Шаг вперед

Сделав глубокий вдох и прекрасно понимая, что предстоящий разговор вряд ли будет легким, Намджун всё же постучался в закрытые двери, за которыми раздавалось шуршание и невнятные всхлипы. Намджун не хотел быть здесь. И не должен был быть. Но пару месяцев назад он увидел в их любимом ресторане, где они каждый четверг ужинали вместе с родителями, одну странную сцену. А три недели назад подслушал разговор, не предназначенный для его ушей. И невольно стал участником истории, в которой ему не было места. И тем не менее. Он стоял здесь. Чтобы закончить разговор, который они начали еще десять дней назад. И с тех пор кое-кто усиленно избегал Намджуна, чтобы его не заканчивать. Но Намджун не собирался сдаваться так просто, чувствуя на себе странную ответственность за происходящее. Хотя по факту не имел к нему никакого отношения. – Кто там? – раздался из-за двери не слишком довольный хриплый голос Юнджи, по которому Намджун без труда понял, что она плакала. Она вообще много плакала в последнее время, вот только замечал это почему-то исключительно он. Даже Юнги, ослепленный своей влюбленностью и не сводящий восторженных щенячьих глаз с Чимина, не видел, что с его сестрой что-то не так. Очень не так. – Это я, – кашлянул Намджун, уже предвидя реакцию на эту фразу. И не прогадал. Злобное «Иди к черту» ему в ответ было вполне предсказуемо. – Если ты мне не откроешь, то я прямо сейчас иду к Юнги. Или мне лучше рассказать все своим родителям, чтобы они позвонили твоим и устроили полноценную панику? – в голосе Намджуна прозвучала тихая, но вполне реальная угроза, поэтому всё, что оставалось Юнджи, – это, недовольно скривившись, подняться с кровати и все-таки открыть предусмотрительно закрытую на замок дверь. А Намджун в который раз поразился тому, насколько эта девушка может быть идеальной. Даже сейчас, после целых рабочих суток на ногах, из ее двух высоких перевязанных белыми бантами хвостов не выбилось не единой пряди, на кружевном белом платье с туго затянутым корсетом не замялась ни одна складка, а макияж выглядел так, словно она нанесла его всего пару минут назад. Поразительно красивая, но всегда так пугающая его маска. Особенно сейчас, когда он знал, что в жизни старшей сестры его друга всё далеко не так гладко, как могло казаться со стороны. Лишь слегка покрасневшие глаза, в которых не было привычных им всем разноцветных линз, выдавали, что с Юнджи что-то не так. – Ну и чего нужно? – скрестив руки на груди, насупилась девушка. – Может, я войду? – вопросительно вскинул брови Намджун и на всякий случай уточнил: – Или будем обсуждать это на весь дом? У Тэхёна отличная акустика. – Как же ты меня достал, – недовольно простонала Юнджи, возвращаясь в комнату и плюхаясь на кровать. Намджун, решив, что это всё же приглашение, вошел за ней следом, осторожно прикрывая за собой дверь, и без всяких прелюдий спросил: – Ты как? – заставляя Юнджи мучительно скривиться и недовольно застонать: – А ты не видишь? Всё нормально. НОР-МАЛЬ-НО, – четко, по слогам, как для тупых, повторила она, – Я просто устала, хочу смыть косметику и спать. А ты со своими тупыми визитами и вопросами не даешь мне сделать этого! Впрочем, Намджуна было не пронять подобными сценами, они уже проходили это, потому он просто проигнорировал тон Юнджи и всё ее возмущение. – Ты же прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю, – с беспокойством посмотрел на девушку он. – Или… – его глаза потрясенно округлись, – ты все-таки это сделала? – все-таки спросил Намджун, еще сильнее накаляя обстановку в комнате. Однако Юнджи не спешила отвечать на его вопрос. Она лишь, обреченно застонав, прикрыла глаза и запрокинула голову, затягивая паузу и натягивая нервы Намджуна до предела. – Нет, – спустя две долгих мучительных минуты, отрицательно покачала головой она. – Не смогла. Но обязательно сделаю. В ближайшие недели. И даже не пытайся мне помешать. – Ты ему рассказала? – никак не желал оставлять девушку в покое Намджун, раздражая ее всё сильнее и сильнее. – Какое твое дело? – недовольно рыкнула на него Юнджи, до боли зажмуривая глаза. Сильнее. И еще сильнее. Настолько, что ей стало больно. Почти так же сильно, как было с самого момента начала этих отношений. – Неужели он такой мудак? Вы же встречаетесь два года? Ты же влюблена в него? Намджун всегда казался Юнджи недалеким симпатичным другом ее младшего брата, но те вопросы, которые он задавал сейчас… так ловко попадали в самые больные точки, что она начала сомневаться в своих суждениях. Всё, как всегда, оказалось куда глубже. И сложнее. Хотя, кажется, не было ничего сложнее в этом мире, чем те отношения и тот переплет, в который она вляпалась. – То, что я влюблена в него, не значит, что он влюблен в меня, – наконец-то выпрямляясь и открывая глаза, горько улыбнулась Юнджи. – Откуда ты знаешь? Ты же хорошая девушка, и наверняка он тоже хороший человек, поэтому… – Не говори то, о чем не имеешь ни малейшего представления, – снова зло оборвала этого благодетеля Юнджи. Потому что не был сопливый друг ее брата никаким благодетелем, как бы ему ни хотелось таковым быть. И он ну никак не мог решить всех ее проблем. Ведь Намджун… даже не представлял масштаба происходящего в ее жизни стихийного бедствия. Потому что на самом деле она была вместе с НИМ половину своей жизни. Уже четырнадцать лет. Какие два года, о которых она соврала Юнги и друзьям? Полная чушь! Еще и намек на то, что она встречается с девушкой, – Юнджи и сама не знала, зачем ляпнула это. Чтобы защитить ЕГО? Или себя? Кто бы знал. Потому что ОН был старше ее на двадцать пять лет и по классике женат. Потому что, как бы ей ни хотелось верить во взаимность, где-то в глубине души она знала, что ее нет, никогда не было и никогда не будет. Потому что ОН изо дня в день обещал ей бросить своих детей и жену и находил сотни поводов и причин не делать этого. Потому что Юнджи и не ждала от него этого. Она с самого начала знала, что эти отношения обречены, она не хотела быть в них, но… теперь сама желала их больше всего на свете. Потому что это была ее четвертая беременность за эти четырнадцать лет. И четвертый ребенок, которого она собиралась убить. Без малейших сомнений. Потому что Чонгук с Хосоком вряд ли обрадуются, если у них родится сводный брат. Ну или сестра. Особенно от старшей сестры их лучшего друга, которую в четырнадцать лет напоил, совратил и изнасиловал их родной такой безупречный и горячо любимый отец. – И как ты могла в такое вляпаться? Ты же такая умная, – Намджун с горечью посмотрел на девушку, по щекам которой струились прозрачные дорожки слез. И ему стоило огромных усилий сдержать себя, чтобы не подойти к ней и не попытаться вытереть их. Не стоило этого делать. Он знал. Юнджи прекрасно объяснила это ему еще в прошлый раз. – Пошел к черту, – в который раз послала его она, уже сама не веря в смысл этих слов. – Я-то пойду, – кивнул Намджун, понимая, что их разговор снова не складывается и его лучше заканчивать, пока не случилось… ничего громкого и слишком страшного. – Я просто… Просто я… хотел сказать, что если тебе захочется поговорить с кем-нибудь или тебе нужна будет какая-то помощь и поддержка, то я… Ты всегда можешь обратиться ко мне. Вот. – Ты же знаешь, что я никогда не сделаю этого? – криво улыбнулась Юнджи, совсем не польщенная этой самой заботой и поддержкой. Ведь она была ей нужна совсем не от Намджуна, а от абсолютно другого человека. – Знаю, – спокойно кивнул Намджун. – Просто помни об этом, – тяжело вздохнул он и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты, аккуратно закрывая за собой двери и оставляя Юнджи один на один с ее проблемами, болью и слезами, так и продолжающими скатываться одна за одной по идеально накрашенным, фарфорово-белым с кукольным переливом румянца щекам. Ему ведь безумно нравилось, когда она так красилась и одевалась. Он просто обожал все эти яркие цвета, заколочки, милые причесочки, платьица, оборочки, чулки и кружевное белье. Ему нравилось видеть в ней свою идеальную, красивую, маленькую фарфоровую куколку. Любимую игрушку. И Юнджи научилась быть такой. Она стала настоящим совершенством в этом искусстве. Настолько, что уже и не помнила себя настоящей и какой она была ДО. И еще сильнее ненавидела себя за это. И за то, что, несмотря ни на что, не могла выжечь из своей головы и сердца этого человека и свою такую жуткую, но такую искреннюю и сильную к нему любовь.