Письма для Казуторы (Letters to Kazutora)

      Говорят, что очень легко начать испытывать влечение к кому-то, чем больше у вас с ним контактов. Не в романтическом смысле, на самом деле Казутора уверен, что любовь всегда была бы для него трудным процессом, даже если бы его жизнь сложилась по-другому и вместо этого он провел свою юность в школе. Говорят, что влюбиться в кого-то легче, когда ты часто думаешь о нем, и как только ты понимаешь, что это произошло, уже слишком поздно.       Противоположность любви - ненависть, а противоположность симпатии - неприязнь. Казутора думал, что быть нелюбимым кем-то, о ком ты заботишься, вероятно, было одной из худших вещей, которые могла предложить жизнь, но он ошибался. Быть ненавидимым или нелюбимым означало, что человек все еще испытывал к нему чувства. Быть равнодушным к тому, кто ценит или любит тебя, - это худшее, что ты можешь сделать кому-то. Просто не думать о них вообще.       По какой-то причине это означало для Казуторы, что гнев, который люди питали к нему, все еще был чувством к нему. Что ненавистные мысли о нем все еще были мыслями и что, хотя Мацуно Чифую так искренне презирал его, он не чувствовал равнодушия к Казуторе. Он не хотел видеть его или думать о нем с нежностью, и письма, которые он посылал, не должны были приносить ему ни облегчения, ни радости, и все это было совершенно нормально. Он убедил себя, что все в порядке.       Ханемия Казутора больше всего на свете хочет, чтобы о нем заботился кто-то другой, любой другой, но он согласится на все, что не является безразличием. Он не выставляет себя на всеобщее обозрение, на самом деле он редко выставляет себя на всеобщее обозрение, чтобы другие вообще хотели его видеть. Ожидание для Казуторы должно рассматриваться как пытка.       Поскольку процесс доставки письма был таким затянутым, Казутора провел следующие две недели, беспокоясь об ответе Чифую. Он чувствовал себя глупо из-за того, что вообще нервничал из-за этого, так как все, что он сделал, это ответил на вопрос. Оглядываясь назад на все, что он сделал, отправка письма не такая уж большая проблема, но о чем еще ему было беспокоиться?       Казутора ждал в течение этих двух недель, ни разу не получив письма от Чифую, хотя прекрасно понимал, почему он ничего не получил. Ответное письмо Чифую ему, в котором говорилось, что он отправил, было совершенно не стоящим того, чтобы нервничать. Над ним действительно смеялись, или, по крайней мере, он думал, что над ним смеются за его почерк в конце письма, но в остальном это было просто признано, и он пошел дальше.       Дракен и Мицуя отправят ему по письму в течение месяца. Письмо Дракена было поразительно коротким и в основном для того, чтобы сообщить ему о том, что произошло снаружи, и спросить, будет ли он когда-нибудь в порядке, если его навестят. С другой стороны, у Мицуи был слишком длинный почерк, у него был очень красивый почерк, который также делал то, что он написал, слишком трудным для чтения. Казутора был уверен, что это связано с бандой, он забыл большую часть этого, как только закончил читать слова.       Как бы сильно он ни нервничал, получая письма и от Дракена, и от Мицуи, их ответы всегда были более предсказуемыми, чем у Чифую. О чем бы они ни думали, когда писали свои письма, это было четко напечатано на странице. Они оба были из тех людей, которых можно было принять за чистую монету за все, что они говорили, и поверить в это всем сердцем. То же самое можно было сказать и о том, когда они писали, все это было потоком сознания, а не продуманным, кроме основных моментов, которые они хотели сказать, следуя за своими мыслями.       Когда Чифую писал, казалось, что все это говорит о чем-то, что ему придется вчитаться, чтобы понять. За исключением того, что Казутора не знал Чифую, он видел его так, как большинство людей увидели бы Казутору - непредсказуемым. Хотя для Казуторы это, возможно, было не так верно, как он когда-то думал. Все, что он делал, имело смысл по той или иной причине, если бы ты догадался о его действиях, это было бы легко, как только ты узнал его. За исключением того, что никто не знал Казутору, а Казутора не знал Чифую, так что, возможно, все это было необъяснимо, и пытаться понять это или беспокоиться об этом было бессмысленно.       Казутора беспокоился об этом, на самом деле больше, чем он думал, что это возможно. Не то чтобы он не замечал, что это происходило в течение последнего года, или что он не знал, насколько сильно Чифую пленил его мысли, которые раньше были заполнены только Баджи. Невозможно было не заметить непреодолимое чувство вины, которое он привнес в свою жизнь, когда плакал и делал все, что в человеческих силах, чтобы не думать об этом. Просто случается, что для многих вещей наступает момент “о, мне нравится этот человек”, “о, у меня завтра экзамен”, что-то, что ты уже знал, но не вложили в полную мысль о том, чтобы осознать, что это было реально. Для Казуторы Мацуно Чифую не был реальным до 25 декабря 2007 года.        Больше недели назад был день рождения Чифую. Это был бесцеремонный комментарий в одном из его писем о том, что приближается его день рождения, поэтому вместо того, чтобы делать то, что мог бы сделать кто-то другой, разговаривая с человеком, друга которого ты убил, и спрашивая его: “Эй, когда у Чифую день рождения?” - спросил Казутора Дракена. Это было шестнадцатое число.       Казутора был в порядке, отправляя письма Мицуе и Дракену, но до сих пор он отправил только одно письмо Чифую. Одно очень короткое, ужасно написанное, никогда не подлежащее просмотру письмо, которое следует сжечь, если это вообще возможно. Одно письмо, которое Чифую еще предстояло прочесть, так как не навещал Чифую с сентября, и теперь, ближе к концу декабря, у него были те же сомнения, что и раньше, что он больше не увидит его.       Каждый раз, когда Казутора сомневался в Чифую, казалось, что он неосознанно сделает что-то, чтобы восстановить веру в то, что Чифую постоянно делал для него. Он не решался назвать это отношениями, потому что на самом деле не имело смысла классифицировать это таким образом, поскольку для Казуторы это было “слишком знакомо”, и Чифую, скорее всего, чувствовал то же самое. Он был всего лишь получателем обещания Чифую Баджи и всех его отвратительных чувств, так что колебания остались.       Казутора очень долго пытался забыть это письмо. Это заняло у него шесть лет, он не смог бы рассказать вам, о чем было это письмо, даже если бы захотел. Чифую забыл об этом письме в тот момент, когда отложил ручку и запечатал конверт.       18 декабря 2007 года       Ханемия Казутора,       Последнее Рождество, которое я праздновал, было в 2004 году с Баджи-саном. Скорее, это последнее Рождество, когда я сделал что-то похожее на праздник. Остальные празднуют со своими семьями или вообще не празднуют, я не уверен, что могу считать что-либо из того, что они делают, праздником.       В начале декабря того же года мать сказала Баджи-сану пригласить нас с мамой на рождественский ужин. В начале того года я сказал ему, что мы с мамой празднуем в одиночестве, и по какой-то причине он воспринял это как печальную вещь, как будто мы недостаточно праздновали, потому что нас было только двое. Было еще забавнее, что он пригласил нас, видя, что Баджи-сан и его мать тоже были одни на Рождество, и он, казалось, не находил это грустным.       Моя мама находила Баджи-сана очаровательным, она довольно часто называла его “молодым джентльменом". Я думаю, что ее постоянная лесть в его адрес добавилась к тому списку причин, почему он всегда предпочитал тусоваться в моей квартире, а не в своей. Большинство людей, вероятно, не назвали бы Баджи-сана джентльменом, но он был очень мил с моей матерью.       С другой стороны, мать Баджи-сана пользовалась любой возможностью, чтобы поблагодарить меня за помощь ему в занятиях. Она никогда не была до конца уверена, почему я помог ему, но постоянно заставляла его дарить мне выпечку в знак ее признательности. Я думаю, что Баджи-сану было неловко, но меньше, когда я поделился ими с ним. Она просто замечательный повар.       Мы провели Рождество с ними вдвоем. Я уверен, что это должно было быть более неловко, чем было. На самом деле мне нравилось их присутствиее больше, чем я ожидал в то время, но было лучше, когда на Рождество было больше, чем просто мы с мамой вместе. Так что, может быть, это было мое любимое Рождество, которое у меня когда-либо было.       Обычно Рождество напоминало мне о моем дне рождения, потому что они оба были так близки по датам. С тех пор это напоминает мне о Баджи-сане и его матери. Я решил навестить его мать в этом году, она провела Рождество в одиночестве последние два года. Моя мама уговорила ее поехать куда-нибудь с ней в прошлом году, но в этом году моей мамы не будет в городе.       Она часто навещает меня, мать Баджи-сана. Я действительно не мог заставить себя увидеть ее довольно долго после его смерти, я думал, что она возненавидит меня за то, что я чего-то не сделал. Я все еще думаю, что часть ее ненавидит меня за то, что я не сделал большего, но она вкладывает в меня всю свою энергию, которая была бы для Баджи-сана. Итак, я время от времени получаю от нее выпечку, и она приглашает меня на чай или разные другие блюда.       Она почти ничего не убрала в его комнате. Я думаю, что она боится это сделать, на самом деле это не вызывает у меня желания идти туда и так сильно напоминать о нем. Иногда она находит вещи, которые я ему подарил, или заметки, которые я написал для него, и складывает их в стопку, чтобы передать мне в следующий раз, когда я приеду. Как бы сильно я ни думал, что она не хочет их хранить у себя и знает, что они были бы более значимыми для меня.Я не думаю, что хочу их. Я не могу по-настоящему смотреть ни на что-либо из этих вещей, это заставляет меня чувствовать себя немного ужасно, но я не думаю, что могу сказать ей это.       Прошло всего два года, но все больше и больше людей, кажется, все меньше обсуждают его, так что его мать - это своего рода живое воплощение того, чтобы дать мне знать, что он жил. Итак, я собираюсь увидеться с ней на Рождество. Я действительно не могу выразить словами, почему я говорю тебе это, я думаю, что убеждаю себя пойти и повидаться с ней.       Я хотел сказать, что собираюсь навестить тебя этим вечером, тогда у тебя будут часы посещений. Я не знаю, сообщали ли они тебе когда-нибудь расписание часов посещений, но у охранников есть одно, которое они дали мне в последний раз, когда я был там. Вот и все, извини, это было гораздо более бессвязно, чем я хотел. Я просто собирался с мыслями во время этого.       От,       Мацуно Чифую       Много раз, читая письма Чифую, Казутора забывал, сколько ему лет. Он говорил так, как говорил бы взрослый, вспоминающий свое прошлое, или кто-то, дающий советы кому-то намного моложе себя. Затем, время от времени во время письма, он вспоминал, что Чифую только что исполнилось пятнадцать, что ему самому было семнадцать и что они совсем не были взрослыми.       Казутора очень долго не мог отвлечься от мыслей о том, как мать Баджи разговаривает с Чифую. На самом деле из-за этого письма ему было труднее, чем когда-либо, отвлечься от мыслей о Чифую. Как и все остальные, кто имел дело со смертью Баджи, у Чифую было его живое воплощение тремя этажами выше, готовое напомнить ему о Баджи в любой момент дня. Неудивительно, что он не смог забыть его.       …       Рождество наступило раньше, чем он думал. Он задавался вопросом, почему люди наносят визиты так поздно днем, обычно это было прямо перед обедом или сразу после того, как они встали. День Рождества казался ему очень туманным, когда он просто совершал какие-то действия, выходил из этого состояния весь день. Только когда он посмотрел на Чифую с другого конца комнаты, его вернули в реальность.       Чифую выглядел бы симпатично в своем белом свитере и с взъерошенными волосами, если бы он не сидел там, где был, в том же дальнем углу комнаты для свиданий, или не выглядел таким измученным. Чем ближе он подходил, тем яснее становилось, что все, что произошло ранее в тот день с матерью Баджи, истощало его. Его лицо было со впалыми щеками, а локти лежали на столе, он выглядел побежденным и измученным, уставившись в стену перед собой.       Когда Казутора сел, Чифую несколько минут не поднимал на него глаз. Хотя у них был тридцатиминутное ограничение времени, оно было продлено в связи с праздником, но все еще на короткое время. Он почти нервничал, чтобы сказать ему что-нибудь, чтобы нарушить молчание между ними, потому что на самом деле Чифую выглядел ужасно усталым.       В тот момент, когда их глаза встретились, стало ясно, что Чифую даже не знал, что он сел перед ним. Он подпрыгнул при виде своего нового окружения и того, каким Казутора был для него.       - Боже, ты ничего не сказал. Ты просто сидел там, как какой-то призрак. Как долго я был в отключке? - Чифую быстро выпрямился и принял положение, которое вы бы назвали презентабельным. Его глаза оставались усталыми и безжизненными, в конце концов, он не мог притворяться, Казутора знал это лучше, чем кто-либо другой.       Казутора не мог удержаться, чтобы не поиграться руками под столом, Чифую всегда выводил его из себя.       - Всего несколько минут, извини.       Извиняться перед Чифую вошло в привычку. Он извинился за все, кроме самого инцидента, за все остальное, что он мог сделать неправильно во время визитов, за которые он извинился бы.       - Все в порядке. Счастливого Рождества, Ханемия. О! У меня есть кое-что для тебя, боже, я почти забыл, что у меня это было. - Вместо того, чтобы сосредоточиться на Чифую, потянувшегося за тем, что он принес для Казуторы, или даже за тем, что он вообще что-то принес, он заметил ошибку, которую только что допустил в своих словах. Он впервые отказался от почетных званий.       Тем не менее, Чифую использовал его фамилию, как делал это каждый раз раньше, но внезапную перемену без почетных званий было трудно не заметить. Он сидел, широко раскрыв глаза, глядя на другого, который теперь пододвигал к нему свой подарок через стол.       - Ты назвал мою фамилию.       Может быть, это не было ошибкой, может быть, он хотел это сделать.       Они тупо уставились друг на друга, пока Чифую собирал воедино то, что имел в виду Казутора. Это было ошибкой.       - Ой. Прости.       Это определенно было ошибкой. Он надеялся, что это не так, что Чифую хотел назвать его Ханемией, но если это была ошибка, он проигнорирует ее.       - Я не возражаю.       Казутора не мог отвести глаз от Чифую. Он избегал зрительного контакта с Казуторой, надувая щеки в осознании своей ошибки, когда он вложил подарок в руку Казуторы.       Наконец он взял то, что Чифую пытался ему дать, и осмотрел это.       - Это второй том манги, которую я дал тебе в прошлый раз. Я бы отдал их тебе раньше, но их не было на складе до ноября. Я действительно не хотел отдавать тебе свою копию, так как она мне явно нравится, но все же это для тебя. На самом деле я тоже не знаю, нравится ли тебе это, но ты сказал, что хочешь этого, так что я просто предположил. В любом случае, это для тебя. - У Чифую была привычка болтать, когда он дарил подарки Казуторе. Это случилось всего дважды, но было немного мило, что он казался таким неуклюжим, когда давал ему что-то.       И все же он не мог понять, зачем Чифую это делает. Однако он должен был решить, что исцеление не имело смысла для Казуторы. Его доброта тоже не имела для него смысла. Ему было интересно, что все остальные думают о том, что делает Чифую.       - Спасибо тебе… Мне это действительно понравилось. Первый я читал его довольно много раз. Я имел в виду это раньше, я действительно люблю романтику. Фон тоже очень красивый или... да. - Как только он понял, что говорит больше, чем обычно, он остановился.       Чифую пристально наблюдал за ним, когда он говорил о книге, пытаясь понять, имел ли он в виду то, что сказал. Когда он решил, что Казутора говорит правду, он, казалось, немного повеселел, хотя бы немного.       - Да, ну, у мангаки отличный стиль. Я думаю, совершенно очевидно, что она хочет больше рассказывать визуальные истории, чем писать на самом деле. Я не знаю, нравится ли тебе это - наблюдать за выражениями лиц и фоном, а не слушать слова. Мм, этот отличается, хотя и следует за другим главным героем.       Внезапно он понял, что Чифую пытался сделать с книгами. Казуторе и ему действительно было абсолютно не о чем говорить, и это не было похоже на то, что Казутора решил принять активное участие в разговоре. Чифую уже говорил раньше, что хочет увидеть хорошее в Казуторе, увидеть то, что Баджи видел раньше. Если Казутора не собирался предпринимать никаких шагов, то, похоже, Чифую заставит его.       Он не был хорош в принятии каких-либо мер, он активно старался не предпринимать никаких шагов, но если бы это было предложено… если это было легко, то не было причин отступать.       - По общему признанию, мне понравился другой главный герой, поэтому я думаю, что хотел бы вместо этого увидеть их точку зрения. Ты много знаешь об этой истории?       Не должно было быть так сложно задать такой простой вопрос или начать такой легкий разговор, но он заставлял нервничать на каждом шагу, ходя на цыпочках вокруг Чифую и его отношений. Не то чтобы это могло сломаться сильнее, чем было на самом деле.       - Серьезно? Я думаю, это было бы в твоем вкусе. Он гораздо спокойнее, это что, противоположности притягиваются, как у тебя происходило? - Впервые Чифую смеялся над ним, это было недолгое, но яркое и полное чего-то, чего хотел Казутора. Он должен сделать это снова. - Да, думаю, я много знаю об этом. У меня дома есть все тома, но это короткая серия, их всего пять, так что это менее впечатляюще. - Он больше не улыбался, но воздух был светлее, чем раньше, как будто Чифую пытался забыть о том, что произошло ранее днем, и у него не было времени ненавидеть Казутору так сильно, как обычно.       Если бы они могли просто продолжать разговаривать, если бы Чифую мог просто продолжать смотреть на него, как будто он не был монстром, тогда, возможно, все было бы хорошо. Но к концу получаса глаза Чифую посуровели, и Казутора нервничал, желая снова заговорить. Хотя, в первый раз он хотел, чтобы его разговор с Чифую продолжился, поэтому он пообещал написать ему об этом. Он не был уверен, пожалеет ли он об этом позже или Чифую даже захочет, чтобы он это сделал, но он выложил все, и он был прав, это было так же ужасно, как он себе представлял.       Той ночью Казутора думал о том, что произошло в тот день, и чувствовал себя виноватым за то, что хотел сделать что-то большее с Чифую. Он чувствовал себя виноватым за то, что хотел услышать его смех или увидеть, как смягчаются его глаза. Он знал, что Чифую не принадлежал ему, чтобы бежать к нему.       Желания и стремления являются чисто человеческими, никто не может помочь им иметь их, и их труднее игнорировать, как только ты признаешься себе в этом. Казутора хотел, чтобы он понравился Чифую, и это было действительно отвратительное желание, которое заставляло его чувствовать себя все хуже и хуже, чем больше он думал об этом. Трудно хотеть того, чего у тебя не может быть. Люди хотят по разным причинам, будь то эгоистичные намерения или ради чьей-то выгоды, которую они все еще хотят. Казутора хотел похоронить свои желания там, где он больше не будет о них думать, потому что все его желания сопровождались непреодолимым чувством вины. Итак, он заплакал.       Он провел ночь, свернувшись калачиком в углу своей холодной кровати в своей пустой камере, перечитывая письма Чифую, позволяя осознанию своего желания утонуть. Он впился ногтями в ладони до крови и прижал колени к груди, пока не перекрыл кровообращение и не почувствовал онемение в ногах. Казутора беззвучно плакал, широко раскрыв глаза, пока у него не заболели глаза от усталости, а дыхание не стало тяжелым и неглубоким. Когда он наконец заснул, ему приснился другой сон, и точно так же, как он был в жизни, его сны отражались от реальности. Казутора был один, и это было самое худшее в реализации того, чего он хотел. Он боялся, что все это исчезнет.