Шаг вперед

– Чимин, как ты себя чувствуешь? Тебе стало легче? Температура вроде бы спала… – В голосе миссис Ким, положившей сухую прохладную ладонь на его покрытый испариной лоб, звучало столько неприкрытого беспокойства и заботы, что Чимину хотелось плакать. Ведь он сейчас… фактически обманывал ее? Одного из самых важных и бесконечно добрых людей в своей жизни. Ему было гадко от самого себя, но он просто физически не мог признаться в том, что случилось, почему ему вдруг так внезапно стало плохо, и эта псевдоболезнь была просто идеальным объяснением его состояния. К тому же Чимин даже не сам придумал эту ложь, ему поставила диагноз школьная медсестра, к которой его буквально принесли на руках так вовремя подоспевшие на помощь одноклассники. И озноб, взлетевшая до тридцати девяти градусов температура, обморок, слабость и бледность так красиво складывались в логичное подтверждение этого диагноза. Все так легко поверили в него и не задавали никаких вопросов, что самым безопасным для Чимина сейчас решением было просто согласиться с ним. И всё. Он даже обманул перепугавшегося до смерти за него Юнги. И за это себя просто ненавидел. Ли Донхэ лишь снова замаячил на горизонте его жизни, а всё уже ломалось и летело ко всем чертям. Сам Чимин ломался, его тело. Да. Таков, наверное, и был его истинный диагноз. Поломка всех жизненных функций по причине Ли Донхэ. Но озвучить его вслух… Нет. Ни за что. Чимин и сам-то в нем себе едва признался. А произнести это вслух, сказать кому-то… значило бы окончательно утвердить эту жуткую реальность. А так… так у него была еще хотя бы смутная надежда, маленький шанс на то, что его затянуло в продолжительный бред или никак не желающий заканчиваться сон. И пока, в надежде на то, что всё закончится, образуется и уладится само собой, что Ли Донхэ просто возьмет и исчезнет так же внезапно, как и появился, Чимин был согласен безукоризненно следовать этому правилу. Лишь бы ничего не происходило. По-настоящему. Лишь бы его не трогали и не заставляли переживать самый главный ад в его жизни снова. Но… Кажется, он уже его проживал. Только вот… во сне или наяву? Чимин всё еще никак не мог разобраться в этом. И понять, что ему делать. Как спастись. И можно ли вообще. Наверное, самым правильным было бы рассказать о случившемся миссис Ким, бабушке, да и всем остальным тоже. Попросить ее привлечь юристов, чтобы продлить судебный запрет, но… Чимин не мог. Физически. Стоило ему лишь подумать об этом, как в его рту буквально образовывалась пустыня, а язык прилипал к нёбу так, что не отодрать. Его тело как будто намекало ему, нет, говорило прямым текстом, что делать этого не стоит. Однако сейчас ему всё же следовало взять себя в руки и сказать хоть что-то, поэтому, сделав над собой усилие, Чимин рвано выдохнул: – Да, – и тут же закусил губу, чтобы просто не расплакаться от собственной жалкости и беспомощности. – Я позвонила в школу и в академию, предупредила всех, что ты заболел и тебе нужно отлежаться, – миссис Ким с теплой улыбкой погладила отчаянно зажмурившегося Чимина по голове, даже не представляя, что каждый ее полный заботы и нежности жест, каждая улыбка и каждое слово причиняют ему просто невыносимую боль. – Но… – начал было он, однако женщина, не совсем верно истолковавшая начало его ответа, недовольно перебила Чимина: – Это даже не обсуждается! Ты сейчас поешь, выпьешь лекарство и будешь долго и много спать. Никто не умрет без тебя за трое суток, поверь, – миссис Ким наградила Чимина строгим взглядом. Возможно, в другое время он бы поспорил с ней. Ведь конец семестра, рождественский концерт, микстейп Намджуна, подготовка к конкурсу и его сольные номера, но… Почему-то всё это сейчас было совершенно не важно. А еще у Чимина… просто не было сил. Если бы он только мог до конца жизни прятаться в этой комнате под одеялом, то он с удовольствием так бы и сделал. Но трое суток – уже не так плохо. Возможно, они помогут ему придумать, что делать, как дальше быть и куда бежать. И бежать ли. А пока он покорно, по ложечке, съел приготовленный для него бульон, выпил все лекарства и, удобно устроившись в постели, задремал под тихое монотонное пение поглаживающей его по голове миссис Ким, бабушки. Которая вела себя с ним… будто ему три года и она правда его настоящая бабушка. Так, как Чимин того не заслуживал. Уже сквозь сон он услышал, как завибрировал где-то вдалеке чей-то телефон, и почувствовал, как рука бабушки – такая теплая, приятная, как будто забирающая из его головы все плохие мысли и защищающая от проблем – исчезает с его головы. Как сама она встала с его кровати и отошла куда-то. И до Чимина, словно через плотный слой ваты, донеслись обрывки ее полных беспокойства фраз: «Что случилось? Они опять что-то натворили?» «Откуда? Ты никогда не звонишь мне так поздно». «Как в больнице? Что случилось? Он заболел?» «Что? Избил? Кто?» «Ты уверена?» «Хаюн, ты точно уверена? Ты понимаешь, что это очень серьезные обвинения и что если ты их выдвинешь, будет большой скандал?» «Нет-нет, я всегда на твоей стороне. Он мне никогда не нравился. Но об этом потом. Самое главное – где он? Вы сейчас в безопасности?» «Я сейчас позвоню охране». «Хаюн, так нужно». «Я уже выезжаю. Держись. Я скоро буду». «Тэхён уже с вами? Вот мелкий поганец». «Нет, Чимин только уснул, я разбужу и спрошу его». «Нет-нет, он наверняка захочет приехать и вообще очень расстроится, если мы ему сообщим». «Держись, я правда скоро. И не забудь позвонить Минам. Нам будет нужна их поддержка и юридическая помощь, если всё так серьезно и ты правда решила пойти до конца». «Они будут на нашей стороне. Не переживай. Они хорошие люди». «Всё, не плачь. У тебя двое сыновей. И ты им обоим сейчас нужна очень сильной». «Всё будет хорошо, Хаюн. Ты справишься. Мы справимся с этим. Не переживай».