджи, он уже знал, но то, что Чифую написал об этом, казалось неправильным. Это было неуместно, и ему не следовало этого говорить. Впервые Казутора разозлился на Чифую за то, что он прислал ему что-то. Даже несмотря на то, что он хотел чувствовать заботу, или что его помнят, или то, что вы чувствуете, когда кто-то проглатывает свою гордость и помогает вам подняться с земли, он не мог. Он этого не заслужил.       Он не должен был получать это письмо, и даже если бы оно было для Баджи, он не мог его принять. Казутора понял, почему он так робко отвечал Чифую. Причина заключалась в том, что Казутора не хотел, чтобы ему помогали. Он чувствовал, что настолько заслужил ту боль, которую испытывал, что даже когда с ним разговаривали, он не хотел этого или, скорее, не мог принять. Потому что действительно желал этого так сильно, что это было больно. Казутора был так одинок, что даже небольшой контакт с Чифую был невероятно труден.       Когда твои руки замерзают и немеют, оттаивание ощущается так, как будто твои руки поджигают. Если ты нагреешь их слишком быстро, ты можешь обжечься от изменения температуры. Несмотря на то, что оставлять их холодными и онемевшими — очевидно, худший вариант, и может привести к необратимому повреждению, первоначальный страх того, как это будет ощущаться, когда они нагреются, почти хуже, чем то, что он чувствует на самом деле. Казутора боится оттаять после того, как все эти годы его оставляли на холоде. Казутора не заслуживает доброты ни по какой причине. Так что он не ответит.       …       Их вторая встреча отличалась от первой, поскольку Казутора ни в малейшей степени не подготовился к посещению. Если в первый раз он снова и снова планировал, что он будет отвечать, то во второй раз это не сработало, так как он понял, что чрезмерно резкие ответы Чифую для него не были чем-то, к чему он привык. Даже использование его фамилии по-прежнему вызывает у него дискомфорт. Никто не называл его по фамилии, кроме Чифую. «Ханемия-кун» имел горький привкус во рту, хотя на самом деле он не просил Чифую называть его как-то по-другому.       Охранники позвали его и проводили до двери, как делали это раньше, а Чифую сидел в том же дальнем углу, что и несколько месяцев назад, глядя на дверь. Сидеть напротив него было почти так же неудобно, как и в прошлый раз.       — Ханемия-кун, тебе нравится манга?       Глаза Казуторы бегали туда-сюда. Он раздумывал, с чего бы начать ответ.       — Думаю, да… На самом деле я не очень много читаю. — Чифую подумал над тем, что он сказал, и кивнул. Он потянулся за чем-то у себя на коленях и протянул это Казуторе.       — Тебе разрешено хранить здесь книги. Но только те, в которых нет насилия и жестокости и те, которые приемлемы для детей с разрешения родителей или подростковые. Они проверили книгу, прежде чем я отдал ее тебе. У тебя может быть несколько личных вещей, я полагаю…        Казутора осторожно перевернул книгу в руке, чтобы взглянуть на обложку. Она была розовой с цветами по краям и каким-то женским персонажем посередине, которого он не узнал.       Он не был уверен, что сказать по этому поводу. В основном он задавался вопросом, почему Чифую вообще дал ему это.       — Эмм… Спасибо, Мацуно-сан. — Он произнес это слишком медленно, и фамилия Чифую показалась ему чужой. Добавление уважительного суффикса было непривычным, но оправданным. Казутора снова заглянул в книгу, чтобы прочитать описание на обороте. Похоже, это была своего рода романтическая манга. Ему стало интересно, было ли это то, что Чифую любил читать, или это была просто единственная вещь, которая соответствовала требованиям. Может быть, это было сделано для того, чтобы подразнить его, так как Чифую знал, что Ханемия прочтет это, даже если не захочет.       Чифую наблюдал за Казуторой, просматривающим отданную ему мангу, в поисках любой негативной реакции на нее.       — Я уверен, что это не то, что ты выбрал бы для себя. Но если тебе понравится, я могу принести второй том позже. Если тебе интересно, почему я подарил это тебе… Это подарок на твой день рождения. — он говорил так, словно не хотел отдавать его, но был вынужден. Казалось, ему было неловко говорить Казуторе, почему он сделал ему подарок.       Книга на самом деле была одним из четырех подарков на день рождения, которые когда-либо получал Казутора. Один был от Мицуи — это была куртка с его татуировкой на спине. Второй был от Майки — довольно бесполезная куча инструментов для починки его байка. По сути, они не были бесполезными, но Казуторе не доводилось их использовать. Последний был от Баджи, на его пятнадцатилетие: довольно девчачий зелено-желтый браслет с амулетом на букву «Б» посередине. Он дал ему не тот, так как у них были одинаковые браслеты с их инициалами. Баджи перепутал их, когда отдавал, и хотел забрать его и дать правильный. Но Казуторе показалось забавным то, что Баджи все испортил, поэтому они сохранили браслеты с инициалами друг друга. Подарок Чифую был четвертым.       Казутора крепко схватил мангу. Вероятно, это не должно было заставить его что-то чувствовать. Но Чифую думал о нем. Не важно, были ли его мысли хорошими или плохими. Он думал о нем. Этого было достаточно.       — Я думаю, мне понравится. Не знал, что здесь можно что-то дарить. — Это было либо потому, что он не обращал внимания и не разговаривал ни с кем из своих сокамерников, либо потому, что в его блоке было не так много людей, которым что-либо дарили.       — Ты можешь получать посылки. Мицуя сказал, что тебе это не понравится, но не похоже, что я могу дать тебе много других вещей… Они хотят иногда посылать тебе письма, хотя я не думаю, что они думают, что ты этого захочешь. Ты можешь сказать мне сейчас или при следующей нашей встрече, если тебе от них ничего не нужно. — Вероятно, это было то, что Чифую послали сказать ему. Первое, что он сказал, заставило Казутору задуматься, говорили ли остальные о нем или знали ли они о том, что было в письмах, и о многих других вопросах, которые он не мог заставить себя задать.       То, что он спросил, было:       — Ты придешь ко мне снова? — Он казался более обеспокоенным этим, чем хотел. Это должно было звучать нетерпеливо, но он говорил довольно панически, отчего лицо Чифую исказилось и нахмурилось.       Казутора хотел поправить свой голос и заверить, что он не это имел в виду, но Чифую заговорил слишком быстро для него.       — Да, ну, в отличие от них, я на самом деле не даю тебе выбора, получаешь ли ты что-то от меня или видишь меня. Я на самом деле тоже ничего от тебя не прошу, Ханемия-кун, но из-за того, как мало ты говоришь, в тебе действительно трудно увидеть что-то хорошее. — Он был прав, Чифую очень старался простить его, больше, чем следовало, по мнению Казуторы, и он не помогал ему. Не то чтобы Казутора хотел помочь Чифую простить его, но, увидев его, он подумал по-другому.       Каким-то образом, увидев разочарованное лицо Чифую, он переосмыслил, почему не отвечал. И все по чисто эгоистичным причинам. Они оба делали это по эгоистичным причинам, но если Казутора мог что-то сделать для Чифую… Не должен ли он?       — Я люблю романтику. — Это прозвучало тихо, и Чифую открыл рот и снова закрыл его, не имея слов для непоследовательного заявления Казуторы. — Книга… Манга, которую ты мне дал. Это романтика, мне она понравится. Мне нравятся романтические вещи.       Он пытался рассказать Чифую что-то о себе, как Чифую сделал для него, даже если это вышло неловко. Он мало что знал о Чифую, кроме историй, вращающихся вокруг Баджи, но он определенно знал больше о Чифую из-за этого. Мацуно почти ничего не знал о Казуторе, кроме того, что было сказано кем-то другим или из чужих уст. В тех немногих случаях, когда Чифую смог составить собственное мнение о Казуторе, он произвел на кого-то одно из худших впечатлений, которые только можно было произвести. Так что он сделает то, что сказал Чифую, и скажет ему что-нибудь хорошее.       Чифую искал в его глазах, что бы в его словах было больше смысла, и остановился на выражении жалости.       — Я думаю, ты не очень хорош в этом. Я возьму это на себя… Романтика. Ладно.       Их время вместе всегда было коротким, визиты не могли быть долгими, но впервые за два года Казутора не чувствовал себя плохо при мысли о том, чтобы с кем-то поговорить. Даже если бы это было всего на мгновение, и он снова погрузится в свою скорлупу желания избегать всех и не отвечать. Это было приятное чувство, за которое он хотел бы держаться.       …       Прошло больше месяца, а Казутора так и не дал ответа на вопрос, могут ли другие (Дракен и Мицуя) посылать ему письма, как это делал Чифую. Чифую пообещал, что они будут реже, так как они будут делать это только тогда, когда захотят, и что ему не придется отвечать так же, как он не отвечал Чифую. Он все еще не решил, когда Чифую пришел к нему в том месяце, и он перестал поднимать этот вопрос, предполагая, что Казутора уже сказал бы ему «да», если бы все было в порядке.       Когда Чифую отправил свое письмо в конце октября, он закончил его иначе, чем обычно. Был открытый вопрос, на который требовался бы ответ, если бы Казутора отвечал на какие-либо письма раньше. Скорее всего, на это следовало ответить, когда Чифую посетит его в следующий раз. Что-то, на что он не забыл бы ответить, чтобы Чифую не пришлось весь месяц держать это в голове.       Ни один из них не помнил, что было сказано в этом письме. Они помнили только ответ Казуторы, так как это был первый раз, когда Казутора когда-либо отвечал на письмо. Чифую держит его в коробке из-под обуви под кроватью, Казутора все еще жалуется на то, что он плохо пишет в нем.       20 октября 2007 года       Ханемия Казутора,       Я рылся в коробке, которую мать Баджи-сана дала мне в прошлом месяце, и нашел несколько компакт-дисков, которые он, должно быть, сжег. У них были худшие фотографии на обложке с разными плейлистами. Я предполагаю, что она, должно быть, сохранила некоторые из них, потому что он определенно имел больше, чем просто три. И все же те, что она мне дала, я нашел странными.       Первым был какой-то рок-плейлист, который определенно соответствовал тому, что, как я знал, он слушал. Что-то классное, не очень модное, но и не непопулярное, но, очевидно, что-то, что ему понравилось бы.       Второй была вся эта классическая музыка, которую, как я думал, она, должно быть, поставила туда по ошибке или дала мне не тот компакт-диск, но обложка с плейлистом соответствовала тому, что играло. Когда я показал его Мицуе, он слишком долго смеялся, прежде чем сказать мне, что это была идея Майки. Они думали, что это помогло бы ему учиться. Я не думаю, что он когда-либо пользовался им, так как он выглядел новым. Третье было совсем не его, это было что-то, что Майки сделал для него. Я не думаю, что он полностью понимал, как записывать компакт-диски, однако, поскольку между песнями были длинные паузы, похоже, у Майки и Баджи-сана были очень схожие музыкальные вкусы.             Баджи-сан всегда немного увлекался музыкой, он думал, что бас-гитара действительно крутая, и в какой-то момент захотел ее взять. Однако он думал, что его мать была бы разочарована его выбором музыкального инструмента. Я согласен, ей бы это не понравилось. Он пару раз приносил мне компакт-диски, когда я говорил с ним об этом.       Всякий раз, когда я спрашивал его о чем-то подобном, он был так готов показать, что ему нравится. Я думаю, что он находил других людей, о которых заботился, более важными, чем он любил говорить или знал, как выразить. Хотя мне нравилось, когда он это делал.       Ханемия-кун, я знаю, ты недавно говорил, что наслаждаешься романтикой, у меня есть еще кое-что одобренное, что я могу принести в следующий раз. Не хочешь ли ты это прочитать?       От,       Мацуно Чифую       Он никогда не был особенно силен в разговорах с охранниками, но, даже не задумываясь над тем, что делает, он позвонил одному из них и спросил, как работает отправка писем. Казутора провел весь день в тревоге и ожидании разрешения пойти в библиотеку во время перерыва, который у них был.       У людей с хорошим поведением часто было больше возможностей выбора и вещей, доступных им. Казутора был в этом списке уже довольно давно, но у него никогда не было причин использовать хоть какое-либо преимущество. Большую часть своих перерывов он проводил в одиночестве, ничего особенного не делая, решая, хочется ли ему этого. Ему нравилось бывать на улице, когда можно было находиться во внутреннем дворе. Там было не так уж много свободы, но он действительно чувствовал себя меньше, как животное, запертое в клетке, когда оказывался на солнце.       Сегодня он изменит своей привычке и напишет письмо. Люди должны были наблюдать за ним, пока он это делал, хотя ручки были прикованы к столу, и он ничего не мог с ними сделать, даже если бы захотел. И все же они смотрели на него издалека. Поскольку Чифую уже получил разрешение на отправку писем, ему не нужно было проходить через этот процесс, и он мог сразу же отправить что-то обратно. Его рука дрожала, когда он писал, и освещение комнаты не помогало сделать все это лучше. После того, как он ничего не писал в течение двух лет, он был уверен, что его почерк выглядит ужасно. И все же, насколько это может быть трудно? Писать было все равно что кататься на велосипеде, это трудно забыть.       26 октября 2007 года       Мацуно Чифую,       Привет. Насчет манги, ты можешь принести ее. Я уже закончил вторую. Я должен его вернуть? Ты можешь сказать Дракену и Мицуе «да». Они могут посылать письма, если хотят.       Извини, если ты на самом деле не можешь прочитать ничего из этого.       Казутора       Он был уверен, что это было худшее письмо, которое когда-либо было написано, отправлено или, возможно, прочитано. Хотя он на самом деле ничего из этого не обдумывал, он просто хотел что-то сказать в ответ, и когда он сел, чтобы написать это, он понял, как мало он должен был сказать или знал, что сказать в ответ. Он провел следующую неделю, жалея, что не мог забрать это письмо обратно, или не ответить, или сделать что-нибудь, чтобы оно исчезло, и чтобы Чифую не читал его.       Чифую действительно прочитал его, и оно было не таким неразборчивым, как думал Казутора.