***
Первый школьный день превратился для меня в сплошное разноцветное пятно. Честно сказать, я ожидал большего. В фильмах такое событие как главный герой новичок, который вдруг перевёлся посреди учебного года, кажется ни для кого не проходит незамеченным. Лучший друг на все года вырастает из-под земли, стоит только пару шагов пройти по школьному коридору, стервы всех мастей тут же начинают тебя ненавидеть и строить козни, хулиганы мечтают избить, а посреди всего этого потрясающий и ужасный Я. Ну, как-то так. На самом деле ничего подобного не случилось. Билли в конечном счёте привёл меня к светло-бежевому четырёхэтажному зданию в греческом стиле, которое изо всех сил старалось косить под древность, хотя было видно, что здесь и там краска ещё не обсохла. Не в буквальном смысле. Над входом ветер играл с изумрудным флагом школы, чьё название я не потрудился прочесть на золотой табличке перед воротами. Вместо этого уставился на белоснежную статую, которую предстояло обойти по дуге, чтобы попасть в главный корпус. Это оказалась Афина в своём самом частом изображении: греческое платьице без рукавов, тиара на голове, богиня Ника в правой руке и копьё в левой. Что ж, она богиня мудрости, это понятно, но какое отношение она имеет к академии для богатых в Малибу? Даже Билли не смог ответить на этот вопрос. Но он водил меня к секретарю, в столовую и по классам как заботливый папа-омежка. Это омрачалось одним единственным фактом — Рассел. Естественно, этот неуклюжий громила с кривыми зубами и чёрной щёткой вместо волос таскался везде за своим парнем, и всё время тянул к нему свои грабли. На это было неприятно смотреть — точь-в-точь Кинг Конг с омежкой в руках прямиком из всем известного фильма. Ну это же уже не моё дело, но заставило задуматься о собственных потребностях, упорно игнорируемых весь последний месяц. Хоть я и зарёкся заводить здесь отношения, но гон-то никуда не делся. Мне всё ещё нужен омега. Как же это, блять, трудно! Казалось бы, что может быть проще? Я всегда был хорошим поваром, если речь шла о том, как получше себя подать. Блюдо из внешних данных, щепотка лести, парочка фальшивых обещаний, огонь предстоящего гона и вуаля, омеги мечтали оказаться со мной в одной постели. Как только сняли гипс после аварии я, недолго думая, оказался там со своим одноклассником по старой школе. Тогда с бронёй это было просто, а сейчас... Я ничего не чувствую. Лжец. Лжец. Лжец. По коже будто пробежал миллион маленьких насекомых, а вновь обретённое чувство вины не позволяло спокойно смотреть на фото в Инстаграме омеги, с которым познакомился на уроке истории. Покачав головой, я продолжил листать фото Дирка, пытаясь убедить себя, что он очень привлекателен. Но не знает о существовании геля для умывания. И не обтягивающих шмоток. И того, где находится Греция, ибо не смог показать её на карте. Ну блять, серьёзно? Перед школой же ебаная Афина Парфенос стоит! "Господи, в контексте секса и вязки это не имеет значения!" — кричал я себе же в ответ, рассматривая свой лучший вариант на экране мобильного. Лучший вариант. Уже был омега, про которого я так думал. Я сидел на молочно-белом диване в гостиной в своём новом доме и был в полной безопасности. По идее. На самом деле я теперь нигде не чувствовал себя в безопасности, зная, что флэшбэки могут накрыть в любой момент, превратив меня в трясущееся плачущее ничтожество. Я ненавидел это так же сильно, как и стыдился. С трудом уняв дрожь в искалеченных руках, у меня получилось отогнать образы каштанового облачка волос и аромат клубничного бальзама для губ. Я люблю папу, но сейчас хотел бы его придушить. — Что делаешь? — раздался над ухом голос Билли, и он попытался заглянуть в экран моего флагманского Самсунга, но я прижал его к груди, пряча. — Всё тебе скажи. — У тебя от меня тайна? Ты там омегу рассматриваешь? Я могу помочь! — тут же затараторил малой, с ногами запрыгнув на диван. — Я всех-всех в школе знаю! Так, кто тебе нравится? — Нравится — громкое слово. — Всегда ты так, не хочешь говорить о своих чувствах. Потому что у меня их долгое время вообще не было. И мне это очень нравилось. — Чурбан. — Нет, я думаю, ты просто боишься, — ответил Билли, заглянув в лицо. — И чего же? — не стал спорить я. — Влюбиться по-настоящему. — Я не собираюсь это делать в ближайшее время. В ответ омега лишь хмыкнул. — Чувства не спрашивают разрешения, чтобы прийти. Сердце пропустило удар, когда Билли чуть подался вперёд, обдавая своим естественным запахом и ароматом цветочного шампуня. Я не дал себе времени порефлексировать на эту тему, а рванулся вперёд, укладывая на лопатки омегу, что тут же завопил и забился в моих руках, зная о последующих действиях, и я не разочаровал. Словно играя на арфе, я быстро пробежался по чужим рёбрам, а Билли издал смешной хрюкающий звук. — А-а-а, перестань! — взмолился он, но я крепко держал его ноги, зажав между коленями, не давая и шанса выбраться, продолжая щекотать. — Чувства не спрашивают разрешения, чтобы прийти, — ответил я и забрался пальцами в подмышки, так что Билли сначала завыл, а после захохотал срывающимся голосом, метаясь как уж на сковородке. Он смеялся так искренне и звонко, что мне захотелось не останавливаться никогда, но вошедшие в зал отчим и папа не оставили выбора. — Бог ты мой, что за крики? — спросил отчим. Пришлось выпустить омегу из крепкой хватки, и тот мгновенно вскочил на ноги, а после пальчиком обвинительно указал в мою сторону. — Он меня щекочет! — Я просто хотел, чтобы ты больше смеялся, — разведя руками ответил я, с удивлением отмечая, что улыбка на губах вовсе не натянута. Мне было весело. По-настоящему. — Неправда, он просто не хотел показывать мне омегу, который ему нравится. — Ой, на, смотри сколько хочешь! Я разблокировал телефон и отдал ему в руки, а после повернулся к родителям. — Вы уже едете? Не рано? — Не хотим попасть в пробку, — отозвался папа, держась за локоть супруга, и так стрельнул глазами в мою сторону, что следующие слова прозвучали как угроза. — Как только я вернусь, мы поговорим. — Будьте умницами! — вклинился отчим, сжимая ручку чемодана и покачивая его из стороны в сторону. — Мы вернёмся завтра вечером, а до этого времени, чтобы здесь не случилось, дом должен остаться на месте. И, пожалуйста, не палитесь перед нами своими подростковыми делами, а то нам всем будет неловко. Клинт мне нравится. Он никогда не относился ко мне как к ребенку, ничего не навязывал и в принципе даже не пытался заниматься моим воспитанием. Честно признаться — заниматься было нечем. Я не создаю проблем, веду себя хорошо и дружу с его сыном. Чего ещё желать отчиму? Я забрал телефон из тонких рук, глянув на омегу лишь мельком, но тут же заметил неладное. Уголки губ опущены, а смотреть он стал исподлобья, опустив голову. — Что такое? Клинт поставил чемодан на пол, будто резко расхотел ехать в свою командировку, и нахмурил брови, готовый разобраться с любой проблемой. Папа быстро мимикрировал, ставя свою сумку рядом, прям, говоря, да, любимый, мы не уедем, пока не решим все затруднения твоего сына. Билли смутился от такого внимания и, не особенно правдоподобно приложив руку ко лбу, проблеял: — У меня что-то разболелась голова. Я лягу спать пораньше. Вам уже нужно выходить, а то вдруг попадете в пробку. Хорошей дороги! Он обнял сначала своего папу, потом моего, и, не отрывая ладони от головы, мелкими шажками поторопился наверх. Клинт проводил его обеспокоенным взглядом, в то время как папа незаметно подавил неуместную зевоту от усталости и вновь принял полагающийся участливый вид. Моя очередь играть. — Я с ним поговорю. Какао сделаю и дам ибупрофен, всё будет в порядке. — Хорошо, — выдохнул альфа и, подхватив чемодан, протянул мне руку, — остаёшься за старшего. Если что — звони. — Вас же меньше суток не будет. Что может случиться? Тогда я ещё не знал, что всё пойдёт по пизде раньше, чем они сядут в самолёт.***
Вопреки своему заявлению, омега пошёл не в комнату, а заперся в ванной. Ну ладно, это давало мне время сделать какао для него, капучино для себя и на скорую руку слепить пару сэндвичей с копчёной курицей. Билли, как всегда, долго проторчал в душе, так что когда шум фена прекратился, я дал ему ещё десять минут на переодеться и потупить перед тем, как с двумя кружками и тарелкой коленом постучаться в чужую комнату. — Да! — раздался ответ, и я толкнул дверь ногой. Билли сидел на кровати, разглаживая покрывало, а из-под подушки в форме сердца торчал уголок блестящего дневничка. Давно я его не видел! Может, зря, потому что никак не мог объяснить себе произошедшие в омеге изменения. Он ерзал на месте и явно нервничал, но старался казаться спокойным, а ещё сдувал с лица длинные пряди абсолютно ровных волос. Он вернул старую укладку, снова превратив лицо в квадрат, вот только привыкнуть обратно к челке не мог так же быстро. — Я сделал какао и сэндвичи, будешь? Он выдохнул как-то горестно и, зажмурившись, покачал головой. — Нет, я скоро ухожу. — Да ладно тебе, хоть какао выпей, — протянул я, шагнув через порог, хотя меня не приглашали. — Ты же знаешь, что я идеален в приготовлении какао, как ты любишь. Даже зефирки добавил. Примостив кружку на тумбу, я устроился на кровати, грея пальцы о свой капучино, а тарелку поставил рядом на покрывало. Билли грустно смотрел в кружку, будто она лично его чем-то расстроила, но даже не притронулся к ней, хотя ненавидел пить остывшее. Я выхватил из-под подушки отблеск ртутного блокнота и едва удержался от того, чтобы не подмигнуть в ответ. Ну держись, бля! Всё тайное станет явным, как только омега уйдет по своим делам. Я слишком расслабился, не стоило выпускать его из поля зрения, ибо это легко может обернуться боком. Совсем недавно повторял, что Билли как открытая книга, но вот сейчас понятия не имею, о чём он думает. — Я не понимаю, — признался я, на этот раз выбрав открытую тактику, — только что всё было нормально, а тут вдруг ты… — Всё и сейчас нормально. — Неправда, ты врёшь. Я вижу. Билли, я — твой друг, мне обо всём можно рассказать, ты же знаешь. — Мёрфи. — Да? — Обнимешь меня? Фу-у-ух. На самом деле, я не хотел его обнимать. Вернее, даже очень хотел, учитывая течку и эти идеальные пухлые губки под блестящим бальзамом, но этим дело бы не ограничилось. Он слишком притягателен. Не уверен, что смогу сдержаться, я и так почти не дышу. Я взял его руку в свою и впервые в жизни не нашёл нужных слов. Кожа на тыльной стороне ладони такая нежная, казалось, проведи ногтем и сразу хлынет кровь. Сложив наши руки будто в молитвенном жесте, его холодные хрупкие кисти до самых запястий утонули в моих ладонях. Я поднял голову и только сейчас понял насколько близко оказался. Глубокие малахитовые глаза смотрели так пристально, открытые во всю ширь, что я подумал, будто могу упасть в эту трясину, если не сделаю, что-нибудь, чтобы зацепиться за твердую землю. Кашлянув, я поспешно отодвинулся, а Билли тут же спрыгнул с постели. — Мне уже пора. — Куда ты? — Погулять, — ответил омега и направился на выход, забыв спрятать дневник обратно под матрас. Я поспешил следом вниз по лестнице. — Куда? Когда вернёшься? — Я не должен перед тобой отчитываться, — непривычно грубо отрезал Билли, влезая в небесно-синие кеды. — Если мой папа будет звонить, скажи, что я сплю. Пока-пока. Омега накинул тёмно-серую куртку и был таков. Я запер за ним дверь, надеясь, что он не забыл ключи, и допил капучино одним глотком. Сразу же зачастило сердце и захотелось ещё, но мне уже точно хватит, а то ночью не засну. Можно было бы посидеть, задумавшись над поведением Билли и изменениями в его настроении, но не хотелось тратить на это столько времени. Особенно, если все ответы ждут меня под подушкой в форме сердца. Это тоже было примечательно — рассеянность вовсе не в духе Билли. Как он мог забыть спрятать дневник? Я уселся на пол в комнате омеги, чтобы не мять покрывало, а потом вытащил блестящий блокнот из-под подушки. В принципе я не собирался читать записи за все четыре месяца. Ну, можно пролистать, конечно... Нет, вдруг Билли за жвачкой вышел? Тогда до самого главного не доберусь. Ладно, пусть будут последние несколько недель. Сразу обозначу, что ожидал увидеть своё имя. Твой сводный брат орёт по ночам и иногда ведёт себя неадекватно. Вполне заслуживает записи и обдумывания, но к увиденному я оказался совсем не готов. Быстро пролистав дневник до самого конца, я по меньшей мере сотню раз встретил своё имя, а его было очень просто заметить — каждый раз омега заключал его в сердечко. Билли в меня влюблён. Задушив неуместное чувство радости, я захлопнул блокнот и уже было собрался положить его на место, когда вспомнил, что вообще не за этим его читал. Сразу открыв последнюю страницу, я пробежался глазами по записи за этот день. Ну вот, народная мудрость гласит — никогда не говори, что не может стать ещё хуже, ибо нет того, что закону Мёрфи не под силу. Я постарался отстраниться и воспринимать это как бы со стороны. По сути, Билли делал то же самое, что и я, — пытался не заводить запретных отношений со своим сводным братом. Но разве можно устоять перед моими грустными карими глазами, глубоким голосом и аурой, что так отличала меня от остальных альф? Это не я так о себе говорю, а омега слово в слово написал подобное в дневнике. Он старался держаться на расстоянии, но когда начались кошмары, то не смог остаться в стороне. Билли воображал как приятно было бы обо мне заботиться, если бы мы встречались. Он хотел спать рядом, гладить мои волосы и обнимать, чтобы плохие сны не могли меня беспокоить. Всё это было так мило и так неправильно, поэтому он держал чувства в себе, выплескивая их только на бумагу. Что же может быть хуже, чем испытывать взаимную, но запретную симпатию? Сейчас объясню. Билли встречается с Расселом, альфой, который уже давно хочет порезвиться на лужайке, где ещё никто не резвился. Вот только омега не горел желанием, находя тысячу и одно оправдание, а сегодня его папа уехал, и я, за четыре месяца ни разу не проявивший симпатию к кому бы то ни было, признаюсь, что мне нравится Дирк. Хотя, вообще-то ничего подобного я не говорил, но омега позволил себе интерпретировать информацию по-своему. И поэтому, несмотря на то, что причинно-следственная связь отсутствует, решился на близость. Мол, пора уже, встречаемся долго, нечего за девственность держаться да и альфа, который нравится, хочет с другим закрутить. Короче, если решение уже принято, то любые аргументы сгодятся для подкрепления. Сунув дневник на место — под матрас, я бегом покинул комнату омеги, на ходу делая дыхательные упражнения, чтобы успокоиться. Вернее, чтобы не начать нервничать. Только разбуди хоть одно чувство и от него уже не отделаться. Ну как он только мог решиться подарить свой цветочек, так сказать, кому-то вроде Рассела? Как вообще начал с ним встречаться? Иногда видишь омегу на улице: сверкающие глаза, белая с иголочки одежда, волосы на ветру развеваются, а рядом идёт прямо натуральное чмо в тренниках, за руку его дёргает и кричит ещё что-то недовольно. Омега же в ответ смущается, вжимает голову в плечи и кивает, со всем соглашаясь. Когда я был помладше, то не понимал, почему омега не зарядит ему промеж глаз и не уйдет с гордо поднятой головой, но я вырос и тогда только допёр. Там, где меня учили проявлять инициативу, омег учат сидеть тихо. Там, где я должен влезть в драку и отстоять свою честь, омега должен стерпеть. Он — хранитель семейного очага и отец в первую очередь, который должен быть примером. Ага, примером как быть удобным для всех и каждого. Только внушив юным омежкам, что, не имея альфы, они — ноль без палочки, и обрушив их самооценку до уровня плинтуса, можно обеспечить таких как Рассел парой. А что касается ожиданий, то это вообще анекдот. К омеге список требований длиннее, чем при приеме на работу, а к альфе только длинный список оправданий. Не жди, что альфа будет подтянутый и модельной внешности, любить можно не за это. Не ищи только состоятельного, не будь меркантильным. Ну и что, что он небольшого ума, зато хозяйственный, вот полку прибил как ровно. Занижаешь уровень требований у половины населения и вуаля, демографический кризис стране никогда не грозит. Когда я это понял, то первой мыслью было что-то вроде — эй, а как этого никто ещё не заметил? Да заметили и уже давно. Вот только даже длиною в день, самой распрекрасной, очень понятной и развёрнутой лекции не хватит, чтобы вытащить всё то дерьмо из головы, которое вливали туда годами. У Расселов всегда будут зайчики Билли. Но конкретно сейчас именно я, хоть и косвенно, толкнул омегу в кривые руки футболиста, ведь он хотел избавиться от чувства, которое я не заметил. Я настолько часто повторял себе, что мягкий и дружелюбный Билли без двойного дна так мне понятен, что буквально ослеп в его отношении. Надо было прочесть его дневник давным-давно, не расслабляться, а теперь оказывается, что я опоздал на пару часов. А опоздал ли? Билли у меня на быстром наборе после папы. Он обычно берёт трубку на третий гудок и всегда называет по имени. Мёрфи. Из его уст моё имя было таким непорочным, прям по-ангельски. Но в этот раз омега не отвечал. А что бы я ему сказал? Что прочёл его дневник? Что Рассел его не заслуживает? Что Дирк мне совсем не нравится? Глупость. Я пальцами прижал яремную вену и поднял руку с часами, чтобы проверить, не показалось ли, но всё верно — семьдесят шесть. Зачастило. По-настоящему зачастило. Я бы испугался даже, но страх не помогает, в отличие от дыхательных упражнений и глотка холодной воды. Я полчаса ходил по дому, не в силах присесть, но в итоге заставил себя усадить жопу на кухонный стул и запустил ПАБГ, хотя играть сейчас не хотелось. Но мне просто необходимо было отвлечься! И жанр королевская битва, где ты должен собрать ресурсы, всех убить и остаться один, вполне подходит. Прошёл ровно час, когда хлопнула входная дверь, и я подскочил на месте от неожиданности, мигом сворачивая игру. Уже вернулся? Ну, учитывая габариты Рассела, о выносливости речь не шла, так что Билли хоть отмучился быстро. Так, надо вести себя обычно, ведь по идее я совсем-совсем ничего не знаю об их сегодняшних занятиях, прости господи. Я открыл холодильник и вытащил Маунтин Дью, выглянув из-за дверцы холодильника. Билли раскидал свои кеды по прихожей и стоял спиной, сражаясь с молнией на куртке, а после громко высморкался в салфетку. Я сначала решил, что у малого аллергия, но после пары очень громких всхлипов и того, что омега буквально с воем повис на своей куртке на вешалке, стало понятно — он рыдает и явно не из-за мелочи. Внутри у меня всё похолодело и клянусь, что одно мгновение я не мог даже с места сдвинуться, ведь ноги будто примерзли к полу, но это прошло. — Эй, Билли, ты чего там? — окликнул я его, направляясь в сторону коридора, оставив не открытую зелёную банку на столе, как вдруг малой вскинулся как испуганный зайка и рванул вверх по лестнице. — Стой! Даже с форой, что дало промедление, я почти смог догнать его, но омега успел захлопнуть дверь ванной перед носом, чуть не прищемив мне руку. Тут же послышались щелчки, запирающие оставшиеся две двери. Болван! Надо было сразу бежать к другой двери, мог бы успеть. — Алло, Билли, что случилось? — Ничего! — прорыдал он, захлебываясь всхлипами, а после включил воду. — Открой дверь, — как можно спокойнее попросил я, тарабаня кулаком по дереву. — Эй, ты слышишь? Но малой уже не отвечал, только подвывая как раненое животное, и от этих звуков мурашки бежали по коже. Кто любит, когда омега плачет, ещё и с таким надрывом? Тем более зайчик Билли. Я стучал ещё и дёргал ручку, но без толку. Омега горько плакал с другой стороны и ни на что не отвечал, но я уже знал, что произошло. Руки сжались в кулаки и отказывались разжиматься. Рассел. Ебаный напористый танк. Я уже видел, как он пыхтит, стараясь залезть Билли в трусы. Может, омега испугался или просто передумал в последний момент, но альфа ведь уже был в шаге от желаемого. Такой как Рассел не стал бы отступать, когда настолько близок. Для массивного игрока в футбол схватить и хорошенько прижать, чтоб не рыпался, маленького омегу не составит труда. Ярость поднималась во мне как цунами, готовое смести целый город на своём пути. Я бы отправился к Расселу прямо сейчас, снарядившись бейсбольной битой, но не мог оставить Билли. Кровь бурлила в венах, и я быстро придумал как перенаправить эту энергию. Совсем не хотелось пугать омегу, но мягкая тактика сейчас с ним не работает. Нужен другой подход. Поэтому я со всей дури впечатался коленом в дверь так, что она аж затряслась на петлях. — Ты забываешь из какого я района, Билли. Я вышибу эту дверку к хуям, если ты не откроешь! Отцу сам будешь объяснять, почему мне пришлось это сделать. А может позвонить ему прямо сейчас? Для убедительности я снова ударил ногой, а Билли наконец закопошился. — Не надо! Пожалуйста! Я сейчас! — нервно согласился он и щёлкнул замком. Господи, выглядел он жутко: лицо красное и опухшее как воздушный шарик, белки огромных глаз испещрили лопнувшие сосуды, а обкусанная нижняя губа дрожала. Честно, сердце сжалось, и омегу захотелось обнять, прижать к себе, но я бы не рискнул — пахло от него просто божественно. Застыв на месте, я дышал ртом. Я ничего… Я... Я схожу с ума. Я больше не смогу использовать свою мантру, ибо чувства затопили до самых краёв, и это было ужасно. Я хотел, чтобы это закончилось. Это кошмар, жуткая встряска. У меня всё прекрасно, всё замечательно, и ноль причин так себя чувствовать, но я видел заплаканное лицо Билли и дышать становилось трудно. Я едва осознавал, что делаю, когда шагнул вперёд и стал стирать слёзы с его покрасневших щёк и просить, шепча: — Пожалуйста, прекрати... Билли... Я не могу так. Это слишком тяжело. В груди жутко болело, тянуло и разрывало, будто сердце вооружилось ножом и пыталось прорезать себе путь наружу. Я сжал холодные пальцы омеги меж ладоней, мечтая согреть. Мечтая, чтобы его перестало трясти. И меня тоже. Я смотрел на тонкие руки Билли с открытыми беззащитными запястьями. Только сейчас стало заметно, что он не в своей футболке, а джинсы чуть спозли на бёдра без ремня. Сразу видно — одевался в спешке. Новая волна гнева накрыла с головой, но я заставил себя не скрипеть зубами. Злость немного привела меня в чувство, и порядок действий сложился в голове. — Стой здесь, даже с места не двигайся, — приказал я, погрозив омеге пальцем, — и дверь не закрывай, а то выбью как обещал без дополнительных предупреждений. Вернусь через тридцать секунд. Жди. Вылетев из ванной, я промчался по коридору и распахнул дверь в родительскую спальню. Здесь было темно из-за плотных коричневых штор, ведь и папа, и отчим любили поспать подольше, а не вставать вместе с солнцем. Кровать кинг-сайз с бордовым балдахином вместе с резными итальянскими тумбами и сундуком в изножье, в самом деле создавали впечатление, что вошёл в спальню монарха, но меня интересовала одна из дверей, что по обе стороны королевского лежбища. Ванная у родителей гораздо больше нашей, ещё там есть отдельная душевая кабинка и джакузи, однако сейчас мне нужен был неприметный шкафчик за зеркалом над раковиной — аптечка. Я открыл его и изучал найденные лекарства в одинаковых оранжевых баночках с белой крышкой, пока не нашёл нужное. Вытрусив на руку горсть круглых небесно-голубых таблеток, я взял оттуда всего одну и уже по пути обратно разделил её на две части. Билли меня послушался и остался стоять на месте, глотая слёзы и обнимая себя дрожащими руками. Ничего, зайчонок, сейчас полегчает. Я набрал воды в стакан для полоскания и, закинув половинку таблетки в рот, запил её. — Выпей это, — сказал я, протягивая омеге стакан. — Что это? — спросил он, но не сопротивлялся, когда я надавил ему на подбородок и закинул полтаблетки в рот, а запил её водой. — Валиум. Тебе надо успокоиться, и мне тоже, а пока можешь рассказать, что случилось. Билли мгновенно закрылся и, опустив голову, постарался отступить назад, но хрена с два я это позволю! Вцепившись в худые плечи, я потряс его, вынудил поднять голову и зацепил взглядом. Никакого выбора. Ноль. — Ты расскажешь. Что произошло? На самом деле я бы хотел залить себе в уши воск, чтобы не слышать ответ, но реальность от этого не изменится. Я должен это услышать. Должен быть рядом, как он был со мной, когда я в нём нуждался, даже не признаваясь в этом. Билли всхлипнул, вдохнув глубоко, и я не торопил его, видя, что он готов начать. — Мы с... Расселом должны были сегодня... Понимаешь… — Понимаю, — перебил я, чтобы чуть ускорить процесс и не заставлять много говорить об этом, — дальше. — Всё было... Ужасно. Я переживал, не мог расслабиться перед... Но Рассел сказал, что уже пора начинать, и тогда... Омега замолчал и зажмурился, а кожа пошла мурашками, и он вжал голову в плечи. Я успокаивающе потёр его руки, где кожа стала гусиной, и шёпотом спросил, чтоб не спугнуть: — Тогда что? — Он попытался... вставить. Ничего не получалось. Мне стало больно, но он сказал, что я должен потерпеть. Я правда старался, очень, а он так сильно давил там внизу, что я... Я уже не мог терпеть! — вдруг закричал он, а из глаз снова брызнули слёзы, и Билли вцепился в мою футболку. — Неужели должно быть так больно? Очень больно! Я сказал “стоп”. Сказал “хватит”, но… — Он не послушал. Омега снова зажмурился и помотал головой, а пальцы, сжимающие ворот моей футболки, побелели. — Он так навалился, я думал, что не справлюсь с ним, но... Собрался с силами и ударил его. В кадык, как папа учил. Он упал на пол, а я убежал. — Так он не… — Нет. В этот момент гора свалилась у меня с плеч. Я вспомнил как дышать и, крепко прижав к себе омегу, полной грудью вдохнул его запах, который так будоражил, но сейчас даже успокаивал. Я гладил его по спине, пока он всхлипывал, пропитывая солью ткань футболки на груди, а потом отстранился и взял его лицо в ладони, как особо хрупкую вазу, глядя прямо в малахитовые глаза. — Ты должен сосредоточиться. Не дать этому событию повлиять на всю твою жизнь. Вспоминая о нём, думай только об этом, — твердо говорил я, сжав в кулак его маленькую ладошку и приставив к своему кадыку. — Ты не дал подавить себя, не сдался, был силён и дал отпор. Вспоминай момент удара, он же захрипел, да? — Точно. Так схватился за горло. — О, поверь, ему было очень неприятно. Трудно дышать после такого удара, и болеть потом будет долго. — Хорошо, — проныл омега, не переставая лить слёзы. — Ты молодец. Уверен, это был классный удар. Билли кивнул, стирая влагу с щёк, а я перешёл к следующей не менее важной задаче. — Так, мы сейчас вызовем такси и потихоньку поедем в управление шерифа, надо… — Нет! — выкрикнул омега, выпучив глаза. — Я никуда не поеду! — Билли, он пытался тебя изнасиловать. — Но не изнасиловал. Я отбился, всё в порядке. — Всё не может быть в порядке. — Я не поеду! Ты не понимаешь! — Так объясни! Я тоже перешёл на крик, ведь возмущение пёрло из меня как кипящее молоко из кастрюли. Мне даже не представлялось, что омега может заартачиться в этом вопросе. Какого хрена? Если бы на меня кто-то напал, я бы хотел, чтоб урод получил по заслугам. Но у Билли было другое мнение. — Я не хочу, чтобы все узнали. На меня будут показывать пальцем, в газете напишут, ведь моего отца узнают на улице. Как он будет себя чувствовать, когда подобное случилось, а его даже в штате не было? Особенно после тех ужасов, что творил папа-омега… Мёрфи, ты многого не знаешь, у нас был тяжёлый год, — признался омега в том, что я на самом деле знал и не должен был знать. — В школе вообще никто не поверит, мы же встречались, и я сам к нему пришёл... Я не хочу. Я хочу, чтобы всего этого не было. Я хочу жить так, будто ничего не случилось. — Но это случилось. — Нет, — помотал головой омега, неожиданно проявляя твердость со слезами на глазах, — я отбился. Он не успел сделать, что хотел. — Билли… — Сказал — никакой полиции. Я так хочу. Я выдохнул и потёр шею. Не могу сказать, что понимаю. Совсем. Но это его желание. Можно пойти в обход, а после принять последствия, вот только пользы не будет. Без заявления жертвы, без экспертизы ничего доказать нельзя. — Ты уверен? Хорошо подумай. Если ты захочешь обвинить его позже, то доказать факт насилия уже будет невозможно. Это надо делать сейчас. — Я уверен. Хочу поскорее залезть в душ и смыть с себя всё, — он потёр кожу на плечах и, потоптавшись на месте, поморщился. Я тут же переместил взгляд на спадающие джинсы, не зная как бы поделикатнее спросить. — Там у тебя... Всё нормально? Или болит? — Я... Не знаю. Мне надо посмотреть. Вроде что-то тянет... Не пойму. Я покрутился на месте, испытывая непривычную нервозность. Руки немного тряслись. — Ладно, ты лезь в душ, я принесу тебе одежду, а потом жду внизу. Обязательно спускайся, не будь один. И не задерживайся здесь, Валиум скоро подействует, так что заснешь посреди процесса, и голову себе расшибёшь. — Хорошо, — легко согласился омега и уже третий раз за день включил воду, но я не спешил уходить. — Слушай, Билли. Если ты не хочешь идти в полицию, то... Это не значит, что надо оставить Рассела безнаказанным. Есть и другие способы воздействия. — Боже, Мёрфи, я ничего такого не хочу! Пообещай, что не станешь ничего делать, — потребовал Билли и, схватив мою руку, ощутимо её потряс. — Обещай, живо. — Обещаю, — с сожалением ответил я и, высвободившись из холодного капкана ледяных пальцев омеги, шагнул в его комнату. Закрыв дверь, я прижался к ней спиной, ощущая дежавю. Только благодаря длинной футболке Билли не увидел, что член у меня стоит колом, будто пытается дотянуться до омеги. Я больше не чувствовал свою броню, она полностью растаяла, но видно ниже пояса были другие законы. Гормонам плевать, что Билли мой сводный брат и только-только пережил насилие. Им всё дай. Помотав головой, я залез в чужой шкаф, в который раз удивляясь царившему там порядку. Китаец-прислуга убирался во всем доме кроме комнаты Билли — каждый четверг омега драил её сам. Я спросил как-то, а зачем, если работник всё равно нанят? — Но он же будет копаться в моих личных вещах! Трогать их и ставить куда попало. Нет, моя комната — моя крепость. И вот я роюсь в его шкафу. Но Билли вроде бы не был против. Я выбрал для него белую футболку со звёздами и чёрные шорты, а после заглянул в ящик с бельём. Да уж, осматривать его в первый раз было гораздо легче, когда мне по большому счёту было плевать на Билли. А сейчас получается... Стоп. Хоть не думать об этом я могу себя заставить. Я дёрнул из органайзера первые попавшиеся трусики и повесил одежду на ручку со своей стороны, а потом постучал в дверь. — Малыш, одежда снаружи. Блять, я сказал "малыш"? — Угу, — отозвался Билли, а я потопал вниз. Понимаю, что это скорее эффект плацебо, но мне казалось, что я уже чувствую успокоительное действие таблетки. Мысли стали тяжёлые и неповоротливые, но это именно то, чего сейчас так хотелось. Чем-то даже похоже на броню... Как бы не подсесть на Валиум, раз он настолько хорошо помогает! Я запустил фильм на плазме и, двигаясь как в замедленной съёмке, второй раз за день стал готовить какао с маршмеллоу для Билли в большой высокой чашке с ромашкой на боку. Глаза начали открываться и закрываться будто со скрипом, и я зевал, взбивая молоко. Стало немного морозить и жутко захотелось прилечь, поэтому я поставил чашку и Маунтин дью на стеклянный кофейный столик и буквально упал на очень мягкий молочно-белый диван, а тот прямо поглотил меня. Ох, какой кайф! Хотя, я бы сейчас и посреди дороги прилёг, мурча какой же удобный асфальт. Качество изображения на плазме было просто улёт, так что я легко погрузился в созерцание красот Новой Зеландии и не услышал, как омега подкрался сзади. — Хоббит? — спросил Билли и протяжно зевнул. Выглядит он уже гораздо лучше. Омега вымыл голову, вернув ту волнистую укладку, что шла ему больше, и приклеил золотые патчи под глаза от припухлости, но белки так и остались перевиты красной сеткой сосудов. Сразу видно, что он плакал. — На первой странице был, не захотел больше ничего искать. — Как-то холодно, — пожаловался омега и потёр предплечья. — Я подкручу термостат и возьму плед, а ты пока садись и пей какао. Билли кивнул и уже через пару минут я укутал его в изумрудный пушистый плед, а сам устроился рядом. Веки налились тяжестью, и я бы заснул, если бы не приходилось постоянно напоминать себе дышать ртом, игнорируя течный аромат омеги. Билли тоже сморило от успокоительного. Он всё время заваливался на меня, начиная дремать, но я не мог его вынести, поэтому отпихивал обратно. Однако он снова, и снова откидывался на меня, поэтому пришлось отодвинуться. — Ты приятно пахнешь, — сонно пробубнил омега, а потом вдруг перекинул ноги через моё колено и заглянул прямо в глаза. — Почему ты всё время меня отталкиваешь? Не знаю, наверное, у меня мозги размякли от Валиума, но я сказал следующее: — Ты слишком притягательный. "Надо откусить себе язык", — решил я, а Билли вдруг потянулся ко мне, положив ладошку на грудь. Касание его губ было легким как пёрышко и целомудренным, без единого движения, но в груди у меня разгорелся Великий Лондонский пожар. Губы тихо чмокнули, когда омега оторвался, а во рту ужасно пересохло, будто язык превратился в Сахару за считанные секунды. Я ощущал чужое дыхание с запахом какао на лице, и от этого мурашки бежали по всему телу. Билли покраснел, а зрачки съели радужку его малахитовых глаз, тогда он снова оставил на губах этот лёгкий, но такой будоражащий поцелуй. Он наклонил голову и вжался носом в ключицу, а я обхватил его руками, с удивлением осознавая, что потерял способность говорить. Но это не пугало. Словами такое не описать.***
Почувствовав запах дыма, я захотел умереть. Боль не приходила постепенно как в прошлый раз — теперь с неё все начиналось. В ушах звенело, но я, как всегда, слышал и звук работающей пилы, и вой сирен, и отсчёт, что вели парамедики, качая грудную клетку пациента, которому не суждено вернуться с того света. Я уже знал, как это работает. Если открою глаза, то не смогу их закрыть, а если не открою, то это продлится вечно, замкнув меня во временной петле худшего момента в моей жизни. Всё обязательно закончится. Но сначала я должен его увидеть. Распахнув глаза, я забыл о сломанных руках. Обо всех повреждениях в принципе. Разве меня мучили кошмары до этого? Нет, вот сейчас начался настоящий ужас — вместо Ламара на асфальте лежал Билли, и парамедики склонились над ним. Один качает сердце, второй — вдувает воздух в лёгкие. Это невозможно. Его там не было! Но… какая, в сущности, разница, Ламар или Билли? Горло сдавил спазм, а из глаз хлынула Ниагара. Я знал, чем всё закончится. Окровавленное измученное тело Билли останется мёртвым. Парамедики долго над ним старались, ведь он такой милый и такой молодой. Даже слишком молодой для смерти. Слезы катились одна за другой, капая с подбородка на грудь, чтобы прожечь там дыру, которая окончательно уничтожит остатки от моего сердца. Наконец, так же как и было — один хлопнул другого по плечу, и они остановились. Затем поднялась рука с часами, что сверкнули в свете солнца, скользнув по моему залитому слезами лицу тёплым солнечным зайчиком. Время смерти. Тогда я умер. Моя душа мечтала устремиться следом, и я не мог её остановить — она просто раскололась, распалась, разбилась вдребезги, и тогда я впервые ощутил: Я ничего не чувствую. И то было блаженство. Сейчас я лишь мечтал о нём. Атлас словно переложил на меня небесный свод, и я согнулся под этой ношей. Я потерял Билли. Потерял, потерял, потерял — эхом звучало в голове. Не в силах больше выносить это, я закричал. Билли тряс меня что есть сил, будто хотел сотрясение устроить, но это мгновенно вытащило моё сознание из кошмара. Я подскочил на месте и спрыгнул с дивана. До жути захотелось на край света убежать. Буквально. Но омега схватил меня за руки, заставляя остаться на месте. Слезы катились по щекам, а в горле словно застрял металлический ёршик для мойки посуды. Омега так смотрел на меня, до предела распахнув глаза и подняв светлые брови, что я мечтал провалиться под землю. Его лицо отображало худшее из чувств — жалость. Резко я перестал быть для него защитником, превратившись в того, кого самого нужно спасать. Я не хотел, чтобы Билли меня таким видел, поэтому быстро стёр влагу с лица тыльной стороной ладони и прохрипел: — Здесь очень неудобно спать. Я пойду к себе. — Мёрфи... — Я хочу побыть один, не ходи за мной. Но омега не слушал меня и поднимался по лестнице следом, возмущаясь. — Эй, так не годится! Сам ты запретил мне быть одному. — Это другое. — Почему? — Потому что мне не нужна твоя помощь, чтобы справиться со своими проблемами, — как можно твёрже ответил я и, закрыв дверь перед его носом, щёлкнул замком, наконец спокойно вдыхая носом. — Эм, ну если тебе что-то понадобится... — донёсся из-за двери обиженный голос Билли, и я сжал зубы, заставляя себя остаться безразличным и не впускать его. — Я знаю, где тебя найти. Больше всего на свете мне хотелось лечь и заснуть, переключив этот кошмарный день. Я уже не мог выносить подобные переменчивые настрои, которые то поднимали на вершину, то втаптывали в грязь. Словно я катался на американских горках. Ужас, который охватил меня, когда я думал, что Рассел его изнасиловал. Радость, что пленила всё тело, когда Билли меня поцеловал. И снова ужас, когда в моём привычном кошмаре омега занял место Ламара. Чувствовать весь спектр эмоций снова оказалось слишком тяжело. Но то был ещё не конец. Разъярённой фурией Билли ворвался в комнату со стороны ванной, так резко распахнув дверь, что та с грохотом ударилась о стену позади. Он держал в руках свой блестящий дневник так, будто хотел залепить им мне по морде. Не сомневаюсь, так и было. Я сразу же понял, что произошло. — Занимательное чтиво?! — закричал он, топнув ногой и взмахнув дневником, аж ветром обдал. — Я помню, что оставил блокнот под подушкой, а он оказался под матрасом, где я его обычно прячу. Но ты ведь это знаешь! — Билли… — Вот почему ты так ломился ко мне! Ты знал, что, скорее всего, я не просто поссорился с Расселом, ведь прочёл всё о наших планах на вечер. Кем ты себя возомнил? Кто дал тебе право читать мои записи, копаться у меня в вещах, чтобы их найти? В душе у меня копаться. Как ты только мог? — Я просто хотел помочь, — выдавил из себя я. — Оправдываешься? Это всё, что ты можешь сказать? Дневник — очень личная вещь, я туда всё-всё писал, даже то, что я тебя... — не закончив, он зарычал, сжав голову руками. — Видеть тебя не могу, ты, скотина! Билли выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью, а я, не раздеваясь, залез под одеяло и спрятал голову под подушкой. Ещё одно хорошее случилось со мной этим вечером — отрубился я мгновенно.