***
За свои почти двадцать семь лет я впервые попал в такую ситуацию. Чувствуя себе подобных, то есть любителей однополого секса, я научился распознавать их по поведению, жестам и взглядам. Мой гей-радар работал исправно и ещё ни разу не сбоил. Поэтому, ощущая что-то неуловимое, я инстинктивно потянулся к этому мальчишке. Но Джон — гетеросексуал, вне всяких сомнений, хотя и не лишённый нотки авантюризма. А иначе, с чего бы вдруг он так трепетно держал меня за руку? И что бы мог значить этот поцелуй? Опять же, откуда мне знать, может, натуралы лобызают друг друга при каждом удобном случае. Не мог же я подойти к нему и прямо спросить, нравятся ли ему парни. Но, скорее всего, он просто был пьян. Сам я никогда не стеснялся своей ориентации и открыто показывал даже почти незнакомым людям, кто я есть. Это облегчало общение и исключало неприятные сюрпризы. Джон же своим поведением сбивал с толку. Он не шарахался от меня, как от чумного, скорее наоборот, охотно общался и, несмотря на смущение, с удовольствием принимал знаки внимания. При этом всё равно соблюдал дистанцию, подсознательно не позволяя ситуации выйти из-под контроля. Не понимая, что делает, он одним пожатием руки, мимолётным поглаживанием, ласковой улыбкой давал мне надежду и тут же убивал её, принимаясь рассуждать о своей девушке. И держался так естественно, словно это было чем-то обыденным, ничего не значащим, простым дружеским жестом доверия. Но для меня всё выглядело несколько иначе. Своими поступками он пробуждал во мне не только любопытство, но и желание. Возможно, я смог бы воспользоваться моментом и соблазнить его. Но чего я точно не хотел, так это превращение Джона в ещё одну интрижку. С ним хотелось большего. А ломать жизненные устои человека очень сложно и подло. Мне никогда не составляло труда найти кого-нибудь на ночь или на несколько дней, если понравится. Но с возрастом желание постоянства и чего-то более надёжного, чем ни к чему не обязывающий секс, побуждало и к предмету поиска относиться серьёзнее. Молоденькие мальчики не вызывали интереса по причине незрелости и неумения создавать прочные отношения, и я их понимал, сам был таким же, а зрелые мужчины меня как раз таки и привлекали только в качестве разовых любовников. Ровесников же на горизонте было настолько мало, что их расхватывали прямо из-под носа, как горячие пирожки на ярмарке. Около тридцати — такой странный и загадочный возраст для мужчины. С одной стороны, всё ещё была молодость, силы и определённо востребованность для секса. Но с другой — неумолимое приближение к роковой отметке невольно заставляло задумываться: ещё чуть-чуть и можно будет «списывать» себя, как отработанный хлам. Да и находиться в постоянном поиске и пробовать очередное «тело» становилось слишком утомительным. Такая вереница партнёров до добра, в конечном счёте, не доведёт. А я себя и так чувствовал законченной шлюхой. Но даже шлюхам нужна любовь, а не только бесчувственное совокупление. Хотелось тепла и участия, и чтобы всегда рядом, только руку протяни. Я и протягивал… Но кроме прохладных хлопковых простыней и подушек, в изобилии разбросанных на постели, никого не было. И как же быть, если моё истерзанное сердце молчало и не хотело откликаться на чей-либо зов? Как быть, если оно давно уже было заперто в железный сейф с надписью наискосок: «Собственность Роджера Тейлора»? Вот только хозяин решил освоить другую территорию, чтобы повесить следующую табличку. Глупо обвинять Роджера в том, что он такой, какой есть, и я буду искренне счастлив, если у них с Брайаном всё получится. Но пока было слишком больно. Поэтому за Джона я уцепился, как утопающий цепляется за соломинку, и заставил себя поверить, что он смог бы стать моим спасательным кругом.***
Когда со мной случился очередной приступ меланхолии, и всё вокруг показалось настолько дерьмовым, что захотелось нажраться до беспамятства, я поехал к Брайану. В таком отвратительном состоянии мне никто не был нужен, и только он смог бы меня понять и найти нужные слова. Он, как всегда, посмотрит на меня своими умными глазами, напоит травяным чаем, повздыхает так, как только он умеет, и расскажет что-нибудь безумно интересное и совершенно непонятное. Мы опять заболтаемся за полночь или помолчим и послушаем пластинки на стареньком проигрывателе его отца. Длинными нежными пальцами Брайан будет перебирать мои волосы, мягким чарующим голосом успокоит и подбодрит, а потом обнимет покрепче, и мы уснём. Подъезжая к его дому, мне стало чуточку легче. Я никогда не знал, что делать с пьяными, неожиданно свалившимися мне на голову. Когда сам напивался, то был либо с Роджером, либо просил Брайана забрать меня, или добирался до него сам, если был в состоянии. Но сегодня я приехал трезвый и немало удивился, обнаружив Джона, сидящего на скамейке неподалёку. Он был катастрофически пьян. И, похоже, спал, раскинувшись в небрежной позе и свесив голову на грудь. Как же глупо с его стороны, учитывая не совсем спокойный район. Мало ли сколько подонков вокруг. Но он и вправду безмятежно посапывал, чуть подрагивая и смешно морща нос. Я присел рядом и потряс его за плечо. Он вздрогнул и качнулся, заваливаясь прямиком ко мне в объятия. Что же могло случиться, если он до такой степени надрался, да ещё и в одиночку? Удача сама пришла в руки, и я не мог ей не воспользоваться. С трудом запихав Джона на заднее сиденье своего мерседеса, молясь всем богам, чтобы он не вздумал выдать всё выпитое наружу, я завёл машину и помчался домой. О Брайане я просто-напросто забыл. В этот вечер мне впервые пришлось примерить на себя роль сестры милосердия. Сначала попытался снять со своего гостя куртку и кроссовки, пока он беспрестанно брыкался всеми конечностями и вырвался — а это то ещё удовольствие! — выслушивая при этом в свой адрес столько отборных комплиментов, что во мне проснулось жгучее желание отхлестать наглеца по щекам. Вот только смысла в этом не было. Он всё равно не понимал, что творил. Потом на заплетающихся ногах еле успели добежать до ванной и долго сидели на полу: Джонни в обнимку с унитазом, рассматривая что-то в его глубинах, а я, придерживая волосы и сочувственно поглаживая по спине. Романтика, ничего не скажешь. Затем я попробовал его умыть. Он фыркал, отплёвываясь, мычал что-то грозное и непонятное в мою ладонь и словно в отместку — вот же дрянь какая! — цапнул меня за палец. Мы настолько вымокли, что пришлось искать сухую одежду нам обоим. Усадив его на стул, я быстренько стянул с себя мокрые шмотки и надел первое, что попалось в руки — крохотные пляжные шортики, подозреваю, что женские, подаренные мне бесстыжим Роджером. Джон опасно заваливался на бок и мог грохнуться, если бы я вовремя не поймал его. Я хотел стянуть с него футболку, но он, как стыдливая девственница, цеплялся за неё, судорожно прикрывая свой бледный живот, словно я змей-искуситель и пытаюсь его совратить. После недолгой и успешной борьбы мне удалось раздеть его, оставив только нижнее бельё и носки. Но когда попытался одеть на него сухие вещи, он вдруг наотрез отказался. Так и сидел в насквозь мокрых трусах, скрестив руки на груди, сверкая молочной бледностью своего почти обнажённого тела и вводя уже меня «во искушение». Хорошо хоть протрезвел немного и был в состоянии сам передвигаться. Я был настолько зол, что еле сдерживался. Но потом мне стало стыдно. Ведь Брайан наверняка так же мучился и со мной. Бедолага! Мы с грехом пополам выпили горячего чая, хотя, похоже, Джон так и не понимал, где он находился и кто перед ним. Но реагировал на своё имя, глядел затуманенным прекрасным взором, задорно улыбался и кивал, соглашаясь со всем, что бы я ни предложил. Даже попытался самостоятельно встать, но рухнул вниз, будто подстреленный, я только и успел его подхватить. Прохрипел короткое: «Спать» и отключился. Что ж, я был готов выполнить приказ моего «господина». Раз он сказал, что нужно спать, значит, так и поступим. Я отволок его на кровать, уложил поудобнее и начал снимать с него трусы. Мокрые же… И откуда в этом пьяном, почти бездыханном теле вдруг взялось столько прыти? Он словно ждал этого момента, как сигнала, чтобы начать домогаться меня. Умом я понимал, что это горячечный бред ужратого в хлам человека, и, скорее всего, он принял меня за свою невесту и на утро ничего не будет помнить. Но я не мог не признать, насколько сильным и страстным он мог бы быть, если… Этих «если» скопилось уже слишком много. Горячие ладони хаотично шарили по моей спине, губы настойчиво пытались поймать мои, но я изворачивался изо всех сил, стараясь вырваться, при этом возбуждался не на шутку. Он что-то неразборчиво бубнил, обдавая терпким запахом алкоголя и сигарет, и всё никак не хотел успокоиться, мечась по постели, как в лихорадке. Я устал ловить его и просто покрепче сжал в объятиях, дожидаясь, пока ленивые трепыхания затихнут, и он угомонится. Спустя несколько минут Джон тихонько засопел. Слава Богу! Трусы я всё-таки с него стянул, стараясь не заглядывать туда, куда так и тянуло посмотреть. Разложил вымокшие вещи на кресле в надежде, что к утру просохнут, и вернулся в кровать. Чёрт возьми, как же Джон был красив! Хоть и безобразно пьяный, он всё равно выглядел притягательно. Я накинул на него одеяло, закрывая доступ к его крупным, даже в спокойном состоянии гениталиям. Вот это да! А если он возбудится? Это ж какого он размера станет? Тут же возникло извращённое желание посмотреть на это. Твою мать! О чём я думал вообще? Вуайерист хренов. Так и тянуло завалиться к нему под бок голышом, прижаться к нежной горячей коже и уснуть. Вместо этого я лёг поверх одеяла, одетый и без пошлых мыслей. Почти. В моей постели побывало столько любовников, что появление такого невинного и прекрасного Джона было даже чем-то неестественным. Я глядел на его умиротворённое лицо, подрагивающие ресницы, чуть приоткрытый рот и боялся даже дотронуться. Именно таким я бы хотел видеть его каждый день: тёплым, домашним и полностью доступным. В моей голове мелькнула шальная мысль: «Вот же он, подходящий момент…». Но я не был любителем насиловать безжизненные тела, и после сам себя перестал бы уважать. Он, конечно, ничего не почувствует, но зато почувствую я. А потом одиночество станет ощущаться ещё болезненней и будет давить сильнее. И лучше уж себя пересилить. Когда-то я так же лежал рядом с пьяным Брайаном и так же, глядя на него, боролся с соблазном. Возможно, сейчас он находился в своей постели и обнимал моего Роджера. Ох, вот об этом точно не стоило думать. Потому что они были созданы друг для друга. Два моих самых близких человека…***
На последнем курсе колледжа мой приятель Тим пригласил меня на рождественскую студенческую вечеринку. Я не особо любил такие тусовки, предпочитая отрываться с Роджером в каком-нибудь баре или клубе, подыскивая для жаркого гейского траха мордашку посмазливее. Но неугомонный Роджер в очередной раз окучивал какую-то дамочку, имевшую внушительную грудь и юркий язычок, с которой он спал уже несколько недель. Поэтому выбора у меня практически не было. Одному сидеть дома над эскизами не хотелось, а вот выпить и расслабиться не помешало бы. Нарядившись в самые зашибательские шмотки — мало ли, может удастся кого-нибудь подцепить — я прибыл на место к назначенному часу. Хотя с таким же успехом я мог вообще прийти голым — на меня бы никто не обратил внимания. Пришлось с трудом втискиваться в жутко прокуренную квартирку, из которой на весь этаж гремел старый добрый рок-н-ролл и до боли знакомый Элвис умолял «малышку не быть жестокой к его сердцу». На столь малой площади находилось так много народу, что пройти мимо кого-нибудь и не задеть было, откровенно говоря, сложновато. И где Тим нарыл всех этих людей? Я почти никого не знал, кроме парочки сокурсников и только что представленного мне кудрявого парня по имени Брайан. Оказывается, он учился на астрофизика в Имперском колледже. С ума сойти! Первый раз в жизни я видел астрофизика живьём. Но, судя по тому, как его активно спаивали под подбадривающие крики, жить ему осталось недолго. Ох, как нехорошо! Я примерно догадывался, чем заканчивались подобные представления. И парень-то красивый! Благородные черты лица, кудри роскошные и глаза такие умные и немного напуганные. Нужно было срочно его спасать и уводить в укромное местечко. Приласкать немного — он как раз расслаблен и воспримет всё как нельзя лучше, а затем осторожно уложить в постель. Заполучить такого в свою коллекцию очень хотелось, быть может, и на несколько недель. Но тут какая-то миловидная девица с огромной грудью и стервозным взглядом, своими цепкими пальчиками вытащила Брайана прямиком из пьяной толпы. Она была настолько мелкой по сравнению с ним, что ей даже на колени не пришлось бы вставать, чтобы отсосать ему. И почему мужики так помешаны на больших титьках? Совсем некстати вспомнился Тейлор. Наверное, уже трахает свою мадам во всех немыслимых позах. Мерзавец! Я невольно сравнил этого кудрявого астронома и моего Роджера: какие же они разные! Но было в них что-то неуловимое и близкое мне. Уж точно не любовь к женским грудям. Бр-р-р… Симпатичный мальчик подмигнул мне, и я увязался за ним до ближайшего кресла, где мы уютно ворковали какое-то время, пока я не предложил провести остаток ночи в более интимной обстановке. Он скорчил такую мину, что всё стало понятно ещё до того, как он поведал о своём бойфренде, который вот-вот должен приехать. Сплошные обломы. К чёрту! Лучше напьюсь в одиночку. Я увидел какую-то малолетку, явно с младшего курса, с бутылкой русской водки, которой она размахивала в разные стороны, видимо, пытаясь окропить всех вокруг, словно святой водой. И то верно, всякой нечисти здесь было предостаточно. Я подумал, что водка — это как раз то, что мне в данный момент было необходимо. Поднявшись с кресла и без сожаления покинув разочарованного мальчика, я тихонечко подкрался к ничего не подозревающей девчушке, вырвал из её рук бутылку, перепугав до визга, и скрылся в толпе. Направляясь в единственную комнату, куда Тим никого и никогда не пускал, я совсем не ожидал, что наткнусь там на кого-то ещё. Каково же было моё изумление, когда, распахнув дверь, навстречу выбежала та самая девица с большой грудью и искаженным от ярости лицом. Я еле успел увернуться от столкновения, провожая её недоумевающим взглядом. И только повернулся, чтобы войти в спальню, как в мои объятия влетел растрёпанный астрофизик Брайан, пытающийся на ходу застегнуть рубашку. Понять, что там произошло, не составило труда. Очередной облом, и, видимо, не только у меня. Вид у Брайана был настолько потерянный, что мне захотелось обнять его и пожалеть. Я затащил его обратно, усадил на кровать, налил в стакан водки и заставил выпить. И этот умник ещё отбрыкивался. Да я на его месте нажрался бы до состояния невменяемости, не сходя с места. Пришлось поить насильно, после чего он сразу как-то обмяк, бросив всякие попытки справиться с рубашкой. И пока я застегивал ему все пуговицы правильно и по порядку, он поведал, что с ним случилось. Всё оказалось куда прозаичнее, чем я предполагал вначале. Получить отказ женщины, конечно, неприятно, но с этим можно справиться. А вот когда на неё не встает, то это почему-то бьёт именно по мужскому самолюбию. Но, если честно, будь я натуралом, у меня бы тоже не встал на такую. Но я был геем, и противоположный пол меня в принципе не привлекал. Да пусть передо мной хоть сама Мерлин Монро голая распластается! Однако фраза, случайно оброненная Брайаном о его сомнениях насчёт интереса к женщинам, меня насторожила. Так может, поэтому и не встал? Я постарался приласкать его и успокоить; поил водкой, гладил по спине и шептал слова утешения. Тоже мне, проблему нашёл! Да за таким красавцем любая будет бегать! Или любой? Брайан пытался улыбаться и вяло кивать в знак согласия, но как-то подозрительно заваливался в сторону. В итоге до состояния Пиноккио он дошёл первым, и мне пришлось его тощее длинноногое тело везти к нему домой. Ладно хоть Тим, добрая душа, подсказал адрес и вызвал нам такси. Еле попав в квартиру, я первым делом расстелил диван, сгрузил поверх одеяла пьяного, почти уснувшего Брайана и принялся стаскивать с него одежду. Какой же он всё-таки худой! Затем подумал, что этот чудик завтра точно помрёт от похмелья, видно же, что он девственник в этом, да и во всём другом, похоже, поэтому поплёлся на кухню и нагло пошарился во всех шкафчиках в поисках аптечки. Отыскав заветную коробочку, я вытащил упаковку обезболивающего, налил стакан воды и поставил всё вместе на стол. Убрал аптечку на место и с чувством выполненного долга перед ближним вернулся в комнату. Брайан спал, раскинув конечности в разные стороны, а я тихонько устроился рядом и смог рассмотреть его более пристально. Красивый он всё-таки и такой доверчивый. А ещё невероятно кудрявый! Даже сейчас, находясь в покое, несколько завитков настырно лезли в глаза. Я дотронулся до его лица, смахивая мелкие пружинки волос, коснулся носа, провёл пальцами по щеке и обвёл контур губ. Брайан всхлипнул, и я, испугавшись, отдёрнул руку. Вот ведь как бывает: хотел соблазнить парня, а в итоге напоил и спать уложил. Подумав, что находиться в чужом доме без спросу неприлично, всё-таки мы не настолько близко знакомы, и вряд ли хозяин обрадуется постороннему человеку, я решил уйти. Но почему-то остался. Разделся, залез под одеяло, согреваясь общим теплом, и полночи вглядывался в безмятежное лицо напротив, слушая размеренное дыхание. А утром незаметно улизнул, записав в его телефон свои контакты на всякий случай. Вечером того же дня — чёрт меня дёрнул, что ли? — я заявился к Брайану с бутылкой виски и отличным предлогом вылечить его больную голову. Он отнёсся к этому настолько спокойно, — принял меня, словно старого друга, усадил на кухне, достал две кружки и даже накрыл на стол, — что невольно мелькнула мысль: «Уж не отсутствует ли у него инстинкт самосохранения?». Это ж надо! Впустить в свой дом постороннего человека и даже не задать ни единого вопроса. Но, пообщавшись с ним, я понял, что он такой и есть: жутко наивный, спокойный, но в то же время проницательный и совсем не занудный, как мне показалось вчера. — Брай, почему ты так спокойно позволил мне войти? Ведь я для тебя, по сути, чужой человек. Мало ли что у меня на уме. — Не знаю… Я так устал быть осторожным и шарахаться ото всех, а с тобой мне почему-то хорошо. И я помню, ты вчера успокаивал меня, обнимал… Домой тоже ты привёз? И спать уложил? Даже позаботился о таблетке от головной боли. Разве чужие люди так поступают? Никто ничего подобного не делал для меня, а ты сделал. Я знаю, что это ты… — Я согласно кивнул. К чему отпираться? — Если бы ты хотел навредить, то позволил бы умереть от похмелья. А воровать у меня нечего, разве что старую гитару. Поэтому тебе я доверяю. Думаешь, зря? Этому парню не откажешь в логике. Надо же, несмотря на вчерашнее невменяемое состояние, он, оказывается, кое-что помнил. Он смотрел на меня своим честным открытым взглядом, и я чувствовал, что тоже верю ему. С ним было тепло и уютно, как с другом, как с братом. Вот так тоже случалось иногда: не успеешь встретить человека, как он тут же становился будто родным, и приходило понимание, что ему можно доверить всё на свете, и он никогда не предаст. — Мне нравятся мужчины, Брайан. И я надеюсь, что это не изменит твоего отношения ко мне. — Хорошо. — Он безразлично пожал плечами. — Почему это должно что-то поменять? Это твоя жизнь, твой выбор, а для меня ты всё равно останешься тем же Фредди, каким был и пять минут назад. Его искренность, непринуждённость в общении меня восхищали. Никаких глупых вопросов и не менее глупых советов, ни осуждения, ничего. Он просто принял это как факт и всё. — Ты мне нравишься, Брай. Ты красивый! И если честно, ещё вчера мне хотелось затащить тебя в постель, но сейчас… Даже не знаю, что с тобой делать. — Мы рассмеялись, и он жутко смутился от моих слов, очаровательно вспыхнув румянцем на щеках. Я поспешил его успокоить: — Прости, я не хотел тебя смущать. Но в этом весь я! Со временем ты привыкнешь к моей прямолинейности, пошлым шуточкам, к моим поцелуям и прикосновениям, потому что я планирую с тобой тесно дружить ближайшие… лет сто, не меньше. И обещаю, что никогда себе не позволю ничего большего. Если только сам не захочешь. — Ты мне тоже нравишься, Фредди, именно такой. И, пожалуйста, не подстраивайся под меня, просто будь собой и всё. Общаться с ним было легко и приятно. Мы много пили, вели разговоры по душам, даже спорили о чём-то серьёзном. Потом перебрались в комнату и пели все знакомые песни под гитару, пока соседи не стали нам подыгрывать по батареям. А надо сказать, что этот гений астрофизики был ещё и превосходным гитаристом. И голос у него очень приятный! Ему бы рок-звездой быть, а не звездочётом. Напились мы опять до безобразия и уснули в обнимку на диване. А рядом с нами лежали пустая бутылка и старенькая гитара. Так и получилось, что вместо ещё одного любовника я нашёл друга, на редкость заботливого, доброго и терпеливого. С Брайаном я чувствовал себя в безопасности, он давал мне необходимое спокойствие и надёжную опору. Ему достаточно было посмотреть на меня, как я тут же понимал, что всё придёт в норму. Потому что иначе и быть не могло. Трахаться с ним определённо расхотелось, а вот дружить всем сердцем, всей душой и точно до конца своих дней — очень даже. Я никогда не встречал таких людей. Брайан словно был не из нашего мира. Потому что иметь такое большое доброе сердце, в котором любви и тепла хватило бы на целую Вселенную, мог только по-настоящему уникальный человек. Жаль только, что размером этого органа мало кто интересовался. Да, это никого не сделает знаменитым, не принесёт ни славы, ни денег, но если бы людей оценивали по размеру души, то Брайан определённо точно был бы очень богат и знаменит. Он стал для меня негаснущим маяком в беспросветном тумане дней, так похожих один на другой, и я инстинктивно стремился к этому свету, успокаивался и набирался сил. Что бы ни случалось в моей жизни, Брайан всегда был готов и выслушать, и просто помолчать. А когда мне становилось совсем тяжело, я мчался именно к нему, зная, что он не станет задавать лишних вопросов, будучи чересчур тактичным, а обязательно прижмёт покрепче и согреет в своих объятиях. Уверен, если будет необходимо, он с радостью отзовётся на мои ласки и ничего не потребует взамен. Но я слишком его уважал и не позволял себе ничего, кроме поцелуев. Но больше всего мне нравилось, что с Брайаном я мог быть самим собой. Не считая Роджера, он единственный, кто знал меня настоящего. Он любил меня, взбалмошного и безудержно весёлого, когда мои сумасбродства и капризы переходили всякие границы, и я видел, насколько он взбешён моим поведением. Терпел меня, пьяного и обессиленного, когда я вылезал из койки очередного любовника и приезжал к нему жаловаться на дерьмовую жизнь. Поддерживал меня, опустошённого безумной влюблённостью в Роджера, когда я, давясь слезами, рыдал у него на коленях. Я знал, что порой испытывал его терпение своими выкрутасами, но Брайан никогда не упрекал меня ни единым словом, никогда не показывал виду, насколько он зол. Он, конечно, ворчал, даже материл меня, скорее в шутку, и стойко сносил все мои выходки. Он был слишком взрослым, слишком заботливым, слишком благоразумным. Именно такой друг мне и был нужен. И я любил Брайана нежной братской любовью, восхищался его умом, воспитанием и безграничной добротой. В нём всё было идеально, и его невозможно было не любить. И когда я узнал, что чёртова судьба свела его с Роджером, внутри меня всё похолодело. Их встреча была всего лишь вопросом времени. Не столкнись они сами, в конце концов, познакомились бы через меня. Им суждено было встретиться. Естественно, они сразу понравились друг другу и даже больше, хотя, как дети малые, делали вид, что это не более чем страсть. Тейлора я знал, как самого себя и догадывался, что мальчишка влип по полной. Брайан был для него как красная тряпка для быка: близкий и недоступный, чувственный и холодный. И Роджер вцепился в него всеми конечностями. Ну ещё бы! Такие умные и добрые на дороге не валяются. Он поставил на нём своё клеймо. А уж я-то знал не понаслышке, что значит быть помеченным Роджером Тейлором. Я видел по глазам Брайана, насколько сильно он увлёкся, и дико ревновал, словно безумный мазохист, подвергая себя этой пытке всякий раз, как видел их вместе. Только вот понять не мог, кого больше. Они оба были дороги мне, и я обоих эгоистично хотел оставить только для себя. Но их встреча рано или поздно всё равно произошла бы, потому что так было угодно судьбе. А она никому не давала шансов обхитрить себя. Теперь эта парочка создавала уже свою историю любви. А мне осталось лишь отпустить, смириться и перестать терзать своё сердце несбыточной надеждой.***
— Фредди… Фред! — Джон похлопал меня по руке, которой я его обнимал, вынуждая тут же проснуться. — Фре-е-д… — М-м-м? — сонно потянул я. Неужели утро наступило? — Фредди, пусти… Мне нужно срочно… — Он настойчиво выпутывался из моих объятий, а мне так не хотелось его отпускать. Вырвавшись, он вскочил с кровати и ахнул: — А где мои трусы? Почему я голый? — Ты был весь мокрый, и мне пришлось раздеть тебя. Прости… — сонно зевая, пробормотал я. Столько шума с самого утра. — Но как я… — Он растерянно огляделся вокруг и снова посмотрел на меня, стыдливо заслоняя пах ладонями. — Не переживай, я не буду смотреть. — Одной рукой прикрыл глаза, чтобы не смущать его, другой махнул наугад куда-то в сторону. — Там… На кресле. Забыв про всё, он ринулся в сторону ванной, сверкая бледной задницей, а я лежал, посмеиваясь, и наблюдал за его метаниями из-под опущенных ресниц. Ситуация, конечно, полный пиздец! Мне-то было всё равно. Что я там не видел? У всех одно и то же, размер только разный. Хотя тут определённо было на что посмотреть. Но вот Джон… Я с трудом представлял, что он сейчас чувствовал. Жутко, наверное, очухаться в чужой постели совершенно обнажённым, да ещё и с мужиком… Бедный Джонни! Он был такой уморительный в своей растерянности и стыдливости, что мне захотелось хорошенько над ним подшутить, а ещё отыграться за вчерашнее безобразие. Мне пришла в голову очень странная мысль. В прошлый раз, лёжа на диване рядом с Брайаном, я полночи вспоминал Роджера, наше детство и крепкую дружбу. В этот раз, разделив постель уже с Джоном, я воскрешал в памяти знакомство с Брайаном. Любопытно, в чьей койке я окажусь в будущем, чтобы подумать о… Джоне? И что самое интересное, ни в одном из случаев у меня не было секса! Какая-то немного тревожная закономерность. Когда мой протрезвевший и слегка растерянный гость вышел из ванной, я снова демонстративно закрыл глаза. Спешно натянув трусы и джинсы, он сел на край кровати. — Ну что, полегчало? — спросил я, подглядывая через пальцы руки. — Да чёрта с два! Может, объяснишь, что я тут делаю? — В моей квартире или в моей постели? — Теперь я уже откровенно рассматривал его и забавлялся. — Фред, пожалуйста!.. — Знаешь, когда блюёшь с кем-то, и этот кто-то вынужден составить тебе компанию, что-то вроде группы поддержки — это даже несколько сближает. Не находишь? Он нахмурился, пытаясь понять, что я только что сказал, и это явно было не тем, что он ожидал услышать. Но мне было весело. — Да мы лежали с тобой в обнимку голые! Куда уж ещё ближе? Фредди, хватит издеваться! — Хорошо. — Я сел почти вплотную к нему и внимательно посмотрел в глаза. — Я всё тебе расскажу. Но взамен тоже хочу услышать, по какому поводу ты вчера так отвратительно нажрался. — Это не честно, — насупился Джон. — Как хочешь. Но тогда и ты не узнаешь, что произошло этой ночью. — Я равнодушно пожал плечами и отправился на кухню варить кофе, демонстративно не обращая внимание на ошарашенного парня. — Кофе? Таблетку от головной боли? Или, может, чего покрепче? Он стремительно подлетел ко мне и резко развернул. Ох, ничего себе! Какой же он сильный и злющий. А глазища какие — Боже мой! — в них затаилось столько страсти. Если бы взглядом можно было убить, я бы уже превратился в кучку золы у его ног, настолько испепеляющим он был. Мы играли в гляделки несколько долгих секунд, пока он не сдался. — Я поругался с Вероникой. И, похоже, окончательно, — сквозь зубы процедил он. — Ох, мне так жаль… — Теперь твоя очередь, — перебил он меня и тряхнул, как тряпичную куклу, требуя ответа. А во мне вскипело какое-то неконтролируемое упрямство. Да что же это такое? Я, можно сказать, спас его, а он… Обидно даже. — Я подобрал тебя на скамейке возле дома Брайана в невменяемом состоянии, и мне пришлось привезти тебя к себе. Скажи спасибо, что именно я тебя первым нашёл, а не толпа отморозков. — Спасибо, — буркнул Джон. — И это всё? — Ты сам не очень-то разговорчив… — холодно заметил я. Виновато отпустив меня, он сел за стол и вздохнул. И пока я варил кофе, молча наблюдал за моими действиями своим колдовским взглядом. Но когда я присоединился к нему, поставив перед нами миниатюрные чашечки из тончайшего китайского фарфора с ароматным напитком, он вдруг усмехнулся и произнёс: — Ладно, шантажист чёртов, слушай… Разговор предстоял явно не из лёгких, поэтому я предложил Джону сигареты и подвинул пепельницу поближе. Он с удовольствием затянулся, вдыхая терпкий дым, и благодарно улыбнулся мне. Курить хотелось нестерпимо. — Тебе, наверное, сложно понять, что значит вырасти в традиционной английской семье? Где любящие, заботливые родители, совместные завтраки, чай в пять часов пополудни и семейные ужины по выходным. Прогулки в парке всей семьёй с собакой, настольные игры по вечерам, просмотр какого-нибудь телешоу и обязательные воскресные службы. Не подумай, я не жалуюсь. Наоборот, я был счастлив своим особенным мальчишеским счастьем и другой жизни не представлял. Мечтал, что когда-нибудь и у меня будет всё так же, как у родителей. Хорошо учился в школе, увлекался электроникой и математикой, но в секрете ото всех держал пару журналов для взрослых под кроватью и комиксы под подушкой. Типичная жизнь типичного подростка. Да уж, как-то слишком издалека начал… Но мне было интересно узнать хоть что-нибудь о нём, и я не стал мешать. Раз говорил — значит, это важно. — После школы я без труда поступил в колледж, занимался спортом и читал много книг. Учёба увлекала меня настолько, что я пропустил множество вечеринок и вырос до жути приличным, что ли… Несмотря на то, что я легко сходился с людьми, настоящих друзей у меня не было. Пока не познакомился с Брайаном. — Мы оба улыбнулись при упоминании нашего общего друга. Брайан был именно тем человеком, с которым приятно дружить. — Там же, в колледже встретил Веронику. Она мне сразу понравилась: скромная, спокойная, красивая — о такой девушке можно было только мечтать. Как ни странно, но и я ей тоже понравился, хотя никогда не считал себя привлекательным. — Ну что ты, дорогуша, в тебе уйма шарма и очарования! Поверь, я в мужской красоте неплохо разбираюсь. Джон усмехнулся и кивнул. — Наши отношения развивались стремительно. Мы проводили много времени вместе, и уже через пару месяцев состоялось знакомство с родителями. Всё было прекрасно. Но что касалось секса… Спустя полгода Вероника официально стала моей невестой. Родители организовали помолвку, и только после этого мы впервые переспали. Если бы мы родились лет сто назад и нас к этому вынуждали светские приличия, такое целомудрие можно было понять, но… Она ни в какую не давалась, и мне пришлось терпеть. Я ждал этого момента целых полгода! Каково же было моё разочарование, когда близость с ней оказалась обыденностью. Всегда одни и те же позы в полной тишине и при выключенном свете. И я понятия не имел, чувствовала ли она при этом хоть что-нибудь. Потому что разговоры о сексе между нами были под запретом. Минет, кстати, тоже. Ведь это гадко и грязно. А я хочу! Чёрт! И почему я тебе всё это рассказываю? Мне так надоело сдерживаться. — Он затянулся и как-то странно глянул на меня. — Понимаешь, спустя не так много времени, я уже не испытываю к ней страсти и того влечения, которого мне хотелось. Мы словно пенсионеры, прожившие в браке много лет, которые сексом занимаются больше по привычке, без влечения, без страсти. Всё исчезло: нежность, трепет, чувство эйфории, желание сорваться хоть посреди ночи и бежать куда-то… К ней… Всё то, что будоражит кровь. Я не знаю, как это объяснить… Джон обвёл кухню растерянным взглядом, будто искал подходящие слова, но так и не нашёл, а только тяжело вздохнул и уставился в кружку с кофе, который, наверное, совсем остыл… — Она хороший человек, добрый, отзывчивый, и нравится мне, без сомнений. Но семейную жизнь с ней представить сложно. Я давно понял, что не люблю её настолько, чтобы жениться. Да ещё это постоянное давление со всех сторон сводит с ума. Мы вместе почти два года, а я словно в колонии строгого режима срок отбываю, только непонятно за что. Будто это необходимость какая-то. Меня, как безмозглого барана, тянут на аркане под венец, а я, дурак, ещё упираюсь всеми конечностями. Я ведь даже предложение ей сделал, потому что меня вынудили, потому что от меня именно этого ждали, потому что так было правильно. Вероника не виновата, ей хочется замуж, детей… А я как представлю, что вот мы поженимся, купим домик, холодильник и посудомоечную машину, нарожаем детей, штук шесть, не меньше, заведём минивэн, собаку, может, даже две. И вот я уже примерный отец и муж, почтенный глава семейства в тапочках и с газетой, сидящий в кресле перед камином. Представил, как год за годом старею, лысею, теряю зубы и страдаю от ревматизма. И жизнь пролетает, как мгновение, и останется от меня только мраморное надгробие где-нибудь в дебрях Нанхэдского кладбища с двумя датами и надписью: «Любимому мужу, отцу, хозяину Джека и Боба». Оторопь берёт. Джонни передёрнуло и он горько усмехнулся. А мне захотелось нажраться вместе с ним русской водки. Вот прямо с утра. Жизнь — дерьмовая штука, по сути, с редкими проблесками надежды. Если так мрачно смотреть на всё, то можно скатиться в затяжную депрессию годам к сорока. Джон мало чем отличался от тех, кто бывал в моей постели. Все они сбегали от наскучившего быта, от сжимающихся тисков опостылевшего брака, выискивая утешение в объятиях таких, как я. С одним только отличием: они уже совершили эту ошибку, а Джон только собирался. — Мне стало так тоскливо, что вся моя жизнь уже расписана и распланирована, только не мной, а кем-то другим. Словно для меня написали сценарий, по которому теперь предстояло играть свою роль. И никаких изменений внести не дадут, и счастливого конца тоже не будет. Вот это я и попытался объяснить Веронике, а она, вместо того, чтобы выслушать, понять, закатила безобразную истерику. Я даже не ожидал, что женщина умеет так кричать. Вот если бы она в сексе была такой неистовой. Но нет, ложась с ней рядом, я словно каждый раз монашку совращал сдержанно и стыдливо. Мы жутко разругались. Я напился в каком-то пабе и, видимо, каким-то образом добрался до Брайана. А дальше всё как в тумане — темно и пусто. Джон посмотрел на меня взглядом побитой собаки, а я не знал, как его утешить. Всё, что он говорил, звучало действительно жутко. Но я в принципе был против браков. Это романтическое гетеросексуальное дерьмо являлось скорее показухой и не имело ничего общего с настоящими чувствами. Если любовь была, то не всё ли равно, узаконена она или нет. — Дики, я… Мне жаль, что так случилось. — А мне нет. Я даже какое-то облегчение испытал. Может, семья — это не моё? Оглядываясь на свое прошлое, я внезапно осознал, что не хочу так, как у родителей. Мне нужно пройти свой путь. Пусть не всё будет идеально, но зато так, как я хочу. Я понимал его слишком хорошо, пережив нечто подобное со своим отцом. Желая как-то успокоить Джона, я пытался найти нужные слова, но, как назло, ничего подходящего не приходило в голову. Да и что я мог ему сказать? Счастье — это только наш выбор, и у всех оно разное. И для того, чтобы быть счастливым, вовсе не обязательно жить идеальной жизнью. Осознавая, что нельзя радоваться чужому горю, и видя, как Джон, несмотря ни на что, переживает ссору со своей невестой, я всё же был бесстыже рад. Я чувствовал, что он как будто создан для семьи и стал бы прекрасным отцом и верным мужем. Но наступать себе на горло не хотел. Он мне очень нравился. — Фредди, как ты понял, что… ну, что тебе нравятся парни? Столь резкая смена темы разговора привела меня в замешательство. Я с удивлением посмотрел на Джона. Он сидел, опустив голову, всячески избегая моего взгляда. Крошечная надежда закралась в моё сердце, и так хотелось верить, что это не какой-нибудь праздный вопрос. Но я вновь оборвал себя, не давая нафантазировать ничего лишнего. — А как вообще понимаешь, что тебе кто-то нравится? — ответил я вопросом на вопрос. Джон завис на мгновение, наверное, обдумывая мои слова и смешно хмуря брови. — Учёба в закрытом пансионе для мальчиков, возможно, сыграла решающую роль, хотя я и не уверен в этом. В какой-то момент я начал замечать красоту мужского тела, тем более это было несложно, я увлекался рисованием. Пейзажи меня интересовали постольку-поскольку, а вот натура… Но почему ты спросил? Он пожал плечами, всё так же не желая смотреть на меня, крутил в руках пустую чашку, взбалтывая на дне кофейную гущу, и явно нервничал. А я решил, что ещё немного кофе точно не будет лишним. Сполоснув посуду, я поставил турку на плиту и, пока вода закипала, решил всё же удовлетворить его любопытство. — Сначала появился интерес, затем стал прислушиваться к своим чувствам, а потом понял, что нестерпимо хочется дотронуться… Это случилось ещё в школе, во время очередных каникул в летнем лагере. Он был гораздо старше, красивый, уверенный в себе. А я всего лишь мальчишка — напуганный и чересчур любопытный. Он сказал, что я необыкновенный, что давно хотел это сделать… Этого было достаточно, чтобы позволить ему дотронуться. Он поцеловал меня, не просто касаясь губ, а проник языком — всё по-взрослому. Было и странно, и восхитительно! Впервые в жизни я почувствовал так близко другого человека — мужчину. Я налил нам кофе и поставил на стол. Теперь уже Джон глядел на меня с нескрываемым интересом. Его глаза блестели, а щёки окрасил румянец. В нём загоралось то же любопытство, что и во мне тогда. А это очень хороший знак. — Ощущения были ошеломляющими: головокружение, дыхание сбивалось, а сердце, словно бойкий молоточек, колотилось в груди. Конечно, я целовался с девчонками, и не раз, но мужчины целуются как-то особенно. Вот и получается, что самый запоминающийся поцелуй у меня был с тем парнем. Самый первый, самый волнующий. Наверное, так и понял, что мужчины привлекают меня гораздо больше. — И ты никогда не занимался сексом с женщинами? — в его голосе прозвучало ничем не прикрытое удивление. — Ну почему же? Даже встречался с одной прекрасной девушкой какое-то время, возможно, себя хотел обмануть… Но я такой, какой есть, и меня это устраивает. Слава Богу, мы живём в довольно толерантном обществе, и мне не приходится скрывать то, кем я являюсь. Джонни задумчиво разглядывал свои руки и слишком часто хмурился. Я всё же смутил его своими откровениями? Мне показалось странным, что он завёл этот разговор. Зачем ему эта информация? Не хотелось ничего додумывать за него, но шальная мысль сама пролезла в голову. А может… Но нет, точно не такой, как Джон. — Пойдём в кровать… Я ляпнул это на автомате, не задумываясь о произнесённых словах, погруженный в свои мысли, а Джон покорно кивнул и последовал за мной. И только позже я осознал, насколько это неоднозначно прозвучало. Когда мы легли, он тихонько прошептал: «Обними меня» и устроился на моей груди. А я сжимал его голые худые плечи и замирал от радости. Конечно, для него это ничего не значило, а вот для меня значило многое. И пусть потом будет хуже, но сейчас ещё чуть-чуть можно побыть счастливым. — Может, расскажешь, наконец, что произошло между нами ночью? Услышав невнятное бормотание, я коварно ухмыльнулся. Захотелось отвлечься от грустных мыслей и повеселиться, поэтому я тут же включился в игру. Томно вздохнул и, добавив в голос побольше восторга, выпалил: — Ох, милый! Это была потрясающая ночь! В тебе столько силы и неистовства… Я никогда такого не испытывал. Похоже, я был очень убедителен, потому что Джон резко подскочил, испугавшись моих слов не на шутку. Я ожидал такой реакции и еле сдерживал улыбку, глядя на его нахмуренные брови и настороженный взгляд. Он склонился надо мной так низко, что я почувствовал его горячее дыхание. — Да что, чёрт возьми, ты несёшь? — неожиданно зло выплюнул он. — Хватит меня пугать! — Успокойся, — фыркнул я и закатил глаза. Да уж, с юмором у него были явные проблемы. — Ничего между нами не произошло. Пока ты блевал в туалете, я тебя поддерживал, потом попытался умыть, но ты же буйный, когда пьяный, а ещё вдобавок кусачий. — Я сунул ему под нос руку, где до сих пор виднелись красноватые следы от зубов. — Мы вымокли до нитки по твоей вине, поэтому пришлось менять одежду. Раздеть-то я тебя смог, а одеть уже не получилось. Вот почему ты оказался голый в моей постели. Или нужно было тебя на коврике в ванной оставить? — съехидничал я, а Джон смутился и покраснел. О том, что он вытворял ночью, и как пришлось утихомиривать его, я благоразумно промолчал. Не то с бедным парнем случился бы удар, а он и так вон вылупился на меня затравленным зверьком. — Как видишь, ничего преступного мы не совершили. И я старался не пялиться на твоё тело. Почти. Но Дики, он у тебя такой огромный! Я не сдержался и хихикнул, а Джон непонимающе завис. Но когда до него дошло, о чём речь, мгновенно побагровел и злобно процедил сквозь зубы: — Ну ты и гад, Фредди! Я перед тобой душу выворачиваю, а в ответ одни издевательства. — Прости… Он продолжал нависать надо мной, гипнотизируя зелёными глазами, и было немного неуютно под таким пристальным взглядом. Но злость исчезла, уступив место… любопытству? Джон едва заметно улыбался и как-то чересчур смело разглядывал меня. Вот что значило провести ночь в постели с мужиком! А я снова и снова вспоминал его горячие руки на моём теле, его силу и напор. И больше всего на свете хотелось целоваться. Я замер под ним, инстинктивно облизывая пересохшие губы. Его зрачки моментально расширились, улыбка стала более дерзкой, и он медленно приблизился ко мне. Его прикосновения были чуть уловимыми, лёгкими. Он касался тёплыми сухими губами моего рта, щёк, подбородка; каждая мышца наливалась приятной истомой, сердце тревожной дробью колотилось под рёбрами. А я боялся шевельнуться, боялся спугнуть, с трудом веря, что всё это происходило по-настоящему. Он с таким упоением покрывал моё лицо поцелуями, словно ему было всё равно, что перед ним парень. Но потом вдруг очнулся, поняв, что творил, побледнел и вскочил на ноги. — Прости, Фред. Я, наверное, с ума сошёл. Я не должен был… Не знаю, что на меня нашло. Мне лучше уйти, иначе мы наделаем глупостей, о которых будем жалеть. А мне, наоборот, хотелось окунуться с ним в безумство, чтобы каждая глупость отпечаталась на нашей коже, и я уж точно не стал бы об этом жалеть. Так и тянуло остановить его, уложить обратно на кровать и зацеловать всего — от рыжей макушки до… На этом приятном местечке я бы остановился подольше. Но вместо этого спокойно предложил: — Я отвезу тебя… — Нет! — Джон резко выпрямился, буквально выкрикивая это. — Не надо! Я поеду на такси. Ты и так достаточно для меня сделал. Я покорно кивнул, не решаясь настаивать, и пока Джон торопливо одевался и приводил себя в порядок, вызвал ему такси. Когда за ним захлопнулась дверь, я плюхнулся спиной на постель и усмехнулся. Он так поспешно сбежал, как нашкодивший мальчишка, испугавшийся наказания, вероятнее всего, опасаясь, что сам не сможет сдержаться. А это значило только одно — у меня была крохотная надежда. Теперь осталось только ждать.