More than love

      После того случая, когда мне в руки свалился судьбоносный подарок или нешуточная проблема — это уж как посмотреть — в виде пьяного Джона, я перестал наведываться в гей-клубы и заниматься поиском очередного любовника. Решил, наконец, раз и навсегда завязать с дурацкой привычкой таскать к себе в койку всех, на кого вставал член. Хватит, наигрался! Я уже далеко не подросток с гормональными всплесками, а взрослый мужчина, который должен думать о будущем, а не о сиюминутных приключениях на свой зад. Хотя то будущее, что маячило на горизонте, было весьма размытым и туманным, и почему-то никоим образом не связанным с Джоном.       Да и он как-то не торопился себя проявлять. Словно той встречи и не было вовсе. Я, грешным делом, стал подозревать, что, имея такую богатую фантазию, уж не сошёл ли я с ума, раз навыдумывал себе чёрт знает что! Настроение с каждым днём портилось быстрее, чем погода за окном. Мне всё опостылело. Видеть никого не хотелось, даже Брайана. И следующие несколько недель я практически безвылазно сидел в квартире и рисовал, почти без сна и отдыха, только изредка выбегая до ближайшего супермаркета за сигаретами и кое-какой едой. И ни с кем не общался.       А тут ещё, как нельзя кстати, закадычный клиент подкинул интересную работу, и я с удовольствием схватился за новый сложный проект, требующий от меня полной сосредоточенности внимания и нестандартного творческого креатива. Как раз то, что было нужно. Так я не отвлекался на тягостные мысли и с головой ушёл в создание своих шедевров. Пока в один прекрасный день, с трудом дозвонившийся до меня разъярённый Роджер не пригрозил примчаться и надрать задницу в буквальном смысле, — а с него станется! — если мы в ближайшее время не встретимся.       Он ныл в трубку, что ужасно соскучился и ему срочно нужно вытащить куда-нибудь своего «долбанутого учёного», иначе этот «звездочёт» прирастёт к стулу от постоянного сидения за компьютером. Я сдержанно рассмеялся и пообещал ближе к концу недели обязательно созвониться. Идея провести вечер в компании друзей показалась очень даже привлекательной. Тем более я тоже скучал и хотел их увидеть.       И вот в один из июльских вечеров сидел я как-то возле одного итальянского ресторанчика, лениво потягивал свежевыжатый грейпфрутовый сок и наслаждался прекрасной погодой, подставляя лицо под палящие лучи солнца. Лето выдалось прохладное, и таких жарких дней, как этот, можно было пересчитать по пальцам. За столько лет, живя в Лондоне, я привык к постоянно хмурому небу и к дождям, к пронизывающему сырому ветру и к откровенно паршивым летним периодам, в которых действительно погожих деньков было от силы с десяток.       Но всё же я смог полюбить этот город, насколько вообще можно полюбить холод и сырость после удушающей жары африканского побережья. Но до сих пор частенько грезил о криках альбатросов, обжигающем ноги песке и волнах, что разбивались о скалы в бухте рыбаков, о спокойных и тягуче-неспешных днях. Лондон был другим. С одной стороны, шумным и суетливым, ярким, красивым, с бешеным ритмом жизни и множеством удовольствий, по-своему счастливым, а с другой — мрачным, грязным, лицемерным и очень безжалостным.       Весной город медленно просыпался и словно с неохотой умывался, обнажая первую зелень, вскипая розовой пеной на деревьях и наполняя воздух сладким и дурманящим благоуханием магнолий. Летом утопал в смоге, лёгкой дымкой висевшей над головами, блестел чистой сочной зеленью парков, вымытыми улицами, на которых разноцветными зонтиками то тут, то там пестрели ресторанчики и кофейни. Осень же делала Лондон мрачным и загадочным, словно сошедшим со страниц романов Артура Конан Дойля — с прелым запахом мокрых листьев, тусклым светом фонарей и бесконечно моросящим дождём. А вот зимой город был особенно красив. Будто бы срисованный со старинной рождественской открытки, укутанный белым чистым саваном, расцвеченный праздничными огнями гирлянд и пахнущий корицей, имбирным печеньем и пуншем. И назад на Родину меня больше не тянуло. Мой дом был здесь, рядом с моими любимыми людьми: с родителями и сестрёнкой, с Роджером, Брайаном… и Джоном.       Чьи-то тёплые мягкие губы коснулись моих, вырывая из мира грёз. Я вздрогнул от неожиданности и, не задумываясь, ответил на поцелуй. Меня окутал знакомый запах цитруса и можжевельника; я потянулся носом за этим ароматом и, услышав хриплый смешок, уже сам расплылся в блаженной улыбке. Роджи! Его я узнал бы из тысячи. Он рассмеялся и плюхнулся рядом, переплетая свои пальцы с моими, тихонько сжимая. Открыв глаза, я тут же зажмурился от ослепительного света; силуэт Роджера расплывался блёклым пятном, виднелись только его белокурые вихры, в которых запутались лучи солнца, делая его похожим на ангела, спустившегося на землю, и зеркальные авиаторы. Мне самому пришлось надеть солнцезащитные очки, чтобы немного привыкнуть.       Он выглядел как порно модель, сбежавшая со съёмок. Загорелый (и где только успел?), одетый в обтягивающую голубую футболку и плотно облегающие упругую вертлявую задницу коротенькие джинсовые шортики. Его бессовестно выставленные напоказ стройные ноги, обутые в неизменные розовые конверсы, были идеально продепелированы. Меня бы нисколько не удивило, если бы оказалось, что этот развратник не надел белья. Ему только чупа-чупса за щекой не хватало для полноты образа. Где-то внизу живота приятно заныло. Какой же он всё-таки был сексуальный! И улыбался так открыто, призывно, сверкая белоснежными зубами. Однако, когда он снял очки, я заметил, что глаза его лихорадочно блестели, а вокруг залегли чуть заметные тени. Он казался уставшим. По всей видимости, их «семейная жизнь» с Брайаном совсем вымотала парня.       — Я так соскучился, Фредди! — нежно прошептал Роджер и потянул меня к себе.       Я внутренне хмыкнул и не смог сдержать ликующей ухмылки, подставляясь под ласку и прижимаясь щекой к его разгорячённой коже. На нас тут же обратили внимание две глупо хихикающие девушки за соседним столиком, — педиков не видели, что ли? — и я в смущении отстранился, хотя раньше мне было бы всё равно. Роджер весело чирикал, взахлёб рассказывая последние новости, — и вправду соскучился! — а я откровенно пялился на него и очень хотел потискать. Как же я давно не прикасался к нему, не вдыхал его запах, не целовал; меня прямо лихорадило от желания схватить эти блондинистые волосы, собранные в небрежный хвост, оттянуть чуть-чуть назад и впиться в его волнующий рот жадным поцелуем. Но мы были в людном месте, да ещё и среди семейных парочек с детьми, и позволить себе могли лишь переплести пальцы и нежно поглаживать ими друг друга. На нас и так многие косились.       — Почему ты один? Где Брайан? — попытался я переключиться на менее волнующую тему.       — Он с Дики. Хотя должен бы уже прийти… — Роджер посмотрел на часы, а затем скользнул взглядом вокруг.       — У вас всё хорошо? Какой-то ты замученный.       Он смущённо улыбнулся и кивнул.       — Всё отлично! Просто ночи бессонные, сам понимаешь.       Я кивнул и проглотил неприятный ком, застрявший в горле. Конечно же, я понимал, а ещё завидовал и ревновал, и ничего не мог с собой поделать. Да сколько можно? Сколько я ещё буду так остро реагировать на все его слова о Брайане? Они счастливы, и мне давно пора оставить их в покое. В конце концов, он для меня всегда был только другом, даже если наша близость переходила порой всякие границы. Им и останется, что бы ни случилось. Разве этого мало? Но мерзкая ревность больно втыкала иголки в сердце, никак не желая отцепляться. Я всё ещё любил настолько сильно, что иногда задыхался от собственных чувств, судорожно хватался за телефон, мечтая услышать хотя бы его голос. Хорошо хоть мозгов хватало вовремя остановиться. Я вёл себя как одуревшая от страсти малолетка. Наверное, поэтому мне иногда хотелось всё бросить и уехать подальше ото всех. Да хоть к чертям собачьим! Лишь бы не видеть его небесных глаз и сводящей с ума улыбки, предназначенных не мне.       Какая непростая и удивительная у меня судьба.       Когда я встретил Роджера ещё совсем мальчишкой, она переплела наши жизни в тесный, запутанный клубок крепкой дружбы, порочной страсти и безумной любви. Затем, спустя годы, вплела жизнь Брайана, перевиваясь лёгкой невесомой нитью сначала со мной, а затем, не спрашивая разрешения, и с Роджером, связывая их судьбы воедино. Но, как ни странно, ни ревность, ни соперничество не помешали нам стать только ближе друг другу. И вот, наконец, появился Джон. Эта единственная, почти незаметная ниточка была наиболее загадочной и очень прочной. Она как будто опутала нас всех, соединяя в одно целое. И теперь нас уже четверо, словно так и должно быть, словно мы рождены, чтобы встретиться. Мы были настолько крепко связаны, что отныне наша общая судьба стала одна на четверых. Я это чувствовал.       — Фредди… Фред!       Из задумчивости меня вывел голос Роджера. Он сильно сжал мою руку, заставляя болезненно поморщиться. Какой-то я был рассеянный сегодня.       — Прости, задумался… Ты что-то спросил?       — Вот и они!       Он указал подбородком куда-то в сторону. Лицо его при этом вдруг озарилось таким счастьем, что я невольно залюбовался.       Я повернул голову туда же, куда был устремлён его взгляд, уголки моих губ нервно дёрнулись и медленно опустились вниз. Надо сказать, я до последнего надеялся, что мне удастся избежать неловкой встречи. И дело даже не в том, что я был не готов к ней, а скорее потому, что не знал, как смотреть в глаза Джону после того, что между нами было. Однако, если подумать… Ну что такого между нами произошло, за что мне пришлось бы стыдиться? Вот именно — ничего! Но всё равно внутренне поёжился, готовясь к неприятностям, потому что к нам приближался Брайан, и он, как назло, был не один.       Натянув на себя безмятежную улыбку, я поднялся навстречу, тепло обнимая Брайана. Джон же приветливо поздоровался с Роджером, а меня удостоил всего лишь коротким кивком и полным безразличием, словно я был пустым местом. Его я тоже хотел обнять, но в итоге замер, как дурак, в сентиментальном порыве и выглядел, наверное, до смешного жалко.       С того момента, как мы провели ночь вместе, прошло довольно много времени, и я надеялся, что он уже пришёл в себя и между нами не возникнет недопонимания. Но, как видно, ошибся. Он старательно притворялся, что совсем не замечал меня, и казался предельно спокойным и равнодушным. Но при этом слишком часто украдкой бросал настороженные взгляды в мою сторону, едва заметно улыбался и тут же отворачивался. Странно всё это…       При этом в глазах его не было и толики тепла, скорее лёгкая брезгливость, как мне показалось, словно я был чем-то противоестественным. А может, он при парнях так себя вёл, всеми силами демонстрируя, что мы едва знакомы. Это было очень неприятно и неожиданно больно. Не понимая, что происходит, я ловил на себе сочувствующие и чересчур понимающие взгляды Роджера и хмурые, неодобрительные Брайана, лихорадочно соображая, что же всё-таки мог сделать не так.       Всё время, пока мы общались, я старался вести себя непринуждённо и по возможности не ввязываться в разговоры с Джоном, хотя иногда это было просто необходимо. Он же был нарочито вежлив, но и только. Скупо отвечал, словно одолжение делал, словно каждое слово ему давалось с трудом. А я, порядком уставший от такого непонятного отношения, ждал только одного — когда уже можно будет улизнуть, не привлекая к себе внимания. Пора было прекращать весь этот абсурд.       Вечер определённо был испорчен.

***

      Во всей этой ситуации я чувствовал себя законченным идиотом, хотя всегда и вполне обоснованно считал, что являюсь взрослым и здравомыслящим человеком. Вспоминая тот случай и анализируя всё, что произошло ночью, а затем и утром следующего дня, я корил себя за возможную несдержанность и бестактность, погружаясь почти в отчаяние. А затем думал о его мягких невесомых поцелуях, подаренных мне уже на трезвую голову, и абсолютно искренне начинал себя подбадривать, тем самым прогоняя накатившее уныние. И сколько раз меня бросало из одного состояния в другое — не сосчитать! Но что сделано, то сделано, прошлого уже не изменить. В конце концов, приняв эту простую истину, я немного успокоился.       Впоследствии, сколько бы мы ни встречались все вместе, Джон никогда не отказывался от встреч, а напротив, приходил исправно, минута в минуту, как всегда прекрасный и загадочный. Тем более, что Брайан и Роджер, словно сговорившись, специально устраивали нам двойные свидания. Он был сдержан и предельно вежлив, при этом исподтишка продолжал настороженно и жадно наблюдать за мной своими колдовскими зелёными глазами. Конечно, я всё замечал и даже пытался завязать с ним диалог, неважно о чём, лишь бы хоть фразой обменяться, но он либо нарочито громко заводил с Брайаном разговор обо всяких пустяках и только для виду, либо под выдуманным предлогом внезапно срывался и уходил.       А мне оставалось только вздыхать и гадать: к чему затевались все эти забавы. Я же видел, как его тянуло ко мне. Разве так страшно любить меня? Или его пугало, что я мужчина? Желания играть в кошки-мышки не было, не дети же мы, в самом деле, а вот нормального человеческого общения очень не хватало. Неужели я так много хотел? Единственное объяснение необычным поступкам Джона, которое назойливо мелькало в мыслях, было то, что моя ориентация напрягала его и приводила в смятение. Он закрывался и не шёл на контакт, и я был вынужден оставить его в покое.       Своим странным поведением он действительно загадывал множество загадок, на которые, как бы я ни старался, какие бы предположения ни строил, но так и не находил ответа. Он не подпускал к себе, обдавая ледяным равнодушием, но при всём при этом его голодные глаза пожирали меня, словно просили о чём-то запретном, и я, теряясь в этих запутанных сигналах, всё сильнее жаждал обладать им. Он излучал такую сексуальность, что у меня напрочь отключался мозг, и я готов был совершить какое-нибудь безумство. Старался, как мог, держать себя в руках, но и это откровенно плохо получалось.       Такие эмоциональные встряски выматывали душу и лишали сил, хотелось послать всё к дьяволу и жить дальше. Но тут уже подключилась моя сучья натура. Меня охватывал жгучий азарт, и желание уломать этого рыжего непреступного мерзавца любой ценой, превращалось в острую необходимость. Я мечтал почувствовать вкус его тела, его запах, услышать его стоны. Но всё, что мне оставалось — это регулярно дрочить, представляя себе самые развратные и сводящие с ума картинки.       Ну за какие грехи это случилось именно со мной? И почему именно Джон? Чёртов натурал! Нет бы влюбиться в какого-нибудь гея. А может сказывалось длительное отсутствие секса? Но почему-то только его надменные губы я хотел целовать, только его сильные руки хотел ощущать своей кожей, только с ним хотел оказаться в постели и трахаться до умопомрачения. В такие моменты нежные чувства, как правило, отходили на второй план, о них попросту не было сил задумываться, животная похоть полностью владела разумом, и я безумно желал этого мужчину. Но когда, наконец, успокаивался, душа снова начинала требовать тепла и любви. Вот тогда-то становилось совсем хреново. Эмоции захлёстывали с головой, внутри всё стягивало в тугой болезненный узел и хотелось просто сдохнуть. И чем больше я размышлял об этом, тем глубже меня засасывало в болото отчаяния.       Влюблённость — это потрясающее ощущение, а то, что я влюбился в Джона, уже не вызывало сомнений. Мне доставляло мучительную радость быть рядом с ним хоть иногда, ловить его робкие улыбки, которые, как я хотел бы верить, предназначались только мне. Сердце замирало от внимательного взгляда и крепкого, длившегося чуть дольше, чем положено, рукопожатия. Он, словно солнышко, отогревал меня, лаская своим теплом. А я, как глупый мотылёк, летел на этот жар и безжалостно сгорал, раз за разом получая одни лишь ожоги. Мои чувства вряд ли были взаимны. Успокаивало одно — это когда-нибудь должно было закончиться, так или иначе. И я знал: как бы сильно ни горело в груди, как бы больно ни зудели оставленные от ожогов шрамы, завтра я вновь выйду на улицу, натяну на себя вынужденную счастливую усмешку и кинусь покорять мир.

***

      В один из вечеров я заработался допоздна над очередным эскизом. Сосредоточенно прорисовывал множество мелких деталей и подбирал наилучшие варианты палитры, потягивая между делом любимое вино. Заказ был очень важным и сложным, но я наслаждался процессом и ловил редкие минуты спокойствия и удовлетворения. И думалось так легко и просто: о плавности линий, игре света, гармонии цветов и ни о чём лишнем. Я был настолько поглощён работой, что не сразу услышал писк интеркома. А когда мерзкое пиликанье стало резать слух, будто бы бедную кошку мучили прямо за моим порогом, я оторвался от набросков и, бормоча себе под нос проклятия, направился к двери. Придушить бы эту сволочь, кем бы она ни была. Я терпеть не мог, если меня отвлекали таким бесцеремонным образом, особенно, когда вдохновение так и пёрло.       Это был Роджер собственной персоной. Я почему-то даже не удивился. Может не открывать? Сделать вид, что меня нет? Вот какого чёрта он припёрся? А может он пьяный? Или что-то случилось? Я всё-таки открыл замок и вернулся к работе. Как бы я ни любил его всей душой, но сейчас он вообще был не вовремя. Хотя, зная Роджера, удивляться было нечему. Он спокойно мог заявиться в любое время дня и ночи безо всяких церемоний. И даже если бы я трахался с кем-то, его и это вряд ли смутило бы. Он скорее с радостью присоединился бы.       Дверь чуть слышно скрипнула и с грохотом захлопнулась. Я дёрнулся, как от электрошока, и грифель карандаша съехал по бумаге, вырисовывая нечто невообразимое. Ну вот же, мать твою! Зачем так пугать-то? Значит, точно что-то случилось. Когда он вошёл, я даже голову не повернул в его сторону, а старательно затирал ластиком огрехи, матеря про себя нежданного гостя самыми отборными словами.       — Роджер, ты какого хрена здесь делаешь? — Я скосил на него глаза. — Где Брайан?       — Я ненадолго, — с порога заявил он. — Он там… Мне нужно поговорить, иначе меня разорвёт от такого количества мыслей.       — А позвонить не мог? Я вообще-то работаю… — Я оглянулся на него с любопытством.       Надо же, трезвый, но какой-то чересчур взбудораженный. Швырнув куртку на кресло, он направился к бару, налил выпить и залпом осушил стакан. Схватил бутылку, снова налил и снова выпил. Так и метался перед моим носом, как заведённый, наливая и залпом выпивая. Во даёт! Жидкость стремительно убывала. Нет, мне, конечно, ничего не жалко для своего друга, и пусть это пятнадцатилетний скотч, подаренный благодарным клиентом. Но эдак Роджер нажрётся за считанные минуты, а мне потом придётся волочить его пьяную тушку домой. Даже несмотря на то, что жили мы практически по соседству. А оставлять его у себя категорически не хотелось. Ведь не даст же поработать, гадёныш. Заказ срочный, и у меня не было времени на альтруизм. Хм… Интересно, что у него всё-таки случилось на этот раз?       — Да уж, выглядишь ты…       — Дерьмово?       Он остановился и жалобно на меня посмотрел. Поставил бутылку, стакан. Похоже, немного успокоился. А видок у него и вправду оставлял желать лучшего. Весь какой-то помятый, растрёпанный, с лихорадочным румянцем на щеках. Тёмные круги под глазами стали более выраженными, словно он не спал уже несколько дней, а охранял стратегически важный объект.       — Ну… я бы за тебя и полтинник не дал! — Насмешливо оглядев Роджера с ног до головы, я поднялся со стула и запахнул шёлковый халат. — Бесплатно бы взял.       Я резко притянул Роджера к себе и поцеловал. Он податливо прижался ко мне всем телом; пряжка его ремня больно впилась в кожу сквозь тонкую ткань халата, но я сосредоточился на ягодицах, оглаживая их, и не спешил отпускать. Он был такой горячий и вкусно пах «медовой пыльцой», сигаретами, едва уловимо гелем для душа и немного потом. Запах его действовал на меня как афродизиак, и я, как безумец тянулся на этот аромат, ничего не соображая. Пришлось приложить немало усилий, чтобы оторваться от его губ. Роджер застонал и уткнулся мне в плечо.       — Что случилось, дорогуша? — Я усадил его в кресло, налил нам выпить и устроился у его ног, приготовившись внимательно слушать ещё одну мелодраматическую историю.       — Я люблю его, Фред…       О, как! То же мне новость. Да я давно уже всё понял. И несмотря на это, его слова больно кольнули где-то под рёбрами. Роджер обречённо посмотрел на меня.       — И в чём загвоздка?       — Он отдался мне, я стал у него первым! Понимаешь? Чёрт… Мы даже ключами от квартир обменялись. Да мы практически живём вместе! — Он осушил стакан и замер. Мне не нужно было спрашивать, о ком шла речь, и так всё было понятно без слов. С той ночи в «Джи-Эй-Уай» прошло немало времени, и, видимо, в жизни этой парочки произошли кое-какие значительные перемены. — Он охренительный, Фред! Он буквально держит меня за яйца! Я ничего не могу с этим сделать, не могу от него отказаться, хочу его безмерно. И это не просто секс, а много больше… Знал бы ты, что он со мной делает! Это… это… — Ну что такого он там с ним делал? Хотя нетрудно догадаться. Роджер растерянно скользил взглядом по комнате, подбирая подходящие слова. — Он для меня как наваждение.       — Так не отказывайся. Трахайтесь, любите друг друга, у вас вся жизнь впереди!       Да уж, хуже не придумаешь. Если Роджер так втрескался в Брайана, да ещё и ключи от квартиры ему отдал, то это на самом деле серьёзно. Значит, наш пугливый «звездочёт» всё-таки перестал корчить из себя недотрогу и решился.       — Ты же знаешь, я не привык к такому, чтобы принадлежать кому-то одному! Да чёрта с два… А с ним по-другому не получится, ему нужно всё… А я боюсь…       — Чего, Роджи? Вы молоды, красивы, оба сексуальны сверх меры. Что вам мешает жить вместе и наслаждаться?       — Не знаю… Возможно того, что разочарую его. Он и так терпит мои закидоны. А ещё я — шлюха, и это не изменить. Тем более, после всего… А вдруг сорвусь, вдруг мне будет его мало? А вдруг он найдёт кого-то лучше? Жизнь далека от прекрасной сказки. Только там принцы и принцессы живут долго и счастливо и умирают в один день.       Я бы рассмеялся, да что-то не хотелось. Он яростно кусал губы, и смотрел куда-то под ноги. Нервничал. Я мягко высвободил его истерзанную губу и погладил по щеке.       — Сказок в детстве перечитал? Мне кажется, ты преувеличиваешь, всё не так ужасно. И хватит издеваться над своими губами, милый. Не ты первый, не ты последний. Все проходят через это. Встречаются, влюбляются, ничего страшного в этом нет.       — Ну да… ага, а потом мы поженимся, заведём собаку, будем готовить рождественскую индейку, а вечерами сидеть на диване и смотреть дурацкие ток шоу: «Курс выживания с Беаром Гриллсом» или «Восхитительный мир садоводства». И в конечном итоге я превращусь в долбанутую истеричку, или распутную «жёнушку», или…       Сумасшедший дом какой-то!       — Ты и так истеричка! Куда уж больше? Перестань вести себя как герой дешёвой мелодрамы, не нужно вот этих киношных монологов. И с чего ты вдруг решил ему изменять? — фыркнул я, еле сдерживая смех.       — А как иначе? Стану бегать к тебе, а ты будешь меня трахать… — съязвил он и состроил жалостливую гримасу. Вот это наглость! — Может, ну его нахуй, Фред?       — На мой или на твой, блондиночка?       Я всё-таки не сдержался и рассмеялся. Забрался к нему на колени и приласкал, словно маленького испуганного ребёнка. А он уткнулся носом мне в шею, что-то пробурчал и обнял за талию. Я не понимал, что его так тревожило. Что творилось в его дурной блондинистой голове? Проблема же яйца выеденного не стоила. Подумаешь, влюбился. Я вот уже столько лет его любил, и ничего…       — Пристрели меня, а? Чтобы не мучился, — пробубнил он мне куда-то в плечо.       — Обойдёшься, тебя ещё трахать можно, — шутливо ляпнул я.       Все мучения Роджера выглядели такими наигранными и пустячными, что кроме снисходительной улыбки ничего не вызывали. Но, видимо, для него это было чем-то более серьёзным. Он оттолкнул меня, взвился как ужаленный и, захватив с собой бутылку, забрался в самый дальний угол кровати. Обиделся. Уселся у стены, прижав к груди колени, надутый и злющий, как все черти ада. Прикусив кончик языка и смешно хмуря брови, одной рукой он сжимал горлышко бутылки, другой же старательно и с остервенением пытался сковырнуть этикетку со стекла и, периодически отвлекаясь от своего занятия, хлестал виски прямо из горла. Как же я обожал его, такого капризного, по-детски сердитого и безумно сексуального. Я подполз к нему, приткнулся рядом, опустив голову ему на плечо, и виновато пробормотал:       — Прости, Роджи. — Он скосил на меня глаза и снова нахмурился. — Я не хотел над тобой смеяться. Тем более я сам не в лучшей ситуации…       Он замер с бутылкой у рта, обдумывая мои слова, протянул виски и примирительно буркнул:       — Пей и рассказывай.       Я вздохнул и сделал несколько приличных глотков. Я уже пожалел о своей несдержанности. Почему-то не хотелось ничего рассказывать, наверное, из-за того, что боялся услышать в ответ. А он ждал, искоса поглядывая то на меня, то на бутылку.       — Это Джонни…       — Хм, я почему-то так и подумал. — Роджер пьяно ухмыльнулся и забрал у меня виски. — Ну а у вас-то в чём проблема? Что с вами происходит?       — В каком смысле? — Я искренне удивился, не понимая, что он имел в виду.       — Да вы же жрёте глазами друг друга! Мы с Брайаном давно это заметили.       — Вам показалось… Он даже не смотрит на меня…       — Ну да, и ты на него не смотришь… — перебил Роджер, нетерпеливо махнув рукой. — А может, вы оба смотрите, да только по времени не совпадаете? Выглядит всё так, будто вы уже много дней кругами бродите вокруг да около и всё никак не состыкуетесь.       — Проблема в том, что он натурал. — Я вздохнул и забрал бутылку обратно. — Сам же понимаешь, что значит иметь с ними дело.       — Угу… А хочешь, скажу, что я ещё понял за свою короткую, но бурную жизнь? Нет стопроцентных натуралов. К некоторым всего лишь нужно найти особый подход, если есть желание, конечно. Вспомни пансион. Сейчас половина парней уже женаты, а как отсасывали… Ух! За уши не оттащить было!       Да уж! То, что в пансионе от одного только вида этой «развратной блондинки» многие выпрыгивали из штанов, несмотря на свою ярую гетеросексуальность — это факт! И скольких он поставил перед собой на колени — не счесть! И уж мне ли не знать, что своим невинным личиком и нежными губами он мог соблазнить самого целомудренного монаха. Вон Брайана же нагнул… Хотя циничность Роджера даже меня порой повергала в шок. Но в чём-то он был прав, и надежда с новой силой стала расцветать в моей душе.       — Мне нравится Джон. — Роджер похлопал меня по коленке. — Тебе повезёт с парнем, Фредди, а я уверен, что ты его уломаешь, в конце концов. Это вопрос времени. Одно только жаль… — Он многозначительно посмотрел на меня и потянулся к моим губам. Его поцелуй был нежным, пьяно-развязным и отчаянным, словно уже последним. — Мне будет чертовски этого не хватать…       Было больно слышать это. И пусть Роджер уже захмелел и не вполне осознавал, что нёс, но он словно благословил нас, полностью открещиваясь от меня и наших непростых, но очень близких отношений. Но, наверное, так было правильно, потому что нам уже давно следовало прекратить так влиять друг на друга. Потому что теперь они с Брайаном были влюблены и светились оба от счастья, как рождественские ёлки. А меня разъедала глупая жгучая ревность, и ещё зависть. Господи, куда я скатывался?       Я перевёл взгляд на Роджера. Он сидел так близко и был таким тёплым и красивым. Влюблённым. Не в меня… За столько лет нашей дружбы я много раз пытался разлюбить его, но крохотная надежда не давала забыть эти изнуряющие душу чувства. Я сам не хотел его отпускать и мучился. Теперь же, наконец, отчётливо понял, что надежды у меня никогда и не было, а лгать себе — последнее дело. Я столько лет жил в иллюзии, которая сегодня безжалостно разбилась об его: «Я влюбился!».       — Всё изменилось, дорогуша. От того беспутного мальчишки, каким ты был ещё недавно, почти ничего не осталось. Ты любишь и горишь в этом чувстве. Что бы ты ни говорил, мы оба прекрасно знаем, что тебе в действительности важно. Наша дружба останется с нами, наши чувства будут прежними, в этом можешь быть уверен. Я всегда буду рядом. Но тебе нужен Брайан. Он меняет тебя, да и сам меняется тоже. И только от вас зависит, как долго продлятся ваши отношения. Но, если честно, вам обоим идёт быть влюблёнными.       — А как же ты? — он взял в ладони моё лицо, внимательно и печально вглядываясь в него.       Я позволил себе пожать плечами. Это уже не имело значения. Закрыл глаза, пытаясь унять боль, не должен я её показывать.       — Знаешь, какая это редкость — любить кого-то по-настоящему? Не путая это чувство со страстью, вожделением или простой привычкой. А знаешь, какая это редкость — получать взаимность? — Я помедлил в нерешительности несколько секунд, а потом сдался. — Мне нужен Джон, — горько усмехнулся я и, не дав Роджеру что-либо возразить, снова потянулся к его губам.       Нас прервал звук интеркома. Мы вздрогнули от неожиданности и отпрянули друг от друга. Роджер сдавленно пискнул: «Ой!» и подорвался с кровати, а я с удивлением наблюдал за его метаниями. Чего это он так переполошился? Как оказалось, это был Брайан. Устроили здесь дом свиданий!       Когда я впустил его, он влетел в квартиру разъярённой фурией и, не обращая на меня внимания, накинулся на притихшего Роджера, лепечущего какие-то оправдания и бросающего пьяные взгляды то на Брайана, то на меня. А затем, видимо, подумав, что скандала всё равно не избежать, ломанулся за недопитой бутылкой, вцепился в неё, как в самое драгоценное, и замер в ожидании. Брайан только руками развёл от бессилия и устало вздохнул.       — Здравствуй, Фредди. — Он чмокнул меня в щёку. — До свидания, Фредди. — И выволок этого засранца за шкирку из квартиры.       Из гневной тирады я узнал, что Брайан больше часа прождал своего непутёвого бойфренда в машине и даже успел задремать. А когда очнулся в полном одиночестве, то пришёл в бешенство. Роджер, конечно же, за всеми драматическими словоизлияниями совершенно забыл о предмете своей страстной влюблённости. Это ж надо так! Вот только он был способен на подобные выкрутасы. А Брайан-то каков! Я был приятно впечатлён изменениями. Где тот робкий и неуверенный в себе тихоня? И надеялся, что он устроит Роджеру хорошую взбучку, чтобы в будущем неповадно было. Хотя я так до конца и не понял, на кой чёрт он вообще ко мне заявился. Напиться не с кем было? Я от души посмеялся над этой парочкой. Чувствовалось, помотают они нервы друг другу. Сам же решил снова вернуться к работе.       Но не прошло и получаса, как я выставил этих оболтусов, интерком опять запиликал. Я смачно сматерился и поплёлся снова открывать дверь. На этот раз ко мне пожаловал Джон. У меня тут проходной двор, что ли? Какого хрена все шастают без предупреждения? Похоже, мне сегодня не дадут нормально поработать. Пока он поднимался, я, сохраняя философское спокойствие, старался не думать о причине его прихода и просто ждал. Смысла дёргаться раньше времени не было. Однако его визит меня изрядно удивил.       Он появился на пороге хмурый и собранный, полный какой-то отчаянной решительности. Не сказав ни слова, он прижал меня к стене и поцеловал. Дьявол! Он меня съесть надумал или… Это было болезненно. Он буквально насиловал мой рот, покусывая и вылизывая, прижимался ко мне всем телом, и я чувствовал, как он был возбуждён. На все мои попытки хоть что-то произнести, он затыкал меня очередным неистовым поцелуем, жадно шаря руками по моему телу и пытаясь избавиться от и без того едва прикрывающего меня халата. Я стал задыхаться и протестующе замычал, пытаясь отодрать его от себя. Но он впивался мне в губы, пока сам не выдохся.       — Ты что творишь? С ума спятил? — с трудом выдохнул я.       — Хотел попробовать, — едва отдышавшись, прошептал он. — И ты был прав… Это в самом деле что-то особенное и ошеломляющее. Жаль только… что ты не женщина.       Он замолчал, а я тоже не знал, что ответить, настолько я был ошарашен. Тяжело дыша, он заинтересованно оглядел меня, провёл большим пальцем по моим губам, надавливая, словно стирая свои поцелуи, и так же стремительно ушёл.       А я тупо пялился на закрытую дверь, не соображая вообще ничего. Ну и что это, мать вашу, было? Мой член стоял колом, тело, почти обнажённое, трясло мелкой дрожью, а в голове шумело, как после грандиозной пьянки. Никогда бы не подумал, что этот ангел с прекрасными глазами сможет быть таким жёстким. И что всё это значит? Он что, меня на прочность испытывал? Или всё же себя? Это что за блядские игры?       Сначала Роджер, влюблённый по уши в Брайана, мозг выносил, а потом и Джон со своими неистовыми поцелуями накинулся. Я ведь не железный, чтобы на мне упражняться в своей любвеобильности. От всего сердца обматерив Тейлора за его непомерную гиперсексуальность, Джона за его нерешительность и откровенное издевательство над моей ранимой душой и Брайана, который просто попал под горячую руку, я решил принять расслабляющую ванну. Один чёрт, работать сегодня не смогу.