***
В один из ничем не примечательных дней после проведения очередного семинара, где я с учениками обсуждал темы предстоящего пробного экзамена, на улице возле ворот здания меня задержала стайка возбуждённых старшеклассниц. Я поначалу насторожился, заподозрив, что снова последуют скользкие вопросы о моей личной жизни, и молил Бога, чтобы Роджер приехал как можно скорее. Но, на удивление, мы и вправду разговаривали о физике, о колледжах, которые я мог порекомендовать, и о возможности проявить себя в науке. Его я услышал ещё за квартал от того места, где мы стояли. Беспрестанно сигналя, он появился на своём неимоверно блядском, сверкающем на солнце гладкими боками кабриолете. На такой тачке хорошо было девочек снимать, вот таких, как мои ученицы, а не занудных астрофизиков вроде меня. Да уж, умел он эффектно появиться на публике и привлечь к своей персоне внимание. И, конечно же, остаться внутри и не показать себя во всей красе было выше его сил. Открыв дверцу, он грациозно выскользнул из салона. Как всегда потрясающе красивый, с неизменной широкой улыбкой, в развратных узких джинсах, рванных на коленках, в белой футболке с жутко неприличной и глупой надписью: «If you want me — fuck me», с кучей побрякушек на запястьях, мятый и растрёпанный, словно только что вылез из койки. Но ему это чертовски шло. Выглядел он настолько порочно, что мой рот наполнился слюной, а внизу живота приятно заныло. Скомкано попрощавшись с девушками, я поспешил к машине, желая побыстрее убраться от школы и от множества направленных на нас глаз. Но разве Роджер смог бы покорно уехать? Ни за что! Притянув меня за шею и запрокинув голову, он впился в мои губы страстным поцелуем, явно демонстрируя невольным зрителям всю глубину наших гомосексуальных отношений. Пришлось обнять его, прижимая к себе как можно сильнее. Представленная картина повергла моих учениц в ступор, поскольку они с открытыми ртами ошарашено смотрели на нас, пока мы не закончили «спектакль» и не уехали. Обычно я старался быть благоразумным и не привлекать к себе слишком много внимания окружающих, потому что не терпел этого ещё со времен колледжа. Но с появлением Роджера у меня это плохо получалось. Он был слишком далёк от каких-либо условностей, и мне волей-неволей приходилось подстраиваться под него. И уже сидя в машине, я попытался хоть немного образумить этого оболтуса. Но куда там… — Тебе обязательно каждый раз устраивать представление? Его поцелуй всё ещё горел на моих губах. — А как же! Разве это не весело? — Он посмотрел на меня и задорно ухмыльнулся. Я не мог разглядеть его глаз из-за тёмных стёкол очков, но готов поклясться, там плясали черти. — Да после этого все твои заучки-ботаники будут завидовать тебе, кудрявый. Ведь рядом с тобой я! — Каждая чёрточка его лица излучала самодовольство. — Ты видел, как они пялились? Теперь они знают, что ты мой! Да, чёрт возьми! Я видел, как они на нас пялились! Представляю, какая репутация после этого у меня будет в школе. Не то, чтобы меня это особо волновало, но всё же. Я лишь обречённо покачал головой. Роджера бесполезно увещевать, он в любом случае будет вытворять всё, что взбредёт в его дурную голову. А буквально на следующий день, во время обеденной перемены, Шеффилд вызвал меня в свой кабинет и с порога, не предложив даже присесть, одышливо забубнил: — Мистер Мэй, у меня к вам просьба несколько деликатного свойства. Он скрестил толстенькие пальчики на своем объёмном животе и гаденько улыбнулся. Ничего хорошего от этого разговора я не ожидал. — Что-то случилось? Мне не хотелось тратить перерыв на пустую болтовню и оставаться голодным, поэтому вопрос прозвучал слегка раздражённо. — Да… Мистер Мэй, вы могли бы не проявлять столь откровенно свои чувства к вашему… кхм… другу? Да ещё и при учениках! — Он поднял вверх палец, акцентируя моё внимание. — Это недопустимо правилами нашего учебного заведения. — О каких проявлениях идёт речь? О, я прекрасно понимал, что он имел в виду! Но мне до глубины души был неприятен этот человек, а я нисколько не раскаивался, поэтому смотрел на него с удивлением, словно меня это не касалось. — Вчера после занятий вас застали… прошу прощения, целующимся с каким-то парнем. Парнем, мистер Мэй! Вы же понимаете… Застали? Можно подумать, я прятался. — Во-первых, — мне пришлось перебить его, пока он не наговорил лишнего, — я был за территорией школы. И то, как я использую своё личное время, касается только меня и никого больше. Во-вторых… — Мы встретились взглядами, и я с прискорбием отметил, что все мои слова будут не более чем сотрясанием воздуха. — Вы когда-нибудь задумывались, сколько однополых парочек учится в этом учебном заведении? Я таких вижу не меньше десяти каждую перемену ежедневно… — Я тоже поднял вверх палец. Вся эта ситуация начинала меня изрядно бесить. Да как он вообще смеет? — Странно, что только я удостоился чести выслушивать подобные замечания. — Но вы педагог и должны соответствовать… — побагровел он и попытался встать, но задел своим необъятным животом за край стола, чуть не свернув всё, что находилось на нём. Мне стало смешно. Я еле сдержался, чтобы не прыснуть со смеху. Оставив попытки подняться, Шеффилд обречённо сел. А я подошел к столу, за которым он пытался уместиться, и посмотрел ему прямо в глаза. Может, хоть сейчас он меня услышит. — В-третьих, если вас не устраивает мой образ жизни, который вполне устраивает меня, я могу уйти преподавать и в другую школу, колледж, даже в университет. Меня возьмут независимо от моей сексуальной ориентации, поскольку я отличный педагог, не постесняюсь этого слова, и успеваемость по моему предмету выше, чем по многим другим дисциплинам. И поверьте, меньше всего я хочу стоять перед вами, как провинившийся школьник, которого отчитывают за прогулы и разбитые окна. — Я бы этому чёртовому ханже ещё много чего наговорил, но, судя по его ошарашенному виду, с него и этого было достаточно. И откуда во мне столько дерзости взялось? На моё счастье, прозвенел звонок, потому что разговаривать с этим человеком я больше не хотел. — А теперь, мистер Шеффилд, с вашего позволения… У меня занятия. Я улыбнулся и вышел из кабинета с невозмутимым видом, хотя внутри у меня всё кипело от злости.***
Догадываясь о причине такого пренебрежительного отношения и почему порой меня показательно игнорировали, при этом каждый раз при встрече награждая весьма красноречивыми взглядами, я рассказал Джону о случившемся. Он возмущённо фыркнул: — Вот же гомофоб хренов! Не понимаю. Ему-то какое дело? Я пожал плечами. Мне был неприятен этот разговор, тем более не очень-то и хотелось разбираться в причинах чьей-то ограниченности. Джон сел на подоконник, загадочно посмотрел на меня и спросил: — Слушай, Бри, а у тебя с Роджером всё настолько серьёзно? Жар прилил к моим щекам, я опустил глаза, смущённо улыбаясь, и кивнул. Да когда я уже перестану стесняться подобных вопросов? Ну да, он мужчина Но что в этом такого? Тем более, Джон вполне спокойно воспринимал подобные отношения. — Мне он нравится! Очень… — Да, он чертовски хорошенький! За внимание этой «принцессы», наверное, многие бы поборолись. — Перестань его так называть — это пошло. Он же парень. — А так похож на девчонку. Джон усмехнулся, стряхнул пепел в пустой стаканчик из-под кофе и покосился на меня. Я увидел в его глазах какой-то нездоровый блеск. Неужели ему Роджер тоже понравился? — У тебя своя есть! А Роджера оставь мне, — язвительно ляпнул я, и это прозвучало слишком резко. Он сразу помрачнел как-то и подавленно уставился в пол. Вот я дурак! Приревновал на пустом месте и обидел человека. — Дики, прости… — Похоже, нет у меня больше никакой девчонки. — Он вздохнул, выкинул в окно окурок и одарил меня печальным взглядом. — Мы расстались с Вероникой. — Расстались? Но как? Как это произошло? Эта новость ошеломила меня. Джон, не дожидаясь моих вопросов, рассказал всё, что с ним случилось за последние дни. О ссоре с невестой, о том, как он безобразно напился в каком-то пабе, о том, как приехал ко мне и по непонятному, но определённо счастливому стечению обстоятельств попал прямиком в заботливые руки Фредди. — …А на утро я проснулся голышом в его кровати… — нервно рассмеялся Джон. Это как раз таки и неудивительно. Фред мог и без трусов оставить, с него станется. Стоп! Что? — Подожди, вы что… Вы с ним… Между вами что-то было? — О Боже, только не это! — Нет, что ты! — замахал он руками. — Конечно же нет! Он просто помог мне по-дружески. Можно сказать: спас. Район-то у тебя не самый спокойный. Отвёз к себе домой, привёл в божеский вид и уложил спать. Это действительно всё. Но чёрт!.. — Джон вскочил и стал метаться передо мной из угла в угол, как загнанный зверь. Вся эта ситуация его явно нервировала. Оно и понятно, расставаться с любимым человеком всегда тяжело. — Я даже не знаю, что теперь чувствую по этому поводу. — Я тебя понимаю. Но, возможно, ещё не всё потерянно и как-нибудь уладится, — попытался я приободрить его, а Джон замедлился и непонимающе воззрился на меня. — О чём ты говоришь? Что уладится? — О твоей невесте, конечно. Что бы ни случилось, вы… — Он ещё сильнее нахмурился, а я внезапно осознал, что причина вовсе не в Веронике. Он же рассказывал о… И тут до меня стало доходить. — А ты о ком… — Да о Фредди я говорю, Брай, о ком же ещё! — выпалил он, сжимая кулаки, и остановился передо мной. — Наверное, я слишком глубоко залез в эти дебри… Постоянно думаю и думаю об этом… О нём… — Подожди, я ничего не соображаю. То есть ты и Фред… — Чёрт возьми! Я не знаю ничего, — он буквально простонал это и, опустившись на ближайший стул, закрыл руками лицо. Ну и дела! Таким я его никогда ещё не видел — растерянным и подавленным, и не представлял, как в этой ситуации можно успокоить его. — В голове всё смешалось, сплошная неразбериха. Я не понимаю, что со мной происходит. Может я тоже, как и ты? — Он обречённо посмотрел на меня. — Ох, Дики, только не это! — внутренне сжался я. Я даже слушать ничего не хотел. Знал бы он, каково это быть геем. Насмешки и презрение окружающих не настолько ужасны. Страшнее признаваться родителям, что сын, которого они воспитывали, вовсе не тот, кем они хотели бы его видеть. Он не сможет оправдать надежд. Что вместо прелестной девушки с ним в постели спал самый настоящий мужик, который трахал его в задницу. И он никогда не женится, не подарит им внуков. Мужик уж точно не забеременеет. Что слово «разочарование» навсегда будет пропечатано у него на лбу… Я усмехнулся: у меня на лбу, чёрт побери! И хорошо, что не узнает, Джон не такой. — Не говори так, Дики, даже в шутку. Я врагу такого не пожелаю. Да, мне нравятся мужчины, теперь я это чётко осознал, но принять этот факт до сих пор трудно. И дело не только в чувствах, которые испытываешь. Есть ещё плотские желания, которые невозможно обуздать, и от этого только страшнее. Даже представить сложно, что какой-нибудь мужик будет меня… А знаешь, что самое ужасное? Я не понимаю, как всё это объяснить родителям. При одной только мысли об этом бросает в дрожь. Как я приведу в родительский дом Роджера и заявлю: «Познакомьтесь, вот мой парень»? Да маму удар хватит, а отец… Да, в этом нет ничего такого, тысячи геев живут же как-то… Тем более мы не выбираем, кем рождаться. Это как родиться негром или азиатом, с зелёными глазами или карими, мальчиком или девочкой. От нас это не зависит. Но разве родителям объяснишь? Ведь даже сейчас, когда во многих странах гомосексуалов перестали считать изгоями и психически нездоровыми, большинство до сих пор воспринимает нас как аутсайдеров, как нечто противное и неестественное. И нам ещё повезло, что мы живем в Англии, а не в какой-нибудь Нигерии или в том же Иране. Здесь у нас хотя бы права есть, а там за такое могут в тюрьму посадить или, того хуже — искалечить! Так что подумай хорошенько… — Я целовал его, Бри. И это точно не шутка, — спокойно, даже несколько равнодушно перебил он мою пламенную речь и так глянул, что я содрогнулся и моментально сдулся. От моей горячности не осталось и следа. — И мне не было противно. Он мне нравится! Сказал, как отрезал! Значит, между ними всё-таки что-то было… Я только устало вздохнул. Ну что ж, замечательно, в нашем полку прибыло! Хотя, может он ещё очухается и помирится с Вероникой? А я-то думал, что у Джона идеальная жизнь, а его, оказывается, вон как штормило. Который раз за сегодняшнее утро я смотрел на своего друга и не хотел верить. Да кто угодно, только не он. Мне хотелось бы встряхнуть его или врезать как следует, чтобы привести в чувство, но вряд ли это изменит ситуацию. Нет, я не имел ничего против Фредди, он замечательный, чуткий, понимающий. Но его образ жизни… И я уверен, Джон — натурал, каких поискать! Нет, он не мог быть таким. Сколько мы разговаривали про это, ведь он никогда даже интереса не проявлял. И пусть теперь кто-нибудь посмеет утверждать, что гомосексуализм — это не заразно. А Джон взирал на меня с философским спокойствием, словно уже принял окончательное решение. Вот это пугало больше всего.***
Закончив все дела в школе, я решил прогуляться до дома пешком. Необходимо было подумать обо всём, что случилось, и немного успокоиться. Но что бы я ни делал, как бы ни старался, получалось только хуже; словно заезженную пластинку, снова и снова проигрывал в уме сегодняшний разговор, распаляясь ещё больше. Настроение было испорчено напрочь. Я понимал, что Джон взрослый, разумный парень и сам в состоянии разобраться со своей жизнью, но по какой-то причине мне было тревожно за него. И почему меня так задел его рассказ? Ведь ещё и часу не прошло, как я сам горячо убеждал, что быть геем — обычное явление, и в человеке важен характер, а не ориентация. Тем более, я никогда не страдал ханжеством. Но, наверное, всё же надеялся, что это обойдёт его стороной, и среди нас будет хотя бы один нормальный человек, а не очередной педик. А в голове то и дело мелькали слишком откровенные картинки с Фредом и Джоном, от которых хотелось только скривиться. Да что со мной, в самом деле? Придя домой, я сразу позвонил Роджеру и впервые солгал, притворившись больным. Его разочарованный обеспокоенный голос заставил меня устыдиться ещё сильнее. Я ни разу его не обманывал, да и вообще никогда не лгал, зная, насколько это неправильно и, в конце концов, больно. Но сегодня определённо был не в состоянии видеть кого-либо. Рассудив, что такая незначительная ложь никому не принесёт вреда, я поставил телефон на беззвучный режим и позволил себе ещё одну вольность: включил музыку на всю громкость и завалился на диван с какой-то второсортной фантастикой. Просто убить время, отстраниться от всего и перестать засорять мозг чужими проблемами. Когда я понял, что в который раз уже силился прочитать один и тот же абзац, где страшный монстр пытался сожрать кого-то из команды астронавтов прямо в открытом космосе, но слова расплывались перед глазами, а ненужные мысли настырно лезли в голову, то с раздражением отшвырнул книгу, и она с глухим стуком шлёпнулась где-то под столом. Я никогда не позволял себе столь кощунственно обходиться с вещами, но то, что секунду назад держал в руках, не представляло никакой ценности и должно было находиться в мусорном контейнере, а не в моём доме. И откуда она взялась? Наверное, какая-нибудь восторженная ученица подарила. Не испытывая ни капли сожаления от содеянного, я оглядел комнату, размышляя, чем бы ещё себя занять, и мой взгляд наткнулся на другой подарок — симпатичную коробочку с пикантным содержимым, лежавшую на столе, и на пакет, который вызывал у меня не меньшее раздражения, чем глупая книжонка. Настроения всё равно не было. Так чем чёрт не шутит? Решив, что хуже уже точно не будет, я смело взялся за аптечный свёрток, который так и остался нераспакованным, и направился в ванную. Усевшись на крышку унитаза, я с тщательностью изучил инструкцию по применению жуткого даже на вид изделия под названием «Кружка Эсмарха». Трижды! Чётко следуя указаниям, подготовил для себя орудие пытки. Оттягивая неизбежное, посидел немного, тупо разглядывая разноцветные квадратики плитки на полу, и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Но, как говорится: «Перед смертью не надышишься». Конечно, эта штука меня не убила бы, но вот моё самообладание вполне могла. Никогда бы не подумал, что в этот самый момент мне будет так стыдно. Хорошо ещё никто не видел, какой ерундой я занимался, а то принял бы меня за умалишённого. Хотя помощь, без сомнений, не помешала бы. Я держал эту чёртову клизму и мечтал, чтобы всё оказалось не более чем дурным сном. Но реальность была слишком неоспоримой, и мне придётся пройти через эти мучения. И ради чего? Чтобы в меня потыкали пенисом? «Так ладно, без паники, Брай, всё получится!» — подбадривал я себя, не позволяя окончательно пасть духом. Тем более, Фред сказал, что это того стоит, а он врать не будет. Я сделал ещё один глубокий вдох и… начал снимать с себя одежду. Спустя час после расслабляющего горячего душа, обессиленно рухнув лицом в подушку и промычав: «Твою ж мать!», я проклял всё на свете: создателей резиновых агрегатов для пытки чьих-то задниц, собственный организм, которого женщины не привлекали совсем, Фреда, Роджера и всё гей-сообщество на всякий случай. Это было отвратительно! Нет, я бы даже сказал: омерзительно! Ещё ни разу в жизни мне на ум не приходила мысль подвергать себя собственноручно такому унижению. Но, слава Богу, всё закончилось удачно. Или нет? Я уже тысячу раз пожалел, что согласился попробовать. Задницу немного саднило. А ведь это был всего лишь пластиковый колпачок тоньше мизинца! А член у Роджера гораздо крупнее. Уж я-то знал! И вот так теперь будет каждый раз, если кому-то из нас захочется потрахаться? Я прямо приуныл слегка. Будущее перестало казаться столь радужным и полным сексуальных утех, скорее обязанностью составлять график, где секс по расписанию: сегодня я, а завтра Роджер. И так каждую неделю? Месяц за месяцем? Почему с женщинами всё легко и естественно, но они не вызывали даже малейшего желания? А с мужчинами, получается, оставалось только минетом наслаждаться? Ну уж нет! Надо хотя бы попробовать, чтобы понять, от чего отказываться. Следуя принятому решению, я отбросил колебания, поднялся с дивана, заново собирая силу воли в кулак, и взял в руки заветную коробочку. Тщательно вымыл все три довольно красивые на вид вещицы (хотя, вряд ли мне понадобится большая, да и насчёт средней я тоже сомневался), окатил их кипячённой водой (тут уж включилась моя паранойя — ну мало ли!), и вернулся в комнату. Поудобнее устроился на постели и попытался расслабиться. Из динамиков по всей квартире разливался сильный магнетический тембр солиста группы Queen, он пел одну из моих любимых песен «Tear It Up». Надо же, как символично! Сдернув с бёдер полотенце, я прикрыл глаза, нежно поглаживая себя руками по обнажённой коже, в попытках успокоиться и настроиться на нужное состояние. Образ юного дерзкого Роджера возник передо мной; в тот же миг вспомнились самые развратные моменты с ним: его горячие и требовательные ладони, мягкие розовые губы, его сексуальный, чуть хрипловатый голос, нашёптывающий что-нибудь бесстыжее в порыве страсти. И нарастающая волна возбуждения прокатилась по всему телу, оставляя за собой ворох мелких мурашек. Что ж, начало неплохое. Нашарив под подушкой флакончик с лубрикантом, я выдавил немного геля на руку. Долго же я собирался с духом, чтобы его применить. Выходило, что не зря держал поближе, на всякий случай. Анальные ласки всегда представлялись мне чем-то запретным, даже неприличным, что ли. И уж точно без ожидания, что от этого ещё и удовольствие можно получить. Но раз за разом, преодолевая очередной барьер не только в своей голове, но и в теле, я освобождался от всего, что могло мне помешать стать счастливым. Хотелось не просто заниматься анальным сексом, но и наслаждаться этим! И пусть идут к дьяволу все нормы морали, моё дурацкое воспитание и комплексы. Раздвинув ноги, влажными от смазки пальцами робко прикоснулся к плотно сжатому анусу. Нежно массируя и надавливая, я представлял, что это руки другого мужчины — моего Роджера, и появилось острое, почти животное желание раскрыться для проникновения. Это было так неожиданно, что незаметно для самого себя, распалённый незатейливой игрой, я плавно протолкнул палец внутрь — где было горячо и влажно — и он свободно проскользнул, не причинив мне ни малейшего дискомфорта. Воодушевлённый первой значительной победой, добавил ещё один, мягкими круговыми движениями проникая всё глубже и осторожно растягивая. Почему-то представилась идиотская аналогия бурения скважин. Я усмехнулся собственной глупости, но, не желая отвлекаться, тут же сосредоточился на своих ласках. Мне нравилось то, что я делал, и оторваться от этого занятия не было никаких сил. Напротив, я всё больше погружался в омут неизведанного доселе наслаждения. Когда во мне оказалось три пальца, я почувствовал небольшое жжение, остановился, немного привыкая, а затем стал медленно насаживаться, мечтая, как вместо пальцев в меня проникнет член. Ох, чёрт! Мой же был возбуждён настолько сильно, что я плотно обхватил его рукой, поглаживая, и моментально позабыл о боли, отдаваясь очень ярким впечатлениям от двойной стимуляции. Немного поиграв пальцами и решив, что уже достаточно себя растянул, я вынул их, небрежно вытер об простыню и взял самую маленькую анальную пробку. Согрел немного в ладони и хорошенько смазал. На моё удивление, внутрь она проскользнула легко и безболезненно. Направляя её под разными углами, я прислушивался к своим эмоциям, которые с каждым разом становились иными, ещё более насыщенными. Это было действительно приятно, ничего сногсшибательного, но мне нравилось. Ощущение чего-то инородного внутри почти исчезло, и я подумал, что она, возможно, слишком маленькая для меня. Но, несмотря на обилие смазки, следующая игрушка вошла уже с трудом. Бережно проталкивая ее, я почти не чувствовал боли, но всё же это было весьма напряжённо. Немного полежав, привыкая к большему размеру, к чувству наполненности и тяжести, я стал неторопливо двигать, то вынимая почти полностью, то погружая до основания, насколько было возможно. С закушенной от усердия губой я ублажал себя, постепенно переходя от плавного ритма к более быстрому, резкому, улавливая лёгкие толчки удовольствия, которые, как волны, набегающие на берег, накапливались и усиливались. Мои ощущения изнутри словно вырвались наружу. Тягучая и сладкая истома растекалась по всему телу, расслабляя, покалывая кожу. Сердце в бешеном ритме толкало кровь, загоняя её вниз живота, становясь горячее и беспрестанно пульсируя. От возбуждения и переизбытка эмоций мне было трудно дышать. Так вот что это такое! В своё время я много читал о стимуляции простаты, скептически воспринимая слишком уж наигранный, по моему мнению, восторг. Но сейчас сам попробовал и убедился, насколько это улётно. И, потеряв счёт времени, самозабвенно лаская себя, почти не замечал, как мои стоны становились всё громче, пока не кончил, обильно забрызгав себе грудь и живот, при этом совершенно не прикасаясь к члену. Вот это да! Меня словно подхватило огромной волной, захлёстывая, утягивая, перекрывая кислород, и с хриплым, протяжным криком выкинуло на берег. Тело будто парализовало и размякло, дыхание сбилось, и я судорожно хватал ртом воздух. Где-то на кромке сознания вспыхнула мысль, что соседи, наверное, дурно обо мне подумают. Тяжело дыша и подрагивая, я свернулся калачиком, чувствуя внутри эту штуку, сжимаясь вокруг неё, а она снова меня распирала, делая ощущения более острыми и необычными. Такого бурного экстаза мне ещё не приходилось испытывать. Мне не просто понравилось играться, хотя это были потрясающие несколько минут, но внезапно пришло осознание, что всё это время я был трусливым идиотом, лишившим себя такого развлечения. Не было ни стыдно, ни противно. Мне было настолько хорошо, что я довёл себя до оргазма ещё раз. А после, приняв душ, уставший и довольный, уже лёжа в постели и почти засыпая, я написал Роджеру коротенькое сообщение: «Спасибо за подарок!». Спустя мгновение он прислал в ответ нагло подмигивающий смайлик со словами: «Развлекайся!». А я, счастливо улыбаясь, подумал, что это очень привлекательный и действенный способ поднять себе настроение. И завтра нужно будет ещё раз…