Однажды он был хорни

      Чун Юнь искренне любил свою работу и искренне ненавидел за с каждым разом увеличивающееся расстояние, отделяющее его во время командировок от Син Цю. Работы становилось больше, звонки — всё короче. И в те редкие вечера перед камерой мобильного хотелось бросить всё на месте, сорваться и сбежать домой, чтобы крепко-крепко прижать к себе любимого человека и никогда не отпускать. Только в этот раз желания несколько отличались. Или, лучше сказать, дополнялись ещё одним, болезненно давящим на резинку боксеров и разливающимся покалывающим возбуждением по телу.       А на том конце такой же красный от смущения перед чем-то новым Син Цю, откинувшись на подушки и задрав копчик, водит изящными пальцами по коже, пытаясь не отводить взгляд, пока не торопясь и будто бы дразнясь растягивает себя, обильно выдавив на пальцы смазку. Для Чун Юня это наивысшая пытка — не иметь возможности прикоснуться. Тем временем Син Цю совсем не стесняется откровенных стонов, комментируя всё: как давят пальцы изнутри и как их чертовски мало; как приятно холодит вязкая смазка, и как контрастом прошивает каждую клеточку тела; как сильно Син Цю хотел бы заменить её на чужую сперму. Горячее, приятнее, желаннее.       Рука сама тянется вниз, сжимает себя через ткань, глуша стон в кулаке второй, когда Син Цю вдруг достаёт откуда-то новенький дилдо. Чун Юню становится душно; он не помнит, когда Син Цю мог купить себе нечто подобное. Кажется, новая игрушка даже была больше по размерам, чем сам Чун Юнь. Внутри закипает глупая ревность, но тут же отходит на задний план, когда из динамика доносится очередной рваный, почти надрывной стон, пробирающий мурашками новой волны возбуждения. На экране мобильника конденсат сбившегося дыхания, и Чун Юнь поспешно проводит свободной рукой по нему, чтобы лучше разглядеть, как призывно и развратно Син Цю раздвигает ноги, принимая искусственный член всё глубже в себя. На сомкнутых дрожащих ресницах капельки влаги, и Чун Юнь дёргается вперёд в инстинктивном желании сцеловать их.       — Ты такой большой, Юнь-Юнь, так глубоко внутри меня. Я хочу тебя там внизу, так сильно хочу.       Чун Юнь сжимает руку в кулак, толкается бёдрами вперёд, сгорая от стыда и того, насколько же сильно он скучает. Хочется прикрыть глаза, представить перед собой возлюбленного, и чтобы не было расстояний между ними. Но Чун Юнь слишком слаб, чтобы даже попытаться отвести взгляд от призывно прогибающегося Син Цю, так сладко выстанывающего чужое имя и так страстно сжимающегося вокруг игрушки… Чун Юнь мечтает оказаться на её месте. Он зажимает второй рукой рот, когда в ритм ускорившемуся Син Цю он начинает резче двигать рукой, каждым движением вырывая тихие дрожащие стоны. Внутри что-то лопается, вырываясь наружу сиплым хрипом, складывающимся в имя возлюбленного, когда грубое движение становится последним, а капли семени попадают на экран, где такой же раскрасневшийся и удовлетворённый Син Цю тяжело дышит, расслабленно откидываясь на подушки и поднося телефон снова к лицу.       — Я люблю тебя, Юнь-Юнь. Так скучаю.       — Я тоже скучаю.       Завершая звонок, Чун Юнь открывает диалог с начальством. Он попросит отпуск. И завтра уже лично скажет Син Цю о том, что тоже до безумия сильно любит его.