Шаг вперед

– Молодой человек, вы собираетесь выходить? У нас уже десять минут простоя, – недовольный голос таксиста заставил Чимина вынырнуть из мрачного водоворота чувств и мыслей, что бушевали внутри него, и оторваться от меланхоличного созерцания корпусов школы. В последние месяцы он был так счастлив, приезжая сюда каждое утро. У него появились настоящие друзья, группа, танцы, музыка и… настоящая семья и Юнги. Чимин непозволительно расслабился и позволил себе то, что так клятвенно обещал не позволять, – быть… нормальным и счастливым? Ведь всё это не для него. Он же знал. И он знал, что будет мучительно больно, когда вся эта его волшебная иллюзия, сказка наяву закончатся. И это было больно. Ведь они заканчивались. Прямо сейчас. И Чимину пришла пора вернуться на свое законное место. В реальность. Которая была хуже любого кошмара. К Ли Донхэ. Который и правда мог разрушить всё до основания лишь по щелчку пальцев. Разрушить BTS, то, что они строили и к чему шли все эти годы. И Чимин просто не мог ему позволить сделать это. Что угодно, но только не ребята и BTS. Не Юнги. И не его семья. И у Чимина было лишь два варианта, как можно обезопасить их. Нет, всего лишь один. И он уже принял решение. Вот только его реализация… пока была под очень и очень большим вопросом. Чимину требовалось время, а это значило лишь одно – пока он не покинет группу, Юнги и ту жизнь, которую он так опрометчиво позволил себе жить последние месяцы, ему нужно подчиняться Ли Донхэ и выполнять любое его желание или требование. Чтобы BTS и их репутация были в полной безопасности. И уж что-что, а в исполнении абсолютно всех прихотей Ли Донхэ Чимин за годы их знакомства стал настоящим профи. Именно поэтому сегодня утром он проявил все свои актерские таланты, чтобы уговорить бабушку отпустить его в школу, ведь ему нужно было «сдать очень важное эссе прямо в руки» одному из учителей. Ну-ну. И она так легко поверила в это, что Чимину было почти больно. Лишь убедилась в том, что у него нет температуры, заставила съесть сразу две порции каши на завтрак и строго-настрого предупредила Чимина, что у него есть ровно два часа. Возможно, дело было в том, что они с миссис Чон слишком были заняты Хосоком, Чонгуком, врачами, суетящимися по всему дому адвокатами, но кто бы знал, как Чимин хотел, чтобы его никуда не пустили, чтобы начали расспрашивать, и он, возможно бы, даже признался, но… – Так вы выходите? – еще более раздраженно повторил таксист. – Да-да, – нервно кивнул Чимин и, протянув мужчине мятую двадцатку, которая с лихвой покрывала и стоимость поездки, и стоимость простоя, неловко выбрался наружу, с ужасом глядя на школьные корпуса и чувствуя, как сильно сжимается сердце внутри, причиняя ему почти физическую боль. Лишь от одних мыслей о том, что ему предстояло, он с легкостью мог бы словить паническую атаку, но так предусмотрительно принятая тройная доза успокоительных помогала ему сохранить хотя бы часть здравого рассудка, его подобие. Вот только помогал ли ему этот здравый рассудок? Совершенно иной вопрос. Нервно сглотнув и окинув еще раз взглядом внезапно ставшие ненавистными школьные корпуса, Чимин поправил сползшую с плеча лямку рюкзака, надетого исключительно для достоверности, и на негнущихся ногах отправился к корпусу преподавателей. Донхэ выбрал удачное время: все учителя и ученики были на уроке, и Чимин не встретил на пути к месту своей казни ни единой живой души. Конечно, ведь Донхэ всегда всё делал правильно, чему удивляться. Но, может, оно было и к лучшему. Чимин даже не представлял, что с ним будет, если он встретит кого-то из своих знакомых сейчас. Ведь он просто физически не был способен на нормальное общение. А если бы он встретил Юнги, Намджуна, Джейн или Джина, которые совершенно точно сегодня были в школе, то… Но он никого не встретил. Никто не остановил Чимина на его пути. Никто его не спас. Как всегда. Ровно в 12:00 он стоял у методического кабинета на третьем этаже. Донхэ уже ждал его с этой совершенно милой, полной проникающего сразу под кожу яда и причиняющей Чимину настоящую боль, забирающей его пульс и дыхание, улыбкой. Он выглядел, как всегда, безупречно с этими своими отросшими ярко-рыжими волосами, которые так впечатлили всех девчонок в их классе, темных джинсах и белой рубашке с закатанными рукавами и расстегнутыми двумя верхними пуговицами – всё по правилам приличия и в то же время обнажает чуть больше, чем обычно позволяют себе педагоги. Крепкая загорелая шея с поблескивающей на ней золотой цепочкой и маленьким кулоном с буквой D – Чимин знал это, даже если бы рубашка Донхэ была застегнута, ведь он сам когда-то мыл три месяца машины соседей, чтобы на этот подарок денег накопить, – и мощные, увитые прожилками вен руки, которые могли причинять невозможное количество боли. Уже не раз причиняли. И будут причинять. Чимин знал это. Единственное, что хоть как-то его обнадеживало, – цвет рубашки. Белый. Значит, возможно, они сегодня обойдутся хотя бы без крови. Или?.. Донхэ молча, кивком приказал Чимину следовать за собой, и тот так же молча ему подчинился. Глупо было предположить, что он станет делать что-то с ним прямо в коридоре преподавательского корпуса или в методическом кабинете, в который в любой момент кто-то мог зайти, а вот в одном из туалетов, на двери которого висела табличка «Не работает» и который так удобно закрывался на ключ, – вполне. Всё самое кошмарное в жизни Чимина всегда происходило в этих чертовых туалетах. И сегодняшний день не был исключением. Когда Донхэ с шумом дважды провернул в дверном замке ключ, отрезая Чимину единственный путь к отступлению, и, покручивая на пальце связку, обернулся к нему, еще шире растягивая губы в режущей острее любого лезвия улыбке, то Чимин, парализованный ядом его присутствия и не имеющий в себе силы не то что на сопротивление, но даже на то, чтобы выдавить из себя хоть слово, с тихой обреченностью понял, что кровь сегодня будет. И много. Ведь у Донхэ всегда было с собой сразу три запасных комплекта одежды. И рубашек тоже. И его мягкое, вкрадчивое: – Ну привет, Чим-Чим. Соскучился? Наконец-то этот чертов судебный запрет истек и мы встретились, да? – лишающее Чимина остатков рассудка, воли и возможности двигаться, а также нездоровый блеск в потемневших от ярости глаз лишь подтверждали это. Как всегда. Ведь всё наконец-то возвращалось на круги своя, снова затягивая Чимина в его персональный ад.