***
После печального случая на выпускном в школе, я, замкнутый и неуверенный в себе ботаник с тяжёлым комплексом вины и чувством собственной никчёмности, начал учиться на факультете физики в Имперском колледже. Первые два курса пролетели для меня незаметно, потому что учиться я любил, да и кроме учёбы ничего в моей жизни и не было, по сути. А уж когда я переехал на съёмную квартиру, решив, что хватит с меня гиперопёки матери и вечных воспитательных бесед отца, учёба стала для меня единственной важной частью жизни. Быть может, только гитара немного скрашивала моё добровольное одиночество. На третьем курсе я познакомился с Анитой — студенткой математического факультета. Вернее, это она со мной познакомилась. Уж не знаю, чего она там во мне разглядела, но прониклась странной симпатией и капитально прилипла, как жвачка к подошве ботинка. Я поначалу шарахался от неё, как от чумы, и всё удивлялся: «Ну чего ей нужно-то?». А потом привык как-то, смирился, а иногда и рад был, что она периодически вытряхивала меня из кокона, тискала и «давала пинка» под мой тощий зад. Она была красивой: с рыжими вьющимися волосами, пронзительным взглядом, открытой улыбкой, с большой грудью и большим мозгом — очень умная. Даже умнее меня в какой-то мере, поскольку в плане отношений я ощущал себя полным болваном. Почти до рождественских каникул она была моей неизменной спутницей: без устали наматывала вокруг меня круги, как Луна вокруг Земли. Ждала после пар, сидела рядом за обедом, нередко портя аппетит глупой болтовнёй, даже провожала несколько раз до дома, чем повергала меня в жуткое смущение. Ну и кто из нас мужчина? С благословения окружающих мы стали парой, и я ловил на себе завистливые взгляды многих парней нашего колледжа. Сам себе при этом я совсем не завидовал. Не сказать, что мне вообще это было нужно. Инициативу я не проявлял вовсе, отдав бразды правления в руки моей предприимчивой «пассии». Мне было всё равно, а она, похоже, тешила своё самолюбие. А потом Анита мне позвонила — и откуда узнала номер, интересно? — и пригласила на рождественскую вечеринку, которую устраивал какой-то парень из соседнего колледжа. Который в свою очередь был другом парня какой-то её подруги. В общем, всё как обычно, было запутанно. Я долго ломался, мямлил что-то, ссылаясь на занятость, множество занятий, родителей и планы по завоеванию мира, но её ничего не трогало. В итоге она меня дожала, вернее, зажала как-то в коридоре колледжа на обеденной перемене и в приказном тоне сообщила, что я иду и точка! Ещё и пригрозила, что заедет за мной, и адрес мой она уже знала. Мне не оставалось ничего другого, как неуверенно кивнуть, за что я получил мокрый поцелуй в губы, счастливо-сумасшедшую, как мне показалось, улыбку и неприятный отпечаток липкой губной помады. Моя «девушка» ускакала радостно на обед, а я остался стоять как дурак, голодный и злой, оттирая от лица косметику, брезгливо морщась и награждая себя всяческими эпитетами, из которых «тряпка» и «идиот» были самыми цезурными. Сам виноват. День, когда должна была состояться вечеринка, приближался слишком быстро. Я бы предпочёл, чтобы он никогда не наступил. Нервничал больше, чем перед экзаменами, потел, краснел и вообще чувствовал себя как при сильной лихорадке. Я даже температуру смерил в надежде, что меня свалит какой-нибудь грипп или кишечная инфекция. Ни то, ни другое меня не свалило, а вот наличие абсолютно сумасшедшей девушки, непременное обилие алкоголя и многолюдность незнакомой толпы, выбивали почву из-под ног. Вечеринка проходила в маленькой квартирке на окраине Саттона, в которой каким-то чудом умудрилось вместиться неимоверное количество народа. В первые пятнадцать минут я познакомился с хозяином. Его звали Тим. Он, в свою очередь, познакомил меня с Фредди, с которым мы нежно дружили и по сей день. А потом я оказался в самой гуще толпы со стаканом чего-то крепкого и вышибающего из тела дух. Выпил залпом, задохнувшись, и под радостные вопли пьяной публики был награждён ещё одним, который пошёл уже лучше. Моя спутница цепким взглядом следила за мной, чтобы я не напился раньше времени, до того, как… Об её планах я узнал, когда меня бесцеремонно затолкали в единственную свободную от гостей комнату и уложили на довольно большую кровать. Анита забралась на меня сверху, прижимаясь разгорячёнными бёдрами к моему паху, и стала снимать с себя блузку. Глядя на неё во все глаза, я не понимал, почему это происходило именно со мной и чем я это заслужил. Мой захмелевший мозг не выдавал никакой вразумительной информации и даже поверг меня в состояние какого-то отупения. Я делал что-то на автомате, с трудом соображая, правильно это или нет. По крайней мере, меня не останавливали. И совсем не отразил тот момент, когда мы оба оказались полностью голые. Пахла Анита потом, чем-то приторно-сладким и удушающим. Обнажённых девушек я видел в интернете в большом количестве, благо этих порно-сайтов было много и на любой вкус. Но представлял себе, если честно, нечто иное. У неё и правда была большая грудь с выступающими синеватыми венами и огромными яркими сосками на фоне бледной и настолько тонкой кожи, что она казалась почти прозрачной. Мне стало противно, а в голове возникла непрошенная мысль: «Ей наверное, тяжело носить такой груз на себе?». Я нервно сглотнул. Анита, видимо, подумала, что я окончательно обалдел от её красоты, потому и пялился так бесстыдно, не в силах вымолвить и слова. Недолго думая, она положила мои ладони себе на грудь. Надо же, тёплая. — Нравится? Я снова сглотнул и неопределённо качнул головой. Анита откинулась назад, выгибаясь дугой, и застонала. Чего это она? Мои руки упали на её крепкие ляжки, туда же устремился и мой взгляд. О, боги, лучше бы я этого не видел. Лобок её весь был покрыт тёмными, жёсткими и неприятно щекочущими бёдра волосами. Даже если бы возможно было предположить, что я мог возбудиться от её красоты, то в этот момент я потерпел полное фиаско. Мой член не то чтобы не дёрнулся, мне кажется, он вжался внутрь и ни при каких условиях не хотел вылезать из своего убежища. Но её настырность я уже не раз испытал на собственной шкуре, потому что следующие несколько минут она мучила мою «испуганную» плоть своим ртом, оставляя на коже слюни и помаду. Омерзительное и жалкое зрелище. Когда мне это надоело, — ну сколько же можно вгонять меня в ещё большие комплексы и издеваться над моей хрупкой натурой? — я мягко отстранил её и попытался оправдаться: — Прости, я, наверное, слишком пьян или перенервничал, или устал… Я не знаю… И вот за что я просил прощения? Я же не виноват, что ничего к ней не испытывал, кроме лёгкого чувства тошноты. Она уставилась на меня нехорошим таким взглядом и задала вопрос, который поверг меня в ступор: — Брайан, ты что, гей? Зашибись! Вот это единственный вопрос, который мог возникнуть у девушки, если на неё не встал чей-то член? Я даже не знал, что на это ответить. Смотрел и думал, что с такими мозгами она могла бы читать людей, как раскрытую книгу. Но, видимо, осознание собственной неотразимости не предполагало того факта, что она может вообще не понравиться как женщина, тем более возбудить кого-то. И поскольку я продолжал молчать, она, естественно, сделала какие-то выводы в своей умной головке, быстро оделась и молча выбежала из комнаты, оставив меня в ещё большем смятении. Торопливо натянув одежду, я кинулся вдогонку, застёгивая на ходу рубашку, и влетел прямиком в заботливые руки Фредди. По моему помятому виду он, конечно, сразу понял, что случилось. Оценив весь масштаб трагедии, затащил меня обратно в комнату, усадил на кровать, сунув в руки стакан с очередной порцией алкоголя, и приказал: — Пей! Это оказалась водка. Я плевался, шипел, отталкивая стакан, но парень, похоже, был тем ещё садистом. В итоге я напился, расслабился и поведал ему в красках, почему у меня такой потерянный и шальной взгляд. Фредди обнимал меня, гладил по спине, что было весьма кстати, заглядывал в глаза и говорил что-то умное и, скорее всего, важное. Но я был слишком пьян, поэтому ни черта уже не помнил. По всей видимости, домой меня отбуксировал тоже он. С утра я нашёл на кухонном столе стакан воды, таблетку обезболивающего, а в телефоне новый контакт: Фредди Булсара (спаситель). Оригинально, ничего не скажешь! Я потерял девушку, но приобрёл друга, который заявился ко мне без предупреждения в тот же вечер с «лекарством» от жуткого похмелья, как он выразился. Лечил он меня усердно, и получалось у него это весьма виртуозно. Потому что нажрались мы опять до тёмных кругов перед глазами. Пели песни под гитару и спорили до посинения, кто из рок-музыкантов прошлого века внёс больший вклад в развитие музыки. В итоге уснули в обнимку на стареньком диване вместе с гитарой, пустой бутылкой виски, пьяные, одетые, но уже друзья. Вернувшись в колледж после каникул, к моей славе отличника и зубрилы добавилось ещё одно звание. Анита, потрясающая в своей проницательности, сделала один единственный вывод и поспешила сообщить его всем. Теперь на меня стали заглядываться парни. Улыбались странными улыбками, нагло подмигивали, а иногда и встретиться предлагали, от чего я впадал в тихую панику и желал только одного — исчезнуть с этой планеты. А всё потому, что я, оказывается, гей! Превосходно! Только этого мне и не хватало для полного счастья! Чувствовал себя долбаным Гарри Поттером с такой-то популярностью, какой бы она ни была. Очков только не хватало и шрама на лбу. На меня пялились, тыкая пальцами и, не стесняясь, шептались. Я что, был единственный геем на свете? Ведь даже я сам не осознал пока свою ориентацию. Сбегая от нездорового внимания, я нашёл укромное место в одном из учебных корпусов, куда никто не совался. Это был тупичок с выходом на крышу в самом дальнем коридоре, тёмном и безлюдном, с большим окном и широким подоконником, на котором было удобно сидеть и читать, или обедать, или просто смотреть в небо. Жизнь без постоянных насмешек стала более сносной и спокойной, особенно если не мелькать перед глазами на переменах и не провоцировать своим видом новые скабрёзные шутки. В один прекрасный день, прячась в своём «убежище», я познакомился с Джоном. Он появился и, не проронив ни слова, по-деловому уселся с книжкой на другой конец подоконника. Мы сидели, читали в полной тишине, изредка переглядываясь и улыбаясь друг другу. — Джон. Джон Дикон, — представился он, наконец, протягивая руку. — Брайан Мэй. — Я пожал его ладонь и улыбнулся. — Я знаю, знаменитый гей. — Он усмехнулся, а я нахмурился. — Не парься, мне всё равно, да и не верю я этим сплетням. А ты кажешься хорошим человеком, несмотря ни на что. Так что, если не против, я буду тоже сюда приходить, а то быстро устаю от людей и шума. — А вдруг я действительно гей и начну к тебе приставать? — Я хмыкнул, представив себе такой расклад. — Хотя, если честно, я и сам в себе ещё не всё понял. — Ну… Думаю, со временем ты разберёшься. А для того, чтобы дружить с парнем, необязательно быть геем, — мудро заметил Джон. — К тому же у меня есть девушка, и тебе в любом случае ничего не светит. Мы рассмеялись, и меня даже немного отпустило. Хорошо, когда есть кто-то, с кем можно запросто поболтать и посмеяться над самим собой. Джон учился на математическом факультете, там же, где и Анита, и в первое время здорово меня поддерживал, пока весь этот балаган не успокоился, исчерпав себя. Так мы и сдружились, пройдя бок о бок через оставшиеся годы учёбы. Вместе получили дипломы, вместе пошли работать в одну школу. После всего этого я перестал замыкаться, поняв, что дружба в принципе возможна и не всегда будет приносить боль и разочарования. Тем более, что Фреду вообще было бесполезно что-то объяснять насчёт моей замкнутости и личного пространства. Для него это был пустой звук. Он без лишних церемоний приходил и был рядом, как ни странно, именно в те моменты, когда я больше всего в нём нуждался. Нюх у него, что ли, на такие вещи? Фредди всегда появлялся неожиданно, никогда и ничего не планируя. Принимал внезапные решения и делал. И неважно, был ли я к этому готов. Приходил, садился и слушал, пил чай или вино, иногда молча наблюдая, как я работал. Бывало и сам без умолку рассказывал интересные истории, похожие на волшебные сказки, легко шутил и заразительно смеялся. Я никогда не видел его в дурном настроении, казалось, все неприятности обходили моего друга стороной. Но однажды он возник на моём пороге ночью посреди недели, жутко подавленный и пьяный до такой степени, что еле держался на ногах. Долго плакал, уткнувшись мне в колени и проклиная «чёртову любовь», пока, наконец, не заснул. А я так и не узнал, что с ним случилось. Сам расскажет, когда будет готов. Он часто приходил по ночам, трезвый или не очень. Я в полусне открывал ему дверь, ворчал, конечно, на его сумасшедшие выкрутасы и возвращался в постель. Он приползал под одеяло, целовал в губы, прижимался, как ласковый кот к хозяину, и засыпал рядом. Утром я бежал на работу, а он не спеша уходил куда-то в рассветной дымке и растворялся, словно призрак. Будто его и не было. Не знаю, может, он только со мной так себя вёл. Может, я был таким мягкотелым, и он пользовался этим? Хотя он никогда не злоупотреблял доверием и считался с моими чувствами. И я не мог отказать ему, видимо, потому, что попросту не хотел. Мы как-то сразу стали близки. В первую же встречу Фредди сказал, что он гей, и я привыкну к нему, к его тактильности, экстравагантности. Что он никогда не нарушит границы между нами, если я сам того не захочу. А мне он нравился именно таким: смелым, безбашенным, откровенным. Он целовал меня, тискал, спал на моём плече, но никогда не позволял себе ничего лишнего. Я любил его как брата, а может, чуть больше. Это всегда было на грани, но никогда сверх того. А Джон, вернее, Дики, как я стал его называть, за все эти годы ни разу не дал повода усомниться в себе. Внешне холодный, но очень добрый и справедливый, он отличался завидным здравомыслием, даже когда был пьян. Он стал моей совестью, моим советчиком, а иногда и решения принимал за меня. Это не напрягало, поскольку из-за своих вечных внутренних метаний я глубоко погружался в мысли и порой не мог прийти к чему-то определённому. Он всегда был рядом, как настоящий брат, с теплом и поддержкой, с мудрым советом и дерзкими выходками — каждое в своё время. И я отвечал ему взаимностью. Эти двое были единственными моими друзьями, которым я со временем стал доверять, иногда даже больше, чем себе. В дружбу я поверил. Что касалось любви, то эта тема для меня всё ещё была под запретом. Я даже мысленно запретил себе думать в этом направлении.***
Меня пугали навязчивые мысли о Роджере Тейлоре. Они снова и снова возникали в голове, от чего я ещё больше смущался и нервничал. Он показался мне очень красивым. Настолько, что в каких-нибудь эротических фантазиях я бы его раздел и… Нет, дальше даже думать не стоило. Но всё же, если представить на мгновение, что я смог бы увлечься им, что было совсем уж из области фантастики, напрашивался резонный вопрос: где бы я его встретил? То, что я знал его имя, ещё ничего не означало. Сколько Роджеров Тейлоров в Лондоне? Страшно представить. А если он вообще жил в другом городе? Бессмысленно искать иголку в стоге сена. А вдруг он наркоман какой-нибудь? Или преступник, который, к примеру, машины ворует? Он такой молодой, а шмотки носит дорогущие, я сразу заметил. Откуда у него столько денег? Да и видок несколько потрёпанный. Ну явно же с ним было что-то не в порядке. Так, стоп! Это уже слишком! За несколько минут в своём воспалённом воображении я превратил ни в чём не повинного мальчишку в нарушителя закона, которому место за решёткой. Только потому, что он красивый, хорошо одет и нравится мне? Мысленно отвесив себе здоровенный подзатыльник, я попытался перестать заниматься ерундой и переключился на работу, которой, надо сказать, было действительно очень много. Проверив тетради, я обнаружил ещё парочку любовных посланий разной степени откровенности от моих гипервозбудимых учениц, порвал и спрятал в карман пиджака. Улики следовало уничтожать полностью, а то проблем не оберёшься. Как обычно, уходил я из школы одним из последних, за что периодически получал нагоняй от Джона и вызывал одобрение у руководства. Первый день недели традиционно выдался тяжёлым. Юные гении физики и совсем не гении вымотали меня до предела, да ещё и глупости всякие в голову лезли. Я даже уснул в автобусе, когда возвращался домой, и чуть не проехал свою остановку. По пути остановился возле того магазинчика, где встретил Роджера; решил зайти и взять кофе, но передумал и поспешил домой. Мой рабочий день ещё не закончился. Уже глубокой ночью, лёжа в кровати без сна, несмотря на усталость, я в который раз возвращался мыслями к этому парнишке. Ведь, по сути, он был прохожим с улицы, обыкновенным человеком, каких миллионы только в нашем городе. Но для меня он стал особенным. Он был чертовски притягателен. На таких не только обращаешь внимание, за такими следуешь взглядом, такие отпечатываются в памяти и терзают мозг ненужными воспоминаниями и образами. Красота Роджера была естественна и безмятежна, как восход солнца над заливом, как утренняя роса, играющая алмазным блеском на траве, как тёплый летний ливень и радуга где-то за высотками, как осенний листопад или первый снег. Он был красив, как музыка. И его красота не была пошлой, она была земной и близкой, ей хотелось обладать, дотрагиваться каждый день и вдыхать полной грудью. И запах у этой красоты был превосходный — лёгкий, свежий, манящий, смешанный с запахом страсти и желания… Запах мужчины! Впервые в жизни я почувствовал настолько сильное и безудержное вожделение. Впервые в жизни я понял, что хочу мужчину. Определённого мужчину — белокурого и голубоглазого Роджера Тейлора. Я потянулся рукой к своему члену и обхватил его пальцами. Впервые я ласкал себя, представляя этого совсем незнакомого мальчишку, и выстанывал его имя, когда кончал себе в ладонь. А после, опустошение, накрывшее с головой, позволило провалиться в крепкий и красочный сон.