До высоких крепостных стен города они добираются поздней ночью.
Лошади размеренно цокают копытами, капитан кивает рыцарям около ворот приветственно, а Тома… Тома молчит, приоткрыв в удивлении рот, смотрит широко распахнутыми глазами на подросшие стены и высоченные мельницы, торчащие из-за них в глубине.
— Боже… — шепчет он одними губами.
Лошадь ведёт его по мосту, и если бы не она, то Тома не сдвинулся бы и с места, взирая на
его город.
— Это, — Кэйа кивает на него, обращаясь к рыцарям,— дипломат из Инадзумы.
Рыцари, прежде наблюдающие за необычным одеянием чужеземца удивлённо приподнимают брови и кивают головами. Ещё бы. В Мондштадте никто не носит высокие сапоги с дыркой поверх белых носков. Кэйя удивляется — каким образом вообще они ещё белые?
— Добро пожаловать в Мондштадт!
Они выпрямляются и бьют кулаком в грудь.
Тома не обращает на них внимания, въезжая на главную улицу.
Эта истертая брусчатка, эти широкие лопасти мельниц, замысловатые улочки, окружающие торговый квартал и стены, стены, стены — высокие, крепкие, способные выдержать всё. Улочки идут вглубь, стекаясь к сердцу города — Собору Барбатоса. А он сам — каменным изваянием величественным и одновременно умиротворенным, свободным — виднеется посреди площади, а на крыше высокие готические шпили пронизывают небо. И всё в Мондштадте об обыденном, тёплом, да только решительном и неприступном, когда дело касается защиты города. Ветра обманчиво ласковые вмиг оборачиваются ураганом, сносящим всё на своем пути, оберегая эту самую свободу. Сколько всего пережили эти стены… сколько крови пролилось по этой брусчатке? Но то — былые времена — а сейчас только пушистые головы одуванчиков мирно склоняются, приветствуя его дома.
Как пахнет Мондштадт?
Если вы спросите это у местного жителя, то ответа не получите точно. Он скажет «Не знаю». Другое дело, если вы зададите этот вопрос приезжему.
Другое дело, если спросите это у Томы.
Он прикрывает глаза, глубоко вдыхая.
Мондштадт пахнет яблоками. Он пахнет сладким сидром, льющимся рекой через края деревянных пузатых кружек. Он настойчиво пахнет виноградным вином терпким и крепким. Здесь свежесть пронизывает каждую улочку и закоулок, ласковый бриз с моря смешивается с горным морозным ветром, вбирает сладость цветов с широких равнин и зелень травы и оседает на город прохладой и чистотой. Нигде — скажет Тома — нигде не будет настолько чистого воздуха, как здесь. Этот ветер пахнет свободой. Мондштадт и есть —
свобода.
Впереди архонт держит свои каменные руки, протягивая вперед, будто в них что-то невесомое, неосязаемое, и Тома думает, что это она.
Свобода.
Её нельзя потрогать, но она позволяет дышать полной грудью, и в этом её главное чувство.
Кэйа молча перехватывает поводья его лошади и ведёт за собой, не смея прервать.
Перед ними изредка проходят редкие ночные стражники, отдающие Кэйе почтение, мелькают шипящие кошки и встречаются пьяницы, что шаткой походкой ковыляют домой из таверн.
Из окон доносятся смех детей, и ворчание матерей, укладывающих их спать.
С другой стороны улицы слышны возгласы и пьяная брань.
Люди не стесняются выказывать своё недовольство. Люди дышат этой
свободой и просто живут.
Тома молчит.
Тома
влюблён.
В этот город.
У боковых ворот конюшня, странно пустующая. Тома приподнимает бровь, но Кэйа отмахивается — не обращай внимания.
— Так ты сразу в гостиницу или пропустить со мной по стаканчику одуванчикового вина? — ехидно улыбается Кэйа, спешиваясь с лошади.
Тома смотрит на него широко распахнутыми глазами чуть ли не в обожании.
— Я будто бы жил ради этого момента.
— В таком случае, прошу в Долю Ангелов. Мой брат делает лучшее вино во всём Тейвате.
Тома замирает как вкопанный.
— Лучшее вино делает семья Рагнвиндр, и я убью каждого, кто посмеет усомниться в этом.
Кэйа громко смеется.
— Какое совпадение, Томас. А я как раз приемный сын Рагнвиндров.
— То есть… Дилюк твой сводный брат?
Действующий глава дома Рагнвиндр, владелец винокурни Рассвет. Винный магнат, баснословный богач и некоронованный король Мондштадта.
Альберих не перестаёт удивлять.
— О? Этот хмурый строптивец тебе знаком? Сегодня как раз должна быть его смена как бармена.
— Нет, но я обязательно должен с ним познакомиться, — шепчет поражëнно.
Они отпускают лошадей в стойло, Кэйа кричит что-то стражнику на другом конце улицы, и кивает. Тома с трудом фокусирует на нём взгляд, полный болезненной ностальгии.
Они идут в лучшую таверну во всём городе. Тома помнит каждый уличный пролет, поворот и подъем по ступенькам. Кэйа вальяжно и расслабленно шагает, видно что он устал от долгой езды, Тома с ним солидарен, и сейчас как никогда хочется откинуться в мягкое кресло и выпить терпкого и крепкого, чтобы сощуриться и провалиться в комфорт.
Изнутри доносится гул голосов и тёплый свет, весёлая музыка барда.
Доля Ангелов неизменно аутентична в свете фонарей. Она встречает неяркой вывеской, пьяным гулом изнутри, тёплым светом и парой пьяниц, что-то усердно друг другу доказывающим возле дверей. Завидев Кэйю, они почтительно расступаются.
Они заходят в Долю Ангелов, и Тома неловко прикрывает за собой дверь. В таверне многолюдно хоть и время близится к закрытию. Бард играет весёлую мелодию, внизу и наверху столики заняты, шум и гам, произносятся тосты, стукаются кружки, лишь возле стойки нет никого, и это вообще не удивительно, ведь за барной стойкой стоит он.
Дилюк, замечая их, слегка приподнимает брови, фыркает и косится на Кэйю.
— Привет, — неформальность Альбериха с непривычки режет по ушам, — Позволь познакомить тебя с дипломатом из самой Инадзумы. Тома, — он указывает ладонью на них по очереди, — Дилюк. Дилюк, Тома.— и присаживается на барный стул.
Бесподобное представление официального дипломата, ничего не скажешь.
Тома сконфуженно садится следом, неловко поглядывая на Дилюка. Вот каков он, один из последних Рагнвиндров, знаменитый сын Крепуса. Дилюк, огненноволосый и яркий, очень хмурый и даже злой с блестящим огненным глазом бога на поясе. От его взгляда хочется поëжиться, а после вообще убежать подальше, потому что от него несёт такой уверенностью, что Тома чувствует себя совсем ничтожным. Эти гранатовые глаза будто испепеляют его недоверием к незнакомцу. Как вообще Кэйа с ним так расслабленно разговаривает? Многолетний иммунитет?
— С ним всё в порядке? — спрашивает Дилюк, наливая обоим по кружке вина. Кэйе обычное, для делегата из заграницы получше.
Кэйа заглядывает Томе в глаза и проводит ладонью перед лицом.
— Наверное устал с дороги. Сейчас выпьет, и язык развяжется, Дилюк, да так, что не заткнёшь.
— Уж извольте, — отвечает Дилюк и отворачивается протирать стаканы.
Тома делает глоток лучшего вина и в блаженстве прикрывает глаза, громко мычит и отпивает половину кружки залпом.
— Боже, как вкусно! — восклицает Тома, не сдержавшись, — Я десять лет об этом мечтал! Не о вине, конечно, я же не с малых лет выпиваю, но хотя бы аромат помнил! Оно великолепно! — нахваливает Тома, не замечая ухмылки Кэйи в стиле «ну я же говорил».
Дилюк поворачивается и приподнимает в удивлении брови.
— Десять лет? У вас в Инадзуме настолько плохое вино?
— Да! — Тома ставит пустую кружку на стойку, которую тут же берёт Дилюк, чтобы снова наполнить. Он, признаться, впечатлён такой реакцией на свой товар. — Однажды попробовав вино Рагнвиндров любое другое будет казаться помоями. Кэйа, как ты вообще в Ван Шу пил со мной-то?
Дилюк снова приподнимает брови. Ван Шу, значит. Они уже успели выпить в дороге, значит. Значит, ему можно доверять, раз Альберих так ведёт себя с ним.
— Поверь, Тома, было нелегко, но я пересилил себя, — смеётся Кэйя.
— Я теперь ничего кроме этого пить не смогу, господин Рагнвиндр, вы жестоки, — смеётся Тома, чувствуя себя гораздо более расслабленно от тепла, стремительно разливающегося по телу.
Да и вообще, за Дилюком ходит слава строптивца, ну и что с того? Убивать взглядом он пока ещё не научился — можно и расслабиться. У Томы дипломатическая неприкосновенность.
По крайней мере, свидетелей бесконтактного убийства Дилюком кого-либо нет.
Тома принимается за вторую кружку.
— Э, помедленней, я тебя на руках до гостиницы не понесу, — встревоженно окликает Кэйя.
— А что, боишься не унесешь? — подначивает Тома, — Ты сам предложил пойти сюда, а я хочу встретить первое утро на родине с похмелья как истинный мондштадтец! Как ты в Ван Шу!
Дилюк прыскает от смеха и отворачивается, завидев, как у Кэйи алеют уши. Редко кто смеет так разговаривать с капитаном рыцарей, разве что он сам, Дилюк.
— Где ты его откопал? — спрашивает бармен, холодным голосом, но всё равно проскакивают смешинки.
— В гавани Ли Юэ, — отвечает Кэйа и щурится угрожающе. — Нашёл в ресторане, уплетающим за обе щеки третью тарелку острого мяса. Если бы не я, этот придурок шёл бы до Мондштадта пешком.
Тома вперивается в него блестящими от поволоки глазами. Наивкуснейшее вино бьёт в голову неприлично быстро.
— Ты думаешь, у меня не хватило бы ума купить лошадь у местных?
— Возможно. Но, вот проблема, — Кэйа отпивает задумчиво, улыбается. — В гавани Ли Юэ все лошади принадлежат Цисин и находятся у горожан в аренде. И скреплены контрактом. Уж я-то разбираюсь в этом. Так что, тебе пришлось бы идти за территорию, охраняющуюся миллелитами. А это после Ван Шу как раз. День бы точно потерял.
Тома пораженно приоткрывает рот.
— Ты знал.
— Я капитан кавалерии. Я знаю про лошадей всё, Томас Бранд.
— Бранд? — окликает их Дилюк и подливает Кэйе ещё вина. — Семья Брандов раньше закупала у нас вино на продажу.
Тома смущенно трет шею.
— Эм… да. Пока отец не уехал в Иназуму, у нас был небольшой бизнес. Я был маленький, но помню мастера Крепуса. Вы очень похожи.
— Тома, — задушенно зовет Кэйя.
Он смотрит на него секунду, на Дилюка. Тот так и замирает, держа в руке бокал с тряпкой.
— О, — неловко пялится на столешницу. — А хотите, я расскажу, как я получил глаз бога?
— Тома! — повторяет Кэйя.
Дилюк нахмуривается и поднимает взгляд на него, и Тома уже не так уверен, что Рагнвиндр не умеет испепелять глазами.
Но и Тома не промах.
— Защитить, — просто говорит он.
Дилюк выгибает брови, Кэйа прикладывает ладонь к лицу в ожидании развязки. Он, конечно, мог бы вмешаться, но более того ему все-таки интересно, чем всё кончится. Выйдет ли Дилюк из себя настолько, что в первый же день сломает челюсть дипломату из Инадзумы? Не всё же ему одному бесить брата, м?
— Защитить, — повторяет Тома, — Я хотел защитить. Вот и всё, — разводит руками.
Дилюк как-то странно смотрит на него полу-шокированно, полу-возмущенно. И молчит с минуту, пока Тома снова прикладывается к кружке и не выпивает её до дна.
Врага наш герой конечно в лице винного магната не наживëт, да и что плохого в том, что он сказал правду?
Кэйа открывает рот, чтобы…
— Я тоже, — внезапно говорит Дилюк.
Кэйа закрывает рот и смотрит на брата. Просто охренеть. Дилюк смотрит Томе в глаза, поворачивается всем телом и подливает вина в бокал.
— А давайте выпьем вместе, Дилюк, — предлагает Тома. — Таверна вроде скоро закроется, а я бы хотел пообщаться с Вами побольше. Всегда мечтал познакомиться с таким человеком. А ещё наладить поставки вина в Инадзуму. Собственно, частично за этим я и приехал. Господин Аято очень надеется на сотрудничество.
— Кто такой Аято?
— Глава комиссии Ясиро трикомиссии Сёгуната, отвечающей за культуру во всей Инадзуме. Я доверенное лицо господина.
Тома легко и вежливо улыбается, блестит глазами, мастерски переходит почти на «ты», и Дилюк пару раз открывает и закрывает рот, но в итоге говорит:
— Хорошо.
Ведь расширение бизнеса это хорошо?
Хорошо ведь?
У Кэйи отваливается челюсть и наверное впервые в жизни пропадает дар речи.
Этот человек просто невероятен.
Он открыт, одновременно хитёр и уверен в себе, хоть и производит впечатление простофили. Любого другого после слов о Крепусе, Дилюк бы послал далеко и надолго, но не его.
Дилюк подзывает из подсобки Чарльза и идёт к единственному столику, который освободился во время их разговора.
Когда они садятся за стол, Чарльз приносит бутылку наверное самого лучшего, что у них сейчас есть в погребах, и почтительно разливает по новым чистым бокалам. Тома это понимает по тому, как восхищённо расширяется глаз у Кэйи и раздуваются ноздри, вдыхая аромат настолько красного вина, что кажется, будто в бокале кровь.
Рагнвиндр поднимает изящно бокал, вдыхает аромат вслед за Кэйей и довольно прикрывает глаза.
Ему идёт. Ему невероятно идёт, он будто сам из винограда сделан. Винный король.
— Дилюк, я в восторге… — шепчет Кэйа и подносит бокал в центр, приглашая. — За сотрудничество с Инадзумой!
Они звонко стукаются, и отпивают.
— Боже мой, — стонет Кэйа.
Тома подхватывает, понимая, что это не просто вино, а настоящий эксклюзив. Видно, Дилюк Рагнвиндр пьёт только самое лучшее.
— Итак, что конкретно хотел господин Аято? — Дилюк отпивает совсем немного и сразу переходит к делу.
Тома выуживает из сумки стопку документов.
***
Таверна не закрывается как положено спустя пятнадцать минут. Не закрывается и спустя час. Посетители в восторге. Уставший бард играет на фоне уже вяло, но уйти ему не позволяется — хозяин заведения сегодня отдыхает. Дилюк с розовыми щеками подзывает Чарльза и обещает ему огромную премию за сверхурочные. Чарльз выглядит довольным, Кэйа присвистывает.
— Дилюк, а можно я тоже официантом поработаю? За такую премию я готов даже на барной стойке станцевать, не то чтобы разносить кружки.
Дилюк смеряет его уничтожительным взглядом.
— После этого я утоплюсь в Сидровом озере.
— А что, Кэйа так плохо танцует? — спрашивает Тома заплетающимся языком.
Подписанные документы лежат в сумке и тепло греют. За первый вечер в Мондштадте он уже успел решить один из вопросов.
— Если бы ты лучше исполнял свои обязанности, то тебе и платили бы больше.
Кэйа разочарованно мычит и прикладывается к бокалу.
— Ну, так не интересно, Дилюк.
— А что между вами произошло? — будто просыпается Тома, улавливая уже не в первый раз слишком острые — на грани оскорблений — фразы Дилюка в адрес брата.
Он смотрит на них по очереди, и, видно, это не самая лучшая тема для разговора.
— Не важно, — говорит Дилюк.
— Поругались, с кем не бывает. Сейчас всё нормально. Ну… относительно, — говорит Кэйа.
Дилюк фыркает и внезапно икает.
Кэйа тихо смеётся и снова подзывает Чарльза. Сегодня он решил опустошить отдел эксклюзива в погребе таверны, раз на то есть одобрение хозяина.
Тома прикрывает глаза и внезапно резко поднимается со стула с бокалом в вытянутой руке.
— Как бы сказал мой дорогой друг Каэдэхара Кадзуха! — почти кричит он, запинается, и придает голосу смешной философский тон. — Сколькими богатствами ни обладал бы человек, без семьи он нищий!
Кэйа и Дилюк замирают.
Мужики за соседним столиком взрываются согласным «Да! Выпьем за это!» Бард играет бодрее и меняет мотив на ещё более весёлый.
Кэйа неуверенно подносит бокал к бокалу Томы и неотрывно смотрит на Дилюка. Тот прикипает мутным взглядом к их вытянутым рукам. И вдруг громко чокается с ними, подносит к губам, и резко выпивает залпом. Дилюк не пил уже семь лет — по его словам — с того самого дня рождения. Кажется, кто-то сильно лукавит.
А Тома тоже допивает залпом, садится на лавку и шумно зевает.
— О, дружище, тебе кажется хватит, — замечает Кэйа немного грустно. Тащить Тому в Гëтэ ведь ему.
— Да, наверное, — шепчет Тома и широко зевает снова. — Аяка… я так люблю её.
И заваливается головой, только Дилюк успевает цепко хватая его за волосы спасти от сломанного о столешницу носа.
— Аяка?... Кэйа, научи его пить. Нет, лучше запрети. Он безнадёжен.
Дилюк аккуратно кладёт голову спящего Томы на стол.
— Так он по статусу равен мне, дипломат всё же. Как я могу запретить? — смеётся Кэйя.
— На правах профессионала. Ты же лучший знаток вин в Монде, разве нет?
— Это что? Это вот что сейчас комплимент был? А где же слова «алкоголик», «пьяница», «даже тут ты бесполезен»?
Дилюк поднимается, сохраняя аристократическое хладнокровие, но всё равно немного пошатывается, забирает с собой бокал и удаляется обратно за стойку.
— Таверна закрывается! — гаркает он внезапно посетителям, и напуганные пьяницы начинают копошиться, поднимаясь из-за столов. Бард аж подпрыгивает.
Нет, кажется столько раз за день Кэйа ещё не удивлялся никогда.
Дилюк еле стоит на ногах.
Кэйа поднимается без комментариев — не спугнуть бы его, а то мало ли что можно ожидать от пьяного Дилюка — он серьёзно не видел его таким с подросткового возраста — и пихает Тому в бок. Тот ожидаемо бурчит под нос и продолжает спать.
— Ну и какое ты дитя Мондштадта? Совсем тебя Инадзума испортила, — ворчит Кэйа.
Подхватывает подмышки, закидывает руку на плечо — не тяжёлый — и волочит до двери.
— Помочь? — спрашивает Рагнвиндр, и Кэйа оборачивается выгнув бровь. А Дилюк теряется на секунду и добавляет. — А то ещё уронишь по дороге и не видать мне расширение бизнеса.
— Ах, не волнуйтесь господин Рагнвиндр, уж с этим капитан кавалерии справится, — и тепло улыбается.
Дилюк фыркает и отворачивается. А после вскидывает брови, удивляясь.Что-то он сегодня совсем размяк. А всё этот Тома, чëрт бы его побрал.
Или его стоит поблагодарить?
***
В Гёте Тому уже ждут. По распоряжению Джинн номер подготовлен самый лучший, вычищенный до блеска. Для почётного дипломата из прежде закрытой страны, олицетворяющей изящество и культуру…
Дипломата, которого прямо сейчас пьяный Кэйа Альберих пытается затащить наверх по лестнице на второй этаж в номер. В дрова пьяного и спящего.
И, всë-таки, мондштадтское гостеприимство — очень неоднозначная вещь.
