Услышь меня

Ближе к полуночи они уже были у себя в квартире. Домой добрались на такси. Всю дорогу молчали. Только водитель досаждал рассказами о дневных пробках и забытых в салоне вещах. Супруги понимали оба, что рано или поздно в разговорах о скором прибавлении в семье старшего Куросавы они непременно коснутся и давно избегаемой темы. В прихожей пахло кофе с ванилью. Осенью Мэй любила съедобные ароматы. Ямато быстро распихал снедь по полкам холодильника, пока его маленькая жена принимала душ. Теперь чем-то напоминающим сливочный запах печенья с корицей потянуло из ванной. — Ты пахнешь печеньками. Так бы и откусил кусочек. Они столкнулись в дверях спальни. Девушка натянула поверх своего топа его худи из поездки в Россию, доходившее ей почти до колен. Вся их домашняя одежда сейчас преимущественно состояла из мерчевых вещей с символикой фестивалей, чемпионатов, форумов. В России как раз проходили соревнования по фигурному катанию. На плече хвост птицы из русских сказок переходит в национальный триколор, на груди большие буквы «Russian Federation». Ее любимая и самая теплая, как раз для промозглой осени. На такие слова своего мужа она обычно только смущенно улыбалась, что-нибудь коротко отвечала, в шутку уточняла подробности его выдумки. Но сегодня она будто не услышала замечания, прошла дальше к кровати, начала сосредоточенно стелить простынь. Привстала на носочки, не просит о помощи, пыхтит, резко взмахивает руками, чтобы ткань ровно легла. Со стороны могло даже показаться, что она злится или завидует чужому счастью. Но ей эти свойства человеческой души были совсем чужды. Это ее муж знал наверняка. Так же как и ее привычку отстраняться и уходить в себя после ситуаций, которые заставили ее встряхнуться, удивиться или понервничать. Пару минут он позволил ей помучаться. Все-таки не мог он спокойно на это смотреть. Так же как и обычно на ее тщетные попытки доставать вещи с верхних полок или вкручивать лампочки. — Мэй, дай я, — устало вздохнул. Маленькая женщина выбралась из задумчивости, только когда почувствовала, что ткань из ее рук настойчиво тянется в сторону. — Где подушки? — он уже укладывал бордовый шерстяной плед поверх одеяла, — Я скоро, не успеешь уснуть, — почесал нос о ее щечку прежде чем направиться в ванную. Здесь он с улыбкой проделал ежедневную процедуру: перевесил ее полотенце на сушилке повыше, поднял душевой шланг на подставку. Он давно не делал ей замечаний по таким мелочам. Прекрасно понял, что она не специально, просто не может постоянно таскать с собой табуретку. «Как с ней заговорить? Вижу что закрываться начинает. Надо успеть. А то начнет надумывать. Ладно на меня. Про себя нафантазирует, потом разубеждай, дуреху, — он на автомате вспенил мочалку, растер плечи и руки, — Как ей доказать, что она ошибается, что она может ничего не бояться со мной?» Запрыгнул в свободные спортивные штаны: «Чертовка маленькая, снова мою толстовку нацепила». Он не злился, напротив, любил надевать свои вещи после Мэй, они грели душу ее запахом в дальних поездках. «Неужели сопит уже?» — ероша волосы полотенцем на цыпочках подобрался к кровати, где под одеялом уже угрелась комочком девушка. — Не сплю я, тебя жду, — на удивление веселый голосок разрешил мужчине выдохнуть с облегчением. — А я и не сомневался, моя печенюшка, — широким шагом ловко переступил через миниатюрное тельце и улегся ближе к холодной стенке, — полы выключил, не замерзнешь? — Неа, у меня ты есть, — зевающе прошептала в еще холодную грудь, — Эй, эй-е-ей, ты чего, — широкая ладонь пробралась под мешковатую толстовку. — Твой животиииик. Люблю, когда ты наедаешься, он такой кругленький становится, как будто ты… — не договорил, оборвал себя сам. У него и раньше такое было, сначала говорит, потом думает. «А может и к лучшему, сам же хотел поговорить с ней», — решился Куросава. — Мэй, тебя можно спросить? — начал робко, — Я тебе уже говорил. И ты не против. Ну, чтобы мы, чтобы у нас с тобой появился ребёнок. Я готов, я уверен в своих силах и в тебе тоже уверен, — сказал, получилось. Ветки за окном теперь превратились в хищные когти, пугающие лапы на стенах спальни. С каждым порывом ветра они набрасывались на влюбленных, дрались друг с другом во всенощной схватке. — Ты шторы не задвинул, — положила свою ладошку поверх его. — Пусть, хочу видеть твое лицо, — он приподнялся на локте, подумал, всматриваясь теперь в искренне испуганные глаза: «Не скроешься!». Твердо продолжил: — Мэй, не меняй тему, я знаю, ты это прекрасно умеешь. Но не сегодня. Ответь мне, пожалуйста. — Уже поздно, Ямато. Давай потом. Заааавтрааа, — притворно протяжно зевнула. — Нет, Мэй, сейчас! — мужчина откинул одеяло, резко сел. В комнате зажегся приглушенный серым абажуром свет. Таким решительным она его видела разве что один раз, когда он едва не подрался с Каем на заднем дворе школы. Темно-серые глаза испытующе пронизывают насквозь строгостью, черные брови сошлись на переносице. Назад пути нет, не отступится, — Мэй, вспомни, все наши недопонимания — из-за недосказанности. Я должен знать, что тебе нужно, что ты хочешь, к чему стремишься? Должен! Понимаешь? Чтобы знать ради чего я живу, работаю. Чтобы помочь тебе. Я не сомневаюсь, что цели у нас общие! Что ты поддержишь меня во всем и я тебя. Но, Мэй, мне необходимо услышать тебя, чтобы быть уверенным, что я иду в правильном направлении, что не отклоняюсь от курса, что не трачу время и силы на то, что нам с тобой не нужно. Мэй… Ее имя он произнес дрогнувшим голосом, потому что не смог вынести этого взгляда напротив: в глазах замерли слезы, вот-вот переполнятся, вырвутся, смочат ресницы. Он видел их такими не раз. Но сейчас ему вспомнились эти самые карие глаза после того, как он украл первый поцелуй их обладательницы в ярком свете неоновых огней супермаркета. Такие же невинные, такие же непонимающие, такие же обескураженные и опасливые, непонимающие, что будет дальше. — Кроха моя, не бойся, иди ко мне. Прости, — наклонился, сгреб легко, усадил к себе на колени. На контрасте холодной стены, на которую оперся лопатками, и человеческого тепла в своих руках вздрогнул, теснее прижал к себе, поцеловал невесомо в весок, закутал плотнее в одеяло, — Скажи что-нибудь. Я не хотел обидеть. Эти вопросы копились не один день. Я бы и дальше молчал, но решил, что больше так продолжаться не может. И кажется, что ты тоже долго молчишь. Мэй? — наклонил голову, умоляюще посмотрел на свою бабочку в коконе, что уже сморгнула первые крупные градины слез. Заворочалась, села удобней, вытерла тыльной стороной ладошек непрошеные слезы. — Я не обижаюсь. Ты не обидел меня. Не думай, — сначала было охрипший голосок стал уверенней, — Я отвечу на все вопросы. Только… Только скажи. Ты правда хочешь… Ну, чтобы у нас был ребенок? — потупила взгляд в ожидании. — Посмотри на меня, — услышала любимый тембр, — Я ничего так не хочу на этом свете, как стать отцом наших детей. Мэй, я же столько раз давал понять. Говорил напрямую. Милая моя, да, хочу, хочу и хочу, — трижды подтвердил, чтобы рассеять все ее сомнения. На милом лице растянулась светлая улыбка. Теперь она была готова открыть ему все свои переживания последних дней и часов. — Ямато, я и не сомневалась. Просто… Просто. Ну ты же хочешь машину купить. Да и работа. Все только начало налаживаться. Я даже… Я даже решила тебе помочь, добавить немного — счет открыла. Там проценты хорошие, ко Дню рождения твоему накопится, — она следила, как выражение удивления на его лице сменяется непониманием, а потом умилением, — Что? Ты почему так странно улыбаешься? Я поняла. Реклама же всплывала. Nissan, кажется. — Не кажется. Правда Nissan. Только я не хочу ничего покупать. Была мысль, конечно, только потом все взвесил. И знаешь, решил, что каршеринг — лучший для нас вариант. Содержать свою машину намного дороже, а мы не так часто куда-то выезжаем. А до аэропорта я могу и на такси доехать, — он почесал затылок, что-то обдумывая, — Знаешь, твой подарок нам пригодится. Пойдем вместе в автошколу, вспомним былые времена. Мэй, умеешь ты удивить. Но это, как я понимаю, еще не все, — мужчина взбодрил жену нежным поглаживанием скулы. — Не все, — вторит его словам, — Ямато, к этому же нужно готовиться. У нас не так много места. И я еще так многого не умею, не знаю. Только кажется, что я взрослая. Я сомневаюсь во всем. Даже в том, в чем точно не нужно сомневаться… — затароторила, чтобы не отступиться. — Мэй, для начинания любое время подойдет. Разве нет? Это не мои слова. Твоя мама так сказала, помнишь? Как забыть одно из самых неловких воспоминаний? В ее комнате по пояс голый парень и она сама хороша, лежит под ним с задранной майкой, а в прихожей звон ключей и мамины шаги. — Помню, — тогда она впервые услышала запах своего мужчины, его мокрых от дождя волос, пота после быстрого бега и капельки дорогого отцовского парфюма. — Тебя что, беспокоит, что мы еще на ноги не встали? Мэй, пойми, никогда не будет верного времени. Так же как и абсолютных знаний и умений. Мы учимся всю жизнь, растем всю жизнь! — он легонько встряхнул ее за плечи, — Мэй, пора посмотреть, что у нас там - впереди. Пора. Когда муж ослабил хватку, она смогла обнять его, как никогда не обнимала. Не просто прижаться и упиваться спокойствием, а слиться, синхронизироваться дыханием, биением сердца, мыслями. Его запах, родной запах. Она впервые подумала о нем так, не просто как о самом любимом запахе, самом приятном, возбуждающем, мужественном. А именно как о родном. Родные руки обвили талию, родная широкая грудь задышала глубоко, родные воловьи глаза посмотрели с невыразимой нежностью, чтобы больше ничего не говорить, потому что все уже было сказано. Первый мусоровоз прогремел в соседнем проулке. Небо, затянутое тучами местами окрасилось в грязно-сиреневый. На первом этаже соседнего дома заработала вытяжка старой кофейни. — Прости, что не дал поспать. На работе будешь носом клевать из-за меня. Обещаю в солидарность тоже не спать. За мной вкуснейший ужин и стирка. — И глажка, — прошептала в его шею, засыпая мирным сном.